Людвиг? Я знаю его уже год. Действительно ли он геронтолог? Эти его рассказы о тысячелетних сроках жизни отдают научной фантастикой. Но ведь он в самом деле врач, психиатр, и действительно приехал сюда лечить артроз тазобедренного сустава. Нет, в этом созвездии ярких персонажей от Сергея до Муранеллы ему места явно нет.
"Марлен"? Говорит по-русски. Она русская? Мне пока не удалось с ней поговорить по-настоящему, поскольку, как мне кажется, она меня избегает. Что она делала весь этот день? Она, очевидно, либо писательница, либо журналистка, поскольку пишет что-то за столом своей большой ручкой. Она приехала на "фиате", взятом напрокат в Падуе. Минувшей ночью мне почудилось, будто я вижу ее в своей комнате, но, разумеется, то был лишь сон, ведь "нельзя подозревать всех", как было написано в моем гороскопе.
Муранелла? Вот это и есть узел всей истории. Была ли она лишь порождением моего воображения, как утверждал Людвиг? Но ведь я трижды определенно видел и опознал ее почти одновременно в довольно отдаленных местах!
Не знаю почему, но сегодняшняя неудачная попытка встретиться с Муранеллой казалась мне каким-то образом связанной с полным провалом моей теории генетического программирования. Нерешенная загадка Муранеллы или Муранелл, исчезла, унеся с собой и мои гипотезы о сновидениях.
У меня было еще довольно времени поразмышлять о том, что мне предстоит завтра рассказывать на этом проклятом конгрессе перед этими проклятыми психологами и трижды проклятыми микропсихоаналитиками. Кстати, почему бы не создать и микроонейрологию? Нет, этим вечером, находясь под воздействием кьянти, я был не в состоянии здраво рассуждать.
Да, под воздействием этих чертовых фанги я стал каким-то другим, - размышлял я, рассматривая свое отражение в зеркале и отмечая, что малюсенькое пятнышко пониже виска, эритема, превратилось в небольшое выпячивание, папуллу, и сильно покраснело.
Из-за этого я уже два дня не бреюсь. У меня появилось желание отрастить двухнедельную бороду, а голову выбрить. Мне вдруг захотелось измениться до неузнаваемости, стать другим человеком! Но для этого нужно было как бы выйти из себя, чтобы самого себя оценить со стороны. Где же происходило расщепление моего "я" на я-объект, отличный от я-субъекта, моего alter ego, который обсуждает и судит о я-объекте? И кто же из нас изменился? Господи милостивый, как только я начал заглядывать вглубь, я уже больше не знаю, кто я есть. Как же узнать, кто из нас изменился? Тот, кто судит другого? Но то, что есть я, по сути дела то, что мне снится. Неужели эти дурацкие фанги так повлияли на мои сны? Но ведь я и раньше всегда видел сны…
Глава 6. Конгресс в Венеции
Пятница, 10 сентября 1999 года
Я начинаю опасаться этих пробуждений около трех часов ночи, поскольку теперь они извлекают меня из глубокого сна без сновидений. Грязевые ванны, фанги, пока не уняли моих болей. "Это нормально, - заявил мне консьерж, великий утешитель всех страдальцев. - Поначалу боли даже усиливаются! Должно пройти от одного до двух месяцев". Знаю я эту песню…
Я проснулся самостоятельно около половины восьмого, перед массажем, и был приятно удивлен тем, что мне снился эротический сон, сопровождаемый эрекцией, как у молодого! Я лежал рядом с прекрасной молодой женщиной. Ее тело было обнаженным и таким белоснежным, как будто покрыто белилами или гипсом. Губы также были бледны, но она была живой. К великому моему изумлению, лаская ее лобок, я вдруг увидел, как по ее телу маршируют какие-то толстые жучки, похожие на маленьких скарабеев. Они шли гуськом на задних лапках. Присмотревшись, я увидел, что это гомункулусы, все с бородками, похожие на крошечного Зигмунда Фрейда. Они исходили из волос подмышки этой красотки. Потом гомункулусы перестроились. Одна группа поднялась на живот, а другая спустилась в ложбинку между грудей. Затем обе группы вновь соединились, промаршировали по часовой стрелке вокруг пупка, переместились к другому боку кровати и исчезли. Этот фантастический сон почему-то доставил мне невыразимое наслаждение.
