В раздевалке оказалось, что у Даши длинноватый нос и крупные верхние зубы с брэкетами – и это тоже ей шло, иначе бы выглядела кукольно. Ксения наговорила ей комплиментов, показала одно движение, другое, увлеклась… а потом они вышли в фойе и работали там все два часа, пока старшая группа тренировалась в зале.
– Спасибо, – сказала Даша по пути в раздевалку, – теперь я понимаю, что такое индивидуальный урок. Столько нового узнала, сохранить бы в голове!..
– Сохранишь, у тебя талант, – ответила Ксения.
– Кстати, сколько это стоит? – Даша приоткрыла сумочку.
– Нисколько! – ответила Ксения, придержав её руку. – Мне самой было интересно. Ты приходи к нам в студию, быстро всех догонишь. Придёшь?
– В этом году нет, по вечерам курсы английского. Да и чайник я пока. А там поглядим.
…И вот она пришла, всех мигом в себя влюбила. Немудрено, что Вика ревнует, это сразу понятно. Вроде бы осталась единственной королевой джунглей… и вот тебе сюрприз! Ксения подумала, ревновала бы сама на её месте? Год назад, наверное, да. А теперь – нет, ни капельки. Ерунда это всё.
– Вика, у тебя есть труба? – спросила она, поднеся ладонь к уху.
– Да, подарили весной, на день рождения.
– Можно, я звякну домой? Быстро, только скажу, что всё в порядке.
– Да говори, сколько хочешь. Держи.
Ксения осторожно, проверяя каждую цифру, нажала непривычные кнопки. Бабушка мгновенно сняла трубку, и Ксения сказала, что задержится на день в гостях у Вики. Да, ужасно соскучилась, не виделись целый год. Какая ты смешная, бабушка, никто меня не украдёт, кому я нужна! Да, да, я точно у Вики, вот она рядом стоит, поговори с ней.
– Здравствуйте, Вероника Сергеевна! – улыбаясь, сказала Виктория. – Да, это я… Тоже очень рада вас слышать… Хорошо, буду следить, заботиться, ухаживать… ага, никуда она не пропадёт. До свидания.
Она выключила телефон и с той же улыбкой посмотрела Ксении в глаза. Ксения не отвела взгляда и не моргнула. Гляделки, гляделки! – совсем, как раньше, никто не хочет уступать!.. Вскоре они, подталкивая друг дружку, с хохотом раскачивались на Дашиной кровати.
– А кто здесь живёт? – Ксения, успокоившись, кивнула на свободное место рядом с Машей.
– Лена, партнёрша Ромы. Новенькие ребята, пришли из разных клубов. Зимой встали в пару.
– Рому я уже видела внизу…
"Симпатичный, правда?" – взглядом спросила Вика.
"Да", – взглядом ответила Ксения, и они вновь рассмеялись.
– А Ленке двенадцать лет, – продолжала Вика, – ей пока с куклами интереснее. И за Дашей бегает хвостиком…
Ксения вновь ощутила её ревность как свою, мысленно скомкала и выбросила в окно. Не надо, зачем…
– Третьякова, подъём! – крикнула Виктория и бросила в Машу подушкой. – Хорош валяться!
Подушка тут же прилетела назад, и Маша со вздохом села на кровати.
– Ох, ножки мои, ножки, – простонала она, взявшись за длинные тонкие ступни, – всё болит! Разве можно так мучить людей?
– Надо всегда быть в форме, а не от раза к разу, – назидательно сказала Вика. – Тогда и болеть ничего не будет.
– Да уже достало, сколько можно…
Маша вынула из тумбочки алый топик, встряхнула, поглядела и, сложив, сунула обратно: наверное, последний остался… Она никогда ничего не стирала – просто отдавала бельё маме, приезжавшей по выходным, а взамен получала пакет с новым на всю неделю.
