2
Вот так оно все и было. А дальше - болезненный кошмар, провал памяти: Валентин не мог вспомнить, как выбрался из зимовья и очутился здесь.
Дверь была распахнута. Тихо за ней, темно, спокойно без обману. Однако Валентин переступил порог с некоторой настороженностью. Подозрительно принюхался, зажег спичку и тщательно исследовал печь. Да, конструкция первобытно проста - бочка да дымоход из дикого камня. Никаких задвижек, заслонок или чего-то похожего. Прямая тяга напроход… Несгоревшие поленья мертво чернели, продолжая чуть-чуть дымить в каком-то зловещем безмолвии, вкрадчиво, ползуче. Так, так… Валентин посмотрел на часы: четыре утра. Решив эксперимента ради протопить печь еще раз, он разворошил едва тлеющие под пеплом угли, вздул огонь. Минут десять заняла зарядка на свежем, игольчато знобком воздухе, после чего он, раздетый до пояса, отправился умываться.
Еще метров за тридцать до русла под ногами захлюпало, зачавкало, подошвы кирзовых сапог стали разъезжаться на кочках.
Валентин любил реки, но не такие, а горные. Когда-то на первом курсе его вдруг поразила фраза "геологическая работа рек". И с тех пор в шуме горных вод ему всегда слышались слитные звуки мастерской в разгаре трудового дня: шорохи пил и рубанков, стуки топоров, молотков, долот, хруст коловоротов…
Встретив в маршруте место, где вода шла по скальным выходам, Валентин старался задержаться на некоторое время. Среди углублений в камне, плавных вмятин, выемок, выточенных, вылизанных рекой за многие тысячелетия, почти всегда отыскивалось некое подобие широкого развалистого кресла. Там он и устраивался. Замирал, глядя на нескончаемо несущийся поток. Сквозь прозрачные струи он видел дно - чистейшее каменное ложе, и ему казалось, что оно усиливает подводные звуки, как резонатор. Через минуту-другую он начинал различать в рокоте реки глухие редкие буханья: то река где-то перекатывала валуны - словно гнала медлительную отару овец. Слышался ему также поминутный стук перемещаемых галек. И как фон - несмолкающий шорох, шуршанье ползущего по дну песка. "Геологическая работа рек", - вспоминались Валентину давнишние слова, которые неизменно вытягивали за собой другие - запавшие в память строки из чьих-то стихов:
Мастеровой не может не работать -
Он забывает тайны ремесла…
Если реки лишаются необходимости работать, пропиливая путь через гранитные массивы гор, а благополучно катят свои воды по низменным равнинам, то они начинают меандрировать, то есть выписывать различные праздные зигзаги, хитро вилять из стороны в сторону и наконец, словно взбесясь от безделья, принимаются душить сами себя, заваливая собственные русла своими же наносами, превращая родные берега в застойные гнилые болота.
Река, возле которой стоял сейчас Валентин, напоминала ему мастерового, забывшего свое ремесло. Больше того - мастерового, который от тягот истинного дела перебежал на легкий хлеб халтуры. Был когда-то творец, дерзатель, мастер - золотые руки, а теперь - ни высокой цели в нем самом, ни возвышающего момента в окружающем. Все низменно.
Заболоченная пойма, которую Валентин пересек прыжками, уходила под воду полого, неприметно, но противоположный, правый, берег - низкий, еле различимый в нехотя редеющей темноте - был явно подмыт, что угадывалось по склонившимся к воде кустам. Профессионально натренированное внимание тотчас отметило сей факт, в памяти мелькнуло: "Закон Бэра - Бабине", и Валентин невольно хмыкнул. Этот закон гласил: в Северном полушарии все реки, независимо от направления течения, отклоняются вправо под действием сил Кориолиса, возникающих вследствие вращения Земли. Вот это и наблюдалось в данном случае. Следовательно, Земля, несмотря на всю ночную мистику, продолжала благополучно вертеться, и непреложные законы природы, слава богу, никто пока еще не отменил.
