- Она настоящая красавица, верно? - спросил он, вглядываясь в лицо юноши.
- Да, - ответил тот. - Настоящая.
- И тебе хочется лечь с ней, верно? - спросил мужчина.
Юноша быстро отвел глаза. Во всем поведении мужчины сквозил какой-то надрыв, отчаяние, ощущавшееся и в поведении женщины. Нечто странное, угрожающее, пугавшее юношу, который никогда ни с чем подобным не сталкивался и не понимал, что оно означает. Мужчина ждал ответа, не сводя глаз с его лица.
- Я хотел бы встречаться с девушкой, такой же красивой, как она, - признался юноша, негромко и неуверенно.
Некоторое время мужчина молча смотрел на него. Потом откинулся на спинку кресла, неторопливо побарабанил пальцами по колену.
- Тебе случалось заблудиться во время работы? - спросил он.
- В первые дни случалось, - ответил Сидней. - Да это и сейчас бывает, когда меня посылают в центр города.
- Жуткое ощущение, да?
- Ну не такое уж и жуткое. Сначала я немного пугался, но теперь просто спрашиваю у кого-нибудь дорогу. Город-то большой.
- Затеряться в огромном городе ужасно, - медленно произнес мужчина. - А мир полон огромных городов.
Голос его был глубок и торжественен. Он говорил, глядя прямо перед собой, произнося слова точно загипнотизированный.
- Сознание человека - это огромный город, в котором он вечно теряется. И проводит целую жизнь, пробираясь по нему на ощупь, пытаясь найти себя.
Юноша слушал его благоговейно, слишком пораженный, чтобы сказать что-нибудь в ответ.
- И, умирая, мы так и остаемся чужими самим себе, - продолжал мужчина. - Затерянными в огромном городе.
Мужчина встал, медленно подошел к окну и замер, вглядываясь в потерянный им день. Юноше показалось, что о его присутствии мужчина забыл, но тут он негромко сказал:
- Когда думаешь так, картина получается страшная. Голая рука нащупывает в мозгу каждого человека путь через огромный темный город. Способен ты представить себе мир, заполненный голыми шарящими руками?
Он отвернулся от окна, взглянул на юношу. Теперь ладонь мужчины лежала на лбу, пальцы медленно поглаживали висок.
- Я ощущаю эту руку в моей голове. Меня часто мучает головная боль. Я чувствую, как ее пальцы копаются в моем мозгу. - На юношу он смотрел удивленно, как будто только что увидел его. - Ты понимаешь, о чем я?
- Думаю, что понимаю, - ответил юноша.
- Нет, не понимаешь. Ты слишком молод. И это хорошо. - Он вышел в коридор. - Черт побери, Скелли! Поторопись. Мальчик не может ждать весь день.
Мужчина вернулся в гостиную, сел в кресло перед софой. Плеснул в стакан немного виски, подержал его между коленями, глядя в пол. И через несколько секунд появилась женщина. Увидев ее, юноша от удивления вытянулся в струнку. Женщина переоделась в голубой халат, на ногах ее были теперь домашние шлепанцы, и пока она пересекала гостиную и опускалась на софу, он различал под тонкой тканью халата плавные, округлые очертания ее тела.
- Ну? - спросила она, глядя на мужчину.
- Скажи ему, - ответил тот. - Это же твоя идея.
- Я думала, скажешь ты.
- Ты этого хочешь?
Женщина кивнула. Мужчина поднял стакан к губам, осушил его. Юноша смотрел, как лицо его кривится от отвращения, и ждал продолжения, ощущая себя центром странной, быстро меняющейся головоломки. Мужчина поставил стакан на стол, повернулся к женщине.
- Давай сама, - сказал он.
- Ладно, - согласилась женщина и взглянула на Сиднея. - Ты когда-нибудь видел голую женщину?
Юноша отвел взгляд в сторону. Он чувствовал, как наступившее в гостиной безмолвие разрастается, как что-то покалывает его кожу, как у него начинает звенеть в ушах.
- Да не жеманничай ты, ради Христа. Видел или не видел?