Маше Третьяковой было шестнадцать лет, но и Ксения, и Вика с кукольного возраста привыкли считать её младшей. Она так и не повзрослела: по-прежнему растрёпанная, небрежно одетая, вещи раскидывает по комнате… И, всё-таки, трудно отвести взгляд. Каждая черта по отдельности – вроде, неправильна, а всё вместе очень мило: тонкое смуглое лицо, чёрные волосы; большие, тёмные, всегда немного грустные глаза, большой рот, острый нос; все пропорции фигуры утончённые и вытянутые. И контрастом – тяжёлая, едва умещающаяся на узком теле грудь.
Глядя на Машу, Ксения всякий раз представляла кадры из фильма: опушка леса, дом с черепичной крышей, весь пятнистый от лучей, пронзивших кроны… Родник бьёт изпод камня, наполняя прозрачное озерцо… Босая, в платье до колен, черноволосая девушка глядит на своё отражение, черпает горсть воды, выпрямляется… Всадник с ружьём за спиной, наклонившись, протягивает руки… Мгновение – и девушка в седле. Придерживая её, свободной рукой охотник встряхивает поводья: ржание, резкий поворот – и вот удаляется топот копыт по влажной земле… Видела она где-то этот фильм или сама придумала – Ксения не могла сказать. Знала наверняка, что он французский.
Маша танцевала лет семь и не скрывала, что все эти тренировки, конкурсы, сборы ей до чёртиков надоели – бросить бы хоть сегодня! – но родители уговаривают потерпеть до конца школы. Не для титулов и славы: просто боятся, что иначе она пристанет к дурной компании. "Гоняйте её сильнее, чтобы уползала с тренировок", – не раз просили они Владимира Викторовича и даже приплачивали лишнего.
Маша с партнёром Ваней долго сидели в "D" классе, не добираясь на конкурсах до финалов. Призовых мест и редких побед ребята дождались года полтора назад, и не, потому что очень выросли: просто сильные пары ушли наверх, и соперничать стало не с кем. В их возрасте осталось только семь или восемь пар "D" класса на весь город, и половина из них напрочь не слышала ритма.
Вот зевнула, стала протирать глаза… Так ведь и протрёшь, и прозеваешь охотника – а будет ли он ждать?…
– Машка, да проснись же, наконец! – крикнула Ксения и запустила в неё сразу двумя подушками…
2
Высокая темноглазая девушка мелькнула, озарила студенистый холл, ушла – и Рома, проводив её взглядом, не мог отделаться от чувства, будто он что-то потерял. Но что?… Всё было на месте: крестик на цепочке, мелочь в кармане брюк; кроссовки с ног тоже никто не украл… Потерял он разве что власть над бильярдными шарами. Её и прежде было немного, но две-три удачи за партию всё же случались, а теперь – ни одной. И всё время хотелось оглянуться на лестницу.
– Ну что, пора на деньги? – спросил Толя после четвёртой сухой победы.
– У меня нет денег, – быстро ответил Рома.
– Не бойся, я тебе сначала проиграю, как положено. Рискнём?
Рома молчал, вспоминая, как легко она присела, поднимая сбежавший шар, каким стройным движением распрямилась… Он слышал о ней, видел фотографии в клубных альбомах, но разве по ним можно что-то понять? Сотней фоток не заменишь одного живого взгляда. И там она совсем другая…
– Ладно, вижу, что надоело, – сказал Толя. – Идём наверх, зови Лену. Покажу вам танго, как обещал.
– Сейчас! – и Рома вперёд старшего кинулся на второй этаж.
Добежав до комнаты девочек, он замер на мгновение: из-за двери донёсся смех, визг. Подушками, что ли, кидаются? Значит, он вовремя, сейчас и ему что-нибудь прилетит. Рома уже поднял руку, чтобы стучать, но кто-то сзади тронул его за плечо. Он вздрогнул и обернулся: это была Даша, вблизи которой он всегда робел, однажды весной уронил её от робости на паркет, разучивая поддержку в румбе. Хватило бы сил удержать – но он впервые оказался в паре с Толиной партнёршей и подумать не мог, что она, взрослая и недоступная, так ему доверится. Испугался, кинулся поднимать… Она встала, не ворча и не жалуясь, с улыбкой повторила всё движение. И во второй раз, и в третий Рома был надёжен, но всё же ему казалось, что Даша считает его маленьким, потому и не сердится.
