"И лица у всех какие-то по-настоящему добрые, а улыбки – неправдоподобно широкие", – с грустью отметил Серый. – "В России таких симпатичных лиц нынче и не увидишь, разве что у депутатов – всех уровней и созывов…".
А Моисеич, он же коммерсант до мозга костей, решил водилу, всё же, немного "развести" – уже на морском берегу, когда все вылезли из автобуса.
– Слышь, Маугли, – принялся объяснять. – У меня с умножением – всё в порядке. Тридцать умножить на элевен – получается триста тридцать батов. Но, ты сам посуди, с нами чилдернов – вери-вери кляйн – целых фюнф штюк…. Полагается дисконт? Натюрлих! Поэтому, вот, держи – триста бат. Ит из рили? Тогда, родной, гоу хоу и ауффидерзен!
Шофёр прибалдел, на предложенные деньги пялился безмерно-удивлённо и, при этом, бормотал что-то бесконечно-почтительное. Потом баты торопливо запихал в нагрудный карман рубахи, заскочил в кабину, да и газанул от души – только покрышки завизжали…
– Что-то здесь не так, – предположил Димка Покрышкин.
И, точно, "не так". Под ближайшей пальмой, стояли, держась за бока, вчерашние братки. Тот, что пониже, пояснил сквозь смех:
– А мы-то вчера сомневались. Вдруг, вы – барыги, в натуре? А сейчас-то понятно окончательно, что с пацанами честными нас судьба свела…. Вместо тридцати батов – отдать триста? Это по приколу! Молодцы, знай наших!
Моисеич, конечно же, загрустил. Ещё бы, так лохонуться! Позор-то какой – для коммерческого директора! Часа два ни с кем не разговаривал, дуясь на весь белый свет. Но в море теплейшее окунулся, погрел пузо на солнышке и, вроде, успокоился. Более того, решил реабилитироваться в глазах общественности. Засёк Абрам пожилого тайца, торгующего мелкими сувенирами и, активно махая руками, завопил на своём оригинальном сленге:
– Ком цу мир, Маугли! Комм! Айм шопинг!
Внимательно оглядев предлагаемые товары, Моисеич решил прицениться к солидному кожаному портмоне. Растопыренными пальцами руки изобразив на голове рога, он строго спросил:
– Дас ист – му-у-у? Одер – как?
Таец в тему въехал сразу же:
– Ноу, мистер, ноу – му-у-у! Ит из – крокодайл!
Спорили они минут сорок. Таец хотел получить сто батов, Моисеич предлагал сорок, сошлись на пятидесяти.
– Вот, как с ними надо! – гордо вещал Моисеич. – Русского еврея обманывать вздумали, уроды! У-у, жиды тайские! Я вам ещё покажу!
Только напрасно он радовался. Вечером, когда уже уходили с пляжа, Танька Покрышкина сообщила, тыкая пальчиком в витрину крохотного ларька:
– Моисеич, присмотрись! А не твой ли это бумажничек лежит за стеклом? По мне, так один-в-один! Только стоит он двадцать пять батов…
Совсем Моисеич заскучал, двое суток ходил – как в воду опущенный. А потом, всё же, отыгрался по полной программе.
По вечерам в Патайе существовала одна серьёзная проблема. А именно, очень трудно было перейти с одной стороны центральной улицы на другую. Мощный транспортный поток следовал в обе стороны: мотоциклы, мопеды, немногочисленные автомобили, рикши разнообразные – "мото" и просто так. А светофоров в Патайе не было – как класса. Очень редко появлялся регулировщик – в белой рубашке и белых шортах, в белом же шлеме на голове. Вот, регулировщика тайцы слушались беспрекословно.
На этом Моисеич и решил сыграть. Купил в ближайшем магазине весь белый набор целиком, включая пробковый шлем. Шлем, конечно же, был совсем не такой, как на регулировщиках, но издали – причём, вечером – сразу и не отличишь.
