Действительно, переход задрожал от прибывшего с "Лиговского проспекта" поезда. И слова Максима имели почву. Некоторое время тому, как куртуазный парикмахер, Дима промышлял по вызову бритьем ног ведьмам. Началось все обыденно, телефонный заказ по толстой газете частных объявлений "Реклама-Шанс"; ну, побрил, получил денег впятеро больше, чем привык и, конечно, смолчал, что цены на рынке другие. Потом его, как бы между прочим, пригласили участвовать в ритуале: "Пустяк, черношерстного козла надо обрить наголо, зато мажоры отпадно максают…" Потом пригласили брить грудь провинившейся гадалке, тетке пятьдесят с гаком, грудь - уши спаниэля, только, оказалось, не черным волосом обметало ее телеса, а Муромским мхом… Дальше-больше, и чужой крови дали лизнуть, и соком белены виски мазали… А Юрик, накрыв с поличным, подержал три часа в холодухе с летучими мышами и отпустил, хотя три-пять солнцеворотов за решеткой парню корячилось. Отпустил, а теперь явился вспоминать про долг, только Диме не хотелось отвечать за забытые грехи, Димыч изображал, будто прежние поляны быльем поросли, будто он уже совсем другой типаж, дружба - дружбой, но отвали, не заслоняй прилавок.
- Что ты от меня хочешь? - сморщился, будто вступил в собачью какашку, Дима, хотя до этого и так его портрет напоминал перезимовавшую грушу. И вдруг оловянные глаза книжного червя прикипели к чему-то за спиной Максима.
Вокруг традиционно толкались граждане, толпа шелестела подошвами, словно ветер в ивах. Одни застревали у прочих лотков: с театральными билетами, с радужными компакт-дисками, или сувенирами из обожженной глины. Другие спешили прокатиться по эскалатору к нижнему вестибюлю площадки "Владимирская". Третьи как раз "Владимирскую" покинули, одуревшие от вагонной духоты и мечтающие поскорей достигнуть площадки "Достоевская". А Дима в ступоре все смотрел и в глаза Максиму, и параллельно куда-то ему за спину, будто четырехглазый. И как будто уже не узнавал.
И тогда Храпунова словно такса за лодыжку цапнула.
- Я от тебя жажду получить пару-тройку имен, - машинально закрыл беседу Максим, хотя на последних словах для него уже гораздо интересней стало другое.
Самым интересным и заманчивым для Храпунова стало вовремя смыться, потому как он оценил потенциал свернувших концерт и нацелившихся с крейсерской скоростью на лоток троих широкопрофильных музыкантов. Сделав первый - инстинктивный - шажок от книжных корешков и приобретшей равномерный оловянный цвет Диминой физиономии, Максим оглянулся. Так и есть. Со стороны "Достоевской", будто шпорами бряцая костылями и уже ничуть не прихрамывая, двое инвалидов катили третьего. С ускорением!
Честно сказать, к такому повороту Максим был не готов, то есть, не готов в первое мгновение. Однако, сделав глубокий выдох и глубокий вдох, будто занимается Цигун, опальный исаявец отступил на пять шагов от лотка к середине перехода "Владимирская" - "Достоевская". Так, чтобы если хвать-команда предьявила стволы, то оказалась друг у друга на линии огня.
А далее, абсолютно не заботясь, какое возмущение произведет в умах смертных пассажиров, наплевав, что заплатил за плащ триста баков в "Хьюго босс", Максим опустился на карачки и, скороговоркой бормоча заклинания, мелом очертил себя сплошной линией с радиусом скругления в пределах допустимого магической формулой. Шляпа из чешского фетра кувыркнулась и укатилась за черту, фиг с ней.
И вдруг в суммарный галдеж ворвалось тонкое и злобное "Дз-з-з-зинь!". У беглеца были и другие проблемы, но эта, спасибо предыдущим урокам, стоила особого внимания.