Позже, после массажа, спустившись вниз и намереваясь идти к поезду, я бросил взгляд на мой сегодняшний гороскоп. И еще раз убедился в необычайных способностях к предвидению у астрологии, этого учения или науки, доселе мне неизвестной.
"Скорпион. Вас не покидает неприятное чувство, будто кто-то вас использует. Каре из Солнца в Деве и Плутона в Стрельце придаст вам силы и откроет глаза на взаимоотношения с одним из ваших старых друзей. ("Хе-хе, неужто это Бьянка?" - подумал я.) Вы очень напряжены. Желательно немного расслабиться. (Хорошо сказано! Отправлюсь-ка я во второй половине дня по музеям и пообедаю в хорошем ресторане.) Вы доведены до предела. Вам абсолютно необходимо усилить самоконтроль и направить переживаемый вами стресс в нужное русло".
Совершенно верно. Вот завтра и схожу на консультацию к доктору Перуккио в Падуе.
Я покинул Монтегротто около девяти часов. "Я не вернусь ни к обеду, ни к ужину", - заявил я служащим у стойки регистрации. У меня было сильное искушение сказать им, что я не вернусь никогда!
"Зачем Бьянка позвала меня на этот конгресс по психологии сна?" - спрашивал я сам себя, сидя в поезде. Это что, та самая ловушка, на которую намекал мой гороскоп? Однако в прошлом году, на конгрессе на Капри, насколько я помню, именно Бьянка защищала меня от наскоков психологов, и я не верю, что она способна на такое предательство. Скорее всего, она просто подумала, что нужен еще и нейрофизиолог, чтобы противостоять триумфу римской школы, а может, и микропсихоанализу.
В Лионе Бьянка объяснила мне все основные методики этой науки: тщательный анализ почерка пациента, семейные фотографии, включая родителей, дедушек и бабушек, домиков, садиков и т. д. Сеансы анализа должны продолжаться по пять шесть часов каждый день!
В конце концов, я буду очень рад увидеть ее снова в Венеции! В Лионе она всегда бывала весьма элегантна, впрочем, как и большинство итальянок, посещавших мою лаборатории. Часто на ней был большой белый шелковый шарф. "Бьянка, которая вся в белом" - так, несколько ревниво, называли ее некоторые мои сотрудницы… "В белом", значит.
Внезапно я понял, что образ белой как снег женщины, явившийся мне во сне, должно быть, связан с нею! Сон-желание, столь дорогой для Фрейда! А все эти маленькие "фрейдики", которые пробежали по ее телу, а потом исчезли! Конечно же, это микропсихоанализ! Я желал Бьянку, ту, которая ушла из микропсихоанализа или от которой он сам ушел… "Но куда, в какую сторону?" - снова подумал я, осознав, что никогда не осмелюсь пересказать ей свой сон…
Это уже третий сон-ребус после моего приезда в Монтегротто. А ведь раньше мне редко снились подобные сны! Похоже, что-то случилось с моей "онейрической машиной", раз во время парадоксального сна, когда я каждый раз просыпался с эрекцией, меня стали посещать такие сны. Сегодня послание было ясным. Я уже желал или начинал желать эту Бьянку.
Прибыв в Венецию, я отметил, что за всю дорогу ни разу не вспомнил о Муранелле и ее загадке. Ее место заняла Бьянка. Это, безусловно, был "онейрический остаток", направлявший мои мысли.
