Она рассмотрела его фотографии. Да, можно поверить, что его какой-то там пра-пра подписал Декларацию независимости. Рост – шесть футов два дюйма, спортивный, широкоплечий, чуть-чуть этакий аист, что придавало ему трогательный оттенок уязвимости: казалось, сильный ветер может его и повалить. Светло-голубые глаза, мужественные складки на щеках, нос такой, словно его передавали из рук в руки со времен первых поселенцев. Прямо-таки ожившая скульптура работы выдающегося ваятеля. Лицо могло бы даже показаться жестоковатым, но глаза лучились и выражали смущение из-за свалившихся на человека богатств и удач. И вот он приближается собственной персоной. Ей пришлось перекрикивать медленно утихающий визгливый вой реактивных турбин.
– Конгрессмен Джепперсон, я капрал Коуэн, служба отношений с общественностью. Добро пожаловать в…
– Ничего себе названьице, правда?
– Простите, сэр?
– Гнилюк!
– Так точно, сэр. Прошу вас… наш автомобиль вон там.
Касс села на водительское место военного внедорожника, конгрессмен – на пассажирское. Его аристократическая элегантность плохо гармонировала с утилитарным аскетизмом салона.
Он улыбнулся и посмотрел на нее.
– Коуэн, вы сказали?
– Так точно, сэр.
– Симпатичная фамилия. Ирландская? Да, конечно.
– Так мне говорили, сэр.
– Между прочим, в Вашингтоне у меня есть такая машина, – сказал он. – Само собой, гражданский вариант. "Хаммер". Почти неприличное признание, правда? – Он усмехнулся. – "Позвольте вас подвезти в моем… "хаммере"".
Странная птица, подумала Касс. Обладание машиной, которая на полусотне ярдов пути тратит галлон бензина, не вязалось с его, по словам ежегодника, "твердой позицией защитника окружающей среды".
Словно прочитав мысли Касс, он добавил:
– Вообще-то я на нем не езжу. Просто держу у себя. Так, знаете… на всякий случай.
– На всякий случай, сэр?
– Простите, как вас зовут?
– Кассандра…
– Вы как-то неуверенно ответили, – улыбнулся он. – Свидетельство о крещении у вас с собой? Давайте проверим.
– Касс. Сэр. – Она улыбнулась в ответ.
– Знаете что, Кассэр… если вы перестанете называть меня сэром, из-за чего я чувствую себя столетним стариком, я начну называть вас Касс. Идет?
– Согласна.
– Рад с вами познакомиться, Касс. – Он посмотрел в окно. – Тоскливо тут, однако.
– Извините, что я одна, – сказала Касс. – Из Пентагона сообщили, что вы не хотите большого количества сопровождающих. Капитан был бы рад…
– Нет-нет-нет, все отлично. Ненавижу сви-иты, – протянул он издевательски. – Ведь дошло уже бог знает до чего. Господи, вы случайно не видели кортеж нашего президента в Пекине на той неделе? Пятьдесят четыре машины! Вот оно, перенапряжение империи. Растягивание сверх возможностей. Один лимузи-и-и-ин чего стоит. Хватит, я вас умоляю! Чем все это может кончиться?
Он посмотрел на Касс и понял, что она не знает, как реагировать.
– Прошу прощения, Касс. Я не хотел вас провоцировать на критику верховного главнокомандующего. Мне надо фильтр какой-нибудь вставить между мозгом и языком. Я думаю, глава государства тут не виноват. Безопасность – в ней все дело. И все же какой это сигнал дает миру, когда американский президент так ездит? Что, пятидесяти машин не хватило бы? Джимми Картер, наверно, перегнул палку – он был президентом до того, как вы родились, – но должен сказать, мне нравится идея, что президент США сам носит свой чемодан. Скромность! Вот для меня главная добродетель. Которой сам я не скажу, что в избытке наделен. Да и никто сейчас не наделен в Вашингтоне. Ужас, ужас. Гарри Трумэн любил прогуливаться практически в одиночку. Были времена. Можете себе представить американского президента, который взял и отправился пройтись в парк? Où sont les neiges d'antan?
– Вийон?
– Классно, капрал. – Он произнес это без всякой покровительственности. – Если я вдруг вздумаю баллотироваться в президенты, мне надо будет завязать с французскими цитатами. В нынешней Америке знание самого красивого, самого цивилизованного языка на свете считается минусом для высшей должности. Гораздо лучше говорить: "Буэнос диас!" – и фотографироваться за поеданием какого-нибудь отвратительного буррито. Ну что, капрал Касс, когда мы начнем выяснять факты?
– Где конгрессмен хотел бы этим заняться?
