- Вели ей уйти, Макс!
Она зарыдала в голос, и Питер отступил еще на шаг.
- Убери ее отсюда!
- Иди на кухню, - сказал Макс.
- Не поддавайся ему, Макс, - взмолилась она, а затем выпрямилась, вызывающе взглянула на Питера, но, словно поняв, насколько тщетны ее усилия, поникла и медленно пошла к кухне. Уже на пороге женщина обернулась, собираясь что-то сказать, однако рыдание сдавило ей горло, и она скрылась за дверью.
Питер смотрел ей вслед, вслушиваясь в приглушенный плач.
- Ты довел ее до слез, - сказал Макс.
Питер стоял, тяжело переступая с ноги на ногу, большой вес явно мешал ему.
- Прости, - сказал он, не отрывая глаз от кухонной двери. - Она всегда так плачет?
- Не знаю, - ответил Макс. - Плачущей я ее еще ни разу не видел.
Он подошел к Питеру, заглянул сбоку в его лицо.
- Ты можешь идти, - сказал он. - Теперь тебе никто не мешает.
Однако Питер так и стоял, глядя в сторону двери. Рыдания стихли, а он стоял, глядя туда и думая. И наконец повернулся к Максу.
- Я не буду донимать тебя, Макс, - сказал он. Макс не шелохнулся. - Ты меня понял? Не буду.
Лицо Макса радостно вспыхнуло, он улыбнулся:
- Ты это всерьез?
- Да, - ответил Питер. - Ладно, пойду. Прости, что потревожил тебя. Наверное, больше мы с тобой не увидимся. Прощай, Макс.
- Прощай, Питер, - отозвался Макс. Ему не терпелось побыстрее выпроводить гостя, потому что в присутствии Питера он никакой уверенности в себе не ощущал.
Питер повернулся к двери. Он понимал, что Макс ждет его ухода. Однако уже на самом пороге остановился, поколебался и снова повернулся к Максу.
- Макс, - заговорил он быстро, со странным смирением. - Как по-твоему, сможешь ты как-нибудь вечером пригласить меня на ужин?
Макс молчал, удивленно глядя на него.
- Я мог бы приодеться, - торопливо продолжал Питер. - У меня есть новый костюм, я надел бы его, и мы посидели бы, как старые друзья.
Макс, просияв от радости, подступил к нему.
- Конечно, Питер. Хочешь, поужинай с нами сегодня.
Питер едва не согласился. Но, взглянув в направлении кухни, покачал головой.
- Не сегодня, Макс, - сказал он. - Сегодня у меня назначена встреча. Может, где-нибудь на той неделе?
- В любое время, - сказал Макс.
- Ты позвонишь мне и пригласишь в гости, а, Макс?
- Обязательно, Питер. Позвоню.
Они обменялись радостными рукопожатиями. Питер вышел из квартиры, направился к лестнице. Положил ладонь на перила и начал медленно спускаться, чувствуя, что устал, снова начиная потеть и с грустью думая о том, что Макса он больше никогда не увидит. Думая о его женщине. Он жалел, что заставил ее плакать. Она была простой, совершенно чужой ему женщиной, однако Питер знал, что именно в такую он и мог бы влюбиться - мгновенно.
ПЬЕСА В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ
Процесс Клевинджера
Относительно переделки романа в пьесу мистер Хеллер рассказал следующее: "С самого начала было ясно, что изменения предстоит сделать значительные. Необходимо было исключить или сократить большие куски книги. Многие эпизоды ее изымались просто потому, что не имели достаточно близкой связи с основными темами пьесы - войной, смертью, гонениями и угнетением. Одни я отбрасывал с облегчением, другие неохотно. "Процесс Клевинджера" был написан, а затем с сожалением удален из пьесы по причине скорее длины его, чем сути. Сцена занимала почти двадцать машинописных страниц - слишком много для персонажа второго плана, основная функция которого состояла в том, чтобы выйти на сцену доверчивым молодым идеалистом, а затем погибнуть. Как обнаружили со времени публикации книги учащиеся бесчисленных курсов актерского мастерства, соответствующая ее глава была очень сценичной, и я знал, что скорее всего рано или поздно переделаю эту сцену в одноактную пьесу, поскольку большая часть работы по инсценировке главы была мной уже проделана".
Одноактная пьеса "Процесс Клевинджера", основанная на главе восьмой "Поправки-22" и на армейских уложениях, касающихся сумасшествия, публикуется впервые.
