Один из криминалистов рассказал, что живет он на Петроградской. Квартира у него старая, спроектированная причудливо. Санузел смежный: туалет и ванная находятся в одной комнате, но ведут в эту комнату две двери - на одной написано "Туалет", а на другой - "Ванная".
- Все вечеринки происходят одинаково. Заходит дамочка, плотно закрывает за собой дверь, накидывает все крючки, закрывает все защелки и сидит себе… А через минуту в соседнюю дверь вруливает кавалер, желающий сполоснуть руки.
- Неудобно получается.
- Да-а…
- А я в прошлом году по бартеру ездил в ЮАР. Там в писсуары для запаха кладут лепестки настоящих магнолий. От попадания во влажную среду лепестки начинают благоухать. Ты, типа, писаешь, а получается, блин, аромат - "В спальне у Клеопатры".
- Суки вы все-таки, социальщики.
- Почему это мы, социальщики, суки?
- Потому что кроме вас в Африку никто что-то не ездит… по бартеру, блядь.
- А я парня посылал как-то на брифинг в японское консульство. Когда машину консула обворовали, помните? Парень рассказывал, что у японцев писсуары расположены ровно на уровне колена. В смысле для белого - на уровне колена. Попасть - нереально…
- Японцы попадут. Они ловкие…
Потом в магазин пошли мрачные кирилловские приятели. Они принесли еще "Балтики" и рассказали еще на ту же тему:
- У меня есть приятель - он интегральный астролог. Фамилии называть не буду. Этот человек не так давно ездил с лекциями в Казахстан. На одной из станций ему понадобился туалет. А вокруг - степь. Ровная, как тарелка. Но туалет есть. Даже в степи. Выглядит так: стоит огромная юрта. Внутри юрты вырыта большая яма. Через яму перекинуты две досочки - "мужская" и "женская". Дамы и кавалеры пристраиваются на жердочках спиной друг к другу и таким вот образом выходят из положения…
Все посмотрели на меня. Потом Паша сказал:
- Дикий народ.
- Ага. Выпить бы.
О! - сообразил я - моя очередь спускаться в магазинчик.
Я дошел до лестничной площадки. Перед глазами плыло… все-таки "Балтика"… вы же понимаете, это море… по морю положено плыть… смешно получилось?
Сперва я хотел спуститься пешком, но услышал, что в шахте гудит, поднимаясь, лифт. Лифт в Лениздате старый, из тех, что называются "с неподвижным полом". Достаточно вовремя не нажать кнопку - и двери автоматически закроются, замуровав тебя внутри.
Лифт подъехал, и двери начали открываться. Передо мной стояла полная тетка в трикотажном свитере. Она начала входить в кабину - и вдруг замерла. Я ткнулся в ее широкую спину.
Молчание продолжалось долго. Потом женщина отпрянула назад. Острым каблуком она больно наступила мне на ногу. Вместо того чтобы извиниться, она все продолжала пятиться, а потом пронзительно, на грани ультразвука закричала.
Я отпихнул ее и заглянул внутрь кабины. На полу, скрючившись и неловко заломив руку, лежал мужчина. Из-под его куртки по полу растекалась густая черная лужа.
12
Давно я не видел в Лениздате такого переполоха.
Первыми подъехали омоновцы. Громадные мужики в масках, в бронежилетах и с автоматами. Они рассыпались цепью и оперативно перекрыли все входы и выходы. Следом начали прибывать милиционеры на "уазиках", в сопровождении различного уровня начальства - в форме и без.
Последними подъехали машины "скорой помощи". К этому моменту у дверей Лениздата образовалась такая пробка, что санитары с носилками не могли протиснуться к месту происшествия минут пятнадцать…
Вообще-то ритм петербургской жизни вовсе не напоминает столичный. Не знаю, в чем здесь дело. Может быть, это темперамент… он ведь у нас северный… холодное небо и все в таком роде.
