- Что мы созданы друг для друга. - Он остановился, держа жилет в руках, а потом многозначительно добавил: - Я даже решил предложить тебе одну вещь.
- Какую?
- У меня есть деньги… давай поедем вместе в Милан, у меня там куча друзей… я думаю приобрести гараж… и там в Милане мы сможем пожениться.
У меня внутри словно бы все оборвалось, и я почувствовала такую слабость, что закрыла глаза. Впервые после Джино мне предлагали выйти замуж, и это предложение мне делал Сонцоньо. Я так мечтала о нормальной жизни с мужем и детьми, и вот теперь моя мечта могла осуществиться. Но эта нормальная жизнь сводилась к простой видимости, по сути же такая жизнь была бы ненормальной и безобразной. Я чуть слышно произнесла:
- Как же так? Мы почти не знаем друг друга, ты меня видел всего один раз…
Усевшись рядом со мною и обняв меня за талию, он сказал:
- Ты знаешь меня лучше всех… знаешь обо мне все.
Я подумала, что он, наверно, взволнован, так как хочет выказать мне свою любовь и ждет от меня взаимности. Но возможно, все это мне только почудилось, потому что внешне он никак не проявлял своего чувства.
- Я ничего о тебе не знаю, - тихо отозвалась я, - знаю только, что ты убил человека.
- А кроме того, - продолжал он, как бы разговаривая сам с собой, - я устал жить бобылем… когда человек один, он рано или поздно натворит глупостей.
После короткого молчания я промолвила:
- Так, сию минуту, я не могу сказать тебе ни да ни нет… дай мне время подумать.
К моему удивлению, он согласился, процедив сквозь зубы:
- Что ж, подумай, подумай… мне не к спеху.
Потом встал и снова принялся раздеваться.
Меня особенно поразили его слова: "Мы созданы друг для друга", и я все раздумывала, уж не был ли он прав. За кого же теперь я могла рассчитывать выйти замуж, как не за человека вроде Сонцоньо? И разве нас с ним не соединяли мрачные, такие страшные узы, существование которых я почти физически ощущала. Я поймала себя на том, что, горестно покачивая головой, тихо шепчу: "Бежать, бежать". Звонким голосом, от которого мой рот наполнился слюной, я произнесла:
- В Милан… а ты не боишься, что тебя будут искать?
- Я ведь просто так сказал… они даже не подозревают о моем существовании.
Внезапно слабость, охватившая меня, исчезла, и я почувствовала себя сильной, полной решимости. Я поднялась, сняла пальто и повесила его на вешалку. Затем по привычке заперла дверь на ключ, а потом медленно направилась к окну, чтобы притворить жалюзи. После этого, остановившись перед зеркалом, начала расстегивать платье, но тотчас же остановилась и повернулась к Сонцоньо. Он сидел на краю постели и, нагнувшись, расшнуровывал ботинки. Стараясь говорить обычным голосом, я произнесла:
- Обожди минутку… ко мне должен был прийти один человек, пойду предупрежу маму, чтобы она его не пускала.
Он ничего не ответил, да и не успел. Я вышла из комнаты и, закрыв за собой дверь, пошла к маме в мастерскую.
Мама возле окна шила на машине. С некоторых пор, желая как-то скоротать время, она снова взялась за работу. Я быстро прошептала:
- Позвони завтра утром Джизелле или Дзелинде, я буду там…
Дзелинда сдавала комнаты в центре города, куда я иногда приводила своих клиентов, и мама была с ней знакома.
- Почему?
- Я ухожу, - продолжала я, - когда этот человек, который сейчас в моей комнате, спросит тебя обо мне… скажи, что ничего не знаешь.
Мама смотрела на меня, открыв рот, а я сняла с гвоздя облезлую меховую жакетку, которую давно уже не носила.
- Главное, не говори ему, куда я ушла, - добавила я, - а то он чего доброго убьет меня.
- Но…
- Деньги лежат на обычном месте… я прошу тебя, молчи и позвони мне завтра утром.
Я быстро вышла, на цыпочках пробралась через прихожую и спустилась по лестнице.
Очутившись на улице, я бросилась бежать. Я знала, что в это время Мино дома ужинает, и мне хотелось повидать его, прежде чем он уйдет куда-нибудь со своими друзьями. Я добежала до площади, села в такси, назвала адрес Мино. Пока машина мчалась по улицам, я внезапно поняла, что я убегаю вовсе не от Сонцоньо, а от самой себя, так как смутно чувствовала, что меня влечет его сила и жестокость. Я вспомнила пронзительный крик ужаса и наслаждения, который вырвался у меня, когда я единственный раз лежала в объятьях Сонцоньо, и я поняла, что в тот день он навсегда подчинил меня своей воле, чего до сих пор не удавалось сделать ни одному мужчине, даже Мино. Да, я не могла не согласиться, что мы действительно созданы друг для друга, но мы были как человек и пропасть, на краю которой кружится голова и темнеет в глазах и которая все-таки манит человека в свою роковую бездну.