Храпунов не поверил глазам: буквально в шаге от начерченного круга воняющая пережеванным чесноком неказистая тетка зацепила авоськой матерчатую сумку другого неактуального мужика. И теперь хозяин сумки вытряхивал с заупокойным матом на шахматные квадратики пола осколки пива "Бавария". Вот вывалилось и покатилось запертое крышкой горлышко-розочка. Но ведь у тетки в авоське ничего, кроме буханки хлеба "Столичный"!
Одновременно специально обученные те, кто пришли за Максимом со стороны "Владимирской", и те, кто возникли со стороны "Достоевской", швырнули натренированные тела вперед. И это была их первая ошибка.
Буханкой хлеба расколоть пивную бутылку? Это ж кому может потребоваться столько таскать буханку хлеба, да еще и в авоське, чтобы она зачерствела, как камень?! Наверное, тому, кто хочет внушить посторонним: "Я не несу угрозы". Что может на первый взгляд быть безопаснее невзрачной тетки с буханкой хлеба? И что может быть на самом деле смертельно опасней? Уж ни как не шестеро широкоформатных молодцев.
Те, кто пришли за Максимом со стороны "Владимирской", и те, кто возникли со стороны "Достоевской", швырнули с ускорением натренированные тела вперед. И это была их главная ошибка.
Преследователи с двух сторон облепили удерживаемое заклятием мертвое пространство и стали бессмысленно шарить в воздухе, пытаясь нащупать невидимку Максима. А пафлюжная тетка, которая была их во сто крат опасней, оттерто-растеряно засуетилась за спинами, блестя из рукава отравленной вязальной спицей. От мадам перло чесноком так, что глаза слезились. И Храпунов вспомнил заповедь продвинутых подземельщиков: молясь Гребахе, нужно жевать чеснок, ибо - чем больше сжуешь, тем меньше на его долю останется. Ибо не терпит чеснок Гребаха Чучин, хотя он и не вампир.
Пользуясь кармической беззащитностью ряженых и по инерции бормоча: "Свят, свят…", Храпунов поддал жару - вырвал у крайнего нищего костыль и двинул по ногам музыкантов; выхватил у музыканта контрабас и, обломал о коленки убогих. Кто сказал, что борьбой за права и свободы занимаются только рабы?
Глубоко под прической мелькнуло: это же та самая мымра, которую он наблюдал из окна перед визитом спецназа - получается, тоже по его душу она здесь объявилась?
Случилось чудо, инвалид выскочил из кресла и лихо запрыгал, будто от боли, на вернувших чувствительность ногах. И когда сумбур достиг апогея, Максим меж штанин группы захвата юльнул за черту, оттолкнул наперерез хвать-команде бесхозное инвалидное кресло и гигантскими прыжками помчался к эскалатору, обгоняя собственные ноги на полкорпуса. Иначе не мог - разлитое снаружи пиво угрожающе подбиралось к меловой линии, да и уровень посвящения Храпунова не разрешал использовать заклятие "Мелового круга" дольше тридцати секунд.
На прощанье мелькнувшее из-за баррикады книжных обложек Димино лицо было уже не цвета расплавленного олова, а грязно-синее, как истертая джинса на локтях куртки забубенного хипаря. Только глаза оставались оловяно-тусклыми монетками. Ведьма загарпунила спицей шляпу и сунула в авоську. Наивная, она собиралась истыкать булавками восковую фигурку с клочком из шляпы, не ведая, что шляпа - не Храпунова, а трофей.
Прозевавшие виражи конкурентки преследователи же ринулись за Максимом шумною толпой. И это была их вторая ошибка - при виде орды побирушек народ хватался за карманы и застывал поперек пути, клиня все намерения.
Площадку перед эскалатором опальный исаявец преодолел в один затяжной вздох и покатился, еле успевая подставлять ступеням ноги, вниз. Задевая испуганно жмущихся к поручню старух и мамаш, прижимающих к животам потомство. Горохом трещащий за спиной топот и лязг костылей советовал не тормозить. А проносящиеся мимо плафоны семафорили, что если хочешь жить - иди на рекорд.
