IV. Некоторые взаимодействия между бодрствующим и онейрическим сознанием
В направлении бодрствование - сновидение: обсуждаемая частота дневных остатков и детских воспоминаний. Ссылки на Фрейда и проч.
В направлении сновидение - бодрствование: "остатки снов", действующие на последующее бодрствование. Этот абзац открывает главу о функциях сновидения - и продолжится в последней главе.
V. Механизмы
Дать обзор данных, взятых из нейрофизиологической литературы, касательно бодрствования, внимания и рефлексивного "сознания".
Указать, что нейробиологический субстрат сновидений представлен парадоксальным сном, и привести опыты, показывающие, что активация кортикальной электрической активности в ходе парадоксального сна зависит от структур и нейропередатчиков, отличных от тех, что участвуют в ходе бодрствования. Следовательно, онейрическое сознание зависит от других систем, нежели сознание в бодрствовании.
VI. Функции
Перейти к доказательствам онейрической активности. Привести многочисленные аргументы против гипотезы, согласно которой сновидение необходимо для имлицитной или эксплицитной памяти или даже для забывания. С максимально возможной четкостью сформулировать гипотезу, что сновидение ответственно за итеративное (повторяющееся) генетическое программирование личности.
Заключение
Эту главу необходимо написать полностью заново. Можно сослаться на возможные опасности, проистекающие от манипулирования механизмами программирования и возможности нарушать или быстро изменять личность. Но не уподобляться Хаксли ("О, дивный новый мир!") или Оруэллу. Это журнал не того типа.
Специально постараться сделать статью скучноватой (такой, как большинство статей, которые публикуются в этом престижном журнале).
Мало-помалу я стал ловить себя на том, что покрываю поля моей рукописи рисунками вапоретт, альбатросов и стеклодувщиц. Муранелла "с грудью русалки" пролетает над баркасом, который заполнен спящими фигурами. Они видят сны, у них эрекция!
Солнце развеяло утренний туман. Будет прекрасная погода, обидно и глупо оставаться работать здесь после полудня, особенно если с завтрашнего дня начнутся дожди, как предсказала "Марлен".
К счастью, поезд опоздал, и мне удалось сесть в первый вагон, чтобы как можно быстрее выйти на вокзале Санта-Лючия в Венеции. Я подсел в служебное купе начальника поезда. Его занимала хорошенькая ragazza. Я сразу сделал ей комплимент насчет оливково-зеленого цвета, кошмарного в своей неподражаемости, который обезображивал ее униформу служащей государственных железных дорог.
- А в чем заключается ваша работа?
- Я отмечаю время прибытия и отправления на каждой станции в большом журнале.
- Perché?
- Per niente.
Я сел в сорок первый вапоретто без билета. На этот раз я хотел добраться до Мурано, чтобы прикупить несколько фантастических стеклянных зверюшек, и сохранял легкую надежду, что снова встречу моих "стеклодувщиц", а может, и Муранеллу. Цвета Венеции изменились со вчерашнего дня, так как сгустившийся туман затемнял коричневые, охряные и синие цвета Дворца дожей, здания Таможни и церкви Санта-Мария делла Салюте.
У причала Сан-Дзаккария, со стороны Сан-Марко, наш вапоретто был захвачен бурлящей толпой туристов, в основном японских и американских. Мне пришлось вначале защищать, затем потесниться и наконец уступить свое место под солнцем, поскольку я не смог выдержать натиска горланящих американских детей в масках Микки Мауса. Пришлось спуститься внутрь вапоретто, где кто-то хлопнул меня по плечу.
- Профессор Жуве! It is so nice to meet you here!
Это был профессор Джим Мак М., один из "отцов" физиологии гиппокампа. Ему было лет шестьдесят, у него были крашеные черные волосы, он был очень загорелый, в рубашке с короткими рукавами и джинсах. Мак М. работал в университете Мак Гилла в Монреале. Он представил мне Дороти, хорошенькую русую девушку лет двадцати пяти - тридцати, застиранные джинсовые шорты которой позволяли вдоволь любоваться внутренней стороной ее округлых бедер. Аспирантка, разумеется? Будущая вторая жена? А ведь я не раз встречал на всяких конгрессах пышнотелую первую мадам Мак М…да еще и с кучей детишек.
- Что вы делаете в Венеции, Джим?
