Сильвестре как-то странно взглянул на меня, и в это время по радио объявили: "В пятом заезде вместо американского жеребца Апикс-Апорт будет выступать под тем же номером русский Запорожец".
И действительно, на призовую дорожку вслед за девятью рысаками выехала маленькая машина, похожая на "фиат-600".
В соседней ложе заволновались:
- Кто на Запорожце?
- Наездник Флавио.
- Флавио? В него я верю. Может, поставить?
- Против Женевьевы у него нет шансов. Смотрите, как проходит Женевьева. Битый фаворит.
- А вдруг Женевьева заскачет? Я все-таки поставлю на Запорожца.
- Вы старый игрок, а рассуждаете, как мальчишка. У русских машин слабые моторы. На бетонной дорожке у Запорожца были бы какие-нибудь шансы, а на гравии - ноль. Скорее придет Трибун. Смотрите, как лихо идет этот жеребец! Причем наездник еще его сдерживает.
Я послушал их разговоры и тоже побежал к кассе ставить на Запорожца. Не то чтоб я в него верил, но уж такой характер - играть против фаворитов.
Дали старт. Бег повела Женевьева, за ней держался Трибун. Так прошли полкруга. Но вот справа стал вырываться Запорожец. Вот он обошел лидеров на корпус, на два корпуса, один, идет один, его никто не достает! Последняя прямая! Ну!
- Кажется, приехал! - завопил темпераментный господин из соседней ложи, который тоже поставил на Запорожца. - Давай, милый! Только бы не заскакал!
И словно он накликал! Запорожец в десяти метрах от финиша вдруг сбился в галоп и так и прошел - галопом в столб! Плакали мои денежки!
Первой объявили Женевьеву. А этот кретин Сильвестре с глупой ухмылкой спрашивает меня:
- Вы не заметили ничего сверхъестественного?
- Как не заметил! - заорал я. - Любой сопливый мальчишка заметил. Ну как он мог заскакать? Как, спрашиваю?! Ему кто-нибудь мешал? Кто-нибудь сбивал? Ведь рядом никого не было! Флавио сделал нарочно. Конюшня играла на Женевьеву, поняли? Им невыгодно было, чтобы пришел Запорожец. Грубая работа. Все заметили. Ипподром их освистал. Слышите?
Возвращались мы с бегов какие-то смурные. Я был раздосадован, что проиграл все деньги, а Сильвестре, кажется, тоже был чем-то опечален.
На перекрестке бульваров Конкистадора и Рио-Гранде мы остановились.
- Значит, вы не верите в чудеса? - тихо спросил меня Сильвестре.
- Какие еще чудеса? - переспросил я, поглощенный своими мыслями.
- Ну, например, дома начнут сейчас прыгать.
- Понял, - сказал я, - вы вчера перехватили. С перепоя, да? Бывает! Ну как дома могут прыгать, подумайте!
- А вот так, - сказал Сильвестре.
И вдруг, действительно, дома закачались, запрыгали.
Поднялась паника. Машины остановились. Женщины завизжали. А один седой господин сразу лег на мостовую.
- Подумаешь, землетрясение! - ответил я. - Нашли чем удивить. Дело обыкновенное. Но наши сейсмические станции работают из рук вон плохо. Надо было заранее предупредить население. Вы-то чему радуетесь?
- Как чему? - ответил Сильвестре, потупив взор. - Я его организовал. Я, извините, волшебник.
- Знаете, - возмутился я, - это уж противно. Бывают люди, общение с которыми мне неприятно. А вы вызываете у меня просто отвращение. Все печенки переворачиваются, когда я гляжу на вас. Большего лгуна и вруна в своей жизни не встречал. Если бы хоть капельку могли делать чудеса, мы бы не проиграли на скачках!
- Но вы меня не просили! - успел пролепетать Сильвестре.
- О чем я вас могу просить, врун несчастный, амеба, ничтожество! - заорал я. - У меня один выходной день в неделю. Все последующие дни я, как последняя собака женского пола, буду вкалывать в диспетчерской вокзала и возвращаться домой без задних ног - так единственный выходной вы мне испортили! Не приставайте ко мне с вашими дешевыми побасенками. Вы мне отвратительны! Слышите? Если вы и впрямь хоть что-то умеете, то провалитесь сквозь землю!
И он провалился. Я еще посмотрел по сторонам - нигде его не было.
Землетрясение кончилось. Женщины успокоились. Машины заскользили как ни в чем не бывало. Седой господин встал и, ни на кого не глядя, деловито стряхивал пыль с брюк.
Но, кстати, своим исчезновением Сильвестре меня не удивил. Лучшие друзья, когда я им давал в долг, тоже словно сквозь землю проваливались, так я их больше и не видел, а этот фрукт сбоку припека...
Теперь, когда я попадаю на ипподром, я изредка вспоминаю Сильвестре. Надо было бы нам обменяться адресами. Он, конечно, малый со странностями, говорит много глупостей, но такие нахалы и вруны иногда очень здорово угадывают лошадей. Тут бы он мне пригодился.
Часто, возвращаясь по шумным улицам, я всматриваюсь в лица толпы, надеясь увидеть Сильвестре. Но это занятие бесполезное. У меня скверная зрительная память. Из-за нее столько неприятностей по службе. А если как-нибудь ко мне подойдет Сильвестре и скажет: "Добрый вечер", - я все равно его не узнаю.
3. ТАНК
Танк вылез из-за холма, понурый и тяжелый. На секунду он остановился, повел пушкой чуть вправо, чуть влево - словно слон хоботом, словно принюхивался - и пополз на нас, устало переваливаясь по твердым, запеченным солнцем буграм.
Хуан лихорадочно рыл окоп. Струйки пота стекали с его голых плеч.
- Мы спрячемся, - сказал Хуан. - Как жалко, что наши товарищи не оставили нам противотанкового ружья.
Над танком кружили самолеты. Они сбрасывали маленькие бомбы. Бомбы с глухим звоном отскакивали от брони и взрывались - издалека можно было подумать, что падают мешки в воду, подымая фонтанчики брызг.
- Танк американский, - сказал я. - Какая-то необычная броня. Правительство закупило их на севере. Мы бессильны.
Самолеты ушли. Танк приближался. Я не верил окопу. Он не спасет нас.
- Хуан, - сказал я, - кто из нас останется живой, найдет тело другого и похоронит. Я побегу к городу. Может, танк последует за мной. Может, он заблудится в пальмовой роще. Может, он вообще свернет в сторону.
Хуан молча кивнул и прыгнул в окоп. Он лег ничком. Я видел, как напряглись его мускулы, словно он хотел вдавиться в дно окопа. Сверху на его мокрую спину посыпались тонкие струи земли.
Я побежал. Началась пальмовая роща, и я петлял между деревьями, и солнце очень пекло в затылок, и я не видел, нашел ли танк окоп Хуана, но чувствовал, что танк неторопливо следует за мной. Был момент, когда мне показалось, что он совсем близко и скоро ткнет дулом пушки мне в спину. Я подумал, что лучше остановиться, что это глупо - быть раздавленным, как кролик, - а там, в танке, молча жуют резинку и даже не притормозят, не взглянут на то, что останется от меня. Я подумал, что, может, надо остановиться, повернуться, широко расставить ноги, распрямить плечи и показать танку язык или кукиш. Это было бы необычно. Тогда, может, танк меня объедет, танкисты откроют люк, чтобы взглянуть получше на меня, - тогда бы я что-нибудь придумал.
Но я не поддался этим мыслям и скоро перестал чувствовать за собой горячее дыхание преследователя.
Город был пуст. Я нашел своих детей, притихших в пустой комнате, и свел их в подвал и запер дверь два раза на ключ. Потом я поднялся на третий этаж. Окна на всей улице были закрыты ставнями, на дверях висели большие замки, а на середине мостовой валялась пустая консервная банка.
Я прислушался. Ни скрипа, ни шороха. Только издали нарастало, приближаясь, урчание танка.
Наверно, наши товарищи специально эвакуировали жителей города, подумал я. Наверно, где-то за рекой они создали непроходимый оборонительный вал. Пока танк туда дойдет, они, наверно, что-нибудь приготовят. Главное - остановить танк.
Я верил в своих товарищей. Среди них были умные ребята, и они должны были предвидеть, что правительство закупит танки на севере. Наверно, товарищи что-то приготовили, необычное и неожиданное.
Урчание танка приблизилось, и я понял, что он показался в конце улицы. Я отошел от окна. Я знал, что главное - не высовываться. Если я выгляну, танк заметит меня. Если я даже погляжу на него сквозь маленькую щель, он почувствует мое присутствие. И тогда меня не спасут ни этажи, ни лестницы. Стоит только взглянуть на него, как в танке срабатывает электронное устройство. Пулемет тут же стреляет по глазам. Я читал про это в какой-то книге. В городе танк включает электронного наводчика пулемета. А если мне остаться в глубине комнаты - еще лучше, если закрыть глаза, - то он пройдет мимо, туда, где товарищи уже подготовили непроходимый вал обороны. А я тогда побегу обратно, посмотрю, жив Хуан или нет.
Так я уговаривал себя, а сам в это время уже стоял внизу, у закрытой двери, и знал, что, как только танк поравняется с моим домом, я распахну дверь и выскочу на улицу.
Делать это бессмысленно. Граната, что зажата в моей руке, отскочит от танка, как маленький камешек. Ведь броню танка не пробивают даже авиабомбы. Более вероятно, что я не успею бросить гранату, ибо тут же упаду, переломанный пулеметной очередью. Но я ничего не могу с собой поделать.
Я знаю, что мне надо распахнуть дверь.
Все мы погибаем по собственной глупости. Сейчас это произойдет со мной, если только мне все не приснилось.
4. ДВОЙНИК
Приятель выглядел несколько смущенным.
- Понимаешь, - сказал он, ведя меня в гостиную, - с каждым, конечно, случается, но от тебя, право, не ожидал. Ну, то, что ты напился как свинья, этого с тобой не бывало, но когда-нибудь должно было произойти. И почему ты бросил бутылку в бедного Гаспара, никто не понял. Потом разбил наш фамильный сервиз - некоторые, конечно, так и развлекаются, - но ты же знаешь, что у меня не очень хорошо с деньгами. Однако полезть в присутствии гостей к моей дочери и откровенно склонять ее к сожительству - это уж, амиго, слишком.
Можете себе представить, как я был поражен.
- Ты бредишь, приятель! - воскликнул я. - Когда же, по-твоему, я это натворил?
- Как когда? - удивился он. - Вчера весь вечер ты был у меня.
Я возмутился.
- Если ты хочешь меня разыграть, то придумай что-нибудь получше. Вчера целый день я сидел дома. Моя жена и теща могут это подтвердить.
Мой приятель густо покраснел.
- Как, это был не ты? Мне тоже так показалось. Поведение этого нахала так разительно отличалось от твоего, что я было подумал... Но, увы, он как две капли воды похож на тебя, одет так же и, очевидно, подслушал некоторые твои любимые словечки.
Господи, у меня появился двойник!
Дальнейшая моя жизнь превратилась в сущий ад. Этот тип начал посещать моих знакомых, вечерние кафе, где я изредка бываю, он даже провел один вечер с сеньоритой Сильвией - и всюду пакостил. В кафе он не платил по счету и брал деньги взаймы у официантов, в гостях дебоширил, сеньориту Сильвию оскорбил в лучших ее чувствах. Он сумел пробраться к моему начальнику и выплеснул на него пузырек чернил.
Потом, когда после долгих моих унижений и выяснения подробностей приятели, сослуживцы и официанты убеждались, что это был не я, они обычно извинялись: что хорошо, дескать, что им, дескать, было бы обидно, что им, дескать, было бы неприятно, если бы я так неожиданно изменился к худшему.
Но мой двойник продолжал хулиганить и строить каверзы, и все мои знакомые, встречаясь с ним, по-прежнему принимали его за меня.
Я стал выслеживать двойника. Я устраивал засады. Однажды я чуть было не догнал его, когда днем на нашей улице он учинил безобразную драку с почтенным генералом доном Михаэлем. В тот раз я появился буквально через секунду после того, как мой двойник нанес последний удар дону Михаэлю. Все соседи видели, как я бежал за двойником, но этот проходимец успел сесть в такси, а другого такси поблизости не оказалось.
Бессонными ночами, строя различные планы, как изловить нахала, я все чаще задумывался над поведением моих друзей, приятелей и знакомых.
Все знают, что я абсолютный трезвенник, примерный семьянин и добросовестный служащий. Я никогда ни у кого не беру в долг, даже в самом жарком споре не повышаю голоса. Тогда почему друзья-приятели все аморальные поступки моего двойника так охотно приписывают мне?
А двойник не прекращал своей деятельности, наоборот, он разнообразил свои каверзы, совершал еще большие мерзости - и все опять принимали его за меня, а мои бесконечные попытки накрыть подлеца на месте преступления терпели неудачу.
Иногда мне хочется бросить преследование. Ведь я могу тоже получать выгоду от существования двойника. Я могу брать и не возвращать долги, сбегать из кафе, не расплатившись, пьянствовать, соблазнять знакомых женщин, грубить начальству - а потом все сваливать на двойника. Я могу совершить крупную растрату денег - ведь потом все поверят, что это сделал мой двойник. А деньги мне очень нужны. В семье трое детей, а жалованья мне не прибавляют.
Увы, я никак не могу решиться. Я остаюсь тем, каким был. Воспитание мешает, что ли?
А двойник мой знай себе гуляет...
И только временами, когда становится уж слишком муторно и противно от всеобщего свинства, я даю себе слово, что, так уж и быть, попытаюсь изменить свое поведение со следующего понедельника.
5. ПОСЕТИТЕЛИ КАФЕ
В это кафе ежедневно в течение двадцати лет Герсон ходил обедать. И сегодня Герсон привычным движением толкнул легкую дверь и застыл.
Все столики были заняты.
За всеми столиками, выставив локти, или откинувшись на спинку стула, или уткнувшись в газеты, или доедая бифштекс, или помешивая ложечкой сахар в чашке кофе, сидели... Герсоны.
Да, он узнал себя. Вот у самого входа Герсон без галстука, с унылым выражением на лице тупо уставился в рюмку коньяка. Герсон вспомнил: таким он был год назад, когда узнал, что на службе его обошли с повышением. Он тогда с горя заказал рюмку коньяка, хотя никогда не пил днем.
А вот там, в углу, сидит совсем молодой симпатичный Герсон. Он проворно пожирает бифштекс. Все правильно - таким Герсон был лет двадцать назад, когда только поступил на службу. У него тогда были густые черные волосы и взгляд безмятежный, полный ложных иллюзий.
В центре, лицом к двери, Герсон лет на пять старше отщипывает крошки от куска хлеба. Его взгляд сосредоточенно устремлен в одну точку. Этого Герсона только что назначили старшим диспетчером. Должность многообещающая. И в голове у Герсона одна честолюбивая мечта сменяется другой. Дескать, через год своим умением и находчивостью он привлекает внимание генерального директора компании. Герсона назначают начальником станции. Проходит еще некоторое время, и Герсон предотвращает катастрофу, грозящую вывести дорогу из строя. Герсона вводят в директорат компании, а скоро он становится первым заместителем. Он получает большой оклад плюс солидный акционерный пай. У Герсона своя машина, загородный особняк, его приглашают вступить в аристократический клуб. Когда человека охватывают такие мечты, разве ему до кофе? Поэтому он нервно ощипывает горбушку, а взгляд устремлен в одну точку.
Рядом с этим честолюбивым Герсоном - другой Герсон. Лет на десять старше своего соседа. Он сидит, безвольно откинувшись на спинку стула. Этого Герсона заели семейные неприятности. В его семье уже двое детей, цены на рынке растут, жена устраивает скандалы. Жена опустилась - целыми днями не вылезает из халата, ходит непричесанной. Трудно узнать в этой рано увядшей женщине задорную Лючию с упругими загорелыми бедрами - именно такой была его жена, когда Герсон впервые увидел ее весной на пляже.
В другом углу, у стойки, сидит Герсон в новом костюме. Этот Герсон еще сравнительно молод, и глаза блестят - он вчера сделал предложение Лючии стать его женой, и сегодня, перед решающим свиданием, он весь в нетерпении.
Обрюзгший Герсон в мятой сорочке сидит спиной к входу, тупо хлебая бобовую похлебку. Он только что из больницы, настроение паршивое, к тому же еще врачи прописали строгую диету. Этот Герсон, может, впервые понял, что его жизнь идет к закату, розовые мечты испарились - дай Бог дотянуть до пенсии.
За столиком у стенки три Герсона смотрят друг на друга. Первый уставился в чашку с кофе - неприятности с замом, некогда даже подумать о чем-либо постороннем.
Второй Герсон радостно оживлен. Он только что случайно достал билет на футбол "Амазония - Аргентина".
Третий Герсон угрюм. И зачем черт его понес на этот матч? Амазония проиграла, да еще он проспорил начальнику большую денежную сумму, уверяя, что Гугу обязательно забьет гол. Придется отдавать все премиальные. А жена на эти деньги рассчитывает купить мебель, - словом, не жизнь, одно расстройство.
Герсон не успел рассмотреть и вспомнить остальных Герсонов, сидящих за столиками, потому что дверь, которую он толкнул, входя в кафе, к этому времени уже дошла до упора, стукнулась о него и, медленно набирая скорость, пошла обратно. Она бы наверняка здорово ударила Герсона по лицу, но он в последнее мгновение сориентировался и выставил ногу.
6. ЗЕЛЕНЫЕ КАПЛИ
У нас в Амазонии отвратно обстоит дело с медицинским обслуживанием. Когда я вижу человека в белом халате, то перехожу на другую сторону улицы. Мое счастье, что они редко мне встречаются, а то бы я давно попал под машину. Мой девиз: будь здоров и забудь про докторов.
Но жена моя, как и все женщины, замученные домашней работой и безденежьем, верит в прогресс и медицину. Поэтому, когда у меня заболели глаза, она погнала меня к доктору.
Доктор - типичный ворюга, бандит и растлитель малолетних - прописал мне какие-то капли. Капли зеленые, но после них я видел белый свет в полосочку. Увы, тогда я подумал: наверно, что-то не то. Но все мы наивные люди - знаем, что доктора обманывают, однако надеемся, что именно нам повезет.
Всю неделю по три раза в день я капал себе в глаза эту зеленую отраву. А во вторник у меня вдруг мелькнула мысль: "Пойду к врачу, отдам деньги, и хватит себя мучить". Подумал я так и взглянул на жену. А она мне говорит:
- Может, тебе пойти к врачу, отдать деньги и хватит себя мучить?
Я сразу состроил такую рожу - дескать, лично мне все равно, как скажешь, - но вообще, если честно признаться, даже удивился. Шутка ли - первый раз за семнадцать лет супружеской жизни жена меня поняла. Впрочем, я тут же успокоился: по теории вероятности это когда-нибудь должно было случиться.
Прихожу к доктору, отдаю ему деньги за визит, говорю, что, дескать, спасибо, помогло, - а сам смотрю на него и думаю: "Бандит ты форменный, я за эти деньги полнедели должен вкалывать, а ты их за пятнадцать минут заработал".