Бьянка встречала меня на вокзале Санта-Лючия. Улыбающаяся, в красном платье с белым воротником. Она представила мне двух психологов, бородатых и молчаливых, учеников профессора С. из Рима. Мы сели в мотоскафо, чтобы добраться до конгресса, который проводился со стороны Кампо Авогариа, позади от Дзаттере. "Прощай, мой сорок первый", - подумал я.
Во главе конгресса был мой "коллега и друг", профессор Аугусто Н. из Неаполя. Он, как говорится, "носил две шляпы сразу" - был в одном лице и нейрофизиологом, и психоаналитиком. Это позволяло ему быть специалистом в области и объективного, и субъективного изучения сновидений. Как настоящий фокусник, он обладал умением и талантом делать так, что открытия современной нейробиологии в области сновидений бесследно исчезали в огромной, бездонной шляпе фрейдистского психоанализа!
Мой друг Аугусто Н. сердечно меня приветствовал.
- Спасибо, что приехали, дорогой мой коллега и друг. Нам пришлось оторвать вас от эвганейских наслаждений и грязевых ванн, чтобы спуститься в подземелье мозга, также полное грязи. Грязи бессознательного, первым исследователем которого был Зигмунд Фрейд… Ну, и так далее, и так далее, и тому подобное…
Зал был полон. Там, вероятно, было около сотни слушателей, а установка для аудио-визуальных демонстраций явно устарела. Но какое это имело значение? Ведь диапозитивы я все равно не собирался показывать.
Я уселся рядом с Бьянкой, когда профессор С. из Рима начал свою речь на английском, показав таким образом, что он будет официальным языком конференции, так что я смогу понять малейшие нюансы происходящего.
Сначала он поблагодарил меня за то, что я покинул Монтегротто, "Моне Эгроторум", "гору больных", чтобы приехать в Венецию. Город, принадлежащий в равной мере и морю, и суше, и фантазиям, и науке. После такого вступления (камешек в мой огород, подумал я) он объявил тему конференции: "Предположение, что REM-sleep (или парадоксальный сон) - эквивалент сновидений, не имеет под собой объективных оснований. Сновидение есть нечто субъективное".
Хорошенькое начало! Но, любопытно, что на этот раз я не мог сосредоточиться на проблеме, в отличие от того, что было год назад на конгрессе на Капри.
Тут глава римской онейрологической школы напал на всех нейрофизиологов сразу, главенствующих сейчас в научном мире из-за своего авторитета, спеси, престижа своей дисциплины и своей ложной доктрины. Писать, как они это делают, что REM-sleep - это эквивалент сновидений, все равно что ставить барьеры на пути всех дальнейших исследований. Эта такая же чушь, как и предположение, что животные, те же кошки, видят сны! Таким вот образом одна из самых на сегодняшний день интересных проблем психологии оказалась принесенной в жертву устаревшей, упрощенной, отброшенной и ложной модели.
Он заявил, что сделает обзор всех тех данных, которые противоречат гипотезе об изоморфизме между так называемым REM-сном и сновидениями. Он привел статистические данные из старых работ 60–70-х годов; согласно этим данным спящие, которых пробуждают из non-REM-сна (то есть сна обычного, ортодоксального, с медленными волнами в электрической активности коры головного мозга), в тридцати процентах случаев также рассказывают о переживании сновидений. А в настоящее время, уточнил он, этот процент достиг уже пятидесяти четырех! (В его лаборатории.)
Я быстренько подсчитал, что к 2020 году эта цифра достигнет ста процентов. А все почему? Да потому, разумеется, что нет четкого и общепринятого определения того, что считать сновидением.
Далее этому римскому онейрологу не составляло труда раскритиковать так называемую "гипотезу сканирования", согласно которой быстрые движения глазных яблок в ходе сна представляют собой не что иное, как рассматривание онейрической картины. Кстати, работы моей собственной лаборатории, начиная еще с 1965 года, также шли в разрез с этой гипотезой. Затем он упомянул недавние работы (которых я не знал), показавшие, что нет никакой связи между длительностью периода REM-сна и субъективной длительностью сновидения (оцениваемой, оказывается, по количеству слов, произносимых спящим после его пробуждения!).