- Нет, - еле слышно ответил юноша.
- А хочешь увидеть?
Краем глаза он следил за складками ее халата и испытывал ужас, не понимая, что она задумала. В душе его нарастала паника, а секунды ползли и ползли, обещая недоброе.
- Ладно, Скелли, - сказал мужчина. - Я сам скажу. Ты лишена такта.
Он повернулся к юноше.
- Вот что нам от тебя нужно. Попробуй притвориться, что Скелли одна из твоих подружек.
У юноши перехватило дыхание.
- Как это?
- Ты знаешь как. Пересядь к ней, обними ее.
Юноша вскочил. Лицо его покраснело, покрылось потом, тело дрожало от страха.
- Нет! - выпалил он. - Я не буду. Вот.
Он пошарил в кармане:
- Возьмите ваши деньги!
- Забудь о деньгах, - сказал мужчина. - Они твои. Почему ты отказываешься?
- Потому что это неправильно, вот почему!
Мужчина неторопливо покачал головой, улыбнулся.
- Ты не понял. Мы ни о чем дурном не просим. - Он указал на фотографию паренька в футбольной форме и спросил: - Видишь того мальчика?
Сидней кивнул.
- Это наш сын. Мой и Скелли. Он умер. Скелли его очень не хватает. Ты же знаешь, каковы они, матери. Мы всего лишь хотим, чтобы ты поцеловал ее вместо него.
Юноша помнил, что сказала ему об этом мальчике женщина, и понял: мужчина врет, - однако страх постепенно покидал его. Помнил он и то, как мужчина повернулся от окна, прижимая ко лбу ладонь.
- Вы хотите, чтобы я поцеловал ее как мою мать? - спросил он.
- Нет. Мы хотим, чтобы ты повел себя так, точно она одна из твоих девушек, самая лучшая. Только и всего.
Сидней взглянул на женщину. Она смотрела на него напряженно, с надеждой. И с такой же надеждой смотрел, ожидая его решения, мужчина.
- Хорошо, - согласился юноша. - Я ее поцелую, но пусть она сначала скажет, что это правильно.
Женщина слабо улыбнулась, кивнула:
- Это правильно.
Мужчина встал, отошел к столу с напитками. Женщина тоже встала, поманила к себе юношу, и он медленно приблизился к ней. Он слышал, как за его спиной льется в стакан виски. Остановился перед ней. Она была на дюйм-другой выше его, он смотрел на нее снизу вверх, дрожа от страха и неуверенности. Женщина раскрыла ему объятия.
Мужчина неподвижно стоял в стороне, он словно застыл.
- Ну давай, - сказала женщина, когда юноша оглянулся на него. - Все правильно.
Юноша нервно сглотнул, потянулся к женщине, поцеловал ее в губы. Она обняла его. Юноша осторожно поднял ладони к ее плечам. И, едва коснувшись их кончиками пальцев, отпрянул от женщины.
- В чем дело? - сердито спросил мужчина.
- Он боится, - ответила женщина.
- Неудивительно. У тебя такой вид, точно ты глаза ему выцарапать собираешься. Улыбнись бедняге.
Женщина улыбнулась. Лицо ее стало ласковым, призывным и ужасно грустным. Юноша почувствовал прилив нежности к ней и неуверенно улыбнулся в ответ. Он снова подступил к ней. Она взяла его руки, обвила ими свое тело. Притянула лицо юноши к своему, крепко обняла его. И начала целовать в губы. Однако юноша был так напуган, что даже пошевелиться не мог.
- Он ничего не делает! - крикнула женщина и уткнулась лицом в его шею.
Плечи ее затряслись, и юноша понял: она плачет. Он чувствовал, как рыдания сотрясают все ее тело.
Мужчина подскочил к нему сзади, хлопнул ладонями по спине и закричал:
- Целуй ее! Чтоб тебя! Целуй!