Я поднялась по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и тяжело дыша спросила у старой служанки, которая открыла мне дверь, дома ли Мино.
Она растерянно посмотрела на меня, а потом, не вымолвив ни слова, убежала, оставив меня одну на пороге, Решив, что она пошла предупредить Мино, я вошла в прихожую и закрыла за собой дверь.
В этот момент я услышала какое-то шушуканье за портьерой, отделявшей прихожую от коридора. Затем портьера отодвинулась, и в коридор выплыла вдова Медолаги. С тех пор как я ее видела в первый и единственный раз, я совсем о ней забыла. Черная огромная фигура, мертвенно-бледное лицо с черными глазами, сливавшимися в одно темное пятно, напоминавшее по форме карнавальную полумаску, сама не знаю почему, я почувствовала в эту минуту такой ужас, будто передо мной предстал призрак. Она остановилась и издали спросила:
- Вам нужен синьор Диодати?
- Да.
- Он арестован.
Я не поняла, в чем дело, и, почему-то подумав, что арест Мино связан с преступлением Сонцоньо, прошептала:
- Арестован… но он ведь тут ни при чем.
- Ничего не знаю, - сказала она, - знаю только, что пришли, устроили обыск и его арестовали.
По ее неприязненному тону я поняла, что она больше ничего не скажет; однако я не могла удержаться и спросила:
- Но за что?
- Синьорина, я уже сказала, что ничего не знаю.
- А куда его увезли?
- Не знаю.
- Но скажите мне хотя бы, он ничего не просил передать?
На этот раз она вообще ничего не ответила, а с видом оскорбленного и неприступного величия отвернулась и крикнула:
- Диомира!
Появилась старая служанка с испуганным лицом. Хозяйка указала на дверь, приподняла портьеру, собираясь уходить, и сказала:
- Проводи синьорину.
И портьера опустилась.
Только выйдя на улицу, я наконец поняла, что арест Мино и преступление Сонцоньо никак не связаны друг с другом. Единственное, что их объединяло, - мое смятение. В этом внезапном потоке бед проявилась особая щедрость судьбы, осыпавшей меня разом своими роковыми дарами, подобно тому как щедрая осень приносит нам самые разнообразные плоды. Недаром пословица гласит: беда никогда не приходит одна. И я скорее сердцем, чем умом, ощущала это, шагая по улице, низко наклонив голову и согнув плечи под тяжестью свалившихся на меня бед.
Понятно, что первым делом я решила обратиться за помощью к Астарите. Я помнила номер его служебного телефона, вошла в первое попавшееся кафе и позвонила. Абонент был свободен, но никто не подошел к аппарату. Я набирала номер несколько раз подряд и в конце концов поняла, что Астариты не было в кабинете. Он, вероятно, пошел ужинать и вернется позднее. Я знала об этом, но, как бывает в подобных случаях, почему-то надеялась, что именно на сей раз в виде исключения застану его в министерстве.
Я взглянула на часы. Было восемь, а раньше десяти Астарита не вернется. Я стояла на углу улицы, глядя на горбатый мост, по которому бесконечным потоком шли мрачные и торопливые прохожие в одиночку и группами, они обгоняли меня, словно сухие листья, гонимые нескончаемой бурей. По ту сторону моста тянулся стройный ряд домов, от их ярко освещенных окон и людей, которые жили и хлопотали за этими окнами, повеяло на меня каким-то покоем. Я подумала, что нахожусь недалеко от главного полицейского управления, куда, видимо, увезли Мино, и, понимая всю безнадежность своего поступка, все-таки решила зайти туда и навести справки. Я заранее знала, что мне ничего не скажут, но это меня не останавливало, мне не терпелось хоть что-нибудь сделать для Мино.
Я быстро направилась в полицию самым коротким путем, держась поближе к домам, и, дойдя до управления, поднялась по лестнице. В дежурной комнате, развалившись на стуле, сидел полицейский и читал газету, ноги он положил на другой стул, а фуражку кинул на стол. Он спросил меня, куда я иду.
- В комиссариат для иностранцев, - ответила я.
Так назывался один из отделов полиции, и однажды я слышала, не помню уж по какому поводу, как Астарита называл его.
