Спать не хотелось, читать тем более, говорить в это время уже было, очевидно, не с кем, да и не особо сейчас тянуло на разговоры, и Майкл спустился во двор. Снаружи было свежо и темно. Где-то неподалеку шумел невидимый лес, да с озера изредка доносился невнятный звук - то ли плеск, то ли тихое постукивание. Вверху протарахтел вертолет. Майкл машинально поднял голову и замер при виде открывшейся картины. Черное, глубокое, без единого облака небо было усыпано крупными, мерцающими звездами. Оно никогда не бывало таким в городе. Там холодный свет звезд растворялся в зареве городских огней, тускнел от постоянно возносящихся к нему выхлопных газов, заслонялся громоздящимися силуэтами домов. Ночное небо в городе было частью пейзажа, причем отнюдь не самой впечатляющей. А здесь небо уверенно властвовало над землей. Оно простиралось, словно бесконечное, сияющее неземными бриллиантами покрывало, укрывшее все вокруг: и спящее озеро, и неспокойный лес, и таинственно молчащий дом, и пустынный пляж. Оно укрывало весь мир, и грань горизонта лишь подчеркивала его спокойную бесконечность.
И главным на этой черной пелене были звезды. Не тонкий серп луны, не стремительно уносящиеся прочь случайные огни вертолета, а именно звезды. Все они - одинокие и сплетающиеся в привычные узоры созвездий, крупные и едва видимые - притягивали и манили к себе своим ярким, бледно-голубым вечным сиянием. Совсем как в тот вечер, подумал Майкл. Тот вечер был уже лет пятнадцать, если не все двадцать назад, и случился он совсем неожиданно, и пролетел он мгновенно, но в памяти он остался навсегда. Было в тот вечер все, о чем может мечтать подросток: и кажущаяся очаровательной девушка, и безмятежное спокойствие вокруг и беспричинная уверенность в том, что никто не помешает, и не запачканное взрослой практичностью растущее влечение, и смешанная с неуверенностью напористость, и тихий смех, и дурашливая борьба, и расстеленный на начинающей холодеть земле пиджак. И звезды. Холодные яркие звезды, которые все видели и которых увиденное совершенно не взволновало. Потому что они видели многие-многие тысячи подобных пар, и вздумай они волноваться о каждой из них, они бы давно перегорели.
Точно такие же, подумал он. Как будто ничего и не изменилось. Но изменилось многое. Протекло пятнадцать… нет, какие пятнадцать, какой же это был год?.. девятнадцать лет. И где та очаровательная девушка, я понятия не имею, хотя лет шесть назад я слышал, что она успела развестись и еще раз выйти замуж. И мне уже почти тридцать четыре. И неуверенности с женщинами я уже давным-давно не испытываю. И занимают меня уже совсем другие вопросы, например, как победить на этом странном курсе, в чем вообще его смысл и что творится на работе в мое отсутствие. Того восторженного паренька, который взглядом победителя смотрел на эти звезды девятнадцать лет назад, давно нет на свете. Он исчез, ушел в никуда, и вместо него по земле ходит озабоченный взрослыми серьезными проблемами начальник, которого все называют молодым, но который, если разобраться по-настоящему, уже не особо молод. А звезды остались такими же. Они будут такими же и когда этот "молодой начальник" исчезнет, и когда пропадет сменивший его "зрелый мужчина", и когда улетит в небытие "еще крепкий человек", и когда "моложавый старик" превратится в "дряхлую развалину", они будут такими же. И даже когда эти метаморфозы вообще прервутся навсегда, и растает даже оболочка, в которой они происходили, звезды будут точно так же равнодушно мерцать над землей, над озером, над лесом.