В Петербурге редко дерутся в клубах. Еще реже - на улицах. Во времена общественных катаклизмов, типа путча-91, граждане предпочитают отслеживать происходящее не с уличных баррикад, а по телевизору. Да и самих баррикад у нас не строили, наверное, с момента восстания декабристов.
Мне нравится, что я живу в Петербурге. Типа того, что в северной Венеции и северной же Пальмире… мне нравится мой спокойный город, вовсе не похожий на вечно бурлящие азиатские жопы вроде Москвы… И разумеется, мне нравится, что в моем тихом городе очень редко убивают журналистов.
Говорят, что профессия репортера успела превратиться в одну из самых опасных. Утверждают, что мои коллеги гибнут чуть ли не по одному в неделю. Не знаю, может, где-нибудь это и так. Но не в Петербурге.
Мирок петербургской прессы уныл и безопасен. Тут и захочешь, не сумеешь нарваться на неприятности. То есть получить по носу или, скажем, заработать перелом конечности - это запросто. Сколько их, загипсованно-забинтованных любителей сунуть нос в чужие дела, приползает ежедневно в наш редакционный буфет! Но чтобы прямо в лифте Лениздата находили подстреленных мужиков?!
Весь пол на лестничной площадке четвертого этажа был заляпан следами шипастых омоновских ботинок. Может быть, это была не кровь, а грязь. Может быть, нет. Над извлеченным из лифта пострадавшим колдовал врач. Рядом, держа в вытянутой руке капельницу, стоял санитар.
Вокруг носилок плотным полукругом стояли крупные милицейские, прокурорские и прочие чины. Каждый старался отдать как можно больше распоряжений. Несчастную тетку, нажавшую кнопку вызова лифта передо мной, допрашивали по пятому кругу.
Дополнительную суету внесли налетевшие телевизионщики. Минут через пятнадцать после приезда милиции они появились на месте события со всеми своими камерами, толстыми черными кабелями и слепящими софитами. Одна бригада с Пятого канала, одна - с городской редакции НТВ.
Неподалеку от меня по стойке "смирно" стоял охранник с первого этажа Лениздата. Пузатый начальник неопределенного происхождения шипя интересовался, что ж это он, раздолбай, делает-то?!. может быть, постовой захотел под трибунал, а?.. это можно ему быстро устроить… захотел или что?.. как этот урод с дыркой в пузе мимо постового сюда просочился?.. а?!. ёкарный бабай?!
- Елисеев! Руководство собрал?
- Собрал!
- Давай сюда!
Сквозь толпу стали по одному протискиваться редакторы расквартированных в Лениздате газет и журналов. Они по одному подходили к растрепанному потерпевшему, над которым продолжал колдовать врач. "Нет, не мой", "Первый раз вижу", "Не знаю его", - по очереди отвечали они лейтенанту, оформлявшему протокол.
Я стоял, прислонившись к стене, и курил. Еще в самом начале я изложил все, что видел, и после этого меня никто не трогал. "Вы еще понадобитесь, - заявил милицейский капитан, первым начавший переписывать фамилии свидетелей. - Никуда не уходите".
Если бы меня попросили опознать парня, я не стал бы врать органам. Но меня не спросили. А сам я лезть не стал. Между тем лежащего на носилках я узнал.
Я узнал его сразу, в первую же секунду, как заглянул в раскрывшиеся двери лифта. Для этого мне даже не понадобилось долго вглядываться в его перемазанное кровью лицо. Хватило и того, что я увидел дегенеративный бритый череп, борцовскую шею, а на физиономии - лиловый синяк.
"Все! Мы его увозим", - махнул рукой доктор из "скорой" и пошел выбрасывать окровавленные тампоны. Санитары подхватили носилки и затрусили вниз по лестнице. Доктор вполголоса переговорил с группой мужчин в штатском, пожал плечами и с недовольным видом направился вслед за санитарами.
Я оторвался от стены, догнал доктора и улыбнулся ему:
- Моя фамилия Стогов. Я журналист. Вот удостоверение. Как он? В смысле… серьезно его? Будет ли жить?
У доктора был добрый взгляд, который он прятал за толстыми стеклами очков. Кроме взгляда, ничего доброго в докторе не было.
