Мартен посмотрел номер отправителя – то была Габриель. Он решил не отвечать, но не прошло и двух минут, как мобильник пискнул снова.
Я тебе мешаю?
Да.
Используя моментальную почту, она засыпала его вопросами:
Ты хочешь вместе пообедать?
Нет!
Чем ты сейчас занимаешься?
У меня много работы.
Стреляешь в людей?
Прекрати, Габриель!
Помнишь, как мы занимались любовью?
Словно застигнутый на месте преступления, Мартен поднял голову и посмотрел на мадемуазель Хо, сидящую на другом конце стола. Ее лицо наполовину скрывал экран ее "Макбука", но кореянка глядела на него с нескрываемым любопытством.
"Надеюсь, они не установили за мной электронную слежку", – подумал он, возвращаясь к миниатюрной клавиатуре своего мобильника.
Прекрати, я тебе сказал!
Любовь, как это было прекрасно! Так нежно, так ласково! Только с тобой.
Следовало опять попросить ее прекратить эти глупости, но у него не было сил. Он ждал, уставившись в маленький экранчик, ждал целую минуту! Наконец новое послание:
Мне никогда не было так хорошо, так сильно, так чувственно.
Мартен не мог еще раз не напомнить:
Если тебе было так хорошо, почему же ты не пришла ко мне на свидание?
Проигнорировав его вопрос, она продолжала отправлять ему пылкие послания, будоража память:
Помнишь наши ласки, наши поцелуи?
Помнишь, как ты ласкал мою грудь?
Помнишь свои губы на моей груди?
Помнишь, как наши тела прижимались друг к другу?
Помнишь, как я держала твою голову в своих руках, а ты…
У Мартена лопнуло терпение, он швырнул свой мобильник об стену, и тот разлетелся вдребезги.
Он поднялся по Маркет-стрит, пересек Гэри-стрит и оказался на Гранд-авеню перед кафе "Ангелы". Он был уверен, что найдет ее там.
В сердце Сан-Франциско, в нескольких шагах от Китайского квартала, не доходя до французского консульства, располагается ресторан, стилизованный под уголок старой Франции. И хотя там не продают сигареты, над входом красуется вывеска "Бар. Табак", копия фасадов парижских бистро пятидесятых годов.
Мартен решительно толкнул дверь и вошел внутрь. Место их первого любовного свидания. Его каждый раз очаровывала атмосфера этого уютного уголка: клетчатые скатерти, барная стойка, деревянные стулья. Как в старых французских фильмах. Никто бы не удивился, если бы среди клиентов вдруг оказался Лино Вентура или Бернар Блиер, легко можно было представить, что разговариваешь с Одияром. На деревянной панели у входа висело меню, в котором блюда также напоминали старинную французскую кухню: яйца под майонезом, селедка в масле с отварным картофелем, винегрет с луком-пореем, рагу из телятины под белым соусом, говядина по-бургундски, курица в винном соусе, требуха по каэнскому рецепту…
Над кассой – старый календарь и старые открытки с "Тур де Франс", прославляющие победы Анкетиля и Пулидора. В сторонке стоит ящик с настольным футболом фирмы "Гарландо" с довольно потрепанными игроками. Даже музыку подбирали в соответствии с атмосферой: полный репертуар Эдит Пиаф, Рено и его "Домашний бал в субботний вечер", Заза Фурнье и ее "Мой мужчина"…
Поговорив с официантом, Мартен прошел в самый романтический уголок ресторана, отделенный от общего зала узеньким низким проходом, где за столиком ждала его Габриель, склонившись над меню.
– Ты мне предлагаешь сыграть в эту игру? Ну что ж, давай, – сухо произнес он, усаживаясь за столиком перед ней.
– Закажешь себе паштет на закуску?
– Сначала скажи, как тебе удалось заказать этот столик?
– Так же, как и тебе в тот вечер: я дала официанту на лапу.
– И чего ты хочешь добиться?
– Я хочу вернуть его.
– Кого?
