Они спаслись. В какой-то момент она оглянулась и увидела, что за ней уже не ревет стена яростного огня. Пламя Любви, потерявшее жертву, погасло, и теперь за ней расстилалось ровное дымящееся Пепелище. Она стояла на дороге, обычной твердой дороге, которая не жгла подошвы, заставляя мчаться, не останавливаясь. Ее овевал легкий ветерок - приятный, прохладный, остужающий ожоги. С неба светило солнышко - теплое, ласковое, животворящее. На руках сидела дочь - ее девочка, ради которой она вырвалась из Пожара.
И она пошла по этой дороге куда глаза глядят, едва переступая обожженными ногами, и каждый шаг давался с трудом. Ей надо было выйти к людям. Вскоре она увидела человеческое жилище.
Но и среди людей ей оказалось непросто. Ожоги зажили, тело снова стало молодым и красивым. Но Душа… Пожар Любви опалил ее Душу, и в ней поселился Страх. Если какой-нибудь мужчина обращал на нее внимание, Душа начинала беспокойно шевелиться и стонать - она еще хранила в себе боль и не хотела повторения. Женщина страстно хотела Любви, говорила ей "Да!", а Душа заходилась в безмолвном крике: "Не-е-е-ет!!!" По ночам ей все еще снилось бушующее, сжигающее все живое пламя. Наутро она забывала сны, но они селили в ней беспокойство. Она сторонилась мужчин. Да и мужчины не очень-то хотели приближаться к ней - ее Страх создавал вокруг нее особую, тревожную ауру не располагающую к близкому контакту.
Она выстроила себе Дом. Крепкий, надежный дом, не боящийся пожаров. Она навесила на стены огнетушители, багры и лопаты - от случайных возгораний. Потом решила, что этого мало, и поставила высокий частокол из толстых-претолстых бревен. Но и это не успокоило ее Душу. Тогда она вырыла вдоль забора ров, который наполнила водой - чтобы Пожирающий Огонь не смог добраться до нее. Теперь она была в тройном кольце зашиты от Пожара Любви. И не понимала того, что это зашита не только от Пожара. Но и от Любви - тоже. Но человек не может жить без Любви. Его Вечный Двигатель подпитывается только Любовью - или Ненавистью, потому что Ненависть - это выжженная Любовь. В ней не было Ненависти, но у нее не было и Любви. И она начала чахнуть. Это была не болезнь, просто жизненная энергия капля за каплей утекала, а пополнить запасы было нечем.
Дочка была еще мала и нуждалась в ее заботе. Поэтому она укладывала дочку спать, становилась на колени и молилась о том, чтобы Господь надоумил ее - что ей надо сделать, чтобы ее Душа успокоилась и перестала панически бояться Огня Любви. Она молилась без надежды, без претензий, даже без Любви - просто молитва давала ей хоть какие-то силы.
И однажды поздней осенью, в хмурый промозглый вечер в ее ворота постучались. Она как раз только что закончила молиться, может, поэтому она и открыла. В другое время скорее всего, не стала бы. За воротами, кутаясь в накидку, стоял мужчина.
- Хозяюшка, можешь ли дать кров и пишу одинокому путнику? - спросил мужчина.
Порыв ветра качнул створку ворот, и она молча посторонилась, пропуская его в ограду.
- Осторожно, тут мостик, - предупредила она, когда он шагнул ко рву.
- Ого, как у вас тут все серьезно! - покачал головой он.
Женщина промолчала.
- Как зовут тебя, хозяюшка? - спросил он, отряхивая свою накидку от дождевых капель.
- Хозяюшка, - коротко ответила она. Душа ее уже ныла и боялась: в доме был мужчина, и это было неправильно, опасно.
- Хорошо, Хозяюшка, - не стал спорить он. - Тогда зови меня Лекарь.
- Почему? - споткнулась она.
- Потому что я - Лекарь, лечу людей от болезней, - ответил он и шагнул в дом.
Дочка уже спала, поэтому ужином его кормила она одна. Она чувствовала себя очень напряженно, и ей хотелось как можно скорее уйти к себе.
- Что-то не так? - спросил Лекарь, внимательно глядя на нее.
- Все так, - бросила она. - Устала просто, спать хочу.
- Спасибо, я наелся, - отодвинул он тарелку. - Ты не беспокойся, Хозяюшка, утром я двинусь дальше.