Она и Вику, наверное, считает маленькой – вот и терпит её шлепки, колкие словечки, брошенные как бы в шутку, болевые приёмчики исподтишка…
– Лену хочешь? – спросила Даша. Рома кивнул, глядя в её прохладно-серые глаза.
– Она у мелких. Сейчас позову, подожди, – и, шагами румбы дойдя до комнаты младших девочек, Даша постучалась каким-то условным сигналом.
Держа молчаливую партнёршу за маленькую тёплую руку, Рома вышел в вестибюль второго этажа. Здесь было светлее, чем внизу; на полу – линолеум с мраморным рисунком, вдоль стен – жёсткие, искусственной кожей обитые диваны. На тумбочке в углу стоял телевизор: после ужина Владимир Викторович подключал к нему видеомагнитофон, и весь клуб собирался на теорию. Смотрели записи чемпионатов мира, Блэкпульских фестивалей, других замечательных турниров; обсуждали, спорили, ругали судей; вдруг понимали, что великий Мирко Гоццоли может сделать очевидную, школьную ошибку – и что это значит? Только одно: путь к совершенству бесконечен.
Рома встал, чуть смягчив колени, опустил плечи, подал вес вперёд. Лена подошла, заранее отвернув голову влево, но Анатолий не позволил им встать в пару: рано, давайте сначала по одному.
– Простые шаги по дуге. Следим за ведущей стороной и, простите за ругательное слово, противодвижением. Двинулись: slow, slow, quick-quck!.. Стоп, Лена, готовь шаг на опорной ноге. Колено чуть внутрь, вот так, – Толя, наклонившись, рукой покачал её колено. – Чувствуешь, как отзывается корпус? Вот теперь у тебя правая нога пойдёт под левое плечо… Ещё раз: slow… Стоп, Рома. Почему с носка? Не крадись, шагай вперёд с каблука. Весомо и прочно. Ещё раз: slow, slow… Лена, не вырастай. Всё на одной высоте. Представь, что ты наверху лёгкая, как… скажем, фигурка в настольном хоккее, а вес твой – под полом. Оттуда ты собой управляешь. Ещё раз…
Лена, от старания прикусив губу, двигалась чуть впереди Ромы. Рыжеватая прядь выбилась из гладкой причёски, упала на лоб; Лена дунула на неё, а потом отвела рукой. Светлые ресницы, веснушки, тоненькая шея… Кто выдумал, что девочки взрослеют раньше? Если так, Рома должен чувствовать себя на равных с партнёршей – но как это понять, когда она всё время молчит? Иногда за всю тренировку скажет раза четыре "да", а вместо "нет" – робко так покачает головой. Хоть бы поругаться иногда, как Серёга с Викой, для настроения! Вот если бы сестра, Маринка, захотела вернуться… А ещё лучше – вырасти и встать в пару с Ксенией. Если она будет не против.
Думая так, Рома слушал Анатолия, не забывал о ведущей стороне, осанке и распределении веса. Он старался и видел свои движения всё более ясно, словно полгода назад они были мутными, расплывчатыми фотографиями, а теперь с каждым днём становились контрастнее, резче. Хотя и далеки пока, очень далеки от того многосерийного кино, которое глядят Сергей с Викой.
Стоило вспомнить – и мимо прошёл Серёга вместе с приятелем из банды диких лыжников с первого этажа. Оглянулся, подмигнул Лене, а Роме показал оттопыренный большой палец… А в дверях на лестницу, прислонившись плечом к косяку, стоял Владимир Викторович Бауэр и, наверное, давно уже за ними наблюдал.
Наконец, и Толя его заметил.
– Мы только самое основное, – смущённо пояснил он. – Колени там, стопы, вперёд с каблука…
– Да занимайтесь, хорошо получается, – ответил тренер. – Работайте до ужина, через пятнадцать минут идём в столовую. Сергей, тебе работа! Пройдись, напомни всем, чтобы не опаздывали.