– Того Мартена, которого я когда-то знала. Того, которого любила.
– Ты не сможешь вернуть прошлое.
– А ты не имеешь права его разрушать!
– Я не хочу его разрушать, я пытаюсь его понять: почему ты тогда не пришла на свидание?
Они говорили на повышенных тонах, вскоре Габриель успокоилась и мягко предложила:
– А не хочешь ли ты посмотреть в будущее?
Мартен помрачнел. Она продолжила:
– Говорят, что у каждого есть только один шанс на счастье, но нам дано право на вторую попытку! Будет глупо, если мы им не воспользуемся! Мы достаточно молоды, хотя, конечно, не так, как раньше. Но у нас больше времени впереди, чем позади. У нас еще могут быть дети, Мартен, но мы должны поторопиться…
Габриель покраснела, сообразив, что слишком откровенна, но Мартен остался холодным как лед.
– Тогда я не была готова. Тринадцать лет назад! Тогда я не была настолько уверена в себе, сомневалась во всем и оказалась не на высоте. Да и ты, как бы ты ни старался казаться взрослым, тоже, наверное, был не готов. А вот теперь я готова. Любовь, она – как кислород. Если его нет, то можно умереть. Ты подарил мне столько любви за несколько месяцев, что мне ее хватило на годы! Благодаря ей я многое вынесла и пережила, но теперь ее запасы подходят к концу, Мартен.
Габриель обхватила рукой свою голову на затылке и поправила волосы, словно желая приободрить себя. Ей всегда приходилась это делать самой, ведь никогда никого не было рядом, чтобы помочь.
– Я причинила тебе боль, прости меня, – произнесла она.
После долгого молчания Мартен проговорил:
– Проблема не в страданиях. Да, конечно, ты страдаешь и мучаешься, но это не разрушает твою душу. Но страдание приводит к одиночеству, и в этом – проблема. Одиночество ограждает тебя от людей, от мира. Оно пробуждает самое безобразное в тебе самом.
– Любить – это непросто, Мартен! Любить – значит надеяться выиграть все, рискуя все потерять. Иногда рискуешь тем, что получаешь взамен меньше любви, чем отдаешь.
– Вот видишь, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – опять риск. Мне кажется, я уже не готов брать его на себя.
Мартен вернулся в главный офис службы охраны отеля и половину дня посвятил разработке системы обеспечения безопасности Garden Court. Вечером предстояло совещание с участием начальника бригады ночных охранников, нанятых на время аукциона компанией "Ллойд бразерс", и агентов ФБР, занимающихся организацией безопасности, куда и он был приглашен.
Солнце клонилось к закату. Мартен закончил писать план о дополнительных мерах по охране бриллианта и собирался обсудить его с мадемуазель Хо. Он попытался ей дозвониться, но ни один из ее номеров не отвечал. Тогда Мартен послал ей сообщение с текстом плана, а сам спустился в зал, где был выставлен на обозрение знаменитый алмаз.
К вечеру в зале собралось очень много народу. Вот уже несколько дней, как об аукционе трубили во всех таблоидах и на экране, что создавало излишний ажиотаж. Туристы, проводившие зимние каникулы в Калифорнии, считали своим долгом посетить это место и полюбоваться "Ключом от рая".
Подобная суматоха беспокоила Мартена, поскольку его задача становилась гораздо сложнее. Смешавшись с толпой, он прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. Постарался поставить себя на место Арчибальда и понять, что сейчас творится у него в голове. "Как бы я спланировал кражу, если бы был Арчибальдом?"
Весь день его мозг лихорадочно трудился, перерабатывая кучу информации, как вычислительная машина. К вечеру все перемешалось в кучу, как фрагменты пазла, прежде чем рассыпаться и встать на места в нужном порядке. "Как бы я спланировал кражу, если бы был Арчибальдом?"
Перед глазами мелькали разные картинки: большие прозрачные двери, многочисленные входы-выходы, толпа посетителей, смена охранников по часам… "Как бы я спланировал кражу, если бы был Арчибальдом?"