Поеживаясь, Валентин подступил к воде. Таинственно черная, она даже на расстоянии казалась обжигающе холодной. Неумолчный шум реки был все еще по-ночному ровен и чист, но вершины деревьев уже начинали отчетливо проступать на сереющем небе.
Умывшись, он бегом вернулся в зимовье и обнаружил, что оно порядком задымлено. Валентин заглянул в печку, однако ничего подозрительного там не заметил. Тогда, следуя своему обыкновению докапываться во всем до сути, он не поленился влезть на крышу, пошуровать в трубе палкой, и дело сразу стало ясным. Зимовьюшка была довольно-таки почтенного возраста, все у нее пришло уже в ветхость, в том числе и сложенный из камня дымоход. Должно быть, вчера, закладывая перед сном в печку дрова, Валентин ненароком нарушил покой всей этой палеолитической отопительной системы, отчего внутри дымохода выпал и заклинился один из камней. Валентин осторожно пропихнул его дальше вниз, в бочку, и с сознанием исполненного долга - весьма возможно, уберег кого-то от угара! - слез с крыши.
Что ж, все происшедшее с ним получило разумное объяснение: угар, бред и тому подобное. Все хорошо, что хорошо кончается.
Валентин мельком глянул на свои испытанные "командирские" со светящимся циферблатом и, подгоняемый четкой, еще с вечера рассчитанной на весь сегодняшний день программой, временно запретил себе размышлять дальше на эту тему.
Завтрак на скорую руку, короткие сборы и - в путь. При этом - ни минуты потерянного времени. Таково было железное обыкновение Валентина на таежных переходах. А их он сделал за свою в общем-то не столь уж длинную жизнь сотни и сотни, из которых вынес твердое убеждение, что к мудрому совету "поспешай не торопясь…" должно быть прибавлено сходное на первый взгляд по смыслу, а в действительности же совершенно необходимое дополнение: "…но и торопись без суеты", то есть не хватайся очумело за все сразу, а делай последовательно, быстро и расчетливо одно дело за другим. По собственному опыту он знал, что в условиях полевой экспедиционной жизни потерянная минута или иная пустяковая промашка иногда могут повлечь за собой весьма грозные последствия.
Валентин, сразу же взяв обычный для него стремительный темп, покинул зимовье, когда пасмурный, без алости, рассвет растекся в облаках, но тьма, припав к земле косматым брюхом, еще держалась. Дождя не было.
3
Оставшиеся тридцать километров он спокойно сделал за пять с небольшим часов и в десять без чего-то уже взбегал на крыльцо неуклюжего старинного здания барачного типа, в котором когда-то размещалась приисковая контора, а теперь - Гирамдоканская разведочная партия. Из-за шуточек вечной мерзлоты пол здесь, как и во всех домах поселка, был перекошен настолько, что никто здравомыслящий не рискнул бы поставить на него ведро, наполненное водой до краев. Поэтому Валентин, войдя в кабинет начальника партии, Алексея Петровича Лиханова, начал прямо с порога:
- Джек Лондон говорил, что на Аляске водится порода медведей, у которых обе левые лапы короче правых. Чтоб было удобней ходить вдоль крутых, склонов. Как у вас тут с ногами?
- Спасибо, не жалуемся, - с достоинством пробасил Лиханов. - Здравствуй, Валентин. Откуда, елки-палки, взялся?
- С Кавокты, откуда ж еще. Вчера утром вышел.
- Ну, ты даешь. Мне бы, буквально, твои ноги. Где ночевал?
- Километрах в тридцати отсюда. Там в правом борту зимовье какое-то стоит…
- А, знаю-знаю! Как оно, не пошаливает? - Лиханов хохотнул. - А то здешний народ про него разные, буквально, страхи рассказывает.
- У вас, у поисковиков, куда ни ткнись, кругом пошаливает, везде памятные места - "Дунькин пуп", "Митькины уши", "Тропа смерти"… Сплошные арабские сказки!
