В следующие дни Эйлиш так и не смогла решить, правду ли рассказала ей мисс Мак-Адам. Ужиная с другими девушками на кухне, она либо склонялась к мысли, что все они сговорились испугать ее в отместку за переезд в комнату мисс Киган, либо приходила к выводу, что миссис Кео переместила ее туда не из расположения к ней, но потому, что сочла не способной на протесты. Она вглядывалась в лица обращавшихся к ней девушек, однако понять по ним ничего не смогла. Ей хотелось считать, что побуждения у них добрые, но ведь маловероятно, думала Эйлиш, что миссис Кео отдала ей комнату из чистой щедрости, как маловероятно и то, что мисс Мак-Адам и прочие действительно против этого не возражали и всего лишь хотели предупредить ее о преследователе мисс Киган и побудить к осторожности. Жаль, что нет у нее среди них настоящей подруги, с которой она могла бы посоветоваться. А может быть, гадала Эйлиш, все дело в ней самой, готовой видеть злой умысел там, где его и в помине нет. Просыпаясь ночами или неторопливо, поскольку времени хватало, шагая на работу, она перебирала все подробности этой истории снова и снова, виня то миссис Кео, то мисс Мак-Адам и прочих своих соседок, то себя самое, и пришла в конце концов к заключению, что лучше всего перестать думать об этом вовсе.
В следующее воскресенье отец Флуд объявил, что зал приходского собрания готов к проведению танцев, которые помогут собирать средства на местные благотворительные нужды, что он подрядил оркестр "Арфа и трилистник" Пэта Салливана и просит прихожан пошире распространить новость о танцах, которые будут устроены в последнюю пятницу января и станут повторяться каждую пятницу вплоть до дальнейшего уведомления.
В тот вечер миссис Кео ненадолго оторвалась от игры в покер, зашла на кухню и подсела за стол к своим обсуждавшим новость о танцах жилицам.
– Надеюсь, отец Флуд знает, что делает, – сказала она. – После войны в этом зале тоже устраивали танцы, но от них пришлось отказаться из-за безнравственности некоторых особ. Туда стали приходить итальянцы, которые подыскивали себе ирландских девушек.
– А я ничего плохого в этом не вижу, – заявила Диана. – Мой отец итальянец, и с мамой он, по-моему, на танцах познакомился.
– Я не сомневаюсь, что человек он очень хороший, – ответила миссис Кео, – однако после войны некоторые итальянцы сильно обнахалились.
– Они красивые, – заметила Патти.
– Как бы то ни было, – сказала миссис Кео, – уверена, что некоторые из них очень милы и всякое такое, но, судя по тому, что я слышала, со многими лучше держать ухо востро. Однако хватит об итальянцах. Поговорим о чем-нибудь другом.
– Надеюсь, танцы будут не ирландские, – сказала Патти.
– Оркестр у Пэта Салливана чудесный, – сообщила Шейла Хеффернан. – Они все-все умеют играть, от ирландских мелодий до вальсов, фокстротов и американских песенок.
– Вот и хорошо, – сказала Патти. – Эти самые кейли я уж как-нибудь пересижу. Господи, их давно уже запретить пора. В наше-то время да в наши дни!
– Если вам не повезет, – заявила мисс Мак-Адам, – вы и весь вечер просидите, не считая, конечно, белых танцев.
– Ладно, довольно и о танцах, – сказала миссис Кео. – Не стоило мне вообще сюда приходить. Просто будьте осторожны. Вот и все, что я хочу вам сказать. У вас еще целая жизнь впереди.
Танцевальный вечер приближался, и на какое-то время дом разделился на две партии: первая, состоявшая из Патти и Дианы, хотела, чтобы Эйлиш пошла с ними в ресторан, познакомилась с их друзьями, а оттуда отправилась на танцы; вторая же – мисс Мак-Адам и Шейла Хеффернан – твердила, что ресторан этот – не что иное, как гостиничный бар, и публика там сплошь либо нетрезвая, либо не очень приличная. Эта партия желала, чтобы Эйлиш отправилась с ней в приходской зал прямо из дома миссис Кео, да и то лишь ради того, чтобы поддержать доброе дело, а там и уйти, как только это перестанет казаться невежливым.