- Я возвращаюсь с семинара по проблеме памяти в Неаполе, но решил заехать в Венецию, перед тем как отправиться на конгресс по гиппокампу в Дрезден. А вы туда поедете, профессор?
- Нет, Джим, я остаюсь в Венеции.
Неизвестно, когда я в следующий раз увижу Джима, и увижу ли я его когда-либо вообще. А ведь он был единственным человеком, который мог ответить на вопрос, мучивший меня уже несколько месяцев.
Мы прошли вперед, в более прохладный уголок вапоретто, пока Дороти крутилась во все стороны со своей видеокамерой.
- May I ask you a professional question, Jim? - спросил я его.
- Of course. I will be glad to answer it… If I can.
- Вы единственный, кто может внести в это дело ясность, поскольку вы - "отец" науки о гиппокампе. Так вот, вы показали, что гиппокамп может управлять и обмениваться информацией с корой мозга, а также, что он играет роль в процессах памяти. Если я правильно понял вашу статью - замечательную, эта роль осуществляется тета-ритмом, который так же выражен во время бодрствования, как и во время REM-sleep.
- It is quite correct. Но еще не раскрыты тайны механизма этой передачи.
- Ладно. А как вы думаете, если удастся увеличить амплитуду тета-ритма, скажем, раза в два и снизить его частоту с девяти до пяти герц, сохранится ли нормальная передача между гиппокампом и корой?
- It is a difficult problem. How would you do it?
- Путем электрической стимуляции участка мозга, который проецируется в гиппокамп.
- I see. Have you done it?
- Только однажды. Случайно. (Конечно, это была ложь, но мне не хотелось раскрывать ему моего секрета.)
- Я допускаю, что произошли бы значительные изменения в передаче информации, так как существует очень большая селективность частоты и амплитуды тета-ритма. Может, произошло бы усиление памяти по типу гипермнезии, а может, наоборот. Я не знаю, видят ли крысы сны, но, может, произошло бы изменение их сновидений… It is your problem, professor.
Джим задумался. После долгого молчания он добавил:
- С недавних пор я особенно интересуюсь синаптической организацией гиппокампа, in vitro, of course.
- Ну конечно. (Этот чертов Джим работает теперь только на срезах мозга - мода, видите ли, да и проще это.)
- Это структура fascinating. Мы открыли новые ГАМК-рецепторы - ни А, ни В, до сих пор неизвестные.
- Это фантастика. Примите мои поздравления, Джим!
- Если хотите, я пришлю вам нашу последнюю статью на эту тему. Мы опубликовали short note на нашем web-сайте: www.hippocampus.mac.rn.com. А большая статья только что вышла в "Proceedings of the National Academy of Sciences", вы ее еще не читали?
- Еще нет. ("И не собираюсь", - подумал я.)
Этот проклятый Джим всегда старался мне показать, как бы походя, что он является частью элиты нейробиологов. Опубликоваться в PNAS нелегко. Для этого необязательно выполнить выдающуюся работу, нужно просто заиметь хороших знакомых в редколлегии. Надо будет все же прочитать эту его статейку, может, там удастся найти подтверждение тому, что этот тета-ритм управляется ГАМК-ергическими механизмами.
- Are you still working on this problem? - прервал мои размышления Джим.
- Нет, я уже наполовину на пенсии. Но еще читаю лекции студентам. Эта тема их очень интересует. Я им расскажу о вашей статье. By the way, - добавил я, чтобы сменить тему разговора, - куда это вы едете с Дороти? She is very charming, very lovely!
- Thank you. Мы едем в Мурано. Дороти хочет там купить одну вещицу, такую, ну, типа подсвечника. How do you call it?
- Люстра.
- Да, люстру для дома.
Ага, для дома, значит! Бедный Джим! Тут-то тебя и возьмут на абордаж… Все, что тебя ожидает в будущем - это развод и дом престарелых в забытом уголке Канады. И всю свою оставшуюся жизнь ты будешь вынужден все писать и писать, книгу за книгой. Ведь научные монографии по гиппокампу не особо продаются, даже в Северной Америке. На этом не заработаешь. Так что тебе останется только сочинять популярные брошюрки про память…
Вапоретто сделал остановку возле венецианской больницы, перед тем как пересечь канал по пути к кладбищу и к Мурано. Джим, обнимая Дороти за талию, сошел в Фаро, на первой остановке на острове.
