Президенту предлагалось вернуться к прошлому, старому варианту конституции страны, в так называемое парламентско-президентское правление, а не наоборот, как в данное время. Президент лишался основных полномочий, а Верховная Рада становилась запевалой во всех вопросах. Далее. Президент согласен на немедленные досрочные выборы, на вывод войск из Киева, на роспуск подразделений "Беркут" и на свою охрану. Эти вопросы обговаривались, согласовывались бесконечно долго. Потом президента вынуждали вывести все силовые структуры из Киева в обмен на роспуск Майдана.
Здесь президент согласился после того, как послы стали кивать головами, что они гарантируют выполнение этих пунктов и не уедут из Киева до тех пор, пока на Майдане остается хотя бы один человек. Это был важный пункт. На нем настаивали министры, сама Нудельман, посол США в Киеве Джефри Пейетт, все представители оппозиции.
Наиболее важным требованием для президента было требование о досрочных президентских выборах и урезание его полномочий, а последний вопрос о выводе силовых структур из Киева как бы затерялся в дебрях первых двух вопросов. Поэтому Янукович с легкой душой взял перо в руку, чтобы поставить свою подпись, не понимая, что добровольно выносит сам себе смертный политический приговор. Первыми поставили свои подписи послы трех стран – Польши, Франции и Германии за исключением России, затем тройка заговорщиков.
Дрожащей рукой Виктор Федорович подмахнул Соглашение и выдавил из себя скупую улыбку. Едва он положил ручку на стол, как почувствовал, как его кольнуло в сердце, да так, что поморщился. Только он собрался дать указание, чтобы внесли шампанское, как Тянивяму громко произнес расхожий бандеровский лозунг: слава Украине! Его примеру последовали Клочка и Яйценюх. Нудельман молчала, хитро улыбаясь. Послы трех стран засуетились, заторопились.
– Наша взяла, – произнес Яйценюх и расхохотался. – Идем! Власть в наших руках.
– Шнель, шнель, бистро, бистро, – запричитал министр иностранных дел Германии Штанмайер.
Он поднялся и практически выбежал из кабинета президента, только что подписавшего себе смертный приговор и даже не подал ему руки на прощание. Посольская машина с заведенным мотором уже стояла во дворе.
Французский министр Эрик Рурнье уперся своими глазами в глаза Нудельман и только, когда та моргнула, тоже выскочил из кабинета и направился в аэропорт.
– А как же я? – спросил поляк Синькорский. – Мне, что, пешком до Варшавы?
– Догонять, догонять, – рассмеялась Нудельман. – Бистро, бистро! – и сама поднялась с кресла, уже не глядя на бывшего президента Януковича: он ее больше не интересовал.
Соратники Януковича, а их было жалкое меньшинство в кабинете, тоже решили оставить бывшего президента в одиночестве. Первой поднялась Елена Локаш. У нее было бледное лицо, и слегка дрожали губы. Она даже забыла сумочку и вернулась, чтобы ее взять. Клюев попытался ее успокоить, но она никак не реагировала на его слова. Похоже было, что Лена лишилась слуха.
Виктор Федорович обхватил голову руками, точнее заключил ее в раскрытые богатырские ладони и на что не реагировал. Он никак не мог понять, почему так нагло стали вести себя члены оппозиции. Ведь раньше, до того, как он поставил свою подпись под таким важным документом, как трехстороннее соглашение, каждый ждал, что президент пожмет ему руку. А теперь он стоял с протянутой рукой, но эти наглецы демонстративно покинули его кабинет, и никто из них не протянул свою грязную руку для пожатия президенту. То же самое сделали и послы. Чтобы это могло быть?
43
Непривычная тишина воцарилась в кабинете президента, и он попытался ее нарушить, стал звать дежурного, который обычно находился за входной дверью, но никто не откликнулся. "Гм, – подумал он, – отошел по нужде".