Да что там я. Все эти всемирно известные диктаторы и завоеватели, о которых мы говорили день назад, эти чингисханы и наполеоны видели те же самые звезды. Именно те самые звезды, на которые я смотрю сейчас. Может быть, под другим углом, но все равно именно те же самые. Они горели честолюбием, они строили свою жизнь на честолюбии, они шаг за шагом создавали себе имя. Они поднимались над толпой, вели за собой, вдохновляли одних и приводили в трепет других. Они жаждали власти - безграничной, беспрекословной, не знающей аналогов в истории. И они преуспевали в этом. Мир дрожащим шепотом повторял никому не известное десять лет назад имя, и еще недавно презрительно фыркавшие цари спешили на поклон. И не было у них другого желания, кроме власти. Деньги, женщины, рабы, дворцы, монументы, сокровища - все это были атрибуты. А власть, абсолютная власть, была целью. И они обрели ее, и покорили десятки народов, и по дороге умертвили сотни тысяч, если не миллионы, людей, и построили империи, и основали династии, и испытали такую власть, которую в их времена не испытывал никто другой. А потом они умерли и сгнили, и холодные звезды - вот эти самые звезды - безразлично взглянули на их могилы и как ни в чем не бывало продолжили свое мерцание. А еще спустя несколько сотен лет - меньше чем доля мгновения для звезд - не было уже ни империй, ни постепенно выродившихся династий, ни власти, которая умирает вместе с властителем. Остались лишь имена, записанные в книги передающиеся устно, превращающиеся в нарицательные - ставшие синонимами власти и жажды ее. И все.
А вот от нас не останется и того. Мы сидим сейчас в этом доме и думаем лишь о том, как победить: любой ценой, любыми средствами. Потому что, победив, мы вернемся домой с печатью "к власти годен". И победителя обласкают и возвысят, и дадут новое важное задание, и, может быть, новую высокую должность, потому что теперь будет доподлинно известно, что уж кто-кто, а этот человек может повести за собой других. И победитель получит еще кусочек власти, ведь что такое управление другими людьми, как не власть? И он получит его, на некоторое время почувствует удовлетворение, может быть даже гордость. А потом он посмотрит по сторонам, вспомнит, что те, кто дали ему этот кусочек, имеют гораздо больше, и с новой силой захочет еще, еще, еще… Потому что тот, кто хочет власти, никогда не бывает удовлетворен тем, что у него уже есть. А если он становится удовлетворен, значит, дни его сочтены, так как найдутся более хищные, более молодые, более опасные, и захотевший отдохнуть, будет сметен в сторону и заменен тем, кто хочет большего.
А может, наоборот, никто не будет давать новый кусочек власти победителю. Напротив, круглая сиреневая печать на лбу будет гласить "опасен". И победителя немедленно отправят куда-нибудь на периферию или, в лучшем случае, оставят сидеть на месте и лишь будут изредка подкармливать поощрительными премиями, отказывая в главном - в продвижении наверх. Да, нам намекнули на то, что пославшие нас сюда сами когда-то поучаствовали в этом курсе. Но ведь нам никто не говорил, что они были победителями! Мы сами предположили это. А может быть как раз проигравшие сейчас руководят компаниями? Те, кто в свое время догадались продемонстрировать своим покровителям, что они не пойдут по трупам. И сейчас они с интересом ожидают, хватит ли ума у тех, кто хочет их сменить. Хватит ли ума проиграть?
Так или иначе, по возвращении мы будем заниматься тем же, чем занимаемся здесь, - бороться за власть. Только не за фиктивную, а настоящую. Впрочем, настоящую ли? Мы будем делать свое дело, двигать компанию вперед, воодушевлять, решать проблемы, разрабатывать стратегии, увеличивать доходы и уменьшать траты. Мы будем, несомненно, приносить немалую пользу. Но в глубине души мы будем по-прежнему хотеть лишь одного - чтобы нам дали еще больший отдел, чтобы нам доверили еще более серьезный проект, чтобы нам разрешили нанять еще десяток человек. Чтобы нам предоставили еще больше власти. И хотя эта власть будет невероятно микроскопической по сравнению с той, которую имели наполеоны и тамерланы, мы будем упорно бороться за нее, всем сердцем радуясь победам и досадуя на неудачи. А звезды будут по ночам смотреть с усмешкой на крошечные здания корпораций, в которых днем кипят страсти. Звезды видели многие миллиарды людей, и они знают истинную цену власти - самой призрачной, самой иллюзорной и самой навязчивой из всех человеческих страстей.