На сцене стол, несколько стульев, короткая скамья. Стойка для стрелкового оружия, содержащая одну винтовку и одну лопату. Из-за кулисы медленно, точно караульный, выступает Клевинджер, на плече его висит громоздкая допотопная винтовка. С другой стороны сцены выходит Йоссариан.
Йоссариан. Ты почему в карауле?
Клевинджер. Я не в карауле.
Клевинджер производит поворот кругом и строевым шагом движется в противоположном направлении. Йоссариан марширует с ним рядом.
Йоссариан. Так почему ты разгуливаешь взад-вперед с винтовкой?
Клевинджер. Выполняю штрафную маршировку. Я осужден на сто пятьдесят семь часов этого занятия.
Йоссариан. За что?
Клевинджер. Понятия не имею.
Йоссариан. Я предупреждал тебя, Клевинджер: выполняя все их приказы, ты в конце концов наживешь неприятности.
Клевинджер. Дело не в этом, Йоссариан. Как-то раз на репетиции парада я споткнулся в строю и даже глазом моргнуть не успел, как попал под трибунал.
Йоссариан. За запинку в строю? Это серьезное преступление.
Клевинджер. Я знаю, что заслужил наказание, в противном случае я его не получил бы. Не может же быть, чтобы я был ни в чем не повинен, правда?
Йоссариан. Ты олух, Клевинджер.
Клевинджер. Вот тогда-то все и началось. Когда ты назвал меня олухом.
Йоссариан. Я всегда называл тебя олухом.
Клевинджер. Я говорю о дне, когда лейтенант Шайскопф вызвал всех нас к себе, потому что мы были такими несчастными, состоя под его началом. Помнишь?
Йоссариан. Конечно, помню.
Они подходят к скамье, садятся.
Клевинджер. Нет уж, я скажу ему, Йоссариан. Раз он спрашивает…
Йоссариан. Не будь олухом, Клевинджер.
Входит лейтенант Шайскопф, обезумевший, встрепанный. Говорит так, точно обращается к множеству сидящих перед ним солдат. В руке держит листок бумаги, в который время от времени заглядывает.
Шайскопф. Почему я? (По сцене он расхаживает, как актер-трагик.)
Йоссариан (вполголоса). А почему нет?
Шайскопф. Почему именно я, лейтенант Шайскопф, должен командовать самой несчастной на всей воздушной базе эскадрильей курсантов? Вы знаете, как мне нехорошо оттого, что всем вам плохо? Знаете, как называют меня другие офицеры?
Йоссариан. Дерьмолобый.
Шайскопф. А разве я в этом виноват?
Йоссариан. Да.
Клевинджер. По-моему, наш долг - сказать ему.
Йоссариан. Наш долг - помалкивать в тряпочку.
Шайскопф. Вы знаете, в чем состоит главная беда? Я знаю, в чем состоит главная беда. В вашей нравственности. Вы безнравственные… очень безнравственные. Я давно уже служу в армии, четырнадцать месяцев, и какой только нравственности не навидался, но ваша попросту ужасна. Худшая нравственность, какую я когда-либо видел.
Йоссариан. Это правда.
Шайскопф. У вас нет (заглядывает в бумажку) esprit de corps.
Клевинджер. Это правда.
Шайскопф. Разве я не делаю для вас все, что могу?
Йоссариан. Нет.
Шайскопф. Разве не заставляю вас каждый день маршировать больше всех других эскадрилий, чтобы вы производили на воскресных парадах лучшее впечатление? А что происходит?
Йоссариан. Мы производим худшее.
Шайскопф. Вы производите худшее. Если вы идете мне навстречу, разве я не бегу к вам навстречу?
Йоссариан. Может быть, потому мы никогда и не встречаемся.
Шайскопф. Я вам так скажу. Больней, чем (заглядывает в бумажку) быть укушенным змеей, солдат неблагодарность.
Йоссариан. Неплохо.
Клевинджер. Если мы ему скажем, все будет проще.
Йоссариан. Не будь болваном, болван.
Шайскопф. Давайте поговорим открыто, как мужчина с мужчиной. Неужели среди вас нет ни одного человека, которому хватит мужества сказать мне (заглядывает в бумажку) правду.
Клевинджер поднимает руку. Йоссариан дергает ее вниз.
Клевинджер. Я скажу ему.
Йоссариан. Сиди и не рыпайся, идиот.
Клевинджер. Ты не знаешь, о чем говоришь.
Йоссариан. Я знаю достаточно, чтобы сидеть и не рыпаться, идиот.