Открыв шкаф, достал плащ, оделся, подошел к выключателю, нажал, свет погас, и вышел в приемную. Пустота. Там обычно сидели дежурные офицеры, но в этот раз никого не оказалось. Что это? Кто разрешал покидать президентский пост? Тут маленькие бляшки страха прошли через кожу, лобовую кость и застряли в мозгу, а оттуда, как ведро помоев, протаранили грудную клетку, и застряли в ногах. Колени стали дрожать, в сердце появились маленькие едва ощутимые колики. Диагноз – все его бросили, подтвердился, когда он вышел на ступеньки президентского дворца. Там никого не было. И даже казалось: Майдан опустел. Обычно раньше слышны были выстрелы, а теперь только музыка и дикие пляски. Обычно у ступенек его ждал кортеж машин и сопровождающая охрана, а теперь никого: все разбежались, как осы с разрушенного гнезда. Один водитель сидел в его личной машине, опершись грудью на руль, и вращал головой во все стороны.
Виктор Федорович, раньше садился за плечами водителя, а теперь сел рядом.
– Поехали, – приказал он.
– Куда? Что вы такого натворили, что все разбежались, кто куда? Один из министров, немец, долговязый, страшный, как пугало огородное, прыгал через ступеньку, упал и кажись, подвернул ногу. Он все вопил: шнель, шнель цу гаузе, на самолет. Другой министр злился: пся кревь, Польша довезет на Берлин. А третий просто ревел, как белуга, не зная, что делать дальше.
– Они меня предали все, Костя. Ты понимаешь это, предали. Теперь едем ко мне домой, потом ты отвезешь меня в аэропорт, а потом вернешься домой и будешь ждать моего вызова. Идет?
– Слушаюсь, Виктор Федорович, – сказал Костя и повернул ключ в замке зажигания.
У каждого человека есть трудные, судьбоносные минуты в его жизни и тогда какие-то высшие силы руководят его поступками. А если этих сил нет, человек продолжает совершать много непростительных ошибок и становится легкой добычей разрушительных сил, не знающих пощады и милосердия.
За свои предыдущие ошибки Виктор Федорович поплатился своей царской должностью, а дальше судьба не бросила его на растерзание псам, никогда не слышавшим, что такое нравственность. Его предали двуличные мужи хваленого Запада, который столетиями пытается учить морали, честности и благородству значительную часть восточных христиан. Вот оно – ваше благородство, вот ваша мораль – в морали вашего двуличного министра Штайнмаера. Не предлагайте нам свою мораль, она гнилая и нутро ваше гнилое, пропитанное фальшью и предательством.
Апартаменты с золотым унитазом в последний раз встретили хозяина так же молчаливо, и казалось покорно, но и здесь охрана разбежалась, не осталось даже сторожа.
Собрав всю наличность в долларах, благо там было, Бог знает, сколько миллионов долларов, он позвонил теперь уже бывшему прокурору Пшонке и бывшему министру МВД Захарченко и приказал им ехать в аэропорт. Те, не спрашивая, почему и зачем, стали паковать чемоданы: пункт о выводе силовых структур из Киева молнией облетел все учреждения, все поселки, все города, все страны, вызывая у одних радость, у других недоумение.
Бывший президент сделал еще один важный звонок. Он связался с начальником Бориспольского аэропорта Звонаревым и приказал ему срочно приготовить президентский самолет для поездки в Россию на запланированную встречу с Потиным. И тут он получил согласие.
Выключая свет в каждой комнате, на каждом этаже, он как бы мысленно прощался со всеми вещами, многочисленными подарками, имеющими большую ценность, многие из которых лежали даже в не распакованном виде. Мозг его работал четко и слаженно. И это ограждало его от сентиментальности, злости, желания постоять за себя, попытки доказать, что его обманули, что это заговор, что это вовсе его не касается.