Он толкнул юношу с такой силой, что тот упал вместе с женщиной на софу. Рыдания сотрясали воздух, он открыл глаза. Лицо женщины было смято отчаянием. Внезапно она уперлась ладонями в плечи юноши и резко оттолкнула его. Он слетел с софы, ударился коленями об пол, но тут же вскочил и метнулся через всю комнату - подальше от мужчины, гневно смотревшего сверху вниз на женщину с безумным, исступленным лицом.
- Все впустую! - крикнула она. - Он слишком молод!
Мужчина стремительно повернулся к юноше.
- Иди в контору! - рявкнул он. - Скажи там, чтобы прислали юнца постарше. Ты понял? Постарше. Нам нужен кто-то постарше.
Юноша кивнул. Он подскочил к столу, схватил свою шапку, мельком глянул на женщину, чей громкий, истерический плач отдавался в нем волнами боли. Но едва он устремился к двери, мужчина перехватил его.
- Минуту. Никому ни слова. Забудь о случившемся. Понял?
- Нет, расскажи им! - закричала женщина. - Расскажи всем.
- Заткнись, Скелли. Ради Бога, заткнись!
Женщина спрыгнула с софы, бросилась к юноше, и лицо ее вдруг показалось ему изможденным.
- Расскажи всем, Сидней, - прорыдала она. - Всему проклятому миру!
Рыдания мешали ей выговаривать слова, и она завизжала.
- Замолчи, Скелли, - взмолился, схватив ее за плечи, мужчина. - Замолчи, прошу тебя.
Юноша смотрел на нее, не в силах сдвинуться с места. Лицо женщины было белым как мел, она дергалась и гримасничала, пытаясь вырваться из рук мужчины.
Мужчина хлестнул ее ладонью по лицу. Она изумленно смолкла, мужчина отвел ее, поддерживая, к креслу и позволил ей упасть в него. Мгновение он печально смотрел на нее, потом вернулся к юноше и повел его к двери.
- Никому ни слова, - сказал он и сунул в ладонь юноши вторую бумажку. - Забудь обо всем. Ты понял?
Юноша все еще слышал тихие рыдания женщины, а оглянувшись, увидел за спиной мужчины ее подрагивавшие плечи.
- Запомни. Никому ни слова. Хорошо?
Юноша кивнул.
Мужчина открыл дверь.
- И ты обо всем забудешь, так?
Юноша кивнул снова, вышел в коридор.
Дверь за ним захлопнулась.
Бортовой журнал Макадама
Первое путешествие Капитана, положившее начало его долгой и блестящей карьере мореплавателя, состоялось в тот теперь уж далекий год, когда сестра его, единственная еще живая представительница его родни, принадлежавшей к одному с ним поколению, уплыла назад, в Шотландию, чтобы там умереть. Разумеется, она не сообщила, что цель ее именно в этом и состоит, но с глупым упорством твердила о какой-то подруге детства, одинокой и больной. Однако Капитан, на редкость ясно помнивший нескончаемые, влачившие нога за ногу десятилетия, которые он успел оставить позади, отчетливо помнил и то, что ему было всего девять лет, когда его отец, дюжий корабельный плотник, чей звонкий смех и ныне нередко звучал в голове Капитана, одним могучим рывком сдернул с насиженного места свою мать, жену и семерых чад - мощи этого рывка хватило, чтобы стремглав перенести их из Глазго в Портленд, штат Мэн, - и что сестра в то время едва-едва вышла из поры младенчества и, стало быть, ни завести, ни разорвать сколько-нибудь крепкие связи не могла.
Капитан, опечаленный ее сединой и худобой, никаких возражений подобного рода выдвигать не стал. Он вглядывался в сестру с наидобрейшим выражением лица, вопросы задавал самые невинные и втайне старался - тщетно, впрочем - понять ее. К тому дню они не виделись уже два десятилетия, а последними письмами обменялись пять лет назад - по случаю наступившей вследствие сердечного приступа смерти их брата, который жил в Тукумкари, штат Нью-Мексико. Замуж сестра вышла рано и, обосновавшись с мужем в Ричфилде, штат Миннесота, посвятила все свои плодовитые годы производству крепеньких, здоровых детей, породив на свет общим счетом шестерых сыновей и трех дочерей, из которых никто, судя по всему, не смог выкроить время или настоять на своем с силой, достаточной для того, чтобы получить возможность проводить ее до Нью-Йорка.