После этого у компании проблем, связанных с переходом улиц в вечернее время, больше не возникало. Собираясь на променад, Моисеич всегда напяливал свою "форму". Когда было нужно перейти через улицу, он вскидывал вверх руку и величественно выходил на середину дороги – весь транспорт тут же вставал вмёртвую…. Всё же, русские люди – пусть и еврейской национальности – очень сообразительны и находчивы.
Но начались проблемы другого рода. Дети, которым гостиничная кормёжка была непривычной, дружно заныли, мол: – "Манной каши хотим! Щей бабушкиных, пельменей…".
– Что теперь делать? – недоумевал Серый.
Покрышкин случайно узнал, что в Патайе имеется русский ресторан. Они – полным списочным составом – отправились по указанному адресу и были приятно удивлены. Кухня оказалась просто отличной, и в Питере такую ещё надо поискать. Классический кубанский борщ, кислые щи, пельмени (в том числе, и из мяса крокодила), блинов – тридцать видов, каша гречневая томлёная, уха "монастырская" тройная.… Ну, и пиво-водка – всё наше, русское, самолётами (контрабанда, понятное дело) доставленное. И взрослым понравилось, а детям – слов нет…
Наступило тридцать первое декабря, в отеле – вокруг бассейна – официанты накрыли праздничный стол, предпочтения на котором были отданы блюдам тайской кухни.
В девять часов вечера по местному времени все приглашённые (порядка ста двадцати человек) расселись на заранее обозначенные места и внимательно просмотрели красочное тайское шоу, потихоньку выпивая-закусывая при этом. Русских за столами было процентов двадцать, не больше. Остальные – шведы, финны, немцы, американцы и японцы.
Неожиданно детская часть коллектива подняла самый настоящий бунт, мол, не нравятся им экзотические тайские блюда.
– Пельменей! Пельменей! Сосисок! Пирожков с капустой! – дружно скандировала капризная ребятня.
Делать нечего, пришлось звонить в русский ресторан. Через полчаса всё просимое было доставлено, вскоре дети, поев от души, запросились спать. Девчонки отвели их в номера, уложили на боковую и вернулись.
А через пять минут наступил Новый год, многочисленные фейерверки взлетели в звёздное тропическое небо. И какой чёрт тогда дернул Серого?
– Ура!!! – радостно закричал он, да и плюхнулся, не раздеваясь, в бассейн. А за ним последовали остальные – и мужики, и девчонки в платьях вечерних, дорогих…. Короче говоря, все русские оказались в бассейне. Плавали, целовались друг с другом, поздравляли с Новым годом…. А иностранцы выстроились вокруг бассейна и, жужжа камерами, восхищённо зацокали языками. Только ни один из них в воду так и не прыгнул…
"Куда им, хлюпикам? Слабо!", – подумал Серый. – "Чтобы там ни говорили, но мы, русские, кому угодно дадим фору. Нам, что в бассейн – в одежде дорогущей – прыгать, что на дот – в ватнике потрёпанном – бросаться. Разницы нет никакой, по большому счёту…. Завидуйте, недомерки зарубежные!".
Утром, правда, образовалась нестыковка. Сергей с женой и детьми вышли в гостиничный холл (собрались поехать с экскурсией на крокодилью ферму), а там – вокруг телевизионного экрана – собралась приличная толпа. Увидали русских и тут же – словно по некому бесшумному приказу – расступились в стороны…. По телевизору показывали Чечню – танки, подбитые под Грозным, горели яркими факелами. А иностранцы пальцами показывали на Серого с семейством, мол, вот, они – русские!
– Ладно, стерпим, – прошептал он, зло скрипнув зубами. – Может, они и по делу – пальцами тыкают…
Много чего ещё с ними случилось за последующие полторы недели: и в полицию некоторых – по их же глупости – забирали, и вытаскивать арестованных оттуда пришлось, используя скрытые резервы, и эстонским неонацистам морды били нещадно.…Но, всё же, опустим эти истории, ничего в них интересного нет, так, лишь дурь одна, да фатальное стечение обстоятельств…
А вот один эпизод, безусловно, заслуживает внимания.