"А эта Дороти и вправду ничего", - подумал я, разглядывая ее вихляющую задницу и бедра. Я оставался в почти пустом вапоретто до конечной остановки, что находится посередине Мурано. Прошелся по узким улочкам, заполненным лавками по продаже изделий из стекла, но не нашел того, что так мне понравилось в прошлый раз - сюрреалистских зверюшек и piccoli uomini знаменитого художника Чезаре Тоффоло.
На обратном пути три стеклодувщицы в сопровождении красавца-итальянца с двухнедельной бородой вновь подсели возле Фаро. И вот я увидел Муранеллу, которая села без билета, смешавшись с группой туристов. Я стал потихоньку перемещаться в сторону этой группы, чтобы стать как можно ближе к Муранелле. Наконец я приблизился настолько, что ощутил запах ее духов и оценил очень сложный макияж. На вид ей было года двадцать два - двадцать четыре, а вовсе не восемнадцать, как мне показалось вчера. Синий карандаш вокруг глаз подчеркивал странную яркость ее серо-голубых глаз, которые быстро скользнули по мне, хотя она меня и не узнала. На этот раз на ней была синяя блузка, а из правого заднего кармана ее джинсов выпирал мобильный телефон.
Стеклодувщицы вышли у Фондаменте Нуове, тогда как Муранелла, как и в прошлый раз, сошла возле церкви Мадонна дель’Орто. Сорок первый после этого поворачивал налево, проходя внутрь острова Венеции через малый канал Каннареджио. Там он остановился возле моста Тре Арки.
К моему величайшему изумлению, Муранелла ожидала нас у причала! Она села в сорок первый, сделав вид, что меня не заметила. Длительность прохода вапоретто от остановки "Мадонна дель’Орто", где она сошла, до моста, где она снова села, не превышала четырех-пяти минут. Взглянув на план Венеции, я прикинул, что потребовалось бы минут пятнадцать-двадцать быстрого бега вдоль rii и каналов от церкви до моста. Как же ей это удалось?
Была ли это та же самая Муранелла, которую я видел выходящей из вапоретто несколько минут назад? То же лицо, та же сережка в правом ухе, та же полуулыбка. Когда сорок первый прибыл на остановку у канала Каннареджио, Муранелла вышла и быстро пошла по улице Гетто Веккьо, чтобы затеряться в толпе… как вчера.
Возвращаясь в Монтегротто, в поезде, я безуспешно пытался разгадать эту тайну двойного появления Муранеллы. Я был так захвачен этим, что едва не проехал свою станцию "Эвгане Терме".
Болтаясь в холле нашей гостиницы в ожидании открытия ресторана, я решил купить несколько открыток и неожиданно услышал громкий голос, доносившийся из-за стеклянной двери телефонной кабины, находившейся возле стойки регистрации. Женский голос говорил на каком-то иностранном языке, мне незнакомом. Это не был ни итальянский, ни испанский, ни английский, ни немецкий. Очевидно, это был русский, так как я расслышал слова: "да", "нет", "до свидания" и "спасибо". Тогда я уселся в большом кожаном кресле напротив. И минут через пять увидел, как "Марлен" вышла из кабины. Она прошла в ресторан, не заметив меня. Она что, русская?
- Снова были в Венеции? - спросила она, когда я занял свое место за столиком. - Опять такое солнце! Наслаждайтесь, скоро начнутся дожди…
В конце ужина, когда я вернулся за столик с тарелкой десерта в руке, "Марлен", которая не ходила за десертом, оставаясь за своим столиком, внезапно наклонилась ко мне.
- У вас не было минералки. Тут подходил метрдотель, и я заказала у него еще бутылочку "Kaiserwasser" и позволила себе наполнить ваш бокал. "Ваше здоровье!" - произнесла она, поднимая свой бокал с минералкой.
- Да уж лучше чокаться вином, - ответил я, поднимая свой бокал с водой.
- Да, но вина у вас больше не было, а я не осмелилась заказать еще одну бутылку у метрдотеля.
Откуда это вдруг такое внимание со стороны "Марлен" к моей персоне?
По окончании ужина я обнаружил профессора Манна в нашем любимом углу. Он уже сидел с пивом и, увидев меня, сразу заказал еще кружечку.