Именно в день ее отплытия Капитан и испытал впервые великий прилив вдохновения, которое в конечном счете привело его в морские просторы. На борт корабля он не поднимался с того богатого событиями времени почти пятидесятилетней давности, и теперь от вида просторного, массивного судна со всей его избыточной роскошью оснащения, которая, куда ни взгляни, уходила, поблескивая, в бесконечность, от окутавшего корабль возвышенного ореола, горделивой, сосредоточенной силы у Капитана перехватило дыхание. Когда же он наконец спустился с Нэйлом и Цинтией на пирс, то понял, что уходить отсюда ему не хочется.
- Не думаю, что она выйдет к поручням, - сказал, многозначительно посмотрев на часы, Нэйл.
- Нет, - с сожалением пробормотал Капитан, понимая, что они, его дочь и зять, люди занятые. - Полагаю, не выйдет.
И все-таки он медлил.
- Вы идите, - наконец сказал он. - Мне все равно нужно в городе задержаться.
Он терпеливо ждал, пока Цинтия целовала его в щеку и поправляла, неодобрительно хмурясь, его галстук. А затем, когда они ушли, вернулся туда, где взволнованно толпились у деревянного барьера прочие провожающие. Бесшабашный настрой овладел им, и Капитан принялся ласково махать рукой незнакомой женщине, выбранной им на самой верхней палубе. Разумеется, ответа он не получил. А получив, испугался бы. Так он и простоял там, ощущая безмятежное довольство и благожелательно улыбаясь своей неведомой, не подозревавшей о его существовании подруге, пока судно не отчалило.
Окружавшие Капитана люди в скором времени разошлись, но сам он покинул пирс лишь после того, как судно скрылось из виду. За рекой, местами поблескивавшей грязными пятнами масла, виднелся обрывистый берег Джерси, спокойный и чистый в мягком свете дня. Над ним дремала безмолвная стая облаков, похожих на уснувших лебедей. Все это понемногу растаяло в воздухе, и Капитан увидел открытый океанский простор, бескрайнюю роскошную синеву, которая мирно покачивалась, уходя в бесконечную даль и глубину, и когда он наконец повернулся к ней спиной, чтобы отправиться восвояси, яркое видение осталось с ним.
После этого уход Капитана в море стал всего лишь вопросом времени.
В пригородном доме, который он делил с Нэйлом, Цинтией и двумя внуками, заняться ему было, в сущности, нечем. Положение пенсионера Капитан переносил стойко - не без сожалений, правда, но покорно, не протестуя. Тридцать семь лет усердной работы в торговле скобяными изделиями наделили Капитана потребностью в целенаправленной деятельности, и отставка, вызванная болезнью и накопившейся усталостью, настигла его не обзаведшимся привычкой к праздности. Он не находил себе места, томился скукой, его расстраивали вещи, замечать которые у него прежде не было времени, и потому с готовностью ухватился за мысль о смене жизненного курса, возможность которой подразумевал отъезд сестры.
Даже внуки и те на его время особо не посягали. Когда они нуждались в нем, пусть даже как в жертве неприятных порою проказ, Капитан неизменно оказывался рядом, однако присутствия своего им никогда не навязывал и возмутился бы, предположи кто-нибудь, что он требует от них любви или привязанности. Внуки - Невил, названный так в честь отца Нэйла, и маленькая Нэн - были детьми избалованными, склонными к частым перепадам настроения и крикливым капризам. Нэн, которую уже начали донимать ночные кошмары, раз за разом сотрясала дом мучительными воплями. И когда они раздавались, именно Капитан вставал и шел в комнату внучки, чтобы разбудить ее, ласково подергав за плечо, успокоить и утешить. Она боялась темноты и на самом-то деле хотела, чтобы кто-нибудь спал рядом с ней в ее комнате, однако Невил принадлежал к другому полу, и Нэйл с Цинтией решительно воспротивились предложению Капитана поселить детей вместе.