– Единственное, по чему я совсем не скучаю, так это ирландские скотные ярмарки по пятницам и субботам. Я уж лучше одна останусь, чем буду толкаться в толпе полупьяных мужланов с жутко намасленными волосами.
– В наших краях, – заявила мисс Мак-Адам, – мы вообще никуда не выходим и хуже себя от этого не чувствуем.
– А как же вы знакомитесь с мужчинами? – спросила Диана.
– Да ты посмотри на нее, – встряла Патти. – Она за всю жизнь ни с одним не познакомилась.
– Ну, когда познакомлюсь, – сказала мисс Мак-Адам, – это случится не в дешевом баре.
Кончилось все тем, что Эйлиш осталась дома с мисс Мак-Адам и Шейлой Хеффернан, а на танцы они пошли после десяти. Она обнаружила, что ее спутницы несут по пакету с туфлями на высоких каблуках, чтобы надеть их на месте. Обе взбили волосы, накрасились и намазали губы. Она даже встревожилась, что будет казаться рядом с ними страшилищем, и до конца вечера чувствовала себя в их компании неуютно, хоть они и намеревались не задерживаться в приходском зале надолго. Обе так основательно потрудились над собой, а она всего-навсего надела единственное свое хорошее платье да новую пару нейлоновых чулок. И, пока они шли морозным вечером к залу, решила, что нужно будет внимательно приглядеться на танцах к нарядам других женщин и постараться не выглядеть в следующий раз совсем уж простушкой.
Приближаясь к залу, Эйлиш ощущала только страх и жалела, что не изобрела повода остаться дома. Патти и Диана так веселились перед уходом, бегали по лестнице с этажа на этаж, заставляя всех любоваться ими, постучались даже к миссис Кео, чтобы показаться ей перед тем, как уйти. Эйлиш была довольна, что не присоединилась к ним, однако, почувствовав робость в странном напряжении, которое возникло между мисс Мак-Адам и Шейлой Хеффернан, когда они вошли в зал, пожалела обеих, и пожалела также, что ей придется просидеть рядом с ними весь вечер и уйти, когда им того захочется.
Зал был почти пуст; заплатив за вход, они прошли в дамскую гардеробную, где мисс Мак-Адам и Шейла Хеффернан оглядели себя в зеркалах, подкрасились, подвели губы, предложив и Эйлиш тушь и губную помаду. Увидев в зеркале свое отражение, Эйлиш обнаружила, что волосы ее выглядят просто ужасно. Даже если ей никогда больше на танцы пойти не доведется, с волосами следует что-то сделать. И платье, которое она купила с помощью Роуз, тоже выглядело ужасно. Поскольку у нее уже скопились кое-какие деньги, она могла приобрести немного новой одежды, однако понимала, что сделать это в одиночку отнюдь не легко, а помощь от двух ее спутниц ей удастся получить не большую, чем от Дианы и Патти. Первая пара была в выборе нарядов слишком чопорна и церемонна, вторая слишком современна и вульгарна. И Эйлиш решила, что в мае, когда экзамены останутся позади, она потратит некоторое время на посещение магазинов, изучение цен и попытки понять, какого рода американская одежда ей больше к лицу.
Они вышли в зал и пересекли его по голому дощатому полу, чтобы сесть на одну из скамей у стены. В центре зала вальсировали пожилые пары. Девушки увидели отца Флуда, он подошел и пожал им руки.
– Мы рассчитываем на изрядную толпу. Однако люди никогда не приходят вовремя.
– О, нам известно, где они, – сказала мисс Мак-Адам. – Выпивают для храбрости.
– Что же, сегодня, сколько я знаю, пятница.