В самый последний день к ним на пляже подошёл таец: в годах уже, солидный до невозможности – в костюме, в галстуке, с чёрным старомодным котелком на голове. Вежливо поздоровался и начал Моисеичу что-то старательно объяснять по-английски. Но говорил таец очень быстро, поэтому воспринимались лишь отдельные слова: "Тота, хайратен, мани, гёрл, рили, айм ниид….". Моисеич, глупо улыбаясь, только плечами непонимающе пожимал.
Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, Серый прошёлся по пляжу, нашёл русскую девицу, которая понимала английскую речь, и попросил помочь. Барышня, послушав с минуту лепет туземного визитёра, засмущалась, покраснела, и, спотыкаясь на каждом слове, перевела:
– Этот таец – очень богатый. У него в собственности есть два водных скутера и ещё три – в лизинге…. Его жена недавно умерла. Он страшно одинок. И очень нуждается в женском обществе. А ваша дочь, – девица кивнула на тринадцатилетнюю Юльку, – ему очень понравилась. Он хочет на ней жениться. Готов половину своего имущества – при бракосочетании – переписать на неё. Спрашивает, как вы относитесь к этому предложению?
Моисеевич – после минутных раздумий – попросил:
– Переводите, пожалуйста, дословно! Лично я – только "за". Иметь в Таиланде богатого родственника? Просто замечательно! Но существуют некоторые религиозные препоны…. Без разрешения раввина – ничего сделать не могу! Пусть мой будущий, глубокоуважаемый зять отправит по этому адресу подробный запрос с указанием всех хотелок и нюансов, – протянул визитку. – А дальше, как раввин скажет…
Девица всё тщательно перевела, икая от удивления, таец её внимательно выслушал и головой покивал, демонстрируя полное понимание.
И, что вы думаете? Примерно через полтора месяца после возвращения в Питер, Моисеичу пришло толстенное письмо из Таиланда от того тайского влюблённого: подробное жизнеописание на английском языке и полторы сотни фотографий – самого жениха и всех его родственников до пятого колена включительно.
Вот, тогда – в голове Сергея – и возникли первые мысли о возможной иммиграции, мол: – "Живём – как в свинарнике! Кругом – на улицах, в парадняках, даже в лесах и парках – грязь и мусор. Климат – не приведи Господь: дожди, снег, опять – дожди, вновь – снег.…По заплеванным улицам разгуливают либо грязные бомжи, ругающиеся матом, либо братки кожаные, говорящие на том же языке…. А ещё по телевизору регулярно предрекают, что Ельцина – на второй срок – не изберут, снова коммунисты придут к власти. Мол, мыльте мылом зады свои усердно, господа и товарищи…. А там, за кордоном – откуда вернулись недавно – тёплое море, чистота, люди доброжелательные и улыбчивые. Рай земной, образно выражаясь…".
Как-то – уже по весне – Серый и Моисеич решили пообедать в китайском (за неимением тайского) ресторанчике. Перекусили, крепко выпили и размечтались о будущем, задействовав при этом всю силу логического мышления. Мол: – "А какого, собственно, хрена? Не пойти ли всем – куда подальше? Может, стоит присмотреться к окружающему миру более внимательно и вдумчиво? А, вдруг, где-нибудь очень понравится? Ну, тогда…. Тогда следует незамедлительно иммигрировать туда! А возможной ностальгией – пренебречь…".
Вечером жена Моисеевича позвонила Ирине:
– Твой-то как? Живой и, даже, смотрит футбол по ящику? Зенит – Спартак? Ну, надо же! Крепок, завидую.…А мой пришёл, наполнил ванну горячей водой, сложил туда всё: костюм, рубашку, носки, ботинки, да и спать улёгся на полу, в обнимку со стиральной машинкой.… Говорит, мол: – "Всё по фиг! Мы намедни, третьего дня, иммигрируем из этой страны – навсегда!". И, как это понимать?
– Похоже, что наши мужики, действительно, собрались в иммиграцию, – задумчиво вздохнула Ирина. – Что же тут поделаешь? Не бросать же их, бедолаг? Придётся составить компанию…
Иммиграция – предательство?
Или – ловля приключений?
Взрослыми мальчиками,
Под ветер – весенний?