Владимир Викторович развернулся и бесшумно побежал вниз по лестнице. Рома вернулся к танго, но уже не мог сосредоточиться на шагах, всё время заглядывал в коридор, в шахматную перспективу коричневых дверей и светлых окон. Скоро, скоро, возвышаясь над подругами, оттуда выйдет Ксения; он посмотрит на неё и скажет чтонибудь остроумное и блестящее… И вот она вышла – и сразу все слова разлетелись, остались одни взгляды, и вовсе не такие, как он хотел, глупые какие-то. Ксения не замечала их, увлечённая разговором с Викой. Хоть бы Ленка поревновала… эх, да от неё, пожалуй, дождёшься!..
3
Маша Третьякова от ужина отказалась:
– Устала, не хочу, лучше я почитаю. У меня тут бананы, сок… а ты, Ксюха, ешь мою тарелку, если хочешь.
– Спасибо. А это тебе, – Ксения вынула из сумки два своих бутерброда с ветчиной и сыром, в последний раз огрела Машу подушкой, бросила её на кровать и вышла в коридор.
– Ага, шкурки от бананов мне убирать, сто пудов, – шепнула, закрыв дверь, Виктория. – Вика добрая, за всех постарается.
Ксения, стоя справа, вытянула за её спиной руку и хлопнула Вику по левому плечу. Та живо обернулась туда, сюда, заглянула назад и, разгадав манёвр, погрозила пальцем.
– Слушай, а кто сейчас чемпионы по латине? – спросила Ксения. – Всё так же, Уотсон и Кармен?
– Да, они вечные, – ответила Виктория, парными шагами: та-там, та-там, левой-правой – вприпрыжку сбегая по лестнице. Ксения бегала иначе – мягко и плавно, разгоняясь почти до скорости свободного падения; она отпустила Вику на треть пролёта и внизу настигла.
Возле корпуса собралась едва ли половина больших ребят из "Фонтана", но так было всегда: кто-то играет в настольный теннис, другие пошли к соседям или на спортивную площадку – там из земли растут турники разной высоты, брусья и ужасно длинный, извилистый и холмистый рукоход. При воспоминании о нём зачесались подушечки на ладонях: сколько мозолей натёрла Ксения стальными перекладинами, прежде чем одолела их от начала до конца.
Где бы ребята ни гуляли, голод пригонит в столовую. У Ксении тоже забурчало в животе, – а ведь дома не было такого аппетита, часто ужинала для того только, чтобы не огорчать бабушку. Ксения удивилась и обрадовалась, как много на сборах детей: значит, клуб процветает. Сколько их: восемнадцать? двадцать?… Трудно посчитать, слишком непоседливые; куклы только поодиночке, а вместе – маленькие бомбы со взведёнными детонаторами. Один крикнул – и все кричат вразнобой, один подпрыгнул – и все поскакали. Детей, ещё не закончивших какую-то буйную игру с хватанием друг друга за уши и воротники, строила парами воспитательница Ирина Сергеевна, мама одного из мальчиков и заодно подруга тренера. Ира – рукодельница, обожавшая бисерные, кожаные, вышитые, вязаные украшения; сегодня на ней были белые шорты и майка в блёстках, а сверху – плетёная на коклюшках жилетка с серебряным узором и прозрачный платок вместо юбки. Иришка – весь её авторитет, как гроздь на лозе, держался на сверхъестественной гибкости. Четыре года назад она появилась в "Лесном", смуглая, тихая, с каштановым хвостиком на голове, пришла на занятие по растяжке и, стоя на руках, заплела ноги вокруг шеи, а затем повисла в шпагате над пропастью между скамейками, и всё это так легко, с улыбкой!.. Что она ещё умеет? – подумала Ксения, – вдруг, летать? И как её, такую, не слушаться?…
Вот нынешние дети были куда более толстокожи, шумели, толкались. Ира даже прикрикнула – всё без толку, – и ей помог Владимир Викторович, щеголявший в ковбойской шляпе и стильно разодранных джинсах. У него был короткий разговор: под мышку – и в строй. "Они поженились в феврале, – переведя взгляд с него на Ирину, прошептала Виктория. – Летали на месяц в Аргентину, представляешь!" Ксения пригляделась и заметила на безымянном пальце тренера кольцо. И тут же подумала о разговоре, которого не избежать, – но не с робостью, как прежде, а с самым настоящим страхом. Даже спина похолодела…
– Ксения, здравствуй, – пожав ей руку, сказал Бауэр. – Мы очень рады тебя видеть, но ты помнишь, сколько тебе лет? Одна приехала?