Шайскопф. Я хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне. Если я в чем-то виноват, я хочу, чтобы мне сказали.
Клевинджер. Он хочет, чтобы кто-нибудь ему сказал.
Клевинджер поднимает руку. Йоссариан дергает ее вниз.
Йоссариан. Он хочет, чтобы все сидели и не рыпались, идиот.
Клевинджер. Разве ты не слышал только что?
Йоссариан. Слышал. Я слышал, как он громко и очень отчетливо сказал, чтобы каждый, кто желает себе добра, помалкивал.
Шайскопф. Я никого не накажу.
Клевинджер. Он говорит, что не накажет меня.
Йоссариан. Он тебя оскопит.
Шайскопф. Клянусь, я никого не накажу. Я буду благодарен тому, кто откроет мне правду.
Йоссариан. Он возненавидит тебя. И будет ненавидеть по гроб жизни.
Клевинджер. Ты ошибаешься.
Йоссариан. А ты олух.
Шайскопф. Дверь моего кабинета всегда открыта для вас. (Выходит.)
Клевинджер. Я скажу ему.
Клевинджер бежит за Шайскопфом. Спотыкается. Йоссариан уходит в противоположном направлении. Клевинджера тут же выводят на сцену, уже арестованного, Шайскопф и майор Меткаф. Из-за другой кулисы выходят и усаживаются за стол полковник и стенографист.
Полковник. Ладно, пошли дальше. Майор Меткаф? Кто следующий?
Меткаф. Клевинджер, сэр.
Полковник. В чем его обвиняют?
Меткаф. Виновен.
Полковник. Хорошо. А каков приговор?
Меткаф. Говорил правду.
Полковник. Ужасно. Доказательства какие-нибудь есть?
Меткаф. Учился в университете, слушает классическую музыку, любит иностранные фильмы, задает вопросы, выражает несогласие…
Полковник. Я таких типчиков знаю. Введите недисциплинированного сучьего потроха.
Меткаф. Он уже здесь.
Полковник. Хорошо. Как-никак война идет, а мы сэкономили драгоценное время. Который из вас, недисциплинированных сучьих потрохов, преступник?
Шайскопф (поспешно). Он, сэр. Я Шайскопф.
Клевинджер. Это не совсем верно, сэр.
Полковник. То, что он Шайскопф?
Клевинджер. То, что я преступник. Я всего лишь обвиняемый, сэр, и остаюсь невиновным, пока не доказана моя вина. Все, что я сделал, - споткнулся в строю и…
Полковник. Где это сказано?
Клевинджер. Везде, сэр. В Билле о правах, в Декларации независимости, в Своде армейских законов, в…
Полковник. Вы что же, верите во все это дерьмо?
Клевинджер. Да, сэр. Я свободный гражданин свободной страны и обладаю определенными правами, которые гарантированы мне кон…
Полковник. Ни черта подобного. Вы заключенный и сидите на моей скамье подсудимых. Вот и продолжайте сидеть и держите ваш дурацкий, молокососовый, наглый язык за зубами. Вы приплыли, понятно?
Клевинджер. Что значит "приплыл", сэр?
Полковник. Меткаф, что значит "приплыл"?
Меткаф. Не могу знать, сэр. Куда приплыл?
Шайскопф. Туда, куда приплывает корабль.
Меткаф. Какой корабль?
Полковник. Такой корабль, какой, если мы сейчас не поторопимся, повезет одного из вас на Соломоновы острова мертвецов закапывать. Через шестьдесят дней мы должны стать достаточно крутыми и достаточно крепкими, чтобы колошматить Билли Петролле. Думаете, он будет с вами шутки шутить?
Клевинджер. Нет, сэр. Я не думаю, что он будет шутки шутить.
Меткаф. Я тоже, сэр.
Полковник. Заткните вашу дурацкую пасть, Меткаф, и не лезьте не в свое дело.
Меткаф. Так точно, сэр.
Полковник. Вам известно, что значит "заткните вашу дурацкую пасть"?
Меткаф. Так точно, сэр.
Полковник. Тогда почему вы отвечаете: "Так точно, сэр", - когда я приказываю вам заткнуть вашу дурацкую пасть?
Меткаф. Не могу знать, сэр.
Полковник. Вы называете это затыканием вашей дурацкой пасти?
Меткаф. Никак нет, сэр.
Полковник. Хорошо. Начиная с этого дня затыкайте вашу дурацкую пасть, когда я приказываю вам заткнуть вашу дурацкую пасть.