По пути в аэропорт он позвонил сыновьям и просил их уехать в Россию. В течение нескольких минут он понял, что только в России он может найти убежище. Он стал корить себя за свою двойственность, неоправданную хитрость, попытку усидеть на двух стульях и только теперь понял, что тот западный стул стоял только на двух ножках и то подгнивших. Его, как уроженца Донеччины, в трудную минуту потянуло на родину, а там дальше, конечно же, он полетит в Россию. Потин должно быть уже знает, какую непростительную ошибку он допустил, и не будет выяснять, что, да почему, да зачем, а просто скажет: приезжай, Витя.
В аэропорту два друга уже ждали его.
– Может, мы примем участие в съезде юго-востока? – сказал Виктор Федорович.
– Но нас туда никто не зовет, – с грустью произнес Пшонка, теперь уже подвешенный Генеральный прокурор неньки.
– А что делать дальше?
– Бежать.
– Куда?
– В Россию.
– Тогда в аэропорт, – предложил Пшонка.
– Где водитель?
– Я здесь, – сказал Костя.
– Костя, знаешь, ты без моей команды никуда не уезжай, договорились?
– Есть, Виктор Федорович, никуда не уезжать.
В аэропорту Борисполь уже дежурили бойцы Степана Бандеры с повязками на руках. Один из них в форме воина УПА подошел к Януковичу, развернул удостоверение и сказал:
– Ваш самолет национализирован, добирайтесь, куда вам нужно пешком. Слава Украине!
– Я законно избранный президент, вы не имеете права, на каком основании?
– Если будете много говорить, я вас сейчас арестую и доставлю в Киев…в наручниках.
– Молодой человек, не будем накалять обстановку, она и так накалена, у меня здесь много телохранителей… устроим пальбу, если хотите.
– Обойдемся без пальбы. У меня приказ: в самолет не пускать.
– Костя, заводи мотор, – сказал теперь уже бывший президент.
Когда все уселись, Виктор Федорович повернулся к своим соратникам и сказал:
– Ребята, садитесь на поезд и в Москву. У тебя, Захарченко, пограничники – свои люди, они вас пропустят, а я …позвоню в Москву.
– Да уж давайте вместе, – сказал министр МВД Украины.
– Пировать – так вместе, погибать – так вместе, – подтвердил генеральный прокурор Украины Пшонка.
– Согласен, – произнес Янукович и нажал на волшебную кнопку.
– Я у телефона. Какие проблемы, Виктор Федорович? – спросил президент России.
– Владимир Владимирович, речь идет о моей жизни и смерти, спасите, если можете. Со мной тут еще несколько человек.
– Подожди несколько секунд, я свяжусь кое с кем.
Виктор Федорович напряженно ждал, не отнимая трубку от уха.
– Значит так. Сейчас в Москве 19 часов. Ты со своими друзьями двигайся в сторону Крыма, а там в Севастополь в бухту Черноморского флота. Мы тебе выделим охрану. Вертолеты будут тебя сопровождать на низкой высоте, чтоб не боялся, это свои. Я не буду ложиться в эту ночь, пока операция не завершится полностью. У тебя бронированный Мерседес?
– Так точно.
– Тогда на связи. Если что – срочно звони. Я подниму самолеты, выброшу десант.
– Все ребята, мы спасены. Костя, на заправку, а потом в Крым.
Друзья обнялись и расцеловались. Захарченко, грозный министр, прослезился.
– Все будет в порядке, не переживай. Мы еще вернемся в Киев и займем свои кресла. Это все временное явление. Ну, просчитался я, поверил этим проклятым швабам, а они оказались подлыми предателями. И эта сука Нудельман, что разносила пирожки по Майдану. Обманули, воспользовались доверчивостью. В жизни им не прощу, им нет прощения. А то, что я не подписал приказ о применении силы…. рука не поднималась. И на этих руках нет крови. И хорошо. Совесть не будет мучить.
44
Виктор Федорович, как будто все еще президент, и подумать не мог, что его дом уже грабят: бьют посуду, окна, стоят в очереди, чтоб обгадить золотой унитаз, вытирают свои грязные сапоги о дорогие ковры и мочатся в позолоченные чашки, что под стеклом в дорогих сервантах. Гунны двадцать первого века стали еще гаже и безнравственнее, чем в древности.