- Га-га-га! - Лиханов даже залоснился от удовольствия. - То-то я слышал, что ты поисковиков нехорошо как-то обзываешь. Первопроходцами, что ли?
- Рудознатцами. И правильно. У вас, в поисковом деле, все еще продолжается фольклорный период. "В ашнадцатом году, на Ильин день, пошла-де бабка Маланья в лес за грибами и аккурат меж трех сосенок нашла клад несказанной ценности". Примерно такие у вас бывают геологические обоснования на постановку работ, а?
- Бывало и так, бывало, - охотно подтвердил Лиханов. - И заметь себе: верили ведь, вот что, елки-палки, характерно!
- Тогда и дурак мог верить, при нетронутых-то площадях. - Валентин хмыкнул. - Но та романтическая лафа нынче отошла. Вопрос теперь стоит так: или ориентироваться на "слепые" рудные тела, или, вроде вас, доить яловую корову.
- Хо-хо, шутник ты, буквально! Оно отчасти и верно - разведку мы поставили на отработанной площади, но… - Лиханов со значением поднял корявый крепкий палец. - Как ее, буквально, отрабатывали? Лотками да бутарами. Как в романе "Угрюм-река". А мы мало-мало технику сюда двинем. Худо-бедно, а работа для людей уже наметилась. Это, буквально, не хухры-мухры!.. Можешь, кстати, полюбоваться, - Лиханов вылез из-за стола и, с привычной невозмутимостью ступая по наклонному полу, направился в угол, где стоял массивный железный ящик. Послышалось как бы клацанье винтовочного затвора, глухо лязгнула крышка.
- Вот они, наши сегодняшние находки, - Лиханов извлек несколько бумажных пакетиков и небрежно кинул их на стол перед Валентином.
В пакетиках оказались маленькие образцы в виде округлых бляшек и причудливо-бесформенных кусочков, изрядно окатанных и изъеденных кавернами.
- Что ж, блажен кто верует… такие штуки мы изучали еще в университете, - Валентин без особого интереса потрогал их пальцем и отложил в сторону. Как нас учили, микроскопические доли любого элемента можно найти везде… Ну, почти везде, - поправился он, заметив протестующее движение Лиханова. - Я ж не говорю, что район совсем бесперспективен. Здешние породы насквозь заражены металлами. Так что через какой-нибудь десяток тысяч лет кое-что, глядишь, накопится в русловых отложениях и тогда можно будет возобновить широкую добычу…
- Так-так… - Лиханов смотрел с веселым любопытством. - Значит, советуешь повременить? Лет этак десять или двадцать тысяч, да?
- Петрович, хочешь откровенно? - с внезапной серьезностью спросил Валентин. - Вся сегодняшняя возня ваша - это… это затянувшееся детство экономики района. Пора, товарищи, начать заниматься солидным делом. Созвучным эпохе. А ходить по следам бабки Маланьи предоставим старательским артелям и юным краеведам.
- Что-то ты сегодня суров, Валя. Уж не захворал ли? Может, немного спирту выпьешь? Или пойдешь поспишь у меня?
Но поскольку Валентин в ответ лишь поморщился, Лиханов закряхтел и, не найдя чем еще выразить свое участие, спросил:
- Как там Василий Павлович поживает?
Василий Павлович Субботин был начальником Кавоктинской партии, и все, что Валентин - старший геолог этой партии - уже сделал и собирался еще предпринять в ближайшие два-три дня, все это происходило без его ведома. Поэтому Валентин на вопрос Лиханова ответил кратко:
- Здоров. Работает.
- Что слышно новенького у ваших соседей? Лиханов имел в виду Гулакочинскую партию, ведущую большие разведочные работы севернее той площади, где делала геологическую съемку Кавоктинская партия. Получив весьма сдержанный ответ на предыдущий вопрос, он постарался перевести разговор в нейтральное, как ему казалось, русло, но угодил пальцем в небо:
- Поссорился я с ними, - кисло усмехнулся Валентин.
- Ну! Что ж это вы, буквально, не поделили?