Меткаф. Так точно, сэр.
Полковник. Еще лучше. (Поворачивается к Шайскопфу.) Курсант Клевинджер…
Шайскопф. Это он Клевинджер, сэр. А я Шайскопф.
Клевинджер. Это я Клевинджер, сэр. Все, что я сделал, - споткнулся в…
Полковник. Вам понятны выдвинутые против вас обвинения?
Клевинджер. Нет, сэр. Мне непонятны выдвинутые против меня обвинения. Все, что я сделал…
Полковник. Будьте добры, прекратите повторять одно и то же. Через шестьдесят дней вам предстоит колошматить Билли Петролле, а вы тратите время на болтовню о том, как споткнулись. Отвечайте на мои вопросы, вот и все. Понятно вам или непонятно?
Клевинджер. Что?
Полковник. Я забыл.
Меткаф. И это ваша вина.
Полковник. Хотите сказать что-нибудь в свое оправдание, перед тем как я вынесу вам приговор?
Клевинджер. Да, сэр! Сначала вы должны признать меня виновным.
Полковник. С этим мы за пять секунд управимся. Я признаю вас виновным. Вот.
Клевинджер. В чем? Я имею право взглянуть в глаза моему обвинителю, сэр, и получить офицера, который станет меня защищать.
Полковник. Он что, и вправду имеет?
Шайскопф. Я не возражаю против того, чтобы он взглянул мне в лицо.
Полковник. Можете полюбоваться на его лицо, коли вам приспичило. Только недолго. Налюбовались? Ладно. А кто у нас обвинитель?
Шайскопф. Я, сэр.
Полковник. Ладно, Дерьмолобый. В таком случае…
Шайскопф. Шайскопф.
Полковник. Что?
Шайскопф. Шайскопф, сэр. Это моя фамилия.
Полковник. Шайскопф? Что это за фамилия такая, Шайскопф? Я думал, вы Дерьмо…
Шайскопф. Шайскопф. Это моя фамилия. Она немецкая.
Полковник. А мы разве не с немцами воюем?
Шайскопф. У меня только фамилия немецкая, сэр. Сам я не немецкий. Да и фамилия-то эта не моя. Я ее от отца получил. Если хотите, верну ему обратно.
Полковник. Да нет, не стоит. Лично я против Адольфа Гитлера ничего не имею. Собственно, мне вроде как нравится то, что он делает в Германии для искоренения антиамериканской деятельности. Будем надеяться, что и мы также успешно справимся с этим слабаком, потому как мы обязаны быть достаточно жесткими, чтобы выполнить стоящую перед нами задачу, а также достаточно крутыми и достаточно крепкими, чтобы колошматить Билли Петролле. Ну что, мы готовы начать?
Клевинджер. Кто мой защитник?
Полковник. Кто его защитник?
Шайскопф. Я.
Полковник. Это хорошо. Нам понадобится еще один судья - на случай если мы с майором Меткафом разойдемся, хе-хе, во мнениях.
Шайскопф. Я могу и судьей быть, сэр. Поскольку я и обвиняю его, и защищаю, у меня имеется возможность взглянуть на любой вопрос с двух сторон и, полагаю, рассмотреть его беспристрастно.
Полковник. По-моему, он дело говорит. Стало быть, можно приступать. Так вот, если исходить из улик, с которыми я ознакомился, случай Клевинджера ясен. Все, что нам требуется, - подыскать для него обвинение.
Шайскопф. Думаю, что я уже подыскал его, сэр. Ввиду возможности вероятного скорее всего возникновения таковой непредвиденной задачи. В качестве обвинителя я возьму на себя смелость привлечь внима…
Полковник. Дерьмоло…
Шайскопф. Шайскопф.
Полковник. Переходите к отвратной сути дела.
Шайскопф. Есть, сэр.
Полковник. Что этот мелкий сучий потрох натворил?
Шайскопф. Я обвиняю заключенного Клевиндже…
Клевинджер. Я не заключенный. Согласно нормам…
Полковник. Порядок в богопротивном суде!
Шайскопф. Я обвиняю арестанта Клевинджера (зачитывает) "в неуместном спотыкании, нарушении строя во время пребывания в строю, нападении с преступным умыслом, наглом поведении, посещении школы, имагинативном нарушении закона…"
Стенографист. Сэр?
Меткаф. Имагинативном?
Шайскопф. И-МА-ГИ-НА-ТИВ-НОМ.