И тут Максим сделал финт. Без шеста он сиганул так высоко, словно с шестом, и приземлился уже на параллельной, только ползущей вверх, дорожке эскалатора. Нарисованная на рекламе пельменей девушка сочувственно улыбнулась Храпунову.
Естественно, ощетинившаяся костылями и музыкальными инструментами орда последовала примеру, правда, надежно мешая друг другу. У одного музыканта отвалились накладные усы, один из нищих отстегнул выточенную из не срубленного топором дерева ногу и швырнул, как гранату, но промазал. А Максим перемахнул дальше - на третью, выключенную и свободную, дорожку. И по ней, как по проспекту, ссыпался вниз.
Дежурная из стеклянной будки скорчила Храпунову страшную рожу. Пугаться было некогда, и Максим с ходу врезался в бурлящую толпу покинувших вагоны пассажиров. Скользнул за чьими-то спинами, обошел по касательной пухлую мадам в вельветовом пальто и облаке запаха "Шанель номер пять", отдавил ногу надменному иностранцу с фиолетовым зонтом-тростью и чуть об этот зонт-трость не перецепился.
И втиснулся в сползающиеся двери вагона с суровой надписью "Не прислоняться". И вагон помчал Храпунова в светлую даль темного тунеля.
Максим, отсапываясь и отряхивая на коленях длиннополый трехсотбаковый плащ от "Хьюго босс", просканировал взглядом пассажиров. Пассажиры на всякий случай отводили глаза. Кроме одного, с чем-то неуловимо кошачьим в чертах. Этот же гад придвинулся к Максиму и, широко дружески улыбаясь, протянул для пожатия руку:
- Меня зовут Валерий. Постараюсь быть краток и вразумителен: меня пытались нанять тебя убить. Я только что любовался твоим шоу и подумал, что поступил правильно, когда отказался… - узор судьбы на протянутой для пожатия ладони был похож на след проскользнувшей по песку змеи.
Максим смотрел в кошачьи глаза настырному незнакомцу, в жиденькие усики настырному незнакомцу, в сладко стелющий сказки рот настырному незнакомцу и никак не реагировал. Только глубокий вдох, только глубокий выдох, только вдох, только выдох… Получалось так громко и размеренно, будто дворник шаркает метлой по асфальту.
- А вообще-то я занимаюсь парфюмерной магией. Я знаю двенадцать способов использования приворотной травы. И тут натыкаюсь на тринадцатый. Как художник художника ты должен понять, что я не мог пройти мимо, - незнакомый Валера сложил непропорционально большие кисти рук в замок и хрустнул пальцами на весь вагон.
Храпунов снял плащ, вывернул на изнанку, благо изнутри тот оказался не серым, а угрюмо-синим, и одел. Пассажиры своим видом показывали, что им нет до этого никакого дела. Поезд прибыл на следующую станцию, и дверь открылась.
- Пошел к чертовой бабушке! - беззлобно буркнул Максим и покинул вагон спиной вперед, лицом к настырному незнакомцу, мало ли что.
- А еще я знаю, как найти Богдухана… - не меняя улыбку, сообщил навязчивый, словно тень сомненья, Валера.
Максим обратно ступил в вагон, двери закрылись, поезд поехал.
- Ну не то, чтобы: где найти самого Богдухана. Он супертелепат, его собственное тело надежно спрятано. А душа по очереди вселяется в разных завороженных мирян. Так вот, к последнему мирянину я тебя и приведу…
Ижица-файл 4
- Когда мне посулили заклятье Котлера, я понял, что обречен, и есть только один способ остаться невредимым. Найти тебя и действовать на пару с тобой! - горячился Валерий.
- На фиг ты мне сдался, такой культовый? За моей спиной - ИСАЯ! - фыркал Храпунов.
Эскалатор кончился, следом кончился зашарканный кафель верхнего вестибюля станции метро "Звездная", скрипнули стеклянные двери, выпуская наружу. Это была почти окраина города; какие-то замшелые старухи, озираясь, не рыщут ли вблизи стражи порядка, продавали с рук сморщенные соленые огурцы в целлофановых пакетах, синтетические носки и домашние тапочки ручной работы; какие-то верткие студенты всучивали рекламные листовки ближайшего обувного магазина под сладкий шепот:
- Скидка - двадцать процентов, осенняя распродажа.