- Долго рассказывать. Ты мне лучше вот что скажи: самолет будет сегодня?
Лиханов отрицательно помотал головой:
- Опоздал ты, парень. Позавчера приходило два борта, а теперь до конца недели ничего уже не будет, это точно. А тебе куда?
- Вообще-то в город, но для начала хотя бы в Абчаду попасть, а там я на рейсовый устроился бы.
- Что вдруг за нужда припала? Может, с Данил Данилычем что?
- Да нет, с отцом все в порядке.
- Начальство вызывает?
- По собственной инициативе. Так сказать, в порядке нарушения трудовой дисциплины.
- Ну, ну… - несколько озадаченно произнес Лиханов. - Тебе, буквально, виднее. А с самолетами - видишь, как оно получается…
Лиханов тактично воздерживался от расспросов, что было вполне понятно: его партия подчинялась непосредственно городу, и поисково-съемочная партия Валентина, как и Гулакочинская разведка, входила в состав комплексной экспедиции, базирующейся в Абчаде, и если у Валентина, допустим, возникли какие-то трения с гулакочинцами, то это, разумеется, чисто их, внутриэкспедиционное, дело.
- Вот как оно, буквально, получается, - с сожалением подытожил Лиханов. - Ну, а на обратный путь я могу дать тебе лошадей и провожатого, лады?
Валентин невидяще уставился куда-то в переносицу Лиханову.
- Да, конечно…
Он легонько побарабанил пальцами по столу, встал и отошел к окну. "Что ж, - подумал он, - случилось то, чего я и опасался, остается один-единственный вариант - вызвать вертолет". Однако использовать этот вариант, строго говоря, было не то что нежелательно, а вообще нельзя. Во-первых, в свое время, при составлении проекта работ партии, Валентин, обосновав необходимость аренды вертолета, дотошно высчитал и заложил в этот проект точное количество потребного летного времени, а потому лучше чем кто-либо другой знал, что лишних часов там нет и быть не может. Во-вторых, то, ради чего Валентин столь упорно стремился попасть в город именно сегодня, к заданию Кавоктинской поисково-съемочной партии непосредственного отношения не имело. А стало быть, его самовольная отлучка в разгар полевых работ, да еще с использованием при этом вертолета, наверняка должна рассматриваться как серьезный должностной проступок - или как там это называется - со всеми вытекающими отсюда последствиями, из которых еще не самое неприятное носит извилистое название "вчинить иск"…
Валентин не торопясь вернулся к столу, взял авторучку и бумагу. Чуть подумал, затем, уже не колеблясь, набросал несколько строк и придвинул листок к Лиханову.
- Эрдэ, - пояснил он. - Завизируй. Пусть твой радист передаст в Абчаду.
Лиханов взял радиограмму и с нескрываемым удивлением прочел: "Ревякину тчк Весьма срочно тчк Немедленно высылайте вертолет зпт ожидаю порту Гирамдокана тчк Мирсанов". Он хмыкнул, покосился на сдержанно улыбающегося Валентина и перечитал снова. Вздохнул.
- М-да… Елки-палки, любой начальник экспедиции поседеет от такого эрдэ. Он же черт знает что подумает!
- А это не мое дело, - сухо заявил Валентин. - Пусть думает, что хочет. Важен результат.
- Сюда и туда - это два часа с большим, буквально, гаком. Выложишь ты из своего кармана рубликов шестьсот как миленький. Да еще и строгача схватишь…
- Подписывай, подписывай, я тебе потом все объясню.
- Гляди сам, мое дело телячье… - Лиханов пожал плечами, поставил в углу визу и подписался.
Валентин между тем озабоченно провел ладонью по щекам, после чего извлек из рюкзака горный компас, раскрыл и посмотрел на себя в визирное зеркало на внутренней стороне крышки.
- Да, придется-таки навести марафет, - пробормотал он.
- Елки-палки, ты на свадьбу, что ли, собрался? - не выдержал с интересом наблюдавший за ним Лиханов.
