Женщина рядом с Леной заглянула в ее "Могилу" и спросила:
– Простите, что вы читаете?
Лена показала обложку.
– "Могила для благих намерений", – перевела женщина.
– Вы знаете английский? – Лена почему-то обрадовалась.
– Да, я преподаю язык в старших классах, – ответила женщина. – Я никогда не встречала этой книги. О чем она?
– О, вы знаете, так сразу не расскажешь. Ну, вкратце. Двое любят одну женщину. А она выбирает. Выбирает долго, потому что один – напористый и энергичный и за ним можно спрятаться. Но он привык все брать сам и не любит копаться в психологии. А другой – немного наивный, за ним скорее за самим нужен глаз да глаз. Но он никогда ни о чем не спрашивает, и он талантлив и влюблен. Ну, и она не может решиться. Она думает: вот если бы их соединить в одного – вот тогда!..
– В таком случае, – улыбнулась женщина, – ей надо просто бросить монетку. Знаете – орел, решка… И все проблемы решены.
– Нет, она не кинула монетки. Она так никого и не выбрала и в конце концов осталась одна. – Лена повторила: – Осталась одна… Я, вероятно, буду переводить эту книгу. Она очень хорошо написана.
– Печальная история, – сказала женщина. – А они, что они сделали?
– Им обоим просто надоело, и они разъехались. Один наговорил ей кучу обидных слов, а другой помолчал, улыбнулся, но тоже ушел.
– Очень благородно, – рассмеялась женщина, но Лена даже не улыбнулась, а только сказала:
– Они просто не могли больше ждать, и всё. – И она снова начала читать.
– Вы знаете, – произнесла задумчиво учительница, – это на что-то очень похоже. Только не могу вспомнить – на что.
– Да, – согласилась Лена, – очень похоже на что-то.
Ребята в конце вагона запели что-то грустное про геологов – как им трудно и как они любят своих девушек. Пели хорошо. За окном светило солнце, мелькали деревья, поля, дома. Было очень светло. А в вагоне поезда Москва-Рязань ехала красивая женщина и читала "Могилу для благих намерений". Скоро Рязань. Когда они вышли на станции в Рязани, женщина вдруг сказала:
– Я вспомнила. Это похоже на "Идиота".
– Да что вы! Бог с вами, – Лена улыбнулась, – совсем нет. И вообще – это ни на что не похоже!
– Ну, может быть, – согласилась учительница. – Во всяком случае, я желаю вам успеха!
– Спасибо. – Лена прошла привокзальную площадь и уехала на такси.
Правда, в попутчики напросились двое из компании, которая пела в поезде. Один с гитарой. Они сразу начали петь что-то про такси и шоферов, а потом стали приставать к Лене: куда она, откуда? И она ответила:
– Из Москвы, приехала к дочке.
Парни сразу успокоились и запели "Доченьки" Вертинского, а вскоре попросили остановиться, расплатились, попрощались и крикнули вслед:
– Привет дочке!
Машина остановилась на другом конце города, около одноэтажного аккуратного дома. С крыльца сбежала женщина, еще довольно молодая, – бабушка Кати и мать Лены.
Она обняла дочь и крикнула в дом:
– Котенок! Посмотри – кто приехал!
С крыльца скатилось что-то очень белобрысое и прыгнуло Лене на шею.
– Ты же ее задушишь! – Бабушка пыталась оторвать внучку от дочки, но глаза ее светились радостью, а девочка зацеловывала мать и смеялась.
– Ну хватит, пошли в дом!
В доме было чисто и бело, как в хороших русских избах. Лена принялась распаковывать чемодан. На свет появилась кукла и коробка конфет.
– Это от меня, а это от папы. Он сказал, что очень тебя любит и скоро приедет.
Катя солидно приняла подарки и уволокла их куда-то в свой угол.
– Мама, остальное тебе! – сказала Лена.
– Это куда же столько всего! – всплеснула руками мать. – У нас есть всё. Еще с прошлого раза осталось.
– Ничего, не пропадет, – успокоила Лена. Из угла появилась Катя. Кукла была аккуратно спеленута и неслась с осторожностью, как ребенок.
– Мама, ты долго будешь? – спросила девочка.
– Нет, завтра уеду, но скоро приеду опять.
Катя шумно вздохнула, но… только и всего. Она привыкла к таким коротким визитам матери и давно не устраивала из этого никаких историй.
– Ты мне почитаешь сегодня? – спросила она.
– Конечно! А днем мы пойдем в лес и, может быть, купаться, – пообещала Лена.
Другой бы ребенок запрыгал и закричал, а Катя просто сказала:
– Хорошо.
События этого и следующего дня размотались как кинолента.
Ходили по лесу – мать и дочь – и искали грибы и землянику.
– Мама! – кричала Катя. – Я нашла поганку.
– Что же ты радуешься, глупая! Это же – поганка, от слова "поганый", значит – плохой, вредный.
– Но она очень красивая, – девочка никак не хотела выбрасывать гриб, – ее неприятно есть, а смотреть приятно…
Потом они купались, уже к вечеру, и в лучах заходящего солнца мелькали два белобрысых пятна, очень похожих. На ночь Лена читала дочери сказки, и та не хотела засыпать, а все просила: "Дальше!" – но когда Иван-царевич победил Кощея и увез наконец свою невесту, она уже спала и счастливо улыбалась во сне.
Потом Лена разговаривала с матерью.
– Ты что-то очень неспокойна сегодня? – спросила мать. – Что-нибудь случилось?
– Так, мелкие неприятности с работой. Не утверждают перевод. – Она расчесывала волосы, готовясь ко сну.
– И все? – снова спросила мать.
Лена взглянула на нее и усмехнулась:
– От тебя, мама, ничего не утаишь. Конечно, не все. Завтра у Николая очень трудный день. Он не говорит, но, по-моему, это опасно. Ну и я, конечно, волнуюсь!
– Как у тебя с ним?
– Не знаю, мама, не знаю. Завтра я должна встретить его после работы. А пока ничего не знаю. Он стал очень раздражительным, и с ним трудно разговаривать. Может быть, это из-за завтрашнего дня?
– И это все? – опять спросила мать.
Лена долгим взглядом посмотрела на нее и сказала:
– Нет. Но об этом как-нибудь потом. Давай спать! – Она легла, а мать выключила свет и вышла.
И следующий день прошел в играх и весело, и в четыре часа бабушка и внучка посадили Лену на поезд и махали ей руками с перрона, а она им – из окна…
В большом зале, в институте, где по стенам было много лесенок и мостков и весь зал опоясывал металлический барьер, как в заводском цеху, – царило деловое оживление.
В небольшой комнате, рядом, над Алексеем суетились люди в белых халатах. Он сидел в кресле, полураздетый, и ему ко всем местам прикрепляли различные датчики. Около двери в эту комнату стоял Николай, бледный от бессонницы, и прикуривал от своей сигареты. Его стали гнать, чтоб не дымил, и он загасил окурок и вошел в комнату.
– Леха, ты как? – спросил он наполовину раздетого и на три четверти заклеенного друга.
– Я в порядке. Скоро будем облачаться. – Алексей был спокоен, хотя ему в это время что-то привинчивали к шее.
– Ты спал? – снова спросил Николай.
– Как убитый, и во сне видел бывшего настройщика. Он насвистывал блатные песни и фальшивил. Я проснулся от расстройства, а это оказался будильник. Вот так.
Алексей встал с кресла, подвигал руками, поприседал и бросил:
– Нормально! Можно одевать!
На каком-то сооружении ввезли скафандр, похожий на человека, из которого выпустили воздух и вынули кости. Алексей начал облачаться. Одевался он сам, все стояли тут же, но никто не помогал. Это тоже входило в задачу – одеться самостоятельно.
Только в самом конце Алексей попросил:
– Коля, тряхни сзади, чешется!
Николай потряс.
– Спасибо! Ты знаешь, он такой мягкий и легче, чем все прошлые! – А потом добавил шепотом: – Ты, Коля, спокойно, потому что сзади стоит наш дорогой оппонент!
Николай оглянулся и через большое стекло, отделявшее комнату от зала, увидел лысину Борисенко. Тот улыбался и поприветствовал их очень дружелюбно. Оба расхохотались, вспомнив, видимо, позавчерашний разговор, но тоже помахали в ответ.