- Хорошо, - чуть смягчилась она. - Я постелю тебе тут, на лавке. Она широкая, тебе будет удобно.
Она постелила ему постель и с облегчением ушла в свою комнату. Видимо, впечатлений было чересчур много, потому что она уснула, едва донеся голову до подушки. Ночью ей приснился сон: выжженное дотла поле, которое поливает из смешной детской леечки босоногий мужчина в белой холщовой одежде. И корка пепла размокает, становится мягкой и податливой, лопается, и из трещинок вылезают робкие зеленые ростки, а через поле к ней бежит дочка и кричит: "Мама! Мама!" На этом месте она проснулась, потому что поняла, что голос дочки она слышит наяву. Она вскочила и кинулась в комнату дочки - та металась во сне и звала ее. Она схватила дочку на руки и даже вскрикнула - таким жаром полыхала ее девочка. Душа тут же наполнилась тревогой - уж больно это было похоже на Пожар. Душа не забыла.
Она заметалась в панике, соображая, где ночью можно найти врача, и понимая, что до утра это дело безнадежное. Отчаянно она понеслась на кухню, за водой, и увидела босоногого мужчину, который как раз натягивал рубашку. Она совсем забыла про него, и вообще он был некстати, этот пришлый, как его там, Лекарь, что ли… Лекарь?
- Дочке плохо. Жар, - заговорила она. - Ты же Лекарь?
- Лекарь, - подтвердил он. - Где дочка?
Дальше все было как в кошмарном сне. Он гонял ее то за одним, то за другим, покрикивал даже, достал из своей котомки травы, смешивал их, заваривал и заставлял заваривать ее, менял компрессы, и так долго, долго - пока жар не спал.
Душа ее сейчас не боялась всяких там Пожаров Любви - она могла думать только о ребенке, единственном живом существе, ради которого она спасалась и выжила, ради которого она жила сейчас.
- Хозяюшка, дело серьезное, - сказал ей Лекарь, когда девочка уснула. - У дочери твоей горячка, только не простая это болезнь, а душевная. И обычными лекарствами ее лечить - не получится. Не помогут ей врачи.
- А кто поможет? - помертвевшими губами выговорила она.
- Я помогу, - просто ответил Лекарь. - Я лекарь душ человеческих. Только и тебе изо всех сил стараться придется. Решай…
- Решила уже, - твердо сказала она. - Верю тебе. Лечи. Что я должна делать?
- Для начала - есть у тебя бумага и ручка? - деловито спросил он.
- Есть, - растерялась она. - Рецепт, что ли, писать?
- Рецепт, - кивнул он. - Только рецепт не простой…
Когда она вернулась с письменными принадлежностями, он велел ей сесть за стол и спросил, как в лоб ударил:
- Как ты умудрилась так обжечься-то, Хозяюшка?
Она выронила ручку и замерла с открытым ртом. Душа забилась, закричала. Лекарь ждал.
- Зачем тебе? - хрипло спросила она, справившись с собой.
- Ничего даром не проходит, - ответил Лекарь, серьезно глядя ей в глаза. - Если ты испытала запредельные эмоции, когда Душа твоя горела и корчилась, все это запечатлелось, понимаешь? И все это мы своим детям передаем, вроде как по наследству. Пока раны не залечим…
- Ты что, Лекарь? Хочешь сказать, что ее жар - это отзвук моего Пожара? - спросила она, уже зная, что он ответит.
- Это - Закон, - жестко сказал он. - Мы за все в ответе, и за детей наших тоже. Что им передадим - то у них и будет.
- Да что она могла понимать тогда, кроха такая? - спросила она.
- Она, может, и не понимала. Она чувствовала, - объяснил Лекарь. - Даже нерожденные дети уже чувствуют. Они добровольно разделяют с родителями их судьбу. Только они маленькие, не со всем могут справиться. А ты - взрослая.
- Я - взрослая… - повторила она. - Я не хочу моему ребенку такой судьбы. Что надо делать?
- Пиши, - приказал Лекарь. - Пиши на бумаге все, что случилось. Подробно, не щадя ни себя, ни его. Все свои чувства, все ощущения. Отдай бумаге свою боль. Пройди вновь через свой Пожар.
- Я не могу! - закричала она и заплакала, забилась. Лекарь обнял ее, гладил по спине, и через какое-то время слезы иссякли. - Я сделаю, - сказала она и подвинула к себе бумагу.