Я не знала, куда идти, и стала наугад подниматься по грязной, плохо освещенной лестнице. Я то и дело натыкалась на служащих и полицейских, которые поднимались или спускались по лестницам с бумагами в руках; я держалась ближе к стенке, где было потемнее, и шла, низко опустив голову. На каждом этаже по грязным темным коридорам сновали взад и вперед люди, тускло горели лампочки и по обеим сторонам коридоров находились комнаты, бесконечные комнаты. Полицейское управление было похоже на жужжащий улей, но здешние пчелы не садились на цветы, и мед их, который мне пришлось отведать впервые, был затхлым, черным и горьким. На третьем этаже, отчаявшись окончательно, я свернула наобум в один из коридоров. Никто не глядел в мою сторону, никто не обращал на меня внимания. Вдоль коридора тянулись распахнутые двери, возле них на стульях с соломенными сиденьями сидели люди в полицейской форме, они курили, болтали. Все комнаты были похожи одна на другую: бесчисленные шкафы, забитые бумагами, стол, за ним сидел полицейский и что-то писал. Коридор был не прямой, а сворачивал в сторону, поэтому скоро я запуталась и уже не могла разобрать, где нахожусь. Время от времени приходилось спускаться либо подниматься на две-три ступеньки, иногда коридор пересекали точно такие же коридоры, с такими же распахнутыми дверьми, и опять такие же полицейские сидели у входа, освещенные тем же тусклым светом. Я совсем растерялась И подумала, что вернулась назад, в тот коридор, где уже была. Мимо меня прошел курьер, и я спросила:
- Где находится вице-полицеймейстер?
Он молча ткнул пальцем на темный проход, отходивший в сторону между двух дверей. Я пошла в указанном направлении, спустилась по четырем ступенькам вниз и оказалась в узком, с низким потолком коридорчике. В эту самую минуту там, где этот коридорчик, похожий на кишку, резко сворачивал, отворилась дверь и появились два человека, сразу же направившиеся в противоположном направлении. Полицейский держал какого-то человека за руку, и мне показалось вдруг, что это Мино.
- Мино! - крикнула я и бросилась туда.
Но я не успела их догнать, потому что кто-то схватил меня за плечо. Это оказался молодой полицейский с худым, смуглым лицом, в фуражке, надетой набекрень на густые черные волосы.
- Что вам надо? Кого вы ищете? - спросил он.
На мой крик те двое, что шли впереди, обернулись, и я поняла, что обозналась. Я ответила задыхаясь:
- Арестован один мой друг… я хотела узнать, не сюда ли его привезли.
- Как его зовут? - важно спросил полицейский, все еще не убирая руку с моего плеча.
- Джакомо Диодати.
- Чем он занимается?
- Студент.
- А когда его арестовали?
Внезапно я поняла, что он задает мне эти вопросы просто так, для форсу, а сам ничего не знает. Разозлившись, я воскликнула:
- Вместо того чтобы задавать мне вопросы, сказали бы лучше, где он находится!
Мы были в коридоре одни, он огляделся вокруг и, подойдя ко мне вплотную, прошептал с развязным видом:
- О студенте мы позаботимся… а ты пока поцелуй меня.
- Пустите… я и так с вами зря время потеряла! - со злостью крикнула я и, оттолкнув его, бросилась бежать в противоположную сторону. Тут я увидела открытую дверь и комнату, которая была больше прежних, в глубине ее стоял письменный стол, а за ним сидел мужчина средних лет. Я вошла и одним духом выпалила:
- Мне хотелось бы узнать, куда отвезли студента Диодати… его арестовали сегодня после полудня.
Мужчина бросил читать газету, лежащую на столе, и удивленно посмотрел на меня.
- Вы хотели узнать…
- Да, куда отвезли студента Диодати, арестованного сегодня после полудня.
- А кто вы такая… кто вам разрешил сюда войти?
- Это неважно… скажите мне только, где он.
- Да кто вы такая? - повторил он, возвысив голос и стукнув кулаком по столу… - Кто вам разрешил? Да знаете ли вы, где находитесь?
Внезапно я поняла, что ничего не выясню, а меня не дай бог тоже могут арестовать, тогда не состоится мой разговор с Астаритой, и Мино останется в тюрьме.
- Извините, пожалуйста, - пробормотала я, пятясь назад, - я ошиблась.
Эти слова окончательно разъярили полицейского. Но я была уже возле двери.
- При входе и выходе полагается отдавать фашистский салют, - заорал он, указывая на табличку, висевшую над его головой.
Я закивала, что должно было означать мое согласие с его словами, и, продолжая пятиться, выскочила из комнаты. Я прошла весь коридор и, немного поплутав, нашла наконец лестницу и быстро спустилась вниз. Миновав комнату дежурного, я вышла на улицу.
Единственным результатом моего вторжения в здание полиции было то, что я все-таки как-то убила время. Я рассчитала, что если не буду торопиться, то дойду до министерства минут за сорок пять, а то и за час. Потом где-нибудь поблизости посижу в кафе, а минут через двадцать позвоню Астарите и тогда, быть может, застану его.