И вдруг, как озарение, ответ пришел сам собой: если бы он был Арчибальдом, он никогда не стал бы красть "Ключ от рая". Потому что все слишком просто. Спектакль! Приманка!
Мартен сообразил, что он всего лишь пешка на шахматной доске и играет предназначенную ему роль. Ни "Ллойд бразерс", ни мадемуазель Хо вовсе не собирались охранять бриллиант. Все, что им нужно, – заманить Арчибальда в ловушку. Этот аукцион с сюрпризом, ажиотаж, усиленно подогреваемый прессой, все было организовано лишь для того, чтобы расставить Арчибальду силки и заставить его прыгнуть в капкан.
И бриллиант, выставленный на всеобщее обозрение, конечно же, был ненастоящий…
20–
Two lovers
Сердце досталось мне от отца, но именно вы заставили его биться.
Оноре де Бальзак
Когда Мартен приехал в Соселито, последние лучи заходящего солнца окрасили Тихий океан и небо до самого горизонта мерцающим пурпурным цветом. Он припарковался недалеко от городка плавучих домов, где жила Габриель. Странная смесь домиков на сваях, возведенных прямо на воде, среди лодок и яхт – это место в Калифорнии до сих пор является едва ли не самым диковинным и колоритным. Городок с шестидесятых годов стал одним из олицетворений культуры андеграунда, с тех пор как хиппи и прочие маргиналы вскладчину приобрели здесь в собственность кусок земли и решили возвести жилье для себя по своему вкусу. Они отремонтировали старые лодки, приспособили негодные баржи и построили жилища на воде. В настоящее время городок обуржуазился: модные архитекторы привели его в порядок, дизайнеры продумали все до мелочей, и теперь цены на жилье в этом месте взлетели до небес. На площадке для парковки шикарные "Порше", двухместные кабриолеты и модные купе давно вытеснили видавшие виды джипы и старенькие, но надежные "Фольксвагены".
Мартен шел по улочке, проложенной вдоль кромки воды: с одной стороны – разросшиеся кустарники, клумбы с пышными цветами, деревянные, покрытые лаком скамеечки, с другой – симпатичные домики на сваях, стоящие прямо на поверхности воды. У многих из них широкие застекленные окна позволяли подсмотреть личную жизнь местных жителей: вот пожилая чета, сидя в плетеных креслах и попивая аперитив, мирно беседует о мирских проблемах; вот школьник доделывает домашние уроки, склонившись над тетрадками; вот подросток, растянувшись перед телевизором на диване, лениво следит за хореографией Бритни Спирс; вот гламурная чета выясняет отношения: "Ты все никак не можешь расстаться со своей телкой? Правда?" – "Между прочим, Рита не телка". – "Ах так! Значит, ты еще с ней?"
Люди, времена, жизнь…
Мартен узнал ее дом благодаря гидросамолету "Сессна". Он качался рядом, прикрепленный к деревянному понтону, общему для двух соседних строений. Мартен ступил на так называемое крыльцо – небольшую площадку перед входной дверью и…
– Входи! Открыто! – через окно крикнула ему Габриель.
Толкнув дверь, он оказался в гостиной и сразу был очарован: здесь было очень уютно и спокойно. Огромный букет разноцветных орхидей украшал интерьер, вечерний свет вливался в комнату через большое окно в полукруглой раме.
– Ты пришел, чтобы помириться? – спросила она.
– Ну да, в каком-то смысле.
– Ну, тогда заходи, рада тебя видеть.
Мартен протянул ей бутылку вина:
– Я хотел подарить тебе нечто оригинальное…
Габриель посмотрела на бутылку и вскрикнула:
– "Шато-Марго" шестьдесят первого года! Потрясающе! Ты с ума сошел!
– Я нашел ее в "тайных" подвалах отеля "Палас".
– Что значит "нашел"?
– Ну, украл, – уточнил он.
– Ты не лучше, чем он, как я вижу.
Мартен предпочел пропустить замечание мимо ушей и добавил:
– Кажется, это был исключительный год.