Наступил самый ответственный момент: надо было навинтить гермошлем, и тоже самому. Снова все отошли и заволновались. Но напрасно, потому что шлем очень легко встал в пазы, и Алексей его намертво закрепил довольно простыми манипуляциями.
Кто-то хлопнул по плечу Николая и восторженно присвистнул:
– Класс!
Алексея провожали к барокамере. Он помахал всем рукой перед металлической дверью-люком, а Борисенке даже отвесил поклон, потом присел, почти до пола, и показал оттопыренный большой – даже очень большой – палец скафандра. А потом вошел внутрь и закрыл за собою дверь. Ее тут же задраили, как люки подводной лодки.
– Внимание! Подъем! – прозвучал голос откуда-то с потолка.
– Готов! – откуда-то издалека сказал голос Алексея. Девушка-лаборантка сказала: "С богом!" – и тихонько перекрестила запертую дверь. Эксперимент начался.
Голос из-под потолка начал отсчет высоты, монотонно и бесстрастно:
– 100 метров, 500 метров, 1000 метров, 1500 метров, 1800, 2000, 3000, 4000, 5000, 6000, 7000. Стоп!
На приборах мелькали стрелки, другие приборы считывали показания датчиков и наносили их на многочисленные ленты. Несколько человек, ‹готовые в любой момент вмешаться, исправить, прекратить наконец, – впились глазами в приборы›.
– Самочувствие отличное, продолжайте подъем. – Голос Алексея был спокоен. – Коля! Все в порядке! Меньше кури, – добавил он.
Теперь и Николай улыбнулся и выбросил очередную сигарету.
А голос с из-под потолка продолжал:
– 10 000, 11 000, 12 000…
Лена ехала в Москву в поезде Рязань – Москва, как всегда с книгой на коленях. Но книгу она не читала, а только смотрела на страницы – и видела черные линейки, потому что думала о своем.
– Я вот уже час смотрю на вас, как вы читаете одну и ту же страницу, – сказал пожилой человек в украинской рубашке и с огромным портфелем. – Что с вами, вам ничем не надо помочь? – Он спросил это просто и искренне, и Лена поэтому так же ответила:
– Нет. Я просто очень беспокоюсь – успею ли к шести часам на Ленинградский проспект. Времени в обрез, а мне очень нужно успеть.
– За мной придет машина. Я еду в Шереметьево – и с удовольствием вас подвезу! – Человек с портфелем очень обрадовался, что маршрут совпадает, и Лена – тоже.
– Спасибо, – сказала она и снова попыталась читать. На этот раз ей это удалось.
Поезд приближался к Москве…
– 45 000 метров, – бесстрастно докладывал голос из динамика, – 46 000, 48 000, 50 000. Стоп! Сообщите самочувствие.
– Отлично! – Голос Алексея звучал бодро. – Валяйте, ребята, откачивайте дальше. Эта штука держит прекрасно. Теперь все в порядке. Дальше!
Люди в зале оживленно заговорили.
Николай подошел к микрофону и сказал:
– Алеша! Когда закончим подъем, ты немного подвигайся, ладно?
– Хорошо, – послышалось из динамика. – Какая температура?
– Минус сто семьдесят, – ответил Николай, взглянув на термометр.
Голос продолжал докладывать:
– 59 000, 61000, 63 000…
– Да что ты! – искренне удивился Алексей. – А мне тепло, даже жарковато.
– Какая температура тела? – спросил Николай, отключив микрофон.
– Тридцать восемь и две, – ответил врач. – Это не опасно – волнение…
– 65 000, 66 000, 67 000, 68 000, 69 000, 70 000. Подъем закончить!
В зале все затихли, слышалось только легкое потрескивание приборов, и мигали лампочки индикаторов. И казалось, что они мигают громко.
– Коля! – В голосе Алексея проглядывало явное удовольствие. – Коля! Выполняю всякие упражнения – как в гимнастическом зале, – вроде в трусиках и в маечке. Красота!
Николай сказал в микрофон:
– Запомни, когда будет неудобно. И не напрягайся!