- Две пули в живот. Если с таким и живут, то хреново… Внутреннее кровотечение.
- Куда вы его? В Военно-медицинскую академию?
- Зачем вам это?
- А зачем вам это скрывать?
- Мне-то что? Понимаете, я же врач.
- Понимаю.
- То есть для меня главное, чтобы больной был здоров, понимаете? А кто уж он там - какая разница?
Ничего я не понимал, но настаивать не стал. Врач побежал догонять носилки. Я подошел к капитану, велевшему мне не отлучаться.
- Слушайте, офицер, я вам все еще нужен?
- Ты у нас кто?
- Я у вас Стогов. Я первым нашел этого парня.
- Пока не уходи. Можешь понадобиться.
- Извините, а когда именно я могу понадобиться?
- Сказано тебе стоять - значит, стой.
- А если не буду?
- Ты тупой?
- Нет. Я усталый и голодный.
- Если уйдешь, дам твои приметы. Как основного подозреваемого. И ты увидишь свою физиономию напечатанной в газете.
- Знали бы вы, офицер, сколько раз я видел свою физиономию напечатанной в газете.
Я повернулся к капитану спиной и начал спускаться по лестнице. Чтобы он не очень расстраивался, на прощанье я сказал, что буду в буфете.
В буфете было пусто. Это было хорошо. За стойкой ерзала буфетчица. Она не знала, что происходит снаружи, и ей было интересно это узнать.
У буфетчицы были пухлые губы и высокие скулы. В журнале "GQ" я читал, что данные признаки выдают чувственность женщин. Осокин, имевший с буфетчицей роман (Осокин имел романы абсолютно со всеми известными мне женщинами), говорил, что "GQ" в данном случае прав.
Буфетчица спросила, что нового наверху. Я рассказал, что в лифте нашли парня с пулевым ранением в живот. Посмотрев на ее пухлые губы и высокие скулы, я добавил, что ранение было сквозное, здоровенное, с кулак и сквозь него можно было просунуть пивной стакан.
Почему у Осокина все так хорошо с женщинами, а у меня все так плохо? Впрочем, хорошо ли то, что Леша меняет до четырех подружек в неделю? И плохо ли то, что никакая пухлогубая дура не отравляет мне жизнь?
Я сказал буфетчице, чтобы она дала мне пива. Возможно, буфетчица вовсе не дура. Ума на то, чтобы поставить рядом с открытой бутылкой чистый стакан ей хватило.
Я выпил первую бутылку, заплатил еще за одну и закурил сигарету. Зачем парень, которому я позавчера на Невском разбил лицо, приполз в Лениздат? Вернее, не так: зачем этот парень, имея в пузе дырку, через которую проходит пивной стакан, приполз в Лениздат?
За спиной хлопнула дверь. Я глянул через плечо. Петляя между столиками, ко мне направлялся милицейский капитан.
Оказывается, в его репертуаре бывали тихий голос, ласковый взгляд и обращение "на вы".
- Вы ведь Стогов? Илья Юрьевич?
- Стогов. Илья. Юрьевич. Только не называйте меня по отчеству, мне кажется, что это меня старит.
- Вас к телефону.
Капитан протянул мне черный нокиевский телефончик. Я поднес его к уху и сказал "алё".
- Илья Юрьевич? Это Борисов.
- Борисов?
- Майор Борисов. Федеральная служба безопасности. Пару дней назад мы с вами беседовали в моем кабинете на Литейном… Насчет Ли Гоу-чженя.
Целая минута, наверное, потребовалась мне, чтобы сообразить: майор Борисов - это один из трех близнецов-гэбистов, допрашивавших меня после инцидента в "Moon Way".
"Это Борисов!" Блин! Можно подумать, они там на Литейном представлялись.
- Слушаю вас.
- Илья Юрьевич, ваш сегодняшний подстреленный из Лениздата находится в госпитале. В ближайшее время его будут оперировать. Врачи говорят, возможность успеха - типа того, что фифти-фифти.