– Да, – кивнула она, глядя мимо, но видя острые голубые глаза, морщинки в уголках, тонкий нос. – Здравствуйте. Я тоже очень рада, соскучилась…
– Тебя кто-то отпустил? Знают, что ты здесь?
– Бабушка, – и, взглядом указав на Вику, Ксения добавила: – Можно позвонить, проверить.
– Надолго? Кто за тобой приедет?
Она пожала плечами, моргнула и переступила с ноги на ногу. Владимир Викторович словно и не заметил её пантомимы, не изменил строгого выражения лица, и Ксения уже приготовилась услышать: "Марш домой!" Но тренер молчал, и было непонятно, о чём он думает; на мгновение даже показалось, что он растерян и сбит с толку.
– Ну, авантюристка… – вздохнул он, наконец. – Ноги растут быстрее мозгов. Ладно. Ночуешь здесь, завтра поговорим, – он снова надел шляпу и обернулся к ребятам: – Все готовы? Тогда идём.
Но не тут-то было. Едва они тронулись, как раздался звук мотора, из-за угла вынырнула красная "Хонда", развернулась и замерла у крыльца рядом с синим "БМВ" Анатолия. "Алина Александровна приехала!" – крикнула смышлёная Катя, и дети, загалдев, бросились к машине, окружили выходящую из неё медноволосую Алину Черкасову, самые шустрые ухватились за её джемпер и брюки. Все знали, что в понедельник она сменит Бауэра, который собирался в Германию на тренерский семинар, и останется в лагере главной.
Проведя вдали от дома неделю, ребята нуждались в разнообразии, хотя бы в малой смене впечатлений. Приезд Алины не обещал им лёгкой жизни: в работе она была столь же требовательна, как Владимир, и поблажек никому не давала. Но, всё же, её профессиональная улыбчивость была наполнена куда большей, истинно женской теплотой. Потому-то, не выпуская её из кольца, дети наперебой рассказывали обо всём, что с ними произошло за эту неделю, чему они научились и с каким нетерпением её ждали. Всё это сливалось в один сплошной писк. Алина Александровна терпеливо слушала и гладила взъерошенные головы.
– Ну, идите, идите, а то голодными останетесь. Дайте хоть поздороваться с большими…
За девять лет, что прошли на глазах Ксении, тренеры не изменились в главном – всё такие же лёгкие, запросто могли бы пролететь в венском вальсе по экватору, и океаны с песками не помеха. Старожилы "Фонтана" помнили, как Владимир и Алина выступали на конкурсах и долго не могли выбрать: соревноваться дальше или только преподавать? Но учеников становилось всё больше, и, в конце концов, они перевесили.
Владимир и Алина временами спорили, подначивали друг друга, но всерьёз не ругались, не обижались, не фыркали – может быть, оттого что никогда не были семейной парой. Сын Алины Александровны учился в Академии Лесгафта, муж, очень далёкий от танцев, лет двадцать дружил с Бауэром. Владимир Викторович находился в вечном поиске, Ира была… кажется, его третьей женой. "И других вам не надо!" – взглянув на тренера, мысленно приказала Ксения.
4
На ужин был чудесный гуляш, великолепный варёный рис и божественный соус, рецепт которого Михаил Леонидович держал в секрете. Ира уверяла, что он кладёт туда особенный африканский перец, Алина Александровна – что высокогорный чабрец. Ксения, придвинув к себе тарелку Маши Третьяковой, старалась потянуть удовольствие; очень просто было бы умять всё в минуту.
– Чего задумалась? – подтолкнула её коленом Виктория.
– Смотрю. Понимаю, как соскучилась…