Но Габриель не позволила вовлечь себя в обсуждение этой рискованной темы.
– Я поставлю ее в погреб, а при случае верну в отель.
Мартен сделал вид, будто обиделся:
– Раз так, то я больше никогда не стану делать тебе подарки.
– А как же тебе удалось проникнуть к ним в подвалы?
– У меня есть план.
– Надеюсь, ты не оставил улик?
– Нет, конечно. Не забывай, я прошел хорошую школу…
Габриель пригласила его присесть, но он отказался и остался стоять посреди комнаты.
– Поможешь мне выбрать музыку? – Она подвела его к этажерке с дисками и аудиокассетами.
Габриель даже не взглянула на розовый айпод, лежащий сверху, а попросила Мартена поискать среди старых виниловых дисков, собранных еще ее мамой. Тот увлекся игрой, и вскоре они вместе с удовольствием перебирали коллекцию пластинок, которые когда-то покупала Валентина, комментируя альбомы легендарных исполнителей старых времен: Дженис Джоплин, "Битлс", "Пинк флойд", Дэвид Боуи, Джонни Митчелл…
Они остановились на старой записи песни Боба Дилана. Пока Мартен ставил пластинку и включал проигрыватель, Габриель заметила:
– Тебе просто повезло, что застал меня дома. Обычно в это время я еще на работе.
– Почему же ты сегодня так рано вернулась?
– Мне нужно было кое-что сделать…
– Что? – спросил он, повернувшись к ней лицом.
– А вот что, – сказала она, крепко обняв его руками.
Их дыхание перемешивается, губы ищут друг друга, руки переплетаются.
Габриель покрывает поцелуями лицо Мартена, он ласкает ей плечи.
Она снимает с него пиджак, он расстегивает ей джинсы.
Она снимает его рубашку, и та падает на пол.
Он снимает с нее свитер, целует плечи, прижимается к ее коже.
Она замечает татуировку, которой раньше не было.
Он чувствует ее запах и сравнивает его со своими воспоминаниями.
Все перепуталось в их мыслях, прошлое бесцеремонно вмешивается в настоящее. И опять возникает страх.
Страх.
Заключенный в каждой клеточке тела, спрятанный в глубине сознания. Страх все разрастается. Он безграничен. Только настоящая любовь может его победить. Поначалу страх все портит. Поначалу страх пугает и порождает желание убежать.
Несмотря на это, их руки ласкают друг друга, тела все крепче прижимаются друг к другу. Габриель цепляется за Мартена, как за спасательный круг. Он находит в себе силы не отступить. Ей удается связать себя с ним. Он пытается поймать ее взгляд. Она улыбается ему, ей хочется быть для него желанной. Она пропускает его кудри сквозь пальцы. Он языком ласкает ей грудь. Их поцелуи становятся все дольше, все крепче, все яростнее.
И вот…
И вот наступает время, когда ресницы дрожат, тела вибрируют, дыхание перехватывает.
И страх отступает.
Мартен первым вышел на веранду, завернувшись в простыню. Ночь уже наступила, но в этом странном, непохожем на другие городе даже ночью зимой не так холодно. Ветер с океана приносит теплый воздух, создавая удивительный микроклимат, и накануне Рождества здесь всего лишь слегка прохладно, как весной.
С веранды открывается чудесный вид на океан. Мартен смотрит по сторонам, спокойный и умиротворенный. Невдалеке, на причале пристроился порыбачить старый вояка, с удочкой и стареньким радиоприемником. Он слушает увертюру к опере "Травиата" и бросает чайкам куски хлеба. Они кричат и хлопают крыльями вокруг него. В конце концов их возня и резкие крики вплетаются в музыку и становятся ее частью. Позвякивание хрусталя выводит Мартена из оцепенения. Закутавшись в клетчатый плед, на веранде вслед за ним появляется Габриель с пустыми бокалами в руке. Она подходит к нему сзади, обнимает и кладет голову ему на плечо. Потом спрашивает с улыбкой:
– А не открыть ли нам бутылочку вина?