Ей нелегко это далось. Сначала она пыталась что-то приукрашивать, а что-то вообще не писать, но он заставлял ее, и она все глубже уходила в свои страшные воспоминания. Тем временем он занимался девочкой, поил ее своими отварами, шептал над ней какие-то лекарские молитвы.
Хозяйка вновь бежала от взбесившегося Костра Любви - плакала, колотила кулаками по столу, обессиленная падала в постель, чтобы забыться ненадолго, и снова писала. Он и ее поил своими травами, гладил по голове, как маленькую, и заставлял вновь садиться к столу.
Когда она закончила свой горький рассказ, они вышли вместе во двор, и он развел небольшой костерок. Страх снова обуял ее Душу, но теперь рядом был Лекарь, и она не позволила Страху победить ее решимость. Лекарь заставил ее сжечь все написанное на костерке - "предать очищающему огню, а пепел развеять по ветру" - вот как он сказал. А потом заставил ее писать все по новой, и она подчинилась. Так было не раз и не два - она не считала.
В какой-то момент она вновь подвинула чистый лист и вдруг поняла, что ей больше нечего писать. Все, в Душе пусто. Ее Пожар Любви погас безвозвратно. В этот день дочка впервые сама захотела поесть, и на щечках ее заиграл здоровый румянец. Хозяйка пекла блинчики, и Душа ее пела.
Теперь она и Лекарь стали подолгу разговаривать обо всем, что с ней случилось, и о многом другом.
- В чем моя вина? - спрашивала она. - Ведь я просто пыталась подарить свою Любовь. Разве это преступление?
- Когда ты ставишь Любовь к другому человеку выше Бога - да, преступление, - отвечал ей Лекарь. - Твоя Любовь разрушительна, как цунами. Она захлестывает человека, он захлебывается в твоей любви, он не может дышать. И бежит от тебя - чтобы спастись.
- Но как тогда сохранить Костер Любви, чтобы он горел, но не превращался в Пожар? - допытывалась она.
- Не позволяй эмоциям взять над тобой власть, - учил он. - Обиды, претензии - заливают Костер Любви, как вода. Ревность, похоть, страсти, жажда - распаляют его, делают неуправляемым. Ты - Человек, ты должна научиться управлять Стихиями. Иначе Стихии ополчатся против тебя.
- Ты хочешь сказать, что в Любви тоже нужна техника безопасности? - улыбалась она. Она уже снова научилась улыбаться.
- Разумеется, - подтверждал Лекарь. - Как и во всем остальном. Тогда тебе не понадобится ни высокий забор, ни ров с водой. Тогда тебе будет безопасно везде - даже в чистом поле, где крыша - только небо.
Она слушала его - и ей казалось, что душа наполняется живительной влагой, а его странные слова падают туда семенами.
Дочка ее уже бегала по дому и радостно залезала на руки к Лекарю, а он таскал ее на закорках, мастерил ей кукол и играл в ее немудрящие игры. Хозяйка любовалась и радовалась, глядя на них. И кажется, влюблялась в Лекаря - ее Душа тянулась к нему и нуждалась в нем.
Так прошла зима, наступила весна. И вот однажды Хозяйка, проснувшись, увидела, что Лекарь уже одет, котомка его собрана, постель свернула в тюк, а сверху лежит приготовленный плащ.
- Что это? - непонимающе спросила она, глядя на эту картину.
- Хозяюшка, спасибо тебе за все, - сказал Лекарь. - Я собрался продолжить свой путь. Пора!
- Но… - начала она, - разве ты не хочешь остаться?
- Я лекарь, - мягко сказал он. - Я лечу людей. Я должен идти, чтобы еще кому-то помочь.
- Но я люблю тебя! - вырвалось у нее. Она тут же пожалела о сказанном и заплакала. Он подошел, обнял ее, прижал к себе, и она разрыдалась у него на груди, уже зная, что это - в последний раз.
- Слушай меня, - ласково сказал он, и она притихла, ловя каждое его слово. - Ты любишь не Мужчину во мне, а Спасателя. Лекаря. Это - не Любовь, это - Благодарность. Пожалуйста, не путай эти чувства.
- Мы привыкли к тебе, - пожаловалась она.
- Конечно. И я к вам привык. Но Спасатель всегда уходит, когда его работа закончена. И Лекарь уже не нужен, когда Душа излечилась. Так? - спросил он и поцеловал ее в макушку, как ребенка.
- Но что же мне делать? - спросила она, всхлипнув в последний раз.