Во дворце президента побывал и Яруш, руководитель правого сектора. Он не мог отказаться от такой экскурсии. Его опытный воровской глаз задержался на дорогом внедорожнике стоимостью в шестьсот тысяч долларов. Ключи к нему были найдены в сейфе, распиленным болгаркой. Ему предложили два ящика посуды из дорогого хрусталя.
– Нет, никуда мы не уйдем из Майдана. Майдан станет стартовой площадкой для завоевания кресла президента, – сказал себе Яруш и дал команду своим куклам вернуться на прежнее место.
Пусть эти три еврея пока верховодят, а там посмотрим.
Яйценюх в это время орудовал в президентском дворце, где не было никого: ни президента, ни его подручных. Увидев на столе массу молчавших телефонных аппаратов, он снял трубку и стал ждать ответа.
– Американская разведка слушает, – ответил Наливайразливайченко.
– Ты должен наблюдать за Януковичем, – повелительно произнес Яйценюх. – Где он сейчас?
– А я наблюдаю.
– И где он сейчас?
– Похоже, он движется в сторону Крыма.
– Надо догнать его кортеж, остановить, арестовать и вернуть в Киев в наручниках, – советовал будущий премьер.
– Я думал об этом и уже предпринял кое-какие меры. Похоже, мы одинаково стали думать. Но мне только что доложили, что его сопровождают российские вертолеты, они его ведут.
– Все равно действуй. Вот и Коган здесь, то бишь Трупчинов, наш пастырь. Он такого же мнения, верно я говорю, дорогой пастырь.
– Господи помилуй!
– Ты слышишь? Действуй, давай.
– Слава Украине! – произнес Трупчинов, как бы продолжая пение.
– Удар под дых, – добавил Клочка, тоже появившийся внезапно, поднимая свой здоровенный кулак. – А знаете ли вы, робята, что мы победили. Без единого выстрела. Это настоящий нокаут. А где Виктор Федорович, какая нам разница? Он уже подписал себе смертный приговор. Он больше не президент. Нам теперь следует поделить власть. А завтра Верховная Рада его утвердит. Ты на что претендуешь, Яйценюх?
– Если можно, должность премьера меня бы устроила, поскольку это теперь почти глава государства. Но…вы не шутите? Вы говорите правду? Не омманывайте меня, я плохо стал засыпать. Так долго шел к этому креслу, а теперь и вовсе не засну.
– И я хочу должность, – сказал Тянивяму. – Скажем министра обороны. Сколотил бы шестимиллионную армию и на Москву, всех москалей перекрошил бы, они нам мешают, согласитесь, ребята.
– Мне кажется, тебе надо оставаться руководителем нацистской партии. За ней будущее. Уже к следующим выборам ты можешь занять первое место и тогда президентское кресло в твоих руках.
– А ты, Виталий, куда?
– Я попытаюсь в президенты, на худой конец в мэры Киева подамся, – сказал счастливый Клочка.
– Не надо забывать и такой вопрос. Все кресла, кому что достанется, распределяет Нудельман, наш великий друг. Они вдвоем с Бардаком обсуждают кандидатуры на тот или иной пост.
– Мы с этим согласны, – завопили все члены хунты.
На следующий день Яйценюх в шесть утра уже был у стен Верховной Рады. Дверь еще была закрыта, дежурный в глубине за дверью еще посапывал, но Яйценюх не выдерживал. Он стал стучать в дверь сначала пальцем, потом кулаком, потом ногой. Дежурный проснулся и вместо того, чтобы открыть, нажал на кнопку вызова. Тут же явились два амбала в форме, набросились на Яйценюха и скрутили ему руки.
– Я будущий премьер, – заревел Яйценюх. – Отпустите меня, иначе я вам уменьшу зарплату в два раза.
– Пошли с нами, – сказали стражи порядка.
– Там, в кармане внутри пиджака удостоверение личности, прочитайте, коль не верите.
– А может, того, давай проверим, – предложил один, заламывая ему руки.