Байка двадцать седьмая
Барселона – город меж зелёных волн
Так уж случилось, что в качестве первого варианта будущей иммиграции рассматривалась испанская Барселона. У Абрама Моисеевича там проживал троюродный знакомый двоюродного дядьки, трудился старшим менеджером на фирме, производящей керамическую плитку. То есть, отвечал за поставки готовой продукции в Россию.
Моисеич позвонил в Барселону, объяснил сложившуюся ситуацию.
– Две семейные пары? Без вопросов. Приезжайте! – радушно пригласил знакомый двоюродного дяди. – Встречу, покажу город – во всей красе…
Серому всё понравилось ещё в воздухе. Когда самолёт совершал предпосадочный круг над Барселоной, в иллюминаторе открылась красота замечательная: изумрудно-зелёное море, порт – как на ладони, прогулочные яхты всякие, корабли серьёзные – океанские…. Более того, и сам воздух (это уже когда сошли с самолётного трапа) показался ему знакомым.
"Пахнет Россией, и всё тут!", – подумалось. – "Как такое может быть? Но факт остаётся фактом: пахнет, именно, Россией. Гадом буду!".
В гостинице тоже всё было насквозь привычным, в частности, куда-то затерялся факс (то бишь, листок бумаги) от российского туроператора, сообщавший о бронировании номеров. Часов пять дорогих гостей промурыжили у стойки, потом нашли, всё же, нужный факс (мятый листок бумаги) за ксероксом…
– Всё как у нас – один-в-один! – понимающе усмехнулся Моисеич.
Утром они отправились на первую прогулку. Красивый город, словами не описать…. Одна Ля Рамбле – центральная улица (или, всё же, проспект?) Барселоны – чего только стоит! Если по ней погулять вдумчиво, не торопясь, то можно насмотреться всяких и разных знаменитостей – до серьёзной тошноты. Серый там лицезрел и Алена Делона – в сопровождении трёх телохранителей, и Виктора Степановича Черномырдина – в сопровождении строгой жены…
По предложению Моисеича они зашли в небольшой, но очень уютный ресторанчик – выпить по бокалу испанского вина за приезд. Серый, сделав пару глотков, поставил бокал на стол и застыл в изумлении: по ресторанному залу шла, сверкая брильянтами, Сашенька Волкова. Причём, ни одна, а под ручку с самим Хулио Иглесиасом.
Увидев знакомые лица, Сашенька заулыбалась и, чмокнув Хулио в щёку, распрощалась с ним. Потом подошла к столику Серого и компании, ласково поздоровалась с соотечественниками, и принялась беззаботно болтать с девчонками о разных глупостях: о шмотках, ценах, моде и всяких кинопремьерах…
А Моисеич, морда нетактичная, возьми и спроси Сашеньку в лоб:
– Александра, а, вот, этот самый знаменитый Иглесиас…. Он, что же, ваш сердечный друг?
Сашенька от неожиданности даже пятнами пошла.
– Вы что такое говорите, Абрам М-моисеевич?! – возмутилась, слегка заикаясь. – У меня – с-сердечный друг? Ну, даёте, право! Вы Волкова моего знаете? А чего же тогда – глупости говорите? Он, если что, весь окружающий мир разберёт на составные части и, даже, не поморщится…. Так что, "сердечные друзья" – это прерогатива женщин простых, обычных. А я, извините, Волкова! Мне ошибаться – по статусу не положено…
Поболтала ещё немного – под сигаретку с ликёром, а, прощаясь, всё же, попросила – чуть-чуть смущённо:
– Вы, камрады, когда вернётесь в Питер, не говорите Волкову, что я этого испанского старпёра целовала в щёку. Бережённого, как известно, Бог бережёт. А то лишится мир – в одночасье – своего знаменитого певца, меня потом совесть затерзает…
Вышла из ресторана, села в "Мерс" – кабриолет лазоревый – да и умчалась в неизвестность.
– До чего же мир тесен! – усмехнулся Серый.