- Я долго думал о том, что вы мне вчера рассказывали. Ведь такие опыты могут привести к опасным результатам, правда? Можно изменить личность, а человек даже ничего не заметит! Вы публиковали эти результаты?
- Еще нет; не те, которые связаны с тета-ритмом.
- Но зачем же держать их в секрете? Дело в вас или в вашей группе? Боитесь, что вас опередят?
- Ну, разумеется. Очень многие ведь занимаются тета-ритмом, гиппокампом и памятью.
- А можно ли найти молекулу, способную влиять на тета-ритм?
- Можно. Нужно только выделить рецепторы к всевозможным нейропередатчикам гиппокампа. Это очень сложная работа, требующая массу времени и денег. Она выходит далеко за пределы возможностей моей лаборатории. А в вашей науке, дорогой коллега, как вы сказали вчера, тоже происходит революция…
- Ладно, еще одно пиво. Вы, конечно, знаете продолжительность жизни мыши, поскольку вы изучали ее сон.
- Да года три.
- А у летучей мыши того же веса?
- Намного больше. Лет десять?
- Нет, в десять раз больше, чем у мыши. Тридцать лет. Основатели нашей науки работали лишь на дрозофиле и одном червяке, название которого вы все равно не запомните - Coenorabditis elegans. Молекулярные биологи уже выделили белки, называемые "исполнительными", которые сокращают жизнь, и называемые "протективными", которые ее удлиняют. Один из них называется "Мафусаил". Считается, что эти данные можно перенести и на человека. Максимальная продолжительность жизни для женщин - сто двадцать лет, а для мужчин - сто лет. Если удастся понять различие между мышью и летучей мышью, то продолжительность жизни мужчины теоретически может достичь тысячи лет! Видите, достижения геронтологии могут быть еще более фантастическими, чем онейрологии!
- Геронтократическое общество, управляемое особями в возрасте шестисот-семисот лет. Можете в это поверить?
- А почему бы и нет?
- К тому времени наша бедная старушка Земля станет настолько разогретой, что жизнь на ней прекратится. Так или иначе, мы приходим к эпохе, когда ответственность ученых становится все более и более значительной. К счастью, в Европе есть комитеты по этике…
- Это зависит от того, где вы проводите границы Европы, дорогой друг. - Людвиг внимательно посмотрел на меня, как бы желая сказать что-то очень важное. Но вместо этого зябко поежился и замолк. Казалось, его клонит в сон…
- Gute Nacht, Herr Professor, - сказал я, поднимаясь. - Вам повезло. Ваши фанги только в восемь часов, если не ошибаюсь.
- Да, доброй и короткой ночи, дорогой друг. Вы завтра опять в Венецию?
- Нет, завтра я работаю. Тем более что, говорят, день будет дождливым.
- Не уверен. Мои боли мне об этом ничего не говорят.
- Chi lo sa?
Я поднялся в свой номер. Мне предстояло целиком написать две главы для моей статьи. Однако мои мысли были целиком захвачены двойным появлением Муранеллы.
Завтра мне совершено необходимо остаться в номере, иначе я этой статьи никогда не закончу.
Глава 4. Крейсер "Аврора"
Среда, 8 сентября 1999 года
В эту ночь я почти непрерывно сочинял что-то насчет механизмов онейрического сознания и к половине третьего исписал дюжину страниц. Затем, в три часа, не дожидаясь звонка Джулио, я спустился на фанги. Оказавшись в грязевой ванне, я погрузился в состояние какого-то психического автоматизма, своего рода гипермнезии. Мой мозг оказался постоянно и автоматически занят "прокручиванием" встреч с моим другом Людвигом в предшествующие вечера.
Это случилось в Лионе, почти полтора года назад: я безуспешно пытался найти такую лабораторию во Франции или во всей Европе, которая могла бы взяться за выделение различных рецепторов из гиппокампа для того, чтобы разработать молекулу, которая на них воздействует. И всюду натыкался на вежливый отказ. "Зачем нужно такое вещество? Возможно ли его скорое коммерческое использование? Нет, такого рода исследования нами не планируются. Если ваша молекула не имеет отношения ко сну, то у нее не будет и достаточного рынка сбыта. Сейчас у нас уже есть почти идеальные "гипногенные" молекулы. Их разработка уже обошлась нам в дюжину миллионов долларов, зачем же разрабатывать что-то еще?" и т. д. и т. п.