– Надеюсь, они не заявятся сюда пьяными, – заметила мисс Мак-Адам.
– У нас на входе надежные ребята. Уверен, вечер получится отменный.
– Если бы вы открыли здесь бар, заработали бы целое состояние, – заметила Шейла Хеффернан.
– Не думайте, что это не приходило мне в голову, – ответил отец Флуд и потер руки, засмеялся и направился к входной двери.
Эйлиш присматривалась к музыкантам. Мужчина с аккордеоном, казалось, печалился и томился, исполняя медленный вальс, другой, помоложе, бил в барабаны, а еще один, стоя в глубине сцены, играл на контрабасе. Она заметила на сцене несколько духовых инструментов, микрофон для певца и предположила, что, когда зал наполнится, появятся и другие музыканты.
Шейла Хеффернан принесла для всех троих лимонад, они мирно пили его, сидя на скамье, наблюдая, как заполняется зал. Впрочем, Патти, Дианы и их компании видно пока не было.
– Наверное, нашли где-то танцы получше, – сказала Шейла.
– Ожидать от них помощи своему приходу было бы слишком, – добавила мисс Мак-Адам.
– Я слышала, некоторые танцевальные залы на манхэттенской стороне моста очень опасны, – сообщила Шейла Хеффернан.
– Знаете, чем скорее это закончится и я попаду домой, в теплую постель, тем счастливее буду, – сказала мисс Мак-Адам.
Поначалу Эйлиш не заметила Диану и Патти, а увидела лишь вошедшую в зал шумную компанию молодых людей. Кое-кто из мужчин был одет очень броско, с зачесанными назад намасленными волосами. Один-двое были на редкость красивы, просто вылитые кинозвезды. Люди все прибывали – оживленные, взволнованные, нарядные, полные ожиданий, и Эйлиш хорошо представляла себе, что они могут подумать о ней и ее спутницах. А потом увидела Диану и Патти, обе выглядели ослепительно, и все в них было совершенным, включая и сияющие улыбки.
Сейчас она отдала бы что угодно, лишь бы оказаться с ними, быть пленительной, одетой, как они, легко отзываться на шутки и улыбки окружающих – а не наблюдать за ними со стороны, с перехватывающей дыхание пристальностью. Эйлиш боялась взглянуть на мисс Мак-Адам и Шейлу Хеффернан – знала, что они могут разделять ее чувства, но сознавала и то, с каким упорством станут обе доказывать, что новоприбывшие разочаровали их до глубины души. И просто не могла заставить себя посмотреть на своих спутниц, боясь увидеть в их лицах нечто от собственного пучеглазого смущения, от ощущения неспособности выглядеть довольной собой.
Музыка изменилась, ирландские мелодии больше не звучали. Аккордеонист, поменяв свой инструмент на саксофон, заиграл медленную тему, по-видимому хорошо знакомую большинству танцующих. Зал был уже полон. Танцующие двигались медленно и казались Эйлиш – в том, как они откликались на музыку, – более изящными, чем те, за кем она привыкла наблюдать дома. Ритмы все замедлялись, и она удивилась, увидев, как близко друг к другу танцуют некоторые, кое-кто из женщин едва ли не обвивался вокруг партнера. Диана и Патти двигались уверенно и умело, Эйлиш заметила, когда они проплывали мимо нее, что Диана закрыла глаза, словно желая сильнее сосредоточиться на музыке, на прикосновениях высокого партнера, на удовольствии, которое доставляла ей эта ночь. Когда же они проплыли, мисс Мак-Адам заявила, что, по ее мнению, пора уходить.
Пересекая зал, чтобы взять свое пальто, Эйлиш жалела, что они не дождались окончания танца, тогда никто, возможно, и не заметил бы их слишком раннего ухода. К дому они шли в молчании, ей никак не удавалось разобраться в своих чувствах. Оркестр играл такие красивые, такие томные мелодии. Пары были одеты, на ее взгляд, так модно и так уместно. Она понимала, что ей подобного никогда не достичь.