Валера и Максим, на ходу споря и размахивая руками, нацелились на белые полоски перехода, чтобы на всякий пожарный случай затеряться в дебрях раскинувшегося через дорогу просторного вещево-овощного рынка. Но сначала пришлось огибать возбужденную толпу.
- Граждане, не проходите мимо, подписывайтесь в поддержку кандидата в губернаторы Владимира Костромина! - забравшись на фанерный ящик, взывал в мегафон вихрастый паренек.
На соседнем ящике дамочка лет сорока подсовывала сочувствующим разлинованные листы бумаги и сверяла паспортные данные. На заднем плане высилась уже гора ящиков, еще двое активистов гремели стеклянной тарой, оттуда растекался могучий водочный аромат. И тут же каждому сочувствующему из-за спины дамочки некто в широком плаще протягивал пластиковый стаканчик с… В общем, готовых поддержать кандидата уже образовалась очередь, причем, стопроцентно из представителей сильной половины человечества.
- Граждане, Владимир Костромин является председателем партии "Союз обиженных", и кому же, как не ему, болеть за вас душой!? - старался вихрастый.
- У вас никаких шансов! - тетка в рыжем берете тянула за руку долой из очереди своего благоверного, у того в глазах булькала дремучая тоска.
- Владимир Костромин - из военной семьи, в юности издал поэтическую книгу, потом под давлением националистов был вынужден уехать из Прибалтики! - выкладывался вихрастый.
Беглецы, наконец, пересекли дорогу, и их обступили выкрашенные в бодренькие цвета павильончики и торговые ряды с навесами. Каждое второе лицо здесь было кавказской национальности. Походя, отвильнув на полметра в бок, Максим кинул рядовой замшелой старушке на прилавок монетку, схватил товар и сунул под самый нос новому знакомому, не разжимая кулак:
- Если ты - парфюмерный художник, то отгадай, что у меня в руке?
- Чеснок, озимый стрелкующийся, помесь сортов "Юбилейный грибовский" и "Башкирский восемьдесят пять", - без вампирического кочевряженья отмахнулся Валерий, - ИСАЯ в этом расследовании участвовать не будет, мы - одни против Богдухана, мы связаны этим делом.
Над столпотворением по местной трансляции гоняли рекламу:
- Мануально-рефлекторное воздействие на поясницу и таз; лазеротерапию предстательной железы или ручной массаж; постановку пиявок на биологически активные точки; подбор адекватной лекарственной терапии!..
- Ты подсмотрел, что это чеснок, - недоверчиво покачал головой гонимый игумен, - а с чего ты взял, что ИСАЯ до Богдухана нет дела?
- Если бы ИСАЯ всерьез работало по делу Богдухана, оно бы не распыляло силы и оставило тебя на недельку в покое.
Реклама по трансляции не унималась:
- Косметическая подпрограмма для мужчин, направленная на улучшение состояния кожи лица, тела, ликвидацию пивного живота, мышечную стимуляцию!..
Навстречу гусиными походками прочапала ватага таджикских цыганок, никто из дам не рыпнулся в сторону наших героев. Дорогу преградила тачка, на два метра в высоту груженая трениками "Адидас", толкали тачку два безусых басмача допризывного возраста - близился вечер, и торговля потихоньку сворачивалась. Максим не стал ждать, когда по трансляции объявят номер телефона, где творят косметические чудеса с мужчинами, остановился у небольшого павильона с ювелирными побрякушками на витрине:
- Давай зайдем. Примеришь серебряное кольцо, может, тогда я тебе и поверю.
- Несвоевременное предложение, от тебя пахнет птицей мира.
- Ах, святой дух не нравится?!
- Ну да - "человек рожден для счастья, как птица для помета".
- Значит, дьявольское отродье, слабо тебе к священному серебру прикоснуться?
Кошачьи усики Валеры изобразили "без двадцати четыре", Валера пожал плечами, дескать, по барабану ему - к чему прикасаться, и они вошли.