– Ага, ладно. Наклоны вперед – неудобно. Тянет.
– Где? – спросил Николай.
– Спина, елки-палки.
Николай что-то быстро записал.
– Попробуй подтянуться, – попросил он.
– Это – вполне; трудно немного, но это потому, что он тяжелый, черт, – ответил Алексей.
– Леша, ты продолжай и больше не разговаривай! Спустишься – расскажешь.
Алексей ответил:
– Ладно, – и замолчал.
В аппаратной люди замерли над приборами, а в зале молча стояли, глядя на задраенный люк. Голос из-под потолка произнес:
– Спуск, – и начал отсчет в обратном направлении: – 69 000, 67 000, 65 000, – и так далее.
… Черная "Волга" остановилась недалеко от института. Лена поблагодарила своего благодетеля и вышла. Она прохаживалась недалеко от подъезда института.
Вдруг двери распахнулись, и целый клубок возбужденных человеческих тел выкатился на улицу. Этот клубок мял и тискал двоих людей, особенно одного – невысокого улыбающегося парня, и другого – высокого и бледного, который прикуривал от своей папиросы.
– А признайся, Лешка, все-таки было страшно? – спросила Алексея та самая лаборантка, которая крестила дверь барокамеры. – Ведь страшно? А?
– Не скрою, – улыбался Алексей, – даже ноги подкосились, но скафандр не дал упасть.
Его хлопали по плечу, девушки целовали, говорили: "Старик, ты – молодец!" – а Николаю жали руки и поздравляли с победой.
Вот вышел Борисенко, пожал руку Алексею, произнес свое: "Вот так!" – и бросил Николаю:
– Ну что же, победителей не судят!
– Ну да, их сразу сажают, – мрачно сострил Николай. Все рассмеялись, кроме Борисенко, – он покачал головой и сказал:
– Вы неисправимы! – и пошел к персональной своей машине.
Кто-то сказал:
– Завтра появится отчет: "В руководимой мной лаборатории…" и т‹ак› д‹алее›.
– Да уж, наверное, и сегодня, – добавил другой.
– Бог с ним, ребята. Пускай приобщается. Дело-то сделано. – Николай был великодушен. – Ладно, теперь давайте прощаться!
Толпа быстро рассосалась, и на ступеньках остались двое – Алексей и Николай. Они хитро посмотрели друг на друга и начали бить друг друга по плечу, довольно сильно, так что могло показаться, будто они дерутся, а они хохотали во все горло, потом обхватили один другого и начали поочередно поднимать над землей.
– Леха, ты гений! – кричал Николай.
– Нет, Коля, это ты – гений, а я – исполнитель. Ведь это ты, паразит, сделал эту штуку.
– А ты – испытал, черт подери! Я сидел в комнате, а ты – в этом гробу, при абсолютном нуле. Нет, Леха, ты вот такой парень!
– Да и ты ведь, Коля, тоже.
Лена стояла очень близко от них. У нее были такие глаза, как будто она увидела удава в ванной. Друзья не замечали ее, а она, конечно, не могла подойти, потому что – ну что бы она сейчас сказала? Что? Можно, конечно, поздравить обоих… А дальше?…
Она повернулась и пошла прочь. Потом, уже отойдя довольно далеко, сказала, ни к кому не обращаясь:
– Значит, волновалась я не за того! – и улыбнулась.
– Что вы, простите? – остановился какой-то прохожий.
– Нет-нет, – испугалась Лена, – это я не вам.
Прохожий пожал плечами и двинулся дальше. Лена вошла в метро…
– Слушай, Леха, а ведь она должна была меня сегодня встретить!
– Может, не успела приехать, – предположил Алексей.
– А может, потому, что я так элегантно закончил беседу. – Николай мрачно ухмыльнулся. – Ладно, позвоню ей завтра и извинюсь. Я сегодня добрый. А сейчас – мы куда?
– Пойдем куда-нибудь ужинать. Я проголодался в этом ящике.
И вот они снова вдвоем. В небольшой шашлычной. Алексей смачно ел и разговаривал с набитым ртом.