– Пойду принесу.
Габриель осталась на веранде одна, на улице не так и холодно, и плед теплый, но она чувствует, что под ним ее тело покрывается гусиной кожей, и слезинка прокладывает себе путь по щеке. Чувство безграничной благодарности сгустилось в этой слезе. Благодарность за судьбу, за жизнь, за счастливое стечение обстоятельств, за карму, за удачу, за провидение. Признательность великому вершителю судеб, ведущему нас по дороге жизни. Богу, если он существует… Да неважно кому. Главное, что Мартен вернулся к ней, и теперь она знает, что в этот раз – навсегда. Что за странная алхимия, что за колдовство, но соединение их тел привело к возрождению согласия в их душах. Теперь они оба готовы не просто начать отношения с нуля, а возобновить любовь, которая в течение тринадцати лет продолжала жить в их сердцах, но как бы в состоянии анабиоза, как в зимней спячке. Однако все-таки сохранилась и ожила. Мартен, безусловно, прав, утверждая, что нельзя спокойно смотреть в будущее, не разобравшись с прошлым.
Они ведь больше не путешественники без багажа, как прежде, и им уже не по двадцать лет. У каждого есть опыт, они многое пережили, выстрадали друг без друга. Один без другого они потеряли себя.
Они даже пытались полюбить кого-то другого, но…
Теперь с этим покончено.
Она все ему объяснит. Прямо сейчас. И начнет с того, что назовет настоящую причину, почему тогда в Нью-Йорке не пришла к нему на свидание. Еще Габриель собиралась рассказать Мартену о своих любовниках и о странном ощущении, которое всегда в ней присутствовало, начиная с юных лет. Ей почему-то казалось, будто она всего лишь приманка, жертва, ее заставляют принимать участие в игре, в какой она не хочет участвовать и всегда проигрывает. Сначала был период, когда мужчинам Габриель говорила "нет". Это длилось долго. Потом она чаще говорила "да". Мартен поймет ее…
Сейчас они лежали в объятиях друг друга, ее защита рухнула в тот же момент, что и его. Отныне она стала им не нужна, потому что теперь у них появилась любовь. Отныне ничто не могло помешать их счастью.
За исключением, может…
– Добрый вечер, Габриель.
Она подпрыгнула от неожиданности. В темноте, при свете лампочки в форме факела, из темноты проступило лицо Арчибальда.
– Что ты здесь делаешь?
– Нам нужно закончить вчерашний разговор.
– Только не сейчас.
– Я думаю, либо сейчас, либо никогда.
– Почему?
– Я объясню.
– Нет! Уходи! – воскликнула Габриель, отталкивая его. – У меня Мартен.
– Да, – сказал он, присаживаясь на диванчик.
Она растерялась, не зная, что предпринять, и произнесла:
– Прошу тебя, не порть мне этот вечер!
– У тебя на руках все козыри, Габриель. Если он хочет арестовать меня здесь, я не стану сопротивляться. Выбирай сама, что тебе больше нравится: в последний раз поговорить со своим отцом или отправить его за решетку доживать свой век.
– Но где мы можем поговорить?
– У меня есть хорошая идея. – Арчибальд указал на гидросамолет.
– Почему ты заставляешь меня выбирать между тобой и Мартеном?
– Потому что жить – значит, каждый раз делать выбор, Габриель. Уверен, ты это знаешь…
Она стояла в нерешительности, в ужасе от мысли, на что ей придется пойти ради отца, затем поспешила в дом и спустилась в погреб. Услышав ее шаги по лестнице, Мартен крикнул:
– Я еле нашел эту бутылку!
Он как раз закрывал холодильную камеру для вина, когда в проеме двери показалась голова Габриель.
– Прости меня, любимый…
– Что?
Мартен даже не успел сообразить, что происходит, как она повернула ключ и закрыла его в погребе.
– Прости, прости… – повторяла Габриель срывающимся голосом, возвращаясь к Арчибальду.