– Мы тебе ломаем руки в твоих же интересах, – сказал второй страж порядка.
– Я понимаю, но не делайте больно. У меня кипа бумаг, я не смогу их подписать.
Наконец вытащили удостоверение депутата – Яцек. Точно он.
– Так ты Яйценюх? Ну, тогда свободен. А мы думали Янукович, который в бегах.
– Это его сын. Я очень рад. Наконец – то младшего загребут, а за сыном и отца туда же. Срочно открывайте дверь, меня уже ждут.
– Юля, что ли?
– Нет, Юля все еще сидит, но сегодня мы ее освободим, примем закон.
Время, как известно, бежит быстро. Депутаты расселись, но часть зала осталась пустой. Председателя Верховной Рады Рыбака тоже не было. Некому вести заседание. Бандеровцы начали шуметь. Тут поднялся Трупчинов и сказал:
– Пановы депутаты, кто знает, где наш Ыпрезидент? Я ему тут названиваю, хочу вызвать его на дружеский разговор о передаче полномочий Верховной Раде, а его телефоны молчат. По всей вероятности он сбежал из страны. Нет у нас президента.
Депутаты от партии президента опустили головы. Эта фракция насчитывала 185 депутатов, она была самая крупная в парламенте, а теперь сидело в зале меньше половины. Богословская, сбежавшая недавно, жалась к великану Тянивяму, остальные…у остальных дрожали руки и коленки. Из этих рук ускользала (ускользнула) власть, эта ненадежная мачеха.
– Ребята, за мной, – произнес Пару-Убий и все бандеры вскочили с мест. – Дадим по морде нашим врагам. Партия под ложным названием "Свобода" принялась избивать членов партии регионов. Били их, бедных, кулаками, ногами и даже железными прутьями. Обороняться, защищаться не было смысла: еще больше получишь. Бедные богатые люди, только вчера верховодившие Верховной Радой, теперь лежали на полу с разбитыми носами, сломанными ребрами, вырванными чубами и мужественно тихо стонали. Правда, депутат Чечетов остался в кресле: он замер, раздвинув руки и ноги, и ругался матом. Его больше не били, потому что он посылал проклятия в адрес президента, своего вчерашнего босса.
Бандеровцы не удовлетворились избиением своих коллег, так неожиданно потерявших власть. Они ринулись в семьи, избивали жен и взрослых детей и даже пенсионеров, и угрожали лишить их жизни, если глава семьи не откажется от принадлежности к партии регионов.
Вчерашние оппозиционные партии вдруг распухли, разрослись, как тесто на дрожжах. Теперь их стало большинство, перевалило, кажись за триста статистических единиц.
Это означало полную победу, точнее это был государственный переворот, подаренный Верховной Раде Майданом и беспринципностью президента, его безволием и излишним усердием казаться святым в стае волков.
Верховная Рада назначила нового премьера. Им стал Яйценюх. Стал вопрос, кого назначить председателем Верховной Рады.
– Я предлагаю Трупчинова, – сказал Яйценюх.
Трупчинов позеленел, побледнел, сложил руки, как в Америке в баптистской церкви и про себя прочитал молитву. За его кандидатуру проголосовали 245 депутатов, явное большинство.
– Слово Трупчинову, – сказал Яйценюх.
Трупчинов встал и сказал:
– Дякую. А теперь, пановы, я подпишу указ о назначении себя президентом страны и беру в свои руки всю полноту власти, в том числе и над вооруженными силами и милицией моего имени. А "Беркут" я распускаю.
Вот и образовалась новая власть. Так как хотели американцы. Две кандидатуры были согласованы с послом США Пейеттом и Нудельман.
Правый сектор объявивший, что он не расходится, а потому требует места для пяти министров – бандеровцев. Сам Яруш не стал претендовать на должность, поскольку решил стать президентом.
Но пять бандеровцев заняли ключевые посты в правительстве Яйценюха. Это министр МВД, генеральный прокурор, министр обороны, директор национального банка.