В один прекрасный день его вызвали в город, дабы он в качестве душеприказчика скончавшегося друга председательствовал на встрече перессорившихся наследников покойного, а покончив с этим, Капитан обнаружил, что впереди у него чуть ли не целый день, весенний и прекрасный. Полистав газету, Капитан узнал, что как раз в этот полдень отплывает, чтобы навестить далекие корабельные пристанища Ков, Гавр, Саутгемптон, океанский лайнер "Вашингтон". Миг нерешительности, и вот он уже едет в такси. Почти чудом он оказался на борту корабля, не обремененный на этот раз никакими обязательствами, кроме одного - продолжить начатое им странствие. Неописуемая легкость и радость снизошли на Капитана, он неторопливо прогуливался по палубам и коридорам судна, притворяясь перед самим собой, что и вправду отправляется в плавание. Вернувшись на пирс, он никому на сей раз рукой не махал, однако это переживание оказалось даже еще более прекрасным, чем первое, еще сильнее взбудоражившим его воображение.
И наконец, совпадение, пусть и весьма незначительное, окончательно решило его участь.
Несколько дней спустя он вылез из постели, чтобы принять прописанный ему доктором Беренсеном порошок от желудочных колик, а затем, в то же самое утро, узнал из газет, что "Вашингтон" задержан на рейде Саутгемптона сильным штормом.
Да, первая половина этого рейса была тяжелой, очень тяжелой, раз даже на Капитана напала морская болезнь, зато возвращение "Вашингтона" искупило все трудности, с которыми он столкнулся: тихие воды, ласковые ветры, живительное обилие свежего воздуха и солнечного света.
Капитан коротал это время, сидя в шезлонге на своей веранде, безмятежно улыбаясь фарфоровому небу или играя в шаффлборд с очень молодой леди, знакомство с которой он свел на второй проведенный в океане день. Австрийка, обращенная аншлюсом в сироту, она направлялась в Атланту - город, который, как она пылко надеялась, не будет слишком уж не похожим на Вену. По-английски она говорила с очаровательным акцентом и постоянно дивилась неспособности Капитана запомнить, что на палубу полагается выходить в шейном платке.
Проведя два дня дома, Капитан уплыл снова - теперь уже на "Новом Амстердаме". И не пожалел об этом.
Нэйл ознаменовал увольнение Капитана на берег очередным покушением на его ценные бумаги. На сей раз поводом стал выпуск новой партии акций нефтяной компании, которым вскоре предстояло поступить в продажу. Деньги для их покупки требовались, вообще-то говоря, небольшие, однако Нэйла, сотрудника инвестиционной фирмы, неизменно раздражало поведение брокера, который распоряжался состоянием Капитана, а сопротивление зятю требовало виртуозной тактичности. В конце концов Нэйл сдался. И в него почти сразу же вцепились дети.
- Что такое "нефть"? - пожелала узнать Нэн.
- Петролеум.
- А "петролеум" что такое?
Нэйл раздраженно повернулся к сидевшей за столом жене. Цинтия состояла в женской организации, собиравшей деньги в помощь частному санаторию для детей, и занималась сейчас предварительной оценкой пожертвований, которые удастся собрать на весеннем званом завтраке, где ей впервые предстояло сидеть рядом с руководством организации, на возвышении.
- Черт побери, Цин! Неужели нельзя избавить меня от них в мой единственный выходной?
Цинтия подняла на мужа ледяной взгляд.
- Не кричи на меня при детях. Сколько раз говорила.
Капитан, почувствовав приближение шторма, быстро увел детей в кабинет Нэйла. Они все еще жаждали объяснений. И Капитан, вспомнив услышанный когда-то от доктора Беренсена рассказ о детстве Роберта Браунинга, снял со стола книгу и положил на ковер.
- Вот это, - не без опаски начал он, - нефть. Вещь очень ценная, и добывать ее чрезвычайно трудно. Так вот, первым делом мы должны извлечь ее из земли. Вы моложе меня - значит, скважину придется бурить вам, а я буду сидеть и руководить.