Наконец профессор С. открыл царские врата модной науки - когнитивизма. Одна и та же когнитивная система вовлекается в действие в ходе всего сна, независимо от того, какая электрическая активность протекает в мозгу: быстрая, во время парадоксального сна, или медленная - во время обычного. Эта же когнитивная система может действовать и во время бодрствования, например, во время зрительных галлюцинаций или бреда. В заключение римский психолог сказал, что "настоящие" нейробиологи, изучающие сновидения, должны отказаться от всех своих последних гипотез. К сожалению, он не мог ничего предложить взамен, кроме существования этой перманентной когнитивной машины. Завершая свое выступление, он упомянул одну гипотезу, которую я был готов принять. Она повторяется в книгах по психологии вот уже сотню лет: что сновидения, которые мы вспоминаем при пробуждении, возникают в момент самого процесса пробуждения!
Выступление профессора С. было встречено громом аплодисментов.
- Что я здесь делаю, дорогая моя Бьянка? - спросил я ее. - Мне было так хорошо в шезлонге возле бассейна в Монтегротто!
- Защищайтесь, профессор! Вы же видите, что никакой другой модели у него нет. Даже если ваша теория в чем-то неверна, все равно она открывает путь новым исследованиям…
Президент конгресса добавил, что общая дискуссия состоится после моего выступления. О чем же мне говорить? Обычно, если у меня нет диапозитивов для того, чтобы как-то организовать и проиллюстрировать свой доклад, я делаю его in extremis, по обстоятельствам, таким, как цвет небес, общая атмосфера в зале, количество слушателей и, в особенности, содержание и тон речи предыдущего оратора. На этот раз у меня было ощущение, что мое сознание ничем не замутнено, и я говорил, будто ведомый каким-то внутренним "демоном".
- Sunt geminae somni portae, - начал я цитатой из Лукреция.
Вот дверь, украшенная рогом, а вот - отделанная слоновой костью. Быть может, эта, отделанная слоновой костью, была открыта нейробиологами слишком рано и захлопнулась за ними, оставив последних в узилище? Дверь из рога, напротив, открыла лучезарный путь когнитивизма. Начав свое выступление на латыни, я рассчитывал смягчить скрытую враждебность итальянских психологов по отношению к французским нейробиологам, представителем которых я являлся. Я, таким образом, отдавал дань греко-римской цивилизации, праматери всех европейских цивилизаций. Как же можно было, в самом деле, начинать такое выступление - и на галльском? С другой стороны, в последние два дня я чувствовал, как все гипотезы о функциях сновидений, одна за другой, в буквальном смысле похищаются из моего мозга, так что я безо всякого внутреннего сопротивления, почти автоматически стал принимать идеи своих оппонентов.
- Конечно, мы, нейробиологи, попали в ловушку, так как слишком доверяем нашим методам, и я благодарен профессору С. за то, что он мне об этом напомнил, - продолжал я. - Мы думали, что электрофизиология откроет нам двери в мозг, и долгое время мои коллеги и я сам поддерживали гипотезу об изоморфизме между электрической активностью головного мозга (электроэнцефалограммой) и состояниями сознания. Нет сознания без быстрой кортикальной электрической активности, без гамма-активности (тридцать-сорок герц). Эта концепция мало-помалу превратилась в догму. Различные виды сознания в бодрствовании, с одной стороны, и онейрическое сознание, с другой, сочетаются с одной и той же гамма-активностью и опираются на один и тот же нейробиологический субстрат. Увы, вы доказали, что ничего этого нет, поскольку смогли получить отчеты о сновидениях и во время сна с медленными волнами, дельта-волнами, две-четыре в секунду, чем подтвердили результаты других лабораторий. (Это было небольшое свинство с моей стороны.) Таким образом, я готов отказаться от концепции изоморфизма между электрической активностью головного мозга и состояниями сознания. Как и вы, я полагаю, что душа не может быть ни описана, ни познана, ни методами электрофизиологии, ни нейрохимии. Это такая эмерджентная мера функционирования мозга, которая не может быть проанализирована ни одним из существующих методов нейробиологии. Только психология, с ее точным описанием различных субъективных состояний сознания, может нам помочь. Это то, что вы называете когнитивизмом.