Пока я брела по улицам, мне пришла в голову мысль, что Мино арестовал Астарита, желая мне отомстить. Он занимал важную должность именно в той самой политической полиции, которая задержала Мино; они, очевидно, давно вели слежку за Мино и знали о наших отношениях; вполне вероятно, что дело попало в руки Астариты, и он из ревности отдал приказ арестовать Мино. При этой мысли меня охватила злоба против Астариты. Я знала, что он все еще влюблен в меня, и решила, что он дорого заплатит мне за свой низкий поступок, если только мои подозрения подтвердятся. В то же самое время я с тревогой думала, что, скорее всего, дело совсем не в этом и мне предстоит бросить свои слабые силы на борьбу с неведомым безликим противником, больше напоминающим хорошо отлаженную машину, чем живое существо, которому не чужды человеческие слабости.
Добравшись до министерства, я отказалась от своего первоначального плана посидеть немного в кафе, а сразу же подошла к телефону. На сей раз после первого звонка трубку подняли, и мне ответил голос Астариты.
- Это я, Адриана, - выпалила я одним духом, - мне надо тебя увидеть.
- Сейчас?
- Немедленно… по очень срочному делу… я здесь, возле министерства.
С минуту он раздумывал, потом сказал, что я могу прийти. Второй раз в жизни я поднималась по лестницам министерства, но теперь я шла с совершенно иным чувством. В первый раз я опасалась шантажа со стороны Астариты, боялась, что он расстроит мою свадьбу с Джино, я ощущала тогда, как все маленькие люди, имеющие дело с полицией, что надо мной нависла смутная угроза. Я шла тогда с разбитым сердцем и внутренним трепетом. Теперь я явилась сюда в агрессивном настроении, с намерением в свою очередь шантажировать Астариту; я решила использовать любые средства, лишь бы вызволить Мино. Но агрессивность моя объяснялась не только любовью к Мино, но и моим презрением к Астарите, к его министерству, к политике, которой занимался Мино, и к самому Мино. Я ничего не смыслила в политике, и, вероятно, по этой причине мне казалось, что в сравнении с моей любовью к Мино политика - вздорная и ненужная вещь. Я вспомнила, как начинал заикаться и мямлить Астарита всякий раз, когда видел или только слышал меня, и я с удовлетворением подумала, что он, должно быть, не заикается, когда предстает перед своим начальством, будь это хоть сам Муссолини. С такими мыслями я шла по широким коридорам министерства и с презрением смотрела на служащих, попадавшихся мне на пути. Мне ужасно хотелось вырвать у них красные и зеленые папки, которые они зажимали под мышками, подбросить их вверх и развеять эти бумажки, содержащие всяческие запреты и несправедливые обвинения. Чиновнику, который в приемной подошел ко мне, я сказала повелительным тоном.
- Мне необходимо поговорить с доктором Астаритой… как можно скорее… у меня назначено свидание… и я не могу долго ждать.
Он удивленно взглянул на меня, однако возражать не посмел и пошел доложить о моем приходе.
Увидев меня, Астарита тотчас же поднялся мне навстречу, поцеловал мою руку и подвел меня к дивану, стоящему в другом конце комнаты. Точно так же он встретил меня и в прошлый раз, и думаю, что так он держался со всеми женщинами, приходившими к нему в кабинет. Пытаясь обуздать гнев, переполнявший мое сердце, я сказала:
- Берегись, если это ты велел арестовать Мино… сейчас же выпусти его на свободу… иначе запомни, что ты видишь меня в последний раз.
На лице его появилось выражение крайнего удивления и недоумения, я поняла, что он ровным счетом ничего не знает.
- Постой… какого Мино, черт возьми? - пробормотал он.
- Я думала, ты его знаешь, - ответила я.
И я в нескольких словах рассказала ему историю моей любви к Мино и добавила, что сегодня после полудня он был арестован у себя на квартире. Когда я говорила Астарите, что люблю Мино, он изменился в лице, однако я предпочитала сказать правду не только потому, что боялась ложью повредить Мино, но и потому, что мной овладело бешеное желание кричать всему свету о моей любви. Когда я узнала, что Астарита не имеет никакого отношения к аресту Мино, гнев, который до сих пор поддерживал меня, утих, и я вновь почувствовала себя безоружной и слабой. Свой рассказ я начала твердым возбужденным голосом, а закончила его почти жалобно. Слезы навернулись на мои глаза, когда я с болью проговорила:
- И кроме того, я не знаю, что с ним сделают… говорят, их там бьют.
Астарита перебил меня:
- Успокойся… если бы он был рабочий… а то ведь он студент.
- Но я не хочу… не хочу, чтобы он сидел в тюрьме! - кричала я рыдая.