Дождавшись Николая – троюродного знакомого двоюродного дяди Моисеича – отправились гулять по городу. У станции метро цыганки торговали гвоздиками. Увидав туристов, заулыбались, зачирикали о чём-то своём. Самая пожилая из них протянула Ирине – с низким поклоном – большую корзину, доверху наполненную цветами.
– Разводка на деньги? – предположил подозрительный Моисеич.
Оказалось, что подарок от чистого сердца. Николай так перевёл слова старой цыганки:
– Спасибо вам, русские братья и сёстры! Барселона, тридцать седьмой год! Мы помним добро!
Серого чуть на слезу не пробило – от гордости за Родину…
Поблагодарив цыганок, они пошли дальше. Моисеич, естественно, поинтересовался у Николая:
– А откуда они узнали, что мы – русские?
Тот, легкомысленно передёрнув плечами, предположил:
– Может быть, по мордам. Может, по ботинкам…
Вечером Николай показал гостям ночную Барселону.
Зашли в неприметный кабачок, плотно забитый народом – еле-еле нашлись свободные места. Кругом было весело и шумно, посетители громко кричали, вовсю размахивая руками. Одни танцевали, другие играли в дартс, в углу, и вовсе, стучали в домино.
"Очень непринуждённая атмосфера!", – отметил Серый. – "Не то, что у нас. Никакой тебе чопорности, никакого выпендрежа друг перед другом…".
Ресторанный народец, узнав, что в кабачке присутствуют русские, тут же оживился и принялся – наперебой и чем попало – угощать компанию. Выяснилось, что Игорь Корнеев, который тогда играл за один из каталонских футбольных клубов, намедни забил гол. Следовательно, и все остальные русские – сказочные герои…
– Здесь, в Испании, – пояснил Николай, – рестораны и кафе – это часть национальной культуры, своеобразные клубы по интересам. Вечерняя жизнь в этих заведениях начинается часов в восемь вечера и длится до трёх-четырёх утра. И это притом, что рабочий день у многих начинается уже в шесть-семь часов…. Когда испанцы спят? Для этого существует сиеста, то есть, дневной послеобеденный сон…. Сидеть весь вечер (или всю ночь) в одном и том же кабачке здесь не принято. В одном побыл часик, попил белого вина, хамоном закусил, в дартс поиграл – в другой ресторанчик пошёл. Там красного вина попробовал под фисташковые орешки, с друзьями о футболе потрепался, попел под караоке, дальше порулил. Некоторые за ночь посещают больше пяти-шести заведений…. Кстати, в будние дни здесь дома мало кто и готовит, все предпочитают питаться по кафешкам и ресторанчикам. Зато, по субботам и воскресенья наблюдается обратная картина. Практически все забегаловки, кроме тех, что призваны обслуживать туристов, закрыты. Это потому, что у испанцев заведено – в выходные дни обязательно ходить в гости к ближайшим родственникам, или, наоборот, родственников принимать у себя. В Испании старинные принципы и традиции чтят старательно, на полном серьёзе. Кстати, о ресторанах…. Тут один продаётся, не желаете ли прицениться?
– Ясное дело, желаем! – щурясь сытым и довольным котом, сообщил Серый, а про себя подумал: – "И, вообще, мне в Барселоне – с каждым часом пребывания в ней – нравится всё больше и больше…".
На следующий день они отправились в ресторан, выставленный на продажу.
– Почётное заведение! Единственный на всю Барселоне баскский ресторан! – сообщил Николай. – Называется – и не выговорить. С баскского языка на русский переводится – "Копчёный".
В просторном ресторанном холле были развешены многочисленные фотографии, отображающие национальные спортивные развлечения басков: поднятие гигантских валунов, стрельбу из арбалета, командную игру, смутно напоминавшую русскую лапту. А официанты "Копчёного" оказались личностями весьма приметными: у одного – ровно посередине лба – красовалось круглое родимое пятно размером с пятирублёвую монету, у другого – от правого виска до подбородка – по лицу змеился тёмно-багровый шрам.
– Правда, очень колоритные типы? – с нотками гордости в голосе спросил Николай. – Баски по национальности, понятное дело…
Баскская кухня, определённо, заслуживала уважение. Всех особенно заинтересовал хамон.