Мгновение спустя все трое перенеслись на равнины Техаса и радостно принялись за разработку месторождения, которому предстояло в самом скором времени принести им большие доходы. Успехи они делали поразительные и уже добрались до нефтеперерабатывающего завода - Невил даже успел сделать Нэн строгий выговор за курение в цеху, - когда появился Нэйл, на лице которого застыло выражение отроческой нерешительности, означавшее обычно, что ему стыдно за себя.
- Что здесь происходит?
- Иди сюда, пап! - воскликнул Невил. - Мы нефть добываем.
У Нэйла немного отлегло от сердца.
- А почему книга на полу лежит?
- Это не книга. Это нефть и есть.
- Нефть выглядит иначе, - сказал Нэйл. - А это всего-навсего книга.
Дети поскучнели и уставились на Капитана с явным осуждением.
- Дедушка сказал, что это нефть.
До Нэйла начало доходить, и он заговорил жизнерадостным, громким голосом, отзывавшимся в тихом кабинете странным эхом:
- Ну да, это, конечно, не нефть, но мы можем притвориться, что это она. Ладно! Давайте добудем ее из земли!
Однако разочарованная Нэн уже обиженно топала к двери. Невил последовал за ней, и в кабинете наступило неловкое молчание.
- Я… похоже, я испортил им игру.
- Не страшно.
- Мне… надеюсь, вы понимаете, что я не хотел грубить ни детишкам, ни Цинтии. Просто… просто бывает, что они достают меня, особенно когда я в плохом настроении.
Капитан промолчал.
На следующий вечер к обеду был приглашен Ральф Патерсон. Сразу после полудня Нэйл завел Капитана в свой кабинет побеседовать.
- Человек он, по-моему, не слишком приятный, - нервно начал Нэйл. - У него довольно необычные взгляды на Гитлера, а делится он ими, не думая о том, с кем говорит. Но вообще-то, когда узнаешь его поближе, понимаешь, что у него есть свои достоинства, к тому же он очень важный клиент, и нам приходится обходиться с ним поласковее.
Намек Капитан понял, тем более что услышал его не в первый раз. И ответил, прилагая усилия к тому, чтобы голос его оставался спокойным и ровным:
- Честно говоря, Нэйл, я не собирался сегодня обедать с вами. Я немного устал и думал перекусить чем-нибудь легким и лечь пораньше.
- Ой, но это вовсе не значит, что я против вашего присутствия за столом, - поспешил объяснить Нэйл. - Просто… просто я знаю, как вы переживаете из-за того, что там происходит. А он человек вспыльчивый, и спорить с ним… э-э… довольно опасно.
В общем, возможность отплыть на "Новом Амстердаме" Капитана обрадовала. Судно понравилось ему с первого взгляда, он сразу почувствовал себя здесь как дома. Когда пришло время спуститься на пирс, Капитану стало грустно, и все же, как только начали подниматься трапы, и празднично заревели гудки, и с палуб "Нового Амстердама" дождем посыпались ленты серпантина - в общем, как только началось второе его плавание, он испытал немалое удовлетворение.
Посвятив себя новой карьере, Капитан принялся за работу с энергией и рвением, которые могли бы обессилить и человека менее рьяного. Плавание следовало за плаванием, и вскоре он стал проводить в море почти все свое время.
Поначалу Нэйл и Цинтия не принимали это всерьез. Весьма типичным для их отношения к Капитану был вечер, когда к ним пришли в гости Остины, их друзья, только-только вернувшиеся из поездки по Европе. Остины Капитану нравились, в особенности Руфь, называвшая его "Энди" и шумно подтрунивавшая над его молоденькой любовницей. Капитана ее шуточки только радовали, а вот Цинтию злили - она обиженно поджимала губы и с чопорным упорством старалась сменить тему разговора. Как-то раз она даже выбежала из гостиной, а после устроила Капитану жестокий разнос за то, что потакал Руфи. Нэйл, встав на его защиту, начал сердито выговаривать Цинтии. Кончилось тем, что Капитану пришлось успокаивать их обоих. Так вот, в тот вечер Капитан слушал рассказы Остинов об их путешествии не без некоторой снисходительности.