– Да просто можно поездить туда-сюда. Терпеть не могу запланированные маршруты. "О, господи, конгрессмен, мы и знать не знали, что вы к нам явитесь!" Потом входишь в палатку, а там плакат: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, КОНГРЕССМЕН ДЖЕППЕРСОН! И тебя чуть не рвет от запаха мазей для ботинок и блях. С самого рассвета драились, бедолаги. И без того хреново, а тут еще приезжают нос совать всякие вашингтонские козлы. Где-то здесь, я слышал, есть лагерь спецназа. Называется вроде "Декабрь"…
– "Ноябрь".
– Вот-вот. Поехали глянем, что в этом "Ноябре" творится. Люблю спецназовских. Всегда режут правду-матку.
Касс вела машину. Конгрессмен молча обозревал окрестности. Через некоторое время спросил:
– Что вообще-то вы здесь делаете?
– Стараемся, чтобы опять не началась Первая мировая.
– Хороший ответ.
– Не я это придумала. Услышала от одного полковника.
– От Австро-Венгрии сейчас больших неприятностей ждать, пожалуй, не приходится. Но Россия – вечный знак вопроса. Между прочим, я однажды здорово напился с Борисом Ельциным. Слыхали про такого? М-да, этот умеет заложить за воротник. Мы пели в Кремле "Дом на равнине". Я потом неделю приходил в себя. Теперь не выношу запаха водки. Хотя у нее даже и нет запаха.
Не отводя взгляда от слякотной дороги, Касс чувствовала его взгляд на себе – не похотливый, впрочем.
– Так что же? – спросил он.
– Что? – переспросила она.
– Что вы здесь забыли? Предотвращать Первую мировую – это хорошо, конечно…
– Скучная история, – улыбнулась Касс.
– Что ж, вы меня тут в Боснии заарестовали, в вездеход засунули, – сказал Ранди. – Валяйте дальше. Убивайте меня скукой. Не жалейте.
Рассказывать конгрессмену США про свои семейные дрязги – нервное занятие. Кое-что она опустила. Не стала, например, повторять саркастические замечания матери за ужином насчет "сессны". Зато упомянула о том, что отец тайком истратил деньги, полученные под вторичный залог дома, на свое дело, которое все никак не раскручивалось. После чего мать забрала детей и ушла. Об этом Касс узнала из письма, которое получила во время общей подготовки.
Конгрессмен слушал ее молча, сложив руки на груди. Касс показалось, что от него исходит какое-то гудение. Может быть, заскучал и принялся напевать себе под нос? Они миновали то, что осталось от разбомбленной сербской автоколонны.
– М-да, – промолвил он наконец. – Что будет лучшим подарком такому папаше на День отца? Ручная граната?
Они ехали дальше. Потом Касс спросила:
– Почему у вас "хаммер"? Ведь вы такой защитник окружающей среды.
– Скучная история.
– Ваша очередь морить меня скукой.
– Хорошо. Только держите язык за зубами: если узнают, что я об этом заикнулся, у меня будет куча неприятностей. Имеется этот список. Знаете, как любят наши военные чины и всякие службы безопасности нагонять страху на конгресс своими говенными – извиняюсь, скажу лучше: merdeux – сценариями? Безотказный способ выбивать себе бюджет. Есть такой писатель Том Кланси.
– Слыхала.
– Похуже, чем Вийон. Он написал эту нелепую книжку, которая кончается тем, что в здание Капитолия врезается самолет. Можете такое себе представить? Что люди начали направлять самолеты в здания. Я вас умоляю! Но в вашингтонских официальных кругах все поголовно читают Кланси – а вы думали, они Пруста читают? Au contraire. И от страха просто обделались. Поэтому решили: надо выработать план. Надо составить список. И накатали идиотский список тех, кто подлежит эвакуации, если японские джингоисты, или чокнутые швейцарские йодлеры, или еще кто-нибудь начнут врезаться на авиалайнерах в наши здания. Список называется "Эхо". Какой, интересно, трудяга в Вашингтоне придумал это наименование? Но самое забавное – меня в списке нет. Там только сенаторы. Представьте себе опустевший мир, который вновь заселяет потомство сенаторов! Кровь стынет в жилах. Живые позавидуют мертвым. И я подумал: ладно, раз так – сам организую свою эвакуацию на случай, если кто-нибудь вздумает обрушить капитолийский купол нам на головы. Пошел и купил этот жуткий драндулет, эту адскую колымагу, и держу ее постоянно в своем отсеке гаража на Капитолии с полным баком и всеми жизненно важными припасами. – Помолчав, он добавил – А о среде я не забываю. Езжу большей частью на велосипеде. Не только из-за зеленых убеждений, конечно. И для имиджа хорошо. "Конгрессмен-велосипедист".
– Раскручиваете и себя, и педали?