"Бог ты мой! Неужели это я все это несу?" С каким-то почти садистским сладострастием я растаптывал все методологические, то бишь философские, основы, на которых покоился почти полвека.
- Признавать свои ошибки - в науке это означает двигаться вперед, - продолжал я. - Позвольте же мне идти далее. До сих пор никто не может объяснить природу вещих снов. Или хотя бы доказать их существование. Мы знаем о них, даже если не подозреваем того, что мы носим в себе это знание.
Я заметил, что мой друг профессор Аугусто Н. из Неаполя, президент конгресса, просто остолбенел, слушая меня.
- Посмотрим же правде в глаза, - продолжил я. - Если вещие сны существуют, то это означает не что иное, как обратимость стрелы времени, и более того, мозга и духа (как эмерджентной системы), и надо, по крайней мере по отношению в человеку, допустить присутствие в равной степени и такой нематериальной субстанции, которая способна существовать за пределами времени. То есть души. Такая субстанция, разумеется, не может быть зарегистрирована на электроэнцефалограмме.
Я собирался завершить это вызывание духов, которое совершенно поразило аудиторию, кратким экскурсом в область астрологии и слегка намекнуть на мой гороскоп. Но кто-то в глубине аудитории поднял руку и громко спросил с немецким акцентом:
- Зачем вы нам рассказываете все эти байки о душе? Расскажите нам лучше о функциях REM сна!
По залу прокатились смешки. Я взглянул на Бьянку. Вид у нее был растерянный и встревоженный.
- У вас есть еще несколько минут, чтобы ответить на этот вопрос, - добавил президент, стиснув голову руками, как будто от моего ответа зависело что-то очень важное.
- Хорошо, - согласился я. - Функции сновидений, а почему не функции сна? Здесь все иллюзии утрачены. Разрешите мне остаться в рамках феноменологии и поделиться с вами одним личным воспоминанием. В прошлом году мне посчастливилось посетить некоторые наши научные объекты, расположенные на французских территориях в Южном полушарии: островах Крозет, Кергелен и Амстердам. Поведение в бодрствовании и сне у королевских, или больших пингвинов, более метра ростом, было особенно тщательно изучено группой блестящих исследователей на острове Крозет, где находятся колонии пингвинов общей численностью в полмиллиона.
Как только самка пингвина откладывает яйцо, она отдает его на высиживание самцу, который остается на одном и том же месте, пока она плавает в море. Территория, или жизненное пространство самца внутри колонии - не больше одного квадратного метра, и он должен ее охранять денно и нощно с помощью клюва и крыльев. Непрерывные наблюдения, проводимые круглосуточно с помощью инфракрасных видеосистем, позволили выяснить, что поведенческий сон пингвина занимает не более одной десятой процента времени суток в течение всего периода высиживания яиц, то есть около двух месяцев! Как только птенец выходит из яйца и самка возвращается, пингвин-самец бросается в море, где, после двух месяцев почти полной инсомнии, он способен проплыть сотни километров в поисках рыбы, коей питается. Целый месяц он кормится. Таким образом, в течение трех месяцев королевский пингвин оказывается лишенным сна и, если позволите, сновидений. Отсюда можно заключить, что ни обычный, ни парадоксальный сон (который в норме занимает 40 процентов суточного ритма у пингвина) не выполняет никакой жизненно важной функции в этих условиях. Их отсутствие не мешает нормальной социальной жизни птиц ни на суше, ни в воде.