– Нашей Диане следовало бы стыдиться, – вдруг сказала мисс Мак-Адам. – Бог весть, когда она теперь вернется домой.
– Она была со своим поклонником? – спросила Эйлиш.
– Кто ее знает, – ответила Шейла Хеффернан. – У нее что ни день новый появляется и еще двое по воскресеньям.
– Он привлекательный, – сказала Эйлиш. – И замечательно танцует.
Никто ей не ответил. Мисс Мак-Адам ускорила шаг, заставив и товарок проделать то же. Эйлиш была довольна своими словами, хоть и понимала, что спутниц они рассердили. Хорошо бы сказать что-то еще более резкое, чтобы они не попросили ее через неделю снова пойти с ними на танцы. Вообще-то она уже решила купить себе что-нибудь, хотя бы новые туфли, тогда ей удастся почувствовать себя более похожей на девушек, которые танцевали сегодня. И подумала на миг, не попросить ли у Дианы и Патти совета насчет одежды и косметики, но рассудила, что это будет слишком. А поскольку по возвращении домой мисс Мак-Адам и Шейла Хеффернан не пожелали ей спокойной ночи, Эйлиш решила, с ними она на танцы больше ни ногой.
В понедельник ее поджидала на работе мисс Фортини. В первый момент, после того как та попросила Эйлиш и еще одну помощницу продавца, мисс Делано, пройти с ней в офис мисс Барточчи, Эйлиш подумала, что в чем-то провинилась. Но в кабинете мисс Барточчи попросила их присесть напротив нее.
– Магазин ожидают большие перемены, – сказала она, – потому что перемены происходят вокруг него. В Бруклин переселяется все больше и больше цветных.
Она обвела всех взглядом, но Эйлиш не смогла понять по нему, считает ли мисс Барточчи это благом для бизнеса или зловещим поворотом событий.
– Мы будем обслуживать цветных женщин как обычных покупательниц. И начнем с нейлоновых чулок. Станем первым на нашей улице магазином, который продает чулки "Красная лиса" по невысоким ценам, а вскоре добавим к ним "Сепию" и "Кофе".
– Это такие расцветки, – пояснила мисс Фортини.
– Цветные женщины предпочитают чулки "Красная лиса", мы ими торгуем, а вы двое должны будете вежливо обходиться с любой, какая зайдет в магазин, покупательницей, неважно, цветной или белой.
– Они обе всегда очень вежливы, – сказала мисс Фортини, – однако я начну присматривать за ними, как только в нашей витрине появится первое объявление.
– Некоторых покупательниц мы можем потерять, – перебила ее мисс Барточчи, – но будем продавать наши товары всем, кто их захочет купить, и по хорошей цене.
– Однако чулки "Красная лиса" будут продаваться отдельно, не вместе со всеми другими, – сказала мисс Фортини. – Во всяком случае, поначалу. И займетесь этим вы, мисс Лейси и мисс Делано, ваша задача – делать вид, что ничего особенного не происходит.
– Объявление появится в витрине нынешним утром, – добавила мисс Барточчи. – Вы будете стоять за прилавком и улыбаться. Договорились?
Эйлиш и ее коллега переглянулись и кивнули.
– Скорее всего, сегодня делать вам будет нечего, – сказала мисс Барточчи, – но мы собираемся разместить в людных местах рекламу, и к концу недели, если нам повезет, у вас минуты свободной не будет.
Мисс Фортини отвела их обратно в торговый зал и оставила у длинного прилавка, на который несколько работников уже выкладывали новенькие упаковки с нейлоновыми чулками почти красного цвета.
– Почему они выбрали нас? – спросила у Эйлиш мисс Делано.
– Должно быть, считают нас достойными этого.
– Вы-то хоть ирландка, вы на других не похожи.
– А вы?
– Я из Бруклина.
– Ну, может быть, оно и к лучшему.
– А может, меня просто легко гонять с места на место. Ох, услышит об этом мой папочка.