– Отлично, капрал. Да, я себя раскручиваю. Есть такое дело. Способ раскрутки. – Он зевнул. – Вы не против, если я чуточку вздремну? В самолете как-то не удалось. Неохота клевать потом носом среди спецназовцев. Подумают, я зануда какой-нибудь. Разбудите меня, если нас атакуют или случится что-нибудь захватывающее, ладно?
Глава 4
– Смешно, – сказал конгрессмен, когда они ехали по слякотной дороге из лагеря спецназа.
– Что смешно?
– Первая мировая война. Она кончилась в ноябре. А мы как раз побывали в лагере "Ноябрь". И началась война именно здесь, в Боснии. Так что в каком-то смысле мы за несколько часов описали полный исторический круг. – Он немного помолчал, потом сказал: – Отчаянные там ребята, однако.
– Спецназ, что вы хотите.
– Вы общую подготовку проходили как все? Или служба связей с общественностью освобождается от окопов?
Касс посмотрела на него искоса.
– Я вообще-то не для того записалась в армию, чтобы сочинять пресс-релизы и…
– Сопровождать раздолбаев из конгресса.
– Я этого не говорила.
– Но подумали. Поверьте мне, капрал, хоть я и не слишком одобряю наше присутствие здесь, к военным я всегда испытывал полное уважение. Знаете, чем я занимался в вашем возрасте? Нюхал кокаин в Перу в составе Корпуса мира и притворялся, что работаю на ЦРУ.
– Зачем вы мне про это говорите? – спросила Касс.
– Чувство вины. – Он подмигнул ей. – У либералов это святое. Нет, я действительно восхищаюсь военными. Хоть и благодарю Бога, что сам был от этого избавлен. Не продержался бы и двух минут. Как вы думаете – спецназовцы втирали мне там очки? Пиарились? Из-за того, что я против нашего пребывания здесь, и всякое такое.
– Если честно, – ответила Касс, – я думаю, у них мысли совсем о другом. О том, как обогреться. И как на мине не подорваться.
– Очко в вашу пользу, капрал. Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен… Отважные скачут шестьсот. Пришлось заучивать это в Гротоне. Сейчас, наверно, их там заставляют зубрить Майю Анжелу. Весь этот бред.
– Какой же вы после этого либерал? Купили "хаммер", восхищаетесь военными, предпочитаете Теннисона политкорректной поэзии.
– На бумаге я довольно розовый. Мой рейтинг либерализма по версии АДД просто зашкаливает. Но я понимаю, что вы хотите сказать. Знаете, как французы говорят: "Думай как левый, живи как правый". Прочитать вам "Атаку легкой бригады" целиком?
– Спасибо, не надо. Хорошо, что вы в лагере от этого удержались. Чего доброго, они открыли бы по нам огонь.
– Однажды я это продекламировал во время ночной школьной акции протеста против сокращения расходов на обеды. Я могу и "Кремацию Сэма Макги". Но не волнуйтесь. Я вас пощажу.
– Что она собой представляет? – вдруг вырвалось у Касс. Она мигом об этом пожалела.
– Кто?
– Да нет, ничего. Я…
– А! "Тамале по-гондурасски".
– Простите меня. Ни к селу ни к городу.
– Что вам сказать… – Ранди кашлянул. – Она может быть очень милой. Просто, думаю, ей кажется более интересным не быть. Мы в какой-то момент были практически помолвлены. Но мама… Боже мой, это был вечер, какого я врагу не пожелаю. Вспоминаю – и содрогаюсь.
Касс опять услышала гудение.
– Это у вас…
– Называется синдром Туретта. У меня легкая форма. Наследственное заболевание. Вот у отца была совсем даже не легкая. Он трещал, как южноамериканский какаду. Не слишком благозвучно посреди шопеновского ноктюрна в филармонии. В детстве нас передергивало.
– Я не собиралась над вами смеяться.
– Бывает хуже, поверьте мне. Между прочим, я проголодался.
Касс пошарила за сиденьем и протянула ему "блюдо, готовое к употреблению". На упаковке значилось: "ИТАЛЬЯНСКАЯ КУХНЯ. Спагетти с м/шариками. 1200 ккал.".
Конгрессмен уныло уставился на "б. г. у." у себя на коленях.
– Да уж, вкуснотища, наверно. – Он кинул упаковку обратно. – Можно, я сяду за руль?
Это противоречило всем инструкциям.
– Э…
– Да ладно вам. Ну пожалуйста! Дома у меня такой возможности не бывает. Я такой невезунчик, что меня всюду везут. Очень вас прошу.
Когда младшему брату Касс было пятнадцать, она давала ему поводить. Конгрессмен Ранди, мужчина под сорок, вдруг стал выглядеть как подросток.
– У меня могут быть серьезные неприятности, – сказала она.
– Если вы не пустите меня за руль, – проговорил Ранди весьма серьезным тоном, – я прочту "Кремацию Сэма Макги" целиком. И вы сойдете с ума, не удержитесь на дороге, и мы оба погибнем.