– Я ей расскажу, – говорил он, – она жутко обрадуется. Только, конечно, ей надо – без подробностей. Хотя – можно все.
– Ну а моя мадама, наверное, тоже будет рада, но вида не покажет. Это точно. Даже наверняка скажет что-нибудь обидное. – Николай начал впадать в меланхолию.
– Слушай, – вдруг подумал Алексей, перестав жевать. – Пойдем к моей Елене в гости! Почему нет, черт меня возьми! У меня радость. Я, можно сказать, подвергался даже опасности! Хочу видеть любимую женщину, у нее на дому! Желаю! – Он встал. – И ты, Коля, там душевно отдохнешь, потому что она – вот такая женщина! Вот такая! – И он пошел к автомату и набрал номер.
– Ленка, Леночка. Елена, драгоценная моя! Это я!
– Я слышу. – Она сразу заулыбалась.
– Ленка! Мне одиноко и грустно, а это неправильно, потому что у меня большая радость! И ты пригласи меня к себе! Я соскучился – невыносимо.
– Что у тебя было сегодня? – спросила она.
– Приеду – расскажу! Давай адрес! Я записываю. Значит, на "П"… – Он открыл книжку.
– Почему на "П"? – удивилась она.
– Потому что – Прекрасная Елена.
Она рассмеялась:
– Ну ладно, записывай! Улица Усиевича…
– Так, записал! Дом девять… Ага! Понятно! Найду! У меня суприз. – Алексей подмигнул меланхоличному другу.
– Что еще за сюрприз? Ничего не выдумывай!
– Ну суприз уже у меня. Так что не отвозить же его домой? – Алексей снова подмигнул. – Ладно, еду!
Он вышел, красный и довольный, пошел за занавеску и рассчитался с официанткой.
– Поехали! – сказал он Николаю. – Поехали быстрее – она ждет.
Они оделись, поймали такси и уехали.
… Машина остановилась на довольно тихой улице в районе метро "Аэропорт".
– Мы же недалеко от института! – сказал Николай.
– Ага, – пробормотал Алексей. Он что-то разнервничался дорогой, но уверенно пошел к девятиэтажному дому.
На четвертом этаже он нажал на звонок и, подмигнув Николаю, таинственно приложил палец к губам и просвистел:
– Тсс!
Лена открыла дверь и обмерла…
– Это суприз, – вместо приветствия торжественно возгласил Алексей, наслаждаясь ее растерянностью, и ткнул в Николая пальцем: – Это, Ленка, тот самый тип, который меня позавчера спаивал, а сегодня… Ну, об этом потом! Знакомьтесь! Это, значит, Николай, то есть суприз, то есть во такой парень, а это, как ты, конечно, догадался, товарищ Суприз, – это моя Ленка, Елена, Леночка.
Во время всей этой тирады Николай глядел на Лену так, словно увидел Черчилля. Целая гамма чувств пронеслась по его лицу, гамма, какой мог позавидовать самый гениальный мим. Лена мимировала немного скромнее, но тоже ничего себе.
Первой, конечно, очнулась Лена. Она протянула Николаю руку и осторожно сказала:
– Лена.
– Николай. – Он пожал ей руку. А что ему оставалось делать? Ничего.
– Ленка, ты, может быть, впустишь нас? Лестничная клетка, конечно, часть нашей квартиры, но все равно – пусти! А? Леночка!
– Да, конечно! Что ж стоите? Проходите! – Она почти совсем взяла себя в руки, только глаза немного выдавали волнение.
Мужчины вошли, разделись, Николай сразу закурил, а потом уже спросил, входя в комнату:
– Да! Простите. У вас курят? Я ведь здесь первый раз…
– И я тоже, – печально подхватил Алексей. – Мы с тобой, Коля, в абсолютно одинаковом положении.
– Ну нет конечно, что ты! – Николай произнес это, глядя на Лену.
– Да, курите, пожалуйста, – ответила Лена тоном приветливой хозяйки, – и садитесь – в ногах правды нет.
– Ты погоди, Ленка моя, Леночка! Надо же разглядеть, как ты живешь! Вот и Коле тоже интересно! Правда, Коля? – И он таинственно позвал: – На куфню!