- А, Ков, - в какой-то момент вставил он. - Прекрасный порт.
- Вы там были?
- О да. Не один раз.
- Должно быть, давным-давно.
- Да нет, не так уж и давно, - улыбнулся Капитан. - Собственно говоря, совсем недавно.
- Странно. Наш корабль в этот порт не заходил. Я думала, круизные лайнеры вообще в Ирландии не пристают.
- Тут все дело в приливах, - заявил Капитан, когда ему удалось справиться с неожиданным приступом кашля. - Как вам известно, Ков - гавань маленькая и окружена очень опасными мелями. Большое судно может войти в нее только в строго определенный момент прилива. Жаль, что вам пришлось пройти мимо.
Как только Остины ушли, Нэйл и Цинтия просто покатились со смеху.
- Ах вы, старый мошенник! - одобрительно воскликнул Нэйл.
- Ну, - усмехнулся Капитан, - я ведь и вправду там побывал.
- Это когда же? - удивилась Цинтия. - Когда ты там побывал?
- О, очень давно, моя дорогая. Одно время я много путешествовал.
Их это объяснение устроило, а Капитан в который раз с гордостью подумал о том, каким обширным опытом судовождения обладает. Однако тут же одернул себя: что ни говори, а известие о том, что Ков находится в Ирландии, его удивило. Он-то полагал, что это порт нидерландский - бельгийский, голландский, не то норвежский, - и на следующий день виновато отправился в городскую библиотеку. Библиотека произвела на него приятное впечатление, и он стал часто заглядывать туда, чтобы почитать о местах, в которых бывает. Он сидел у окна и временами надолго отвлекался от чтения, наблюдая за бездельниками, которые обменивались шуточками на другой стороне улицы или просто отдыхали на освещенных солнцем скамейках, с приятностью покуривая или ведя негромкие разговоры, - за людьми его возраста, с которыми ему было уже слишком поздно сводить знакомство.
Сказать, что он многое узнавал из читаемых книг, нельзя, поскольку Капитан изменял согласно собственному вкусу едва ли не каждый прочитанный факт. Италия стала для него страной праздников и мандолин, где единственным средством передвижения были гондолы. Испания лишилась угольных шахт, вся поросла цитрусовыми рощами, а женщины ее оказались настолько же плодовитыми, насколько плодородной была испанская земля, - темноволосые, темноглазые, все до одной красивые, трепещущие от страсти и падкие до здорового, неискоренимо языческого блуда.
Странствия Капитана все продолжались, теперь он ставил выше всех прочих судов "Королеву Елизавету" - не за одни присущие этому лайнеру достоинства, но и по причине порождаемых его названием исторических ассоциаций. Определения елизаветинцев как "расы гигантов, уничтоженной Потопом" Капитан ни разу не слышал, однако согласился бы с ним всецело, а имена Шекспира, Чосера, Мильтона, Релея, Байрона, Дрейка и Ньютона звучали для него как хвалебные песни.
Конечно, война все изменила. Услышав зов долга, Капитан сразу понял, что должен делать, и сделал это без колебаний. Он записался в торговый флот и начал, вопреки советам его брокера, продавать свои ценные бумаги и покупать военные облигации.
То были тяжелые для Капитана годы - годы, в которые плавание до Мурманска занимало больше времени, чем полет на Марс. Судно его торпедировали снова и снова, всего насчиталось восемнадцать кораблекрушений, а однажды, после того как его спасательный плот целых три дня проносило по волнам во время шторма, когда не было видно ни зги, Капитан слег с острым несварением желудка.
- Жареные устрицы, - недовольно бурчал доктор Беренсен, пребывавший в настроении кислом и ворчливом. - Когда ты наконец повзрослеешь?
- Слишком много воды, - объяснил Капитан.