Капитан всего один раз встал между родителем и ребенком, и воспоминание об этом все еще наполняло его страхом. Играя с Нэн, Невил ненароком ушиб ее, и Нэйл, выскочив в гневе из своей комнаты, начал избивать мальчика, выкрикивая ругательства и не замечая в припадке злобы ни направления, ни силы своих ударов. Капитан сдерживался сколько мог, но затем схватил Нэйла за плечи, чтобы остановить. Нэйл круто развернулся, лицо его искажала животная ненависть, и на миг Капитан испугался за собственную жизнь.
- Ты искалечишь мальчика! - слабо воскликнул он.
Нэйл его словно и не услышал. В любую секунду могло произойти нечто ужасное, однако мальчик, по счастью, спас положение, лишившись сознания в руках отца.
Когда приехал доктор Беренсен, ему сказали, что Невил свалился с лестницы в подвал. Доктор пробыл у мальчика долгое время и вернулся, сердито хмурясь. Следовавший за ним Нэйл застрял в проеме двери, робко переминаясь с ноги на ногу, однако доктор Беренсен, не обращая на это внимания, отрывисто спросил у Капитана:
- Что тут произошло, Эндрю?
- Он поправится?
- Этого я не знаю. Увечья, если ты их имеешь в виду, несерьезные. Так что с ним случилось, Эндрю?
- Он упал с лестницы.
- Хотел бы я посмотреть на эту лестницу. И почему ты вызвал меня, Энди? Я уже семь лет как не практикую.
- Цинтия попросила. Ты единственный врач, какого она знает.
- Ну так скажи ей, пусть познакомится с другим, - резко произнес доктор Беренсен. - Я в таких случаях, как этот, не разбираюсь.
Он сердито расхаживал по комнате, но вдруг остановился и спросил тоном, уже более мирным:
- Ты-то как, Эндрю? Желудок не беспокоит?
И все же, перед тем как покинуть дом, повторил еще раз:
- Я говорил серьезно, Эндрю. Если снова случится нечто подобное, ко мне не обращайся.
Именно доктор Беренсен помог Цинтии появиться на свет, и именно доктору Беренсену пришлось беспомощно наблюдать, как кровотечение, открывшееся после неудачной попытки кесарева сечения, безжалостно уничтожает первое и главное сокровище, каким обладал в своей жизни Капитан. Он так больше и не женился. Собственно, Цинтия и не допустила бы этого. Почти с самого начала в ней обнаружился ревнивый инстинкт собственницы: она стерегла Капитана с жадной хозяйской дотошностью, удерживая рядом с собой и заставляя отчитываться в каждом мгновении, которое он проводил вне дома. У Капитана имелись небольшие средства, он мог, да и предпочел бы, поселиться где-то еще, однако в его положении оставалось лишь смиряться - ссориться с дочерью он не хотел.
Вкус настоящего одиночества он узнал, когда Цинтия уехала учиться в колледж. Прежде они были близки друг другу, однако в один прекрасный день дочь вернулась к нему совершенно чужой, нервной при разговоре и исполненной несгибаемой решимости распорядиться своей жизнью самостоятельно. К тому времени она уже познакомилась с Нэйлом и вскоре поделилась с отцом планами раннего замужества.
- Мы предпочли бы скромную свадьбу, но Нэйл - единственный сын, и миссис Стивенс всегда хотелось устроить для него что-то особенное. Она говорит, что возьмет расходы на себя, лишь бы ты позволил ей все сделать самой.
- Будь добра, скажи ей, - ответил Капитан, - что для меня не важно, кому придется платить. Однако я считаю, что тебе и Нэйлу следует самим решить, какая у вас будет свадьба.
В итоге заправляла всем миссис Стивенс. Свадьба получилась поистине впечатляющей, вызвавшей у каждого гостя благоговейный трепет, а счета за нее по прошествии должного времени легли на стол Капитана.
Ну так вот, будущее Капитана, по сути дела, определилось через неделю после отплытия сестры.