Брови у мисс Делано, заметила Эйлиш, были выщипаны идеально. И представила себе, как она часами сидит с пинцетом в руке перед зеркалом.
До самого вечера они простояли за прилавком, тихо переговариваясь, однако никто не подошел к ним, чтобы взглянуть на красные нейлоновые чулки. Только на следующий день Эйлиш увидела двух цветных женщин средних лет – они вошли в магазин, приблизились к мисс Фортини, и та направила их к ней и мисс Делано. Эйлиш поймала себя на том, что неотрывно смотрит на покупательниц, а спохватившись, обвела взглядом магазин и обнаружила, что на них смотрят все. Снова взглянув в их сторону, она отметила, что одеты обе прекрасно – в кремовые шерстяные пальто – и небрежно беседуют, как будто в их появлении здесь нет ничего необычного.
Мисс Делано, краем глаза увидела она, отступила при их приближении на шаг, но Эйлиш, когда женщины принялись перебирать чулки, отыскивая нужные размеры, осталась на месте. Она изучала их накрашенные ногти, лица, готова была улыбнуться, если они посмотрят ей в глаза. Однако они ни разу не оторвали взглядов от чулок и, даже выбрав несколько пар и отдав их Эйлиш, в глаза ей не взглянули. Мисс Фортини наблюдала за ней через весь магазин, пока она складывала стоимости покупок и показывала женщинам сумму Получая деньги, Эйлиш заметила, сколь светлые ладони женщин в сравнении с темной кожей на тыльной стороне рук. Она деловито приняла деньги, положила их в цилиндрик и отправила в кассовый отдел.
Пока Эйлиш ожидала возвращения чека и сдачи, покупательницы продолжали беседовать – так, точно вокруг не было ни души. И хотя лет обеим было уже немало, Эйлиш думала о том, до чего они обаятельны, с каким усердием заботятся о своей внешности, как совершенны их прически и красива одежда. Она не смогла бы сказать, пользуются ли эти женщины косметикой; аромат их духов Эйлиш улавливала, но что это за духи, не знала. Вручая им сдачу и аккуратно завернутые в бурую бумагу нейлоновые чулки, она поблагодарила обеих, однако женщины не ответили, просто приняли деньги, чек и пакет с чулками и направились к двери.
Неделя шла, такие женщины приходили все чаще, и при появлении каждой, как замечала Эйлиш, атмосфера в магазине менялась, делалась безжизненной, настороженной. Когда они пересекали зал, никто больше не двигался с места, поскольку не желал стать им поперек дороги; продавщицы склонялись над своими прилавками, что-то перебирали, затем поднимали взгляды на прилавок Эйлиш с разложенными по нему "Красными лисами" и снова отводили глаза в сторону. Впрочем, стоявшая в глубине магазина мисс Фортини следила за этим прилавком неотрывно. Всякий раз, как к нему подходили новые покупательницы, мисс Делано отступала на шаг, предоставляя Эйлиш возможность обслуживать их, однако, если появлялась вторая такая компания, ею занималась она, словно некую договоренность выполняла. По одиночке цветные женщины в магазин не заходили, на Эйлиш, как правило, не смотрели и напрямую к ней не обращались.
Те же немногие, что обращались, делали это с такой нарочитой учтивостью, что Эйлиш становилось неловко и даже стыдно. После того как на прилавке появились "Кофе" и "Сепия", ей пришлось показывать покупательницам эти чулки, рассказывать о преимуществах этих моделей, однако цветные покупательницы не уделяли ее объяснениям никакого внимания. К концу дня Эйлиш изматывалась и вскоре обнаружила, что едва ли не отдыхает на вечерних лекциях, испытывает облегчение, поскольку они отвлекают ее от мыслей о царившей в магазине напряженности, которая в особенности сгущалась вокруг ее прилавка. Она жалела, что ее отобрали для этой работы, и гадала, не удастся ли ей со временем перебраться в другой отдел.