- Это ты о чем?
Капитан подавил улыбку, настроение у него было теперь, когда самые серьезные его страхи рассеялись, превосходное. Поглаживая розовым мизинцем белые усы, он лежал, накрытый одеялом, в постели и выглядел в темно-синей пижамной паре франтовато и нарядно.
- Слишком много воды, - повторил он. - В ней вся и причина.
- Вода тебе навредить не может. В отличие от того, что ты ешь. Надо быть поосторожнее, Эндрю.
- Нет, дело именно в воде, - весело настаивал Капитан. - Ледяная вода для человека моих лет не шутка.
- Ну так не пей ледяную воду, - сказал доктор Беренсен. - И не ешь жареного. А сейчас поспи. Я приду завтра.
- Ты не понимаешь, - продолжал этот опасный разговор Капитан. - Меня торпедировали.
- Нас всех торпедировали, - устало сказал доктор Беренсен. Он закрыл саквояж, с которым навещал больных, встал. - До свидания, Эндрю. И прошу тебя, будь поосторожнее.
Прошло десять дней, прежде чем доктор Беренсен, неодобрительно ворча, разрешил ему вернуться на службу, однако тот же доктор проникся большей, чем кто бы то ни было, гордостью, когда Капитана удостоили медали "За выдающиеся заслуги" (СБЗ), а фотография его - мало, как признавали все, похожая - украсила первую полосу каждой выходившей в стране газеты.
Вскоре после окончания войны с Капитаном произошло нечто чудесное. Он познакомился с мистером Симпсоном. Когда наступил мир, Капитан решил, что больше плавать не будет, но затем снова стал выходить в море, еще и чаще прежнего. Как-то раз, когда он вглядывался в город, стараясь проложить по нему возвратный курс, кто-то произнес совсем рядом с ним:
- Вы, как я вижу, старый моряк.
Обернувшись на голос, Капитан увидел молодого человека одних примерно лет с Нэйлом, в синей, с галунами, форме, улыбавшегося дружелюбно, без назойливого любопытства, что утихомирило вспыхнувшую было в душе Капитана тревогу.
- Верно, - со всевозможной скромностью согласился он. - А как вы это узнали?
Мистер Симпсон лишь улыбнулся. Они молчали, глядя на резкие очертания зеленых крытых пирсов, на неровные выступы земли между ними, на черные столбы дыма, лениво поднимавшегося над трубами вспарывавших воду буксиров, на тающий вдали простор горизонта. Светило теплое солнце, на воде посверкивали фарватеры ярких искр. Только появление стюарда и вывело Капитана из оцепенения.
- Мне пора, - сказал он. - Нужно… посмотреть, как там мой багаж.
- Возможно, мы еще увидимся во время плавания.
- Да, - согласился Капитан. - Да, конечно.
Украдкой сошел он на берег, ошеломленный этой поистине поразительной встречей, а вечером, дома, не смог воспротивиться искушению рассказать о случайном возобновлении знакомства с его добрым приятелем, мистером Симпсоном.
- С кем? - переспросила Цинтия.
- С мистером Симпсоном. Ты же помнишь, я рассказывал о нем. Это офицер, которого я повстречал во время одного из моих плаваний.
- Ах да, - пробормотал Нэйл. - Во время одного из ваших плаваний.
Капитан замолчал, обидевшись, поскольку собирался рассказать им о множестве своих приключений. Впрочем, настоящее удовольствие рассказ его мог доставить только человеку одного с мистером Симпсоном рода занятий. Он с нетерпением ожидал следующей встречи. В то утро Цинтия попросила Капитана немного продлить его увольнение на берег.
- Ты же не собираешься снова отправиться в город? Прошу тебя, папа, ведь ты знаешь, как утомляют тебя эти поездки.
- Боюсь, поехать придется, - солгал он. - Там какие-то новые осложнения с моими ценными бумагами.
Он нашел мистера Симпсона на том же месте, и молодой человек не стал скрывать изумления, которое охватило его, когда он увидел Капитана.