- И что?
- Понимаете, Илья Юрьевич, нужна ваша помощь. Парень отказывается говорить с кем бы то ни было, кроме вас. Вы меня слышите? Не могли бы вы подъехать? Буквально на полчасика?
Я посмотрел на недопитое пиво. Оно было притягательнее, чем самые высокие женские скулы на планете. Но я все равно сказал:
- Хорошо. Еду.
13
Как у каждого приличного мегаполиса, у Санкт-Петербурга, города, в котором я живу, есть две стороны - видимая и невидимая. Видимая - это глянцевые виды для туристов: парадные проспекты, фасады дворцов, витрины модных бутиков. Невидимая же…
Иногда, когда я думаю о своем городе, мне нравится представлять его чудищем со множеством сердец и кровеносных систем.
Скажем, мир, который известен мне лучше остальных, - мир городских масс-медиа. Редкий турист обратит внимание на уродливую серо-коричневую коробку с допотопными буквами "Лениздат" по верху, стоящую на набережной Фонтанки. Между тем это здание - самое настоящее сердце. Бьющееся, гонящее кровь по жилам.
Сюда, как муравьи, тащат плоды своих расследований репортеры. Отсюда растекаются по планете тысячи страниц факсовых сообщений. Здесь из растрепанных рукописных страничек формируется строгий и величественный газетный лист. Мне страшно представить, что может случиться, исчезни вдруг эта уродина с набережной хотя бы на денек.
И так во всем. Энергичная банковская система. Цепочка военных комендатур. Даже какая-нибудь задроченная вселенная, вроде мирка игроков в бридж… Все эти миры сосуществуют, не пересекаясь между собой и пронизывая город нитями своих кровеносных сосудов.
Кроме того, есть в моем городе еще один, особый мир, знакомый жителям меньше остальных: мир петербургских спецслужб. Очевидно, на экскурсию по этому миру меня и везли теперь в служебном автомобиле с мигалкой и надписью "ГУВД" на бело-синем боку.
Снаружи было пусто и грустно. Стекла в машине были тонированные. По ту сторону стекол виднелось мокрое, серое и громадное небо.
Мы остановились перед крашенными в серое воротами. Водитель бибикнул. Слева от ворот открылась калитка.
Неторопливой походкой из калитки вышел здоровенный молодец в камуфляже и с автоматом через плечо. Со скучающим видом молодец обошел машину кругом, заглянул в салон и, остановившись напротив дверцы водителя, лениво поинтересовался:
- Куда?
- К Борисову.
Молодец покачал головой. На машину он глядел с таким видом, словно у него болели зубы. Наверное, куда проще, чем с нами разговаривать, ему было взять да и кинуть в салон гранату. Остановив наконец взгляд на мне, он все с той же тоской спросил:
- Фамилия?
- Стогов.
Вздохнув и потерев ладонью подбородок, молодец махнул рукой кому-то невидимому за воротами:
- Открывай.
Ворота медленно поползли в сторону. Субъект с автоматом пристроился сразу за задним бампером и проследовал через ворота вслед за нами.
Внутри не оказалось ни рядов колючей проволоки, ни особых чудес техники. Несколько
оштукатуренных особняков, коротко стриженные деревца, песочные дорожки между клумбами.
На ступенях самого большого особнячка меня ждал типчик в аккуратной стрижечке и неброском костюме. Сам типчик тоже был аккуратный, неброский. Наверное, по ходу работы типчики стираются. Как банкноты от частого употребления.
- Илья? Пойдемте. Владимир Федорович вас ждет.
Мы вошли в особняк. Сопровождающий протянул часовому выписанный на меня пропуск.
- Фамилия?
- Стогов.
- К кому?
Я посмотрел на сопровождающего. Он ответил за меня:
- К Борисову.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Двери, ведущие внутрь здания, были железными, с кодовыми замками. Перед одной типчик остановился, не глядя нажал цифры кода. Подождал, пока над дверью загорится зеленая лампочка, потянул тяжелую дверь на себя. Меня пропустил вперед.