Продавец высыпал на толстое стекло прилавка горсть серебряных перстней. Валера стал их демонстративно мерить - один за другим.
- И что ты знаешь о Богдухане?
- Я знаю, что это демон высшего порядка, умеющий вытеснять на неограниченное время души из бренных тел, сам эти тела заселяя. Еще хорошо, что единовременно он может пребывать только в одном теле. А еще знаю, совершенно случайно, в чьем теле он будет присутствовать в час ночи.
- Нет, пацаны, - кисло вздохнул и сгреб перстни обратно, убедившись, что покупать ничего не будут, продавец, - что вы ни говорите, а "Терминатор-три" гораздо круче.
Валера и Максим снова оказались снаружи, посреди галдящей толпы покупателей и продавцов.
- Убедился, что я серебра не боюсь? - с нажимом сказал Валера.
- Мы рады предложить вам металлические двери для дома, офиса и служебных помещений от индивидуальных образцов до серийных партий, - с нажимом сказали по трансляции.
- Это - рынок, может, здесь все - голимый мельхиор, - с нажимом ответил Максим. - А откуда ты прознал, в чьем именно теле будет Богдухан в час ночи?
Наконец разозлившись, Валера взял Храпунова за жабры, точнее - за грудки:
- Я - художник, и очень обижаюсь, когда не верят в волшебную силу моего искусства. Мне нужен мертвый Богдухан, и тут есть серьезная проблема… - у Валеры не хватило слов, он разжал кулаки, в сердцах взмахнул правой рукой.
Мгновенно был за эту руку пойман, руку больно завернули за спину, а дальше Валеру втолкнули в кабинку удачно оказавшегося по дороге биотуалета. Пока художник пытался сориентироваться в темноте, Храпунов сунул мятый полтинник надсмотрщице и запер пластиковую тюрьму снаружи на замок.
Видя такое самоуправство сортирная смотрительница решила зажать сдачу, Максим не возражал. А прочим окружающим до инцидента вообще дела не было.
- Осуществим перекрытие коридоров, магазинов, предприятий и лоджий и других помещений! - искушала реклама.
- Начинаем с начала, с чего ты взял, что ИСАЯ до Богдухана нет дела? - очень довольный собой повысил Максим голос в дверную щель.
- Потому что сейчас ИСАЯ продолжает все силы на русалок тратить, на болотах заповедных трав в безлунную ночь спокойно не собрать, обязательно на ваших архаровцев напорешься.
- Ты, что - из "Гринписа"?
- В тысячный раз повторяю, что я - художник от магической парфюмерии, - пленный Валера на пробу ткнулся плечом в дверь. Той - хоть бы хны.
- Еще раз спрашиваю, откуда знаешь про русалок?
- Ты как маленький. Не парфюмер ищет женщин, а они его, и все такие болтушки…
- Откуда ты вообще знаешь про существование ИСАЯ?
- Не парфюмер с магическими способностями ищет ИСАЯ, а оно его, и если хочешь жить…
- И Богдухан тебя, такого обсакраленного, сам нашел, и сам заказал меня хичкокнуть?
- Спиши на мой нюх.
Рядом характерно заерзал селянин в засаленном картузе:
- Хлопцы, вы скоро ослобоните?
Максим пожевал губу и отомкнул замок, но радушия на его физиономии не прибавилось:
- Я думаю, тебе платят именно за то, чтобы ты привел меня к Богдухану тепленьким, а еще лучше - со связанными руками. Ты человек-ловушка. Сейчас я слаб, чтобы тебя наказать. - Храпунов стал пятиться, не выпуская художника из поля зрения, еще секунд десять, свернет за угол и ищи-свищи. - Но когда я снова стану сильным, ты от меня не спрячешься.
- Тогда отправляйся к Богдухану сам, сегодня в час ночи он будет зевать за директорским столом в клубе "Трясогузка".
Максим вздохнул, будто занимается дыхательной гимнастикой по системе ци-гун, и сделал шаг уже к биотуалету: