После того как Мехля досрочно освободился, рогом отряда поставили Птицу. Вскоре на взросляк ушел Белый, и вором отряда стал Мах. Глаз жил в одной спальне с ними.
Птица и Мах скентовались. Вдвоем легче. Одному - досрочно освободиться, другому - ничего не делать и жить как хочу. Мах был авторитетнее Птицы, и Птица во многом на вора полагался.
Сегодня опять двоих парней вели на толчок. Месяца не проходило, чтоб кого-нибудь не сводили.
На такое избиение смотрела вся зона.
На этот раз парней вели за то, что они хотели замочить рога, а потом, чтоб их не повели на толчок, порезать себя. "Бездыханных, истекающих кровью, нас на толчок не поведут, - думали парни. - Отвезут в больничку, в Миасс или в Челябинск, вылечат, а потом будут вести следствие и осудят". Их не страшило, что за убийство рога им дадут по десять лет, они больше боялись толчка: вдруг рога порежут, а себя не успеют. Тогда - толчок.
Одного звали Витя, срок у него три года, второго Саша, он приговорен к двум годам. На толчок их вели три бугра и рог. Его-то они и хотели замочить.
Все шестеро зашли в толчок. На улице двоих оставили, чтоб никого не пускать. Березовые палки приготовили заранее, и теперь бугры и рог, пройдя к противоположной от дверей стене, остановились.
- Ну, - сказал рог негромко, - хотели, значит, замочить. - Он помолчал, размахнулся и с плеча ударил палкой ближнего, Витю, по богонельке. От адской боли Витя прижался к стене. - А ты, - сказал рог и обрушил второй удар на - Сашу. - Кто из вас затеял это? Кто первый предложил меня замочить? Ну?
Один из бугров крикнул пацанам:
- Отойти от стены, быстро!
Бугор хотел потешиться палкой.
- Подожди, - сказал рог бугру, и бугор отступил, давая рогу простор для размаха.
Рог сделал по нескольку ударов, спрашивая парней, кто из них является организатором. Ребята молчали. Тогда рог, распсиховавшись, начат их бить по туловищу не останавливаясь. Оба признались, что являются организаторами.
- Не может быть, - вскричал рог, - чтоб оба задумали враз! Первый, кто первый из вас это предложил?
Парки наперебой говорили; "Я",- и рог, ударив несколько раз по богонелькам, отошел в сторону. Он уступал место буграм.
- Не будем, не будем, больше никогда не будем, - говорили ребята, изворачиваясь от ударов.
- Стойте, - сказал рог, покурив, - хотите, чтоб вас не били?
- Хотим, - в один голос ответили парни.
- Знаете, сколько в толчке дырок? - И рог палкой показал на отверстия, в которые оправлялись.
- Нет, - ответили ребята.
- Быстро залазьте в дыры, пройдите под толчком и сосчитайте, сколько дыр всего.
Парни не решались. Рог занес над головой палку.
- Или будем продолжать.
- Нам не залезть в дырку, - сказал Витя.
- Залезете, и не такие залазили, - ответил рог.
Ребята смотрели на отверстия и не двигались с места.
- Считаю до пяти. Раз… два…
Пацаны ступили к отверстиям, рог перестал считать. Оба щуплые и, просунув ноги в отверстия, руками держась за мочой пропитанные доски, без особого труда проскользнули вниз. Здесь по колено испражнений, и резкий запах человеческих нечистот ударил в нос. Но что запах! Избитые, павшие духом, они не обратили внимания и, с трудом вытаскивая из нечистот нога, стали продвигаться по направлению к выходу, считая отверстия. Толчок глубокий, его чистили несколько раз в год, и парни двигались чуть согнувшись. Впереди шел Витя. Перед ним была темнота, лишь косые лучи света проникали в отверстия. "…Пять, шесть…"- считал он отверстия, очень медленно двигаясь вперед. Яма толчка вырыта с уклоном в одну сторону, чтоб его легче было чистить, и потому правая нога парней утопала в нечистотах глубже, чем левая. Резкий запах испражнений больше действовал на глаза, чем на обоняние, и потому глаза слезились. Спроси их сейчас рог, согласны ли они жить в нечистотах до совершеннолетия, если их никто пальцем не тронет, ребята, наверное, согласились бы. Пацаны понимали: отверстия сосчитают, но истязания не прекратятся. Их еще будут бить. А сейчас, ступая по испражнениям, они получили передышку. Как здорово, что их сейчас никто не бьет. После толчка жить станет еще хуже. Они заминируются, и ребята не будут с ними общаться. Хоть вешайся. Чуть что, любая мареха может кышкнуть, а захочет - ударить. А жить, жить им в колонии почти что два года. "…Семнадцать, восемнадцать, - считал Витя, стараясь не сбиться со счета. - Уж лучше бы мне вообще отсюда не вылазить, а захлебнуться здесь… девятнадцать, двадцать, двадцать один".
Все, отверстия кончились. Витя в Саша еле вылезли. Бугры и рог стояли у выхода и курили. Толчок наполнен запахом испражнений. Для парней принесли школьную робу. Она висела на раме без стекол, наполовину свешиваясь на улицу.
Бугры и рог оглядели ребят. Испражнения с их ног сваливались на пол. Рог, сделав несколько быстрых шагов, остановился возле парней. Ткнув палкой в ногу Вите и испачкав конец в испражнениях, он приблизил ее к Витиному лицу.
- Ешь! - зло сквозь зубы сказал он.
Витя смотрел на нечистоты и молчал.
- Жри, падла, - повторил рог.
Витя опустил глаза. Сейчас ему хотелось умереть. Мир опостылел. Лучше бы захлебнулся в испражнениях.
- Глотай, сука, а не то все начнется по новой.
Подошел бугор и размахнулся палкой.
- Жри! - И палка опустилась на отбитую богонельку.
Рог приблизил палку с нечистотами почти к самым губам парня.
Витя, давясь, проглотил.
- Мало! - закричал рог. - Еще!
И Витя проглотил еще.
Теперь рог приблизил конец палки к Саше.
- Ну…
Саша, чуть поколебавшись, тоже съел испражнения.
- Еще! - приказал рог.
Саша проглотил во второй раз.
Рог кинул палку в отверстие, отряхнул руки, будто они были в пыли, и закурил.
- Мойтесь и переодевайтесь. - И рог вышел.
Парни сняли робу, помылись холодной водой и, надев школьную одежду, пошли в отряд.
13
За последнюю неделю в колонии было совершено несколько крупных нарушений. Трое пацанов подготавливали побег, но он не удался. Еще двое хотели замочить на работе бугра и ломануться через запретку. Особенно много пацанов стало курковаться в промзоне. Отряды снимаются, а воспитанников не хватает. Ищут спрятавшегося.
Начальнику колонии инженер-майору Челидзе это надоело. Распорядок колонии срывается. Надо принимать срочные меры. И он вызвал рога зоны Паука. Паук - высокого роста, сухощавый, с угреватым лицом.
- Садись, - сказал он Пауку.
Паук сел. Он всегда садился на этот стул, стоящий наискосок от стола.
На стене висел портрет Брежнева. Раньше - Сталина.
- Толя, - начал Челидзе с кавказским акцентом. - За последнее время в колонии много нарушений. Что, актив руки опустил? Почему допускаете подготовки к убийству, побегу? В производственной зоне стали прятаться чуть ли не каждую неделю. - Челидзе замолчал. Затянулся папиросой. Медленно выпустил дым. Его жирное лицо лоснилось. Говорил он не торопясь, внимательно глядя на Паука.
Хозяин невысокого роста и толстый. Ноги под столом расставил широко.
- У тебя, Толя, срок шесть лет. Как же мы тебя будем досрочно освобождать, если порядок в колонии за последнее время ухудшился? Ты должен к своему досрочному освобождению навести порядок… Воры, я слышал, наглеют. Когда их прижмешь? Они на голову тебе скоро сядут. - Челидзе замолчал и затянулся папиросой. - В общем, так: к Новому году чтоб порядок навел. После Нового года будем тебя досрочно освобождать. И чтоб на работе никто не прятался. Такого быть не должно. Все, иди. Сегодня мне некогда. Через два дня из управления приезжает комиссия.
Паук, вернувшись в отряд, послал гонцов за помрогами зоны и за рогами отрядов и комиссий. Первыми пришли помроги.
- Сегодня вся зона будет трупами лежать, - говорил Паук, шагая по спальне. - Я сейчас от хозяина. Дал мне втыку. Еще насчет воров надо побазарить. Но это после. А сейчас по моргушке.
И Паук по-отечески поставил им по одной.
- Зовите, - сказал он помрогам.
В спальню зашли роги. Коротко рассказав, о чем ему говорил Челидзе, Паук и его помощники поставили им по моргушке. Били крепко.
- Чтоб порядок был! - кричал на рогов Паук. - Не дай бог, если кто спрячется в промзоне или в побег соберется, - вас зашибать буду. Чтоб все сегодня трупами лежали.
Разъяренные роги пошли по отрядам. Собрав актив, отдуплили и, дав указания, выгнали.
Теперь очередь дошла до ребят. Бугры, помогальники и другие активисты, пользующиеся авторитетом, начали дуплить их. Замелькали дужки. "Чтоб не курковались, чтоб мочить не собирались, чтоб в башке мыслей о побеге не было",- приговаривал актив, обещая отнять полжизни, если будут нарушения.
Не прошло и часу как Паук вышел от хозяина - вся зона избита. Воров никто не трогал. Да и попробуй тронь. С ними особый разговор. И говорить будет Паук. Но воры на него плевали.
Паук до безумия любил пацанов бить. Как-то раз в окружении рогов он зашел в стоповую. Ее убирал седьмой. Он построил ребят.
- Что еле ползаете? Щас зашевелитесь. Одеть шапки.
Парни надели шапки и по очереди становились перед Пауком. У него в руках был круглый деревянный карниз. И он со всего размаху, смеясь и кривясь, бил ребят карнизом по голове.
Глаз, встав перед Пауком, подумал: "Если промажет, сука, то ключицу перешибет".
Но Паук не промазал. Никому не промазал. Всем точно по голове.
На другой день Паук пошел по отрядам.
С каждым вором он будет говорить с глазу на глаз.
С вором зоны разговора не получилось. Он не стал слушать и вышел из отряда. И другие воры слушать не хотели. "А что тебе. Паук, от нас надо?"- только и слышал он.
- Ты, в натуре, глушишь водяру не меньше, - сказал Пауку вор пятого отряда Каманя. - Досрочно хочешь освободиться - освобождайся. Мы тебе не мешаем. А что вы прижать нас хотите, так это старая песня. Забудь об этом.
- Смотри, Каманя, не борзей.
- Что ты мне сделаешь? На х… соли насыпешь?
- Увидишь.
Паук ушел. Каманя остался сидеть на кровати. Они никогда не могли добром поговорить. "Ладно, - думал Каманя, - в печенки залез мне ваш актив. Надо анархию поднимать. В … их всех".
И он пошел к вору зоны. Надо собирать сходку.
- Надо, - поддержал вор зоны.
Воры собрались в спортзале. Все - недовольны Пауком. Было ясно: хозяин требует их зажать. Вор зоны Факел, высказав недовольство Пауком, лег на маты и закурил. Остальные воры тоже полулежали на матах. Слово взял Каманя:
- Еще летом было ясно, что после родительской Челидзе попытается нас зажать. Факела перед родительской даже на десять минут не выпустили за зону. Кто приказал? Челидзе. Он, падла, и только он копает яму под нас. Паука он держит в руках крепко. Срок у него шесть лет, вот он им и играет. Паук из-за досрочки и сраку порвать готов. Не пора ли анархию поднять?
Воры молчали. Каманя знал: многие не поддержат. И, тоже закурив, развалился на мате.
- Тебе до конца два года, Каманя, - сказал Мах, - а мне восемьдесят один день остался. Игорю еще меньше. Как хотите, но я против анархии.
И воры в мнениях разделились: одни были за Каманю, другие за Маха. Если поднять анархию - кого-то надо мочить. И мочить не одного. Конечно, сами воры убивать никого не будут, но ведь они организаторы, и многим после дадут на всю катушку. По десять лет. А кому хочется сидеть столько?
- Ладно, - поднялся с мата Факел, - до Нового года никакой анархии не поднимать. А там посмотрим. И еще насчет фуганков. Каманя, говори.
- В зоне фуганков много развелось. Мне известно, что на Канторовича работает несколько шустряков. Кто - еще не известно. Но узнаем. На начальника режима работает еще больше. Наша задача найти несколько фуганков, и пусть они фуговать продолжают. Но они будут наши. Пусть они им лапшу на уши вешают. В каждом отряде надо взять по нескольку предполагаемых человек и попробовать выжать из них признание. Любым путем. Дуплить подольше. Все равно кто-нибудь до расколется. А то и анархию не поднять - сразу спалимся.
После Камани заговорил Кот. Кота летом освободили досрочно, он был рогом отряда. На свободе и месяца не погулял, как получил пятнадцать суток. В КПЗ, в камере, раздел пацанов, и пацаны пожаловались на него. Решением суда Кота отправили назад в Одлян досиживать неотбытый срок.
Челидзе, когда Кота привезли в колонию, собрал воспитанников на плац и долго читал мораль, что вот, подвел коллектив. Досрочка Коту второй раз не светила, и он стал вором. Осенью его с четвертого отряда за нарушения перевели в седьмой. Просто начальник отряда избавился от него. И вот Кот говорил;
- В нашем отряде есть Глаз. Он приметный. Его все, наверное, знают. Он пришел на зону весной. Учился вначале в девятом классе. Потом перешел в восьмой, и его перевели на третий отряд. Теперь он из восьмого класса перешел в седьмой. И его снова бросили в седьмой отряд. Я лично думаю, что Глаз на Канторовича работает. Никто так из отряда в отряд не бегает.
- Воры, - взял слово Каманя, - я Глаза знаю. Когда я летом играл на гитаре, он часто около нас вертелся. Песни слушал. А может, он не только песни слушал? Хорошо, Кот, не троньте его. Завтра я сам им займусь.
После Камани заговорил Игорь, кент Маха, тоже с седьмого отряда:
- Глаз рыба еще та. Поначалу, когда он пришел на зону, ему дали кличку Хитрый Глаз. Сейчас его здорово заморили. Если подуплить, думаю - колонется.
Глазу пришла от сестры из Волгограда посылка. Вечером пошел в посылочную. Она находилась в одном из бараков на втором этаже. Старшей в посылочной была добродушная женщина-пенсионерка Ирина Матвеевна, до того располневшая, что, когда шла - переваливалась с ноги на ногу, как гусыня.
Глаз получил до этой три посылки. От первой, когда принес в отделение и вытряхнул из наволочки на кровать, - ничего не досталось: налетели пацаны и расхватали. Из второй перепал пряник и конфета. Третью он в отряд брать не стал, а по вечерам приходил и ел.
Зайдя в посылочную, поздоровался и назвал свою фамилию. Чернявый воспитанник, помощник Ирины Матвеевны, Лева Вольф, вскрыл посылку. В ней были конфеты, печенье, пряники, двухлитровая банка компота и четыре большие головки чеснока. Ирина Матвеевна, взяв две головки, тихо спросила:
- Можно?
Глаз кивнул. Лева смотрел на компот большими черными навыкате глазами. У Левы самая блатная на зоне работа. Но роги и воры из своего отряда требовали от него продукты, и он таскал им, незаметно набирая из посылок. Лева был спокойный до удивления и не наглый.
- Я возьму у тебя банку, - Лева кивнул на компот, - а тебе заместо нее вот, - и он из-под стола достал банку сгущенки.
Будь на месте Левы кто-то другой, он бы и спрашивать не стал.
Глаз с посылкой встал за столик. Посмотрел на чеснок. Но есть не стал. Чеснок не любил. Проткнул банку сгущенки в двух местах и стал тянуть молоко. За столом с ним стоял Арон Фогель. Он третий день ходил в посылочную. Арон ел не торопясь, а Глаз, потягивая сгущенку, смотрел на остроконечный ромб с красной полоской на нижнем конце. Арон на днях вступил в актив. Стал санитаром отделения. Это низшая должность в колонии.
У Арона - полпосылки продуктов. Лева - земляк Арона - подкладывал ему продукты. Он так делал землякам и тем, кто ему в отряде нравился.
Подошел Малек. Он не столько из своей ел, сколько из посылок Глаза и Арона. И они могли брать продукты у Малька.
Ребята пошустрее, такие, как Малек, по неделе ходили в посылочную, так как ели из чужих посылок.
У Глаза продуктов - меньше половины. Он сунул в карман несколько пряников и конфет для Антона и пошел в отряд. Если взять больше, то пацаны у отряда, заметив отдутый карман, вдруг сварганят.
Свои же ребята, но из других отделений, иногда у входа в отряд растаскивали чуть ли не всю посылку. Это называлось варганить.
Рога, воры, шустряки в посылочной никогда не ели. Они забирали продукты и в отделении вытряхивали из наволочки на кровать, себе ничего не взяв. И пацаны налетали.
Воры, выбрав шустряков, кто мог работать на начальство, стали ушибать их, говоря, чтоб они признались. Самым забитым из шустряков был Глаз. Им занялся Каманя.
Он пришел в обойку и отозвал Глаза в дальний угол.
- Как дела? - улыбнулся он.
- Нормально, - ответил Глаз, а сам подумал: "Что ему надо?"
- Ну, а как твои успехи? - все так же улыбаясь, спросил Каманя.
- Успехи? - переспросил Глаз. - Я сказал: все нормально.
- Я понимаю, что у тебя все нормально, ну а насколько это нормально?
Глаз молчал. Думал.
- Ну-ну, думай, думай, я подожду.
- Каманя, не понимаю я, что ты спрашиваешь.
- Я спрашиваю тебя, а ты не понимаешь. Не может быть такого. Ты, Глаз, хитрый, не так ли?
- Хитрым Глазом звали вначале, а теперь просто - Глаз.
- Раз тебя хитрым назвали, значит, ты - хитрый.
Каманя перестал улыбаться, окинул взглядом обойку и, убедившись, что в цехе никого лишнего нет, кивнул на тиски.
- Для начала скажи, - он опять улыбнулся, - как эта штука называется?
- Тиски.
- Правильно. Тиски. А ты знаешь, для чего они предназначены?
- Ну, чтоб в них чего-нибудь зажимать.
- Молодец. А знаешь ли ты, что в них и руку можно зажать?
Глаз не ответил.
- Погляди на мою. - И Каманя показал левую кисть.
Рука изуродована.
- Видишь? Я тебе скажу - чтоб это было между нами - мне ее в тиски зажимали. И твою руку сейчас зажму. Не веришь?
Глаз смотрел на Каманю.
- Подойди ближе. - Каманя крутнул рычаг, и стальные челюсти тисков раздвинулись. - Суй руку.
Глаз подумал, какую руку сунуть, и сунул левую. Правая-то нужнее. Каманя, продолжал улыбаться, оглядел обойку. Парни работали. Сжимая тиски, он теперь смотрел одновременно на руку Глаза и на выход из обойки: вдруг кто зайдет.
Ребята старались в их сторону не глядеть. Раз вор базарит, надо делать вид, что его не замечаешь. За любопытство можно поплатиться.
- Каманя, больно, - тихо сказал Глаз.
- Я думаю. Хитрый Глаз, ты не дурак. Если я крутну еще немного, то у тебя кости захрустят. Согласен?
- Согласен.
Каманя ослабил тиски.
- Вытаскивай руку.
- Вот так. Глаз, если не ответишь мне на один вопрос, то я тогда зажму твою руку по-настоящему. Понял?
- Понял.
- Давно работаешь на Канторовича?
- Ни на кого я не работаю, - ответил Глаз не раздумывая.
- Я тебя спрашиваю: давно работаешь на Канторовича?
- Каманя, я ни на кого не работаю, и на Канторовича не работаю.
- Ладно, запираться не надо. На Канторовича ты работаешь. Я отопру твой язык, можешь не сомневаться. Так, даю две минуты на размышление. Подумай, прежде чем сказать "нет".
Каманя весело оглядывал цех, весело смотрел на Глаза, и никто из ребят, кто видел, что Каманя с Глазом разговаривает, не мог подумать, что через две минуты Глаз будет корчиться от боли.
- Глаз, две минуты прошло. Давай руку.
Глаз протянул левую.