- Давай быстрее, - нетерпеливо произнес неподалеку чей-то низкий голос. - Не хочу, чтобы нас видели вместе.
Майкл резко обернулся, рассмотрел две смутные тени и, не раздумывая, отступил к дому, сливаясь со стеной.
- Нога болит, - капризно и в то же время испуганно произнесла тень, которая была поменьше. - Подвернул.
Она осторожно опустилась на одно колено и стала проделывать какие-то манипуляции с ногой.
- Меня это не волнует, - жестко произнесла вторая тень. - Ну, так что?
- Слушай, - взмолилась тень с подвернутой ногой, - давай обратно в дом пойдем, а? Холодно тут, я даже одеться не успел. Можно в той же бильярдной встретиться.
- Нельзя, там Брендон.
- Давай, тогда в номере. Или в баре. Ну что это, в самом деле? Мы что, уже и поговорить не можем?
- Не можем, - с теми же жесткими нотками сказала большая тень. - Так, как мне надо, не можем.
- Ты что? - испуганно спросила первая тень, забывая про больную ногу и отшатываясь. - Опять?
- Да не бойся ты. Говори, что узнал, и все. Надо мне тебя трогать.
- Ничего не узнал, - с облегчением вздохнула первая тень. - Все отмалчиваются. Конспираторы.
- Вообще ничего?
- Вообще. Джоан только сказала, что Крис молодец. Но она это про всех говорит. Роба и Стеллу не нашел. Загуляли, видимо.
- Ясно, - сухо сказала большая тень. - Проку от тебя… Что Майкл?
- Я с ним после того не разговаривал. А до этого не успел.
- Кевин?
- Молчит. Я уже и так и сяк разговор заводил. Со всем соглашается, но сам - ни слова. Даже хуже, чем другие.
- Хитрый, сволочь, - сказала вдруг с чувством вторая тень и впала в задумчивость.
Тень поменьше терпеливо ждала.
- С Майком у тебя неплохо получилось, - нарушила, наконец, молчание большая тень. - Почаще так делай. И не стесняйся надавить, если надо. Только в меру. Все в меру.
- А что тебе Кевин рассказал? - полюбопытствовала первая тень, с нотками гордости.
- Что надо, то и рассказал, - грубо отозвалась вторая. - Ладно, можешь идти. Я тебя завтра найду, когда надо будет. И смотри мне, старайся. А то опять в бильярд перекинемся.
- Я стараюсь, - проникновенно заверила первая тень и, немного прихрамывая, отправилась восвояси.
Большая тень глядела ей вслед, пока она не исчезла за углом. Потом она наклонилась, что-то подняла с земли и, широко размахнувшись, махнула рукой в сторону воды. Мгновение спустя с озера донесся тяжелый всплеск и тревожное кряканье.
- Конспираторы, - недовольно буркнула, словно выплюнула, тень и исчезла вслед за первой.
Майкл осторожно вышел из тени. Вот тебе и чистая игра по правилам. Вот тебе и оскорбленный в лучших чувствах человек, которого невинно очернили. И с чего это Росс взялся так рьяно помогать Алексу? Холодно, поздно, нога болит, а ведь пришел и все оскорбления сносил безропотно. Да еще какие оскорбления! Об него же тут просто ноги вытирали! Куда только подевалась вся его вальяжность? Алекс, похоже, нашел к нему ключик. А для себя нашел голос. Можно не сомневаться, за кого Росс теперь будет голосовать. По крайней мере, одним конкурентом теперь меньше. Хотя конкурентом он никогда и не был.
А ключик-то, похоже, больше напоминал дубину… "Надо мне тебя трогать"… И ведь всегда такой вежливый да обходительный. Неужели он его действительно прижал? Вот так взял, откинул все минимальные приличия и дал под дых? Как он сказал? В бильярд перекинемся… Даже поверить сложно. Впрочем, записка именно об этом и говорила. А записка, кстати, теперь предстает совсем в ином свете. В очень даже интересном свете она предстает. Любопытное у нее авторство намечается. И вообще, в интересном свете после этого разговора предстает многое. Впрочем, теперь не до этого. Разговоры закончились, начинается серьезная игра. Он глянул по сторонам и, уже не обращая внимания на звезды, направился ко входу.