За дверью оказался коридор с ковровой дорожкой. Вся эта шпионская декорация начала меня утомлять. Остановившись наконец перед одной из дверей, сопровождающий постучал, заглянул внутрь, поинтересовался:
- Владимир Федорович, тут Стогов. Можно?
Владимир Федорович сидел за столом. Увидев меня, он встал, улыбнулся, сказал: "Здравствуйте" и еще "Как доехали?"
Глядя на него, я подумал, что встреть майора на улице - честное слово, не узнал бы. Со времени той первой, четырехдневной давности встречи его серая, смазанная внешность успела полностью изгладиться из памяти.
Я сел в кресло. Мы помолчали. Мокрый капюшон куртки противно касался шеи. Потом я спросил:
- Здесь курят?
- Курите. Раздеться не предлагаю: сейчас мы с вами перейдем в другое здание. Но сперва я хотел бы прояснить несколько вопросов. Не возражаете?
- Пожалуйста.
- Вы знакомы с гражданином Молчановым?
- С кем?
- С парнем, которого нашли в лифте Лениздата.
- Знаком.
- Как близко?
Я вспомнил ночной неосвещенный Невский. Удар. Резкая боль в костяшках пальцев. Парень валится физиономией в лужу.
- Не очень близко.
- Да?
- Во всяком случае, фамилии его я не знал…
- Да?
У майора был внимательный и вежливый взгляд. Я вздохнул и потушил сигарету.
- Ну, что сказать? Мы с ним виделись лишь однажды. Парень пытался порвать мне куртку… Видели синяк у него на физиономии?
Я выкурил еще одну сигарету и рассказал майору, как провел позавчерашнюю ночь.
- Они вас похитили? Почему же вы об этом не заявили?
- Зачем? Все ведь обошлось…
За окном барабанил дождь. Такой же зануда, как мой собеседник.
- Что вы молчите?
- А что вы, майор, хотите, чтобы я вам сказал?
- Илья, вы можете называть меня просто по имени-отчеству.
Широкой души человек. Потом мы выпьем вместе алкоголя и перейдем с ним "на ты". Потом я стану звать его "Володька-шпиён".
Я посмотрел на майора и проговорил:
- Давайте обойдемся без дружбы домами, ладно?
- Кто бы спорил.
- Зачем вы меня сюда притащили?
- Я хочу попросить вас о помощи.
Я выдыхал дым и молчал. Мне бы кто помог…
- Дело в том, что Молчанов отказывается с нами говорить.
- И что я могу сделать?
- Он твердит, что расскажет все только вам.
- Мне?
- Не спрашивайте меня почему.
- Да? А я собирался.
Майор взглянул на часы. Они у майора были дорогие, с металлическим браслетом. Наверное, снял с собственноручно убитого агента ЦРУ.
- Молчанов истекает кровью. Сейчас его готовят к операции. От наркоза он будет отходить долго. И вообще не известно - отойдет или нет. Поэтому я договорился - нам дадут возможность задать несколько вопросов перед операцией.
Он еще какое-то время говорил о том, какие вопросы подстреленному парню нужно задать и какие ответы от него нужно получить. Я, если честно, почти не слушал.
Мы вышли из кабинета, майор закрыл дверь на ключ, и мы спустились на первый этаж. Часовой отметил мой пропуск. Мы перебежали по мокрой дорожке в особнячок напротив.
Майор сказал часовому: "Это со мной", и тот открыл дверь. За очередным поворотом выложенного кафелем коридора нас встретила медсестра в белом халатике.
- Семен Яковлевич просил подождать. Пойдемте, пока переоденетесь.
Она проводила нас в раздевалку, повесила мою мокрую куртку на плечики и выдала взамен стопку хрустящего накрахмаленного белья. Белый халат с тесемками на спине, белые бахилы на ноги.
- Разговаривать будем уже в операционной - времени нет.
Вернувшаяся медсестра провела нас к двери, на которой значилось: "Операционная".
- Ждите. Вас вызовут.
Мы принялись ждать.