- Ну, на свадьбу не на свадьбу, а… в некотором роде на рандеву, - туманно объяснил Валентин, продолжая о чем-то размышлять. - Слушай, Петрович! - он щелкнул пальцами. - У тебя деньги есть?
- Было б - не жалко, есть - да не дам! - хохотнул Лиханов. - Сколько тебе надо?
- Сколько?.. Рублей, скажем, триста должно хватить.
- Только-то? - Лиханов грузно встал и, на ходу доставая ключи, снова приблизился к железному ящику. Повозился, пошуршал, вернулся, скрипя половицами, и выложил перед Валентином пачку красных десяток.
- Слышь, парень, а ты не запьешь там, в городе-то? пошутил он. - Грех, буквально, на душу беру…
- Магазин работает? - вставая, перебил его Валентин.
- Магазин-то? А что ему сделается… Ты через часок-то подходи - ответ на эрдэ, наверно, будет, и пообедаем вместе! - уже вдогонку прокричал Лиханов.
4
По предыдущим посещениям Гирамдокана Валентин знал местонахождение магазина. Впрочем, если бы он даже и не знал этого, плутать в его поисках было бы мудрено, ибо то, что могло называться улицей, имелось в поселке в единственном числе. Все же остальные узкие, кривые и извилистые промежутки между домами в лучшем случае могли быть отнесены к разряду переулков, закоулков, проездов и проходов.
Здание, в котором располагался магазин, безусловно, знавало когда-то лучшие времена - фасад его был обшит тесом с сохранившимися следами побелки и нехитрых украшений. В этот утренний час Валентин оказался едва ли не единственным покупателем. Правда, на завалинке у входа сидел невысокий крепыш, широкий, как комод. Несмотря на прохладный серенький день, малый был в грязной сетчатой майке, в спецовочных брюках и босиком. На земле рядом с ним стояла, девственно белея серебряным горлышком, целехонькая бутылка шампанского. Малый с интересом глядел на приближающегося Валентина, кашлянул, когда тот проходил мимо, но ничего не сказал.
Магазин был смешанный. Налево - продовольствие, прямо - прилавок с промтоварами, две шушукающиеся бабки и продавщица. - красивая пышная женщина средних лет в несвежем халате, направо - разобранные железные кровати с панцирными сетками, мотоцикл в деревянной упаковочной раме, алюминиевая лодка. При виде Валентина, истолковав, должно быть, по-своему появление мужчины в экспедиционном одеянии, продавщица тотчас перешла за продовольственный прилавок и остановилась в выжидательной позе. Позади нее парадно красовались бравые шеренги консервных банок, бутылок питьевого спирта, шампанского и коньяка.
- Самую большую плитку шоколада, - вкрадчиво попросил Валентин.
Таковая нашлась, и действительно оказалась весьма внушительной и роскошной, благо снабжение тут было приисковое да и район приравнивался к Крайнему Северу.
- Я не знаю вашего имени, - продолжал вполголоса Валентин, чувствуя, что бабки, остававшиеся за спиной, замолчали и придвинулись ближе. - Но чтобы наши с вами товарно-денежные отношения всегда были на высоте, от души прошу принять этот скромный презент! - Тут он ловко вложил шоколад в руку недоумевающей продавщицы и деловито добавил - Стоимость, само собой, приплюсуете ко всей остальной покупке. А теперь давайте перейдем к промтоварам.
- Глянь-ка, экспедишник, а культурнай! - удивленно-одобрительно заметили бабки.
- Надо же… - нерешительно произнесла продавщица и, помедлив, двинулась к прилавку, загроможденному штуками материи и толстенными рулонами ковров.
- Допустим, я собираюсь на смотрины к родителям своей невесты, - Валентин свойски подмигнул бабусям. - Что для этого нужно?
- Пинжак тебе нужен, сынок, - сказала слева подошедшая бабуся.
- Из хорошего сукна, - становясь справа, уточнила другая.
- Правильно!.. Спасибо! - Кивок налево, кивок направо и широкая улыбка рубахи-парня, адресованная продавщице.