Джоан сидела, неторопливо покачивая ногой, обтянутой ажурным капроном, и внимательно слушала Пола. Точнее, это Полу казалось, что она его внимательно слушала. На самом деле гораздо больше внимания она уделяла взгляду Криса. Крис, склонив голову, тоже прислушивался к тому, что говорил Пол, но глаза его раз за разом, словно магнитом, тянуло к медленно покачивающейся приманке. Джоан была довольна. Кто бы ни изобрел капроновые чулки, этот человек был гением. Нет, он был талантом, а гением был тот, кто придумал мини-юбку. Как бы ни был независим, умен и горд мужчина, перед таким простым трюком он устоять не может. Конечно, надо еще, чтобы было, на что натянуть все эти аксессуары, но уж на что, на что, а на это жаловаться не приходится. Вот он снова посмотрел на Пола, кивнул, задал вопрос, а потом опять метнул этот неуловимо быстрый, неконтролируемый взгляд наискось и вниз. Крепко сидит, можно подсекать. Вообще-то, это терминология Лизы это у нее муж - рыболов, но очень уж она точная. Только вот стоит ли подсекать? Нет ли здесь рыбы покрупнее? Потому что времени осталось с рыбий хвост.
Сегодня вечером идет большая игра. Пренебрегать, конечно, нельзя никем, голос он и есть голос. Но мелочью можно и нужно заниматься днем. Мощную вечернюю артиллерию надо использовать только для крупной добычи. Потому что пользы от ее поимки гораздо больше. И здесь-то и возникает вопрос: кто же в нашем омуте крупная добыча? Славный Крис, конечно, у нас формально-неформальный лидер, но останется ли он им к пятнице? А главное - настоящий ли он лидер? Может ли он действительно влиять на других? Потому что если не может, то пользы от него не больше, чем от того же Пола. Просто более крупный и смазливый экземпляр, не более того. А нужно найти того, кто хоть как-то манипулирует другими. Ведь мы все только это и пытаемся делать - манипулировать остальными. Только одним это более-менее удается, а другим - нет. Впрочем, неверно. Кое-кто не пытается никем управлять. Брендон, например. Или Роб. Хотя этот, скорее всего, сейчас очень удачно манипулирует Стеллой. Во всех смыслах.
Кто же у нас добыча вечера? Так, опять он сюда посмотрел. На этот раз даже задержал немного взгляд. Сразу видно, что женат. Женатые, они все такие - с комплексами вечно подавляемых желаний. И мой Джерри такой. Что я не видела, как он на Лизу на прошлой неделе смотрел? Точно такой же был взгляд - цепкий, быстрый и незаметный. Вернее, это они думают, что их взгляды незаметные. Нам-то они всегда видны. И те, что они бросают на нас, и те, что на других. Хотя бывают исключения. Кто-то недавно так смотрел… не скрываясь. Кто же это был? А, конечно. Наш милый Майкл. Когда он с веранды в первый день зашел. Тогда он с ног до головы оглядел, точно султан новую наложницу. Вот этот точно без комплексов. Если он смотрит тебе в глаза, точно знаешь, что именно туда он и хочет смотреть. И выдержать его взгляд, кстати, совсем непросто. Странное что-то такое иногда в этом взгляде видится. Непривычное. А уж если он на твои ноги посмотрит, то скрываться не будет. Осмотрит, как манекен. Да и на манекен-то не каждый будет прилюдно так смотреть.