Она остановила машину. Они поменялись местами и тронулись с места – довольно мягко.
– Чуть-чуть тяжелей в управлении, чем моя, – заметил Ранди.
– Она бронированная, – сказала Касс.
– Ну еще бы. Отлично. Есть тут какие-нибудь кнопки, на которые я не должен нажимать? Запуск ракеты, катапультирование, дымовая завеса? Кстати, вон деревня.
Они ехали по долине. В нескольких милях показалось скопление домов. Над крышами поднимались дымки.
– Там нас, наверно, покормят, – сказал Ранди.
– Исключено. Мы движемся по периметру зоны наших действий. Тот городок – вне ее. Мы сможем поесть, когда вернемся в Гнилюк.
– Держу пари, что эта деревня – гастрономический центр региона. Своего рода боснийский Лион.
– Мне трудно поверить, что здесь где-нибудь может быть "гастрономический центр", – отозвалась Касс.
– Послушайте, капрал, я приехал сюда ради фактов. И в данный момент факты, которые меня больше всего интересуют, следующие: кусок жареной курицы, деревенский сыр, ароматный хлеб и бутылка местного винца. Кстати, как оно здесь? Не очень? Гм… тогда, может быть, ограничимся пивом.
Не обращая внимания на протесты Касс, Ранди свернул с главной дороги на боковую, которая вела к деревне. В воображении Касс замаячили сербские снайперы, высовывающиеся из-за кустов. Она потянулась к рации.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Сообщаю на базу, что меня похитил конгрессмен США.
– Правильная мысль. А то мало ли что.
Касс проинформировала дежурного офицера об их местонахождении. Он выразил беспокойство, но Ранди был целеустремлен, как учуявшая трюфели свинья. Через несколько минут они въехали в деревню.
На маленькой площади стояло несколько местных. Касс увидела вывеску, которая могла означать, что здесь чем-то кормят. Они вошли внутрь. В помещении было тепло, влажно от пара и пахло застарелыми соленьями. Касс обменялась несколькими примитивными фразами с толстой, украшенной бородавкой пожилой женщиной – по всей видимости, хозяйкой.
– Что вы заказали? – спросил конгрессмен.
– Кулен пита.
– Переведите мне, глупому.
– Пирог с требухой.
– Ух ты! – сказал Ранди. – Ням-ням.
Оказалось, в общем, съедобно. Конгрессмен выпил бутылку местного пива, которое, заметил он, "немножко отдавало хмелем".
Пока они ели, вошли и сели за стол трое мужчин свирепого вида. Уставились на Касс в американской форме, на ее спутника. Ранди приветливо взглянул на них и помахал. В ответ они недружелюбно осклабились.
– Республиканцы, наверно, – пожал он плечами. Заказал еще пива.
– Мой пра-пра и так далее предок, – сказал потом Ранди, подавляя хмельную отрыжку, – был знаком с Томасом Джефферсоном. Довольно близко его знал. Они – деликатный момент – покупали рабов у одного и того же торговца. На C-SPAN вы про это от меня не услышите. Сохранилась их переписка на эту тему. "По-моему, я переплатил за Езекию. Мне не очень нравятся его десны". Дождитесь моего выдвижения в президенты. СМИ попируют тогда на славу! Простите, меня что-то занесло не туда. Пирог с требухой, наверно, виноват. Так вот, я хотел сказать, что в тысяча восемьсот пятнадцатом году Джефферсон написал одно письмо. Я столько раз цитировал его в "Вестнике конгресса", что выучил наизусть. Не волнуйтесь, это короче, чем "Сэм Макги". Он пишет: "Чем меньше мы будем вмешиваться в дружбу и вражду европейских стран, тем лучше". Это говорит человек, который был нашим посланником во Франции. И дальше: "Не в наши дни, но довольно скоро мы сможем взмахнуть скипетром над головами у всех, заставляя дрожать самых стойких. Но я надеюсь, что мудрость наша будет расти вместе с нашей силой и научит нас, что чем меньше мы эту силу применяем, тем больше она становится". Не в бровь, а в глаз. – Он откинулся назад и посмотрел на непрезентабельную троицу. – И вот мы опять – и вот вы лично, капрал, – угодили в самый центр европейской вражды.
– Кстати, о вражде, – тихо сказала ему Касс. – Я думаю, нам надо уезжать. Эти парни – что-то они мне не нравятся.
Рандольф окинул их оценивающим взглядом.
– Не лучшие образчики природного мира, прямо скажем. Ладно, не будем рассиживаться. Спросите, пожалуйста, госпожу Бородавку, сколько мы должны.
Он вытащил толстую пачку стодолларовых купюр. Трое местных явно ее заметили. Касс содрогнулась. Мужчины встали и вышли.