- Распахнуть ворота настежь. Засыпать ров. И ждать. Рано или поздно придет человек, с которым тебе захочется сложить Костер Любви.
- Такой, как ты? - с надеждой спросила она.
- Лучше. Гораздо лучше! - убедительно пообещал он. И она знала, что так оно и будет, - Лекарь никогда ее не обманывал.
На следующий день она нашла старые рукавицы, взяла лопату и начала закидывать землей ров. Работа предстояла большая, и она была рада, когда ее дочка принесла свои детские лопатку и ведерочко и присоединилась к ней. Ворота были распахнуты настежь - так, как велел Лекарь, и в них заглядывало юное весеннее солнышко.
Когда ров исчез под слоем земли, Хозяйка увидела, что он похож на шрам. Тогда она принесла семена, и вместе с дочкой они стали превращать бывший ров в кольцевую клумбу вокруг их дома. Одновременно она наняла рабочих, чтобы те растащили по бревнышку ее частокол - раньше он защищал ее от Мира, теперь он мешал ей видеть Мир.
Однажды вечером, в середине июля, Хозяйка, закончив дневные дела, баловалась с дочкой - они брызгались из поливального шланга, визжали, носились друг за другом, но осторожно, чтобы не повредить новую клумбу - на ней уже вовсю пестрели цветы.
В это время к дому подошел Путник. Девчонки, увлеченные своей игрой, не сразу его заметили. Путник постоял, подивился, заулыбался, а потом поставил котомку наземь и спросил:
- Третий не лишний?
- Ура! Нашего полку прибыло! - завопили девчонки и тут же направили на него шланг. Он взревел и погнался за ними, а они брызнули в разные стороны, оставив его с носом. Так они играли до самого вечера, и все были промокшие, радостные и очень счастливые.
А когда солнышко пошло на закат, они развели небольшой костер, чтобы просушить мокрую одежду.
- Какое от него приятное тепло, - удивился Путник. - Девчонки! А вы можете предоставить кров и пишу одинокому Путнику?
- Можем! - хором сказали мать и дочь и засмеялись. И Путник к ним присоединился, с удовольствием глядя на их веселые, разрумянившиеся мордашки.
И все трое уже чувствовали, что между ними разгорается, весело потрескивая, ровное пламя, которое может вскоре превратиться в самый настоящий Костер Любви. Как и было обещано. Ведь Лекарь ни когда ее не обманывал.
- Здесь приводят людей в божеский вид. После разных катастроф.
- То есть у вас тут не обычная пластическая хирургия?
- Нет, далеко не обычная. Ради того, чтобы просто увеличить грудь или поправить нос, не стоит забираться так высоко, поверьте.
- А на сколько пациентов рассчитана клиника?
- Извините, это закрытая информация. У нас здесь много закрытой информации.
- Но как же реклама?
- Мы не нуждаемся в дополнительной рекламе. Нас и так хорошо знают. Все, кому нужно попасть, к нам попадают.
- Вот как… А вот скажите…
Внезапно на стенах коридора замигали лампы, раздался звук зуммера, где-то захлопали двери.
- Прощу прошения, давайте посторонимся. Похоже, срочная операция.
По коридору загрохотала каталка, на которой лежало нечто бесформенное, вокруг суетились сотрудники, делая что-то прямо на ходу.
- Готовьте большую операционную! - говорил в телефон один.
- Доктор, мы его теряем! - обеспокоенно сообщал другой.
В конце коридора распахнулись двери. Каталка промчалась мимо корреспондента, то, что он успел увидеть, неприятно поразило его. Там, под простыней, ворочалась и корчилась какая-то невнятная масса, и было видно, что ей больно.
- Это был человек? - осторожно спросил он. - Или то, что от него осталось?
- Это не важно. Важно то, что все еще можно поправить. Пойдемте на смотровую галерею, оттуда можно наблюдать весь процесс. И слышно все, что происходит в операционной.
- Ага, - сглотнул корреспондент. Ему было очень не по себе: хотя он разные виды видывал и даже в зоне военных действий побывал, тут почему-то казалось гораздо страшнее.
Смотровая галерея и вправду была расположена высоко и удобно, и корреспондент увидел, что пострадавший уже на столе, а бригада врачей поспешно занимает свои места. В операционную стремительно вошел (показалось - влетел!) высокий кряжистый старик. Полы белого халата развевались, как крылья, со свистом разрезая воздух.