Только проблема в том, что с того утра он ниже плеч взгляд не опускает. Что я говорю, его интересует. И как говорю. А как выгляжу - совсем нет. Его вообще интересуют только разговоры. Он здесь самый хороший слушатель. Остальные озабочены тем, что о них думают другие. По лицам видно. А он - нисколько. Ему, похоже, важно только, что именно они думают - не важно, о ком или о чем. А интересовать подобные вещи могут с одной-единственной целью - для того, чтобы мысли эти как можно удачнее менять. Выходит, крупная добыча определилась сама собой. Из всех, кого здесь есть смысл ловить, Майк единственный не проявил сегодня ни капли интереса. Крис проявил - вот секунду назад еще раз, Алекс проявил, Алан… даже жалко бедного мальчика, Роб проявил было, но его, видимо, интересуют девицы другого сорта, короче, все проявили, а Майк - воздержался. А между тем, это именно он установил правила, по которым мы нынче играем. Не Крис, не Роб, не Алекс. Майк. И установил их прямо-таки играючи. Крис из кожи вон целый день лез, а Майк три слова сказал - и все стало, как он захотел. Захотели-то, скажем, все, но правила были почему-то именно его.
Ну и где же его сейчас искать? Спать он вряд ли отправился, рано еще. Он должен понимать, что именно сейчас самое время работать. Не думает же он, в самом деле, что победить можно за счет этой дневной болтовни. Конечно же, не думает. Правила хороши, спору нет, но они ведь совсем не для этого. Хорошие правила - это правила, в которые верят все, кроме того, кто их ввел. Значит, он должен быть где-то поблизости. Вариантов не так ведь много. Бар, бильярдная, гостиная с этими дурацкими чучелами, библиотека. Разве что еще двор, но там сейчас глухомань. Темно и скучно. А он должен быть там, где люди. В баре мы вчетвером, сладкая парочка уже часа четыре как пропала, значит, пять мужиков где-то, скорее всего, сидят вместе. С чучелами им делать нечего, в библиотеке и подавно. Получается, что они в бильярдной. А туда сейчас идти не стоит. Имело бы смысл там появиться и всех обыграть, но для этого надо, по крайней мере, уметь держать в руках кий. И вообще, роль крутой женщины у нас уже занята. Будем оставаться в своем репертуаре. Ладно. Может, еще сюда заявятся, тогда и поговорим. А нет - всегда можно найти благовидный предлог для визита в номер. Пока же займемся теми, кто есть под рукой.
И она сладко улыбнулась Крису.
Ступени издавали тонкий, еле слышный скрип. Им словно не нравилось, что на них наступают, но протестовать в полный голос они побаивались. Пройдет еще несколько лет, и, потеряв с возрастом осмотрительность, они начнут громко возмущаться при каждом нарушении их покоя. Тепло, поднимающееся во время вечерних бесед из приятеля-камина, день за днем будет делать их еще брюзгливее. Некоторое время их недовольство будут терпеть, но в один прекрасный день скрипучее старческое ворчание покоробит не тот слух. Тогда в доме появятся умелые равнодушные молодцы, которые бодро разберут выжившую из ума лестницу и заменят ее новой - белой и яркой. Молодые ступени будут понимающе молчать и с готовностью подставлять свои крепкие спины под шагающие ноги. Они еще будут верить в светлое будущее и в свое великое предназначение. А старые ворчливые ступени окончат свои дни в ненасытной пасти камина. Потемневшие стены тихо-тихо вздохнут, провожая улетающий в небеса белый дым, но дальше этого они не пойти не посмеют - и останутся стоять еще на долгие года.
Майкл медленно поднимался на второй этаж, ведя рукой по гладкому изгибу перил. Так неожиданно завершившееся посещение грандиозного планетария оставило в душе странное чувство. Голоса беседующих теней как будто прикоснулись к чему-то почти забытому, словно пытаясь осторожно разбудить какие-то воспоминания. Какие - он и сам не знал. Не знал он и почему его так потянуло в бильярдную. "Опять в бильярд перекинемся…" - низко произнес голос Алекса. И невысокая тень пугливо вздрогнула. Что бы ни произошло между ними, это случилось здесь, за этой самой дубовой дверью. Но зачем надо было сейчас к ней идти? Ответ где-то есть, но его не уловить, не понять… И все же захотелось прийти именно сюда.