- Здравствуйте! Снова в море?
Капитан кивнул и замер, сердце его сильно забилось.
Легкое, подрагивавшее предвестие улыбки, страстной надежды, отразилось на лице Капитана. Лоб его горел, сердце колотилось все сильнее, словно произнося страстную молитву. Он прихватил из дома зонт, и теперь Капитана смущала немощность, с которой ладонь его сжимала ручку этой ненужной вещи. Какое-то время мистер Симпсон пристально вглядывался в Капитана. В конце концов он, похоже, все понял и лицо его расплылось в мягкой улыбке.
- Очень рад, что вы решились на это, - негромко сказал он. - Я уж боялся, что нам придется отплыть без вас.
Капитан благодарно выпустил застрявший в груди воздух.
- Простите, что так и не смог повидаться с вами во время последнего плавания, - продолжал мистер Симпсон. - Я почти не выходил из машинного отделения. Чудесный был рейс, верно?
- Да, чудесный, - согласился Капитан. И, усмехнувшись, сообщил, словно по секрету: - Лучший из всех, какие я помню.
Мистер Симпсон признательно рассмеялся, и начиная с этого дня Капитан выходил в море только на одном судне. Он принимал участие не в каждом рейсе - временами погода оказывалась слишком неприветливой, а временами его удерживали дома давние обязательства перед доктором Беренсеном, - но при всякой возможности отправлялся в плавание как первый помощник мистера Симпсона. Их уже связала крепкая дружба. Капитан нередко подумывал, не пригласить ли мистера Симпсона в свой дом, но не делал этого, зная, что Нэйл его недолюбливает.
"Что в нем такого уж замечательного? - как-то спросил Нэйл. - Нет, если вам это доставляет удовольствие, рассказывайте о нем сколько влезет, но помните, что он всего лишь моряк - моряк, и ничего больше".
Мистер же Симпсон, с другой стороны, всегда готов был слушать рассказы Капитана о Нэйле, да и о чем угодно другом. Он выслушивал их с улыбкой, неизменно чуть грустной, - собственно говоря, меланхолическое мерцание ни на миг не покидало его карих глаз.
Однажды мистер Симпсон совершенно неожиданно пригласил Капитана в свою каюту, и это взволновало Капитана настолько, что шел он туда на дрожащих ногах. В стенных нишах небольшого квадратного помещения стояли маленькие книжные шкафы с плотно заставленными полками. Руководств по кораблевождению и инженерному делу на них было гораздо меньше, чем сборников пьес и стихов, трудов по философии, истории и психологии. Капитан увидел собрание проповедей, написанных человеком по фамилии Донн, и несколько томов с такими загадочными названиями, как "Значение значения" и "Аллегория любви". Поднятые заглушки двух открытых иллюминаторов удерживались крепкими металлическими крюками, отчего каюту по диагонали пересекали два столба света. Мистер Симпсон, наклонившись к матросскому сундучку, достал из него два стакана и бутылку доброго бренди.
- Эти книги, - с нарочитой наивностью поинтересовался Капитан, - неужели все они необходимы в вашей работе?
Мистер Симпсон улыбнулся, покачал головой.
- Бóльшая их часть осталась от прежних времен. Когда началась война, я учился в университете.
- И не вернулись туда?
- Это показалось мне таким ненужным, - ответил мистер Симпсон. - Таким старомодным. Ну и шум двигателей, наполнявший мою библиотеку, отвлекал бы от занятий.
Капитан сочувственно покивал.
- Да и бессмысленно строить какие-то планы, - продолжал с неожиданной горечью мистер Симпсон. - Все мы в руках чего-то, что сильнее нас. Что-то тащит нас по жизни, заставляя ковылять в ногу со всеми, а нам остается только бедрами слегка покачивать на ходу. Я прихожу в ярость, когда вижу, как мое время расходуется впустую. И нет ничего, на что я не решился бы. Я готов на все, буквально на все, лишь бы доказать, что обладаю собственной волей.