Филиал в Томильске банк "Орбита" открыл пять лет назад. Главная же задача всякого нового банковского филиала "раскрутить" обороты. Основной способ – привлечь на обслуживание как можно больше крупных клиентов. Если ты не сумеешь сделать этого, то филиал попросту закроют как нерентабельный, а истраченные средства спишут на убытки. Сложность и в том, что все эти клиенты в регионе "считанные" и, как правило, давно распределены между другими банками. И тогда открывается сезон охоты. Клиента обхаживают, идут даже на прямые убытки, предлагая условия обслуживания на порядок для него более выгодные, чем в других банках. О таких мелочах, как подношения к Дню рождения, именин, на пасху, к Дню российского флага и проч., и говорить не приходится. Но главное оружие в борьбе за перевод счетов – кредитование. Главное – но и рискованное. Клиент, ощущая себя желанной невестой на выданье, привередливо навязывает свои условия, иной раз заведомо неприемлемые. Пройти по лезвию ножа, не потеряв его, но и не перейдя грань разумного риска, за которой – опасность невозврата, – это особое искусство. Молодой Симан этим искусством, похоже, обладал. Во всяком случае за пять лет работы филиал разросся и стал одним из банковских лидеров в Томильской области. И первой крупной его акцией, положившей начало успехам, стала выдача кредита "Нафте-М", от которой другие банки тогда еще откровенно шарахались. Хачатряна расхваливали, премировали, приводили в пример как образец разумной кредитной политики. Но он-то, оббившийся за эти годы в банковских кулуарах, познал цену слова. И понимал, что как только у любого из его клиентов возникнут финансовые проблемы, руководство банка тут же потребует немедленно взыскать долг. С этого момента интересы банка в целом и его подразделений на местах в корне расходились. Для центрального офиса главное – это вернуть вложенные деньги, для филиала – не упустить возможность продолжать зарабатывать.
А потому филиал в таких случаях делает все, чтобы оттянуть силовое решение в надежде, что клиент выправится. Так что зачастую информация доходит до службы Коломнина, когда сделать уже ничего нельзя, – фирма развалилась окончательно, а сколь-нибудь ценное имущество разобрано более расторопными конкурентами.
– Так почему все-таки резко застопорились работы по строительству продуктопровода? Почему опять не выплачены проценты?
Коломнин требовательно посмотрел на Хачатряна. Тот покраснел: самолюбивый Симан не любил, когда его обрывали. Да еще – неприятными вопросами.
– Есть проблемы, – процедил он. – На самом деле начались два года назад, когда убили сына Фархадова. Сам-то Салман Курбадович – человек из бывшего времени. Хоть и мощный. А вот сын – тоже нефтяник – очень был толковый мужик. Он-то в основном на себе экономику и тащил. И идея эта подрабатывать на газоконденсате, чтоб достроить продуктопровод, – тоже его. А как погиб, основную нагрузку на себя приняли зять – вы с ним сегодня познакомитесь, такой Казбек Мамедов, и финансовый директор Мясоедов Григорий Александрович. Гонору у обоих с избытком, – Симан злопамятно скрипнул зубами, – а вот по-настоящему, так, как раньше, – не получается. А главное – сам Фархадов резко подсел. Он ведь все под сына создавал. Гордился, как ну, не знаю…. Что-нибудь надо, придешь и – давай сына нахваливать. Тут же расцветет и все даст. Ну, прямо ребенок! Инфаркт перенес. Едва выходился.
Он ощутил тревогу, наставшую в московском госте, и спохватился, что наговорил лишнего.
– Но теперь все в порядке! Возрождается. И сам ожил. И дело пошло. Так что даже не думайте – кредит они вернут. Всех задач-то – достроить пять километров "нитки". Банку сейчас главное – перспективного клиента не потерять. Тем более, что мы с ним столько лет бок о бок. А желающих перехватить – ого сколько! Только зевни варежкой! Потому что понимают – как только Фархадов достроится и врежется в магистраль – просто-таки море разливанное начнется.
– Может, и начнется, – не стал спорить Коломнин. – Скажи-ка лучше, как погиб сын Фархадова. Может, отсюда и выходы на их сегодняшние проблемы?
– Погиб в Москве. Но как? – Симан повел плечом. – Пустого звону много. Какие Салман "бабки" вложил в расследование, – сказать страшно. Вся ментовка приоделась. А толку чуть.
– Но хоть кому выгодно было?! – полюбопытствовал отмалчивавшийся дотоле Богаченков.
– Всем! – грубо обрубил Хачатрян, демонстративно обращаясь к Коломнину. – Грешили, правда, на чечен. Мощная у нас по области группировка, узкоколейку держат. Но как ни крутили их рубоповцы, следов так и не надыбали. Так что если бы Салман не продолжал ментов "паковать", давно все и думать забыли. Он ведь до сих пор верит, что раскроют.
– А другие нет?
– Какое там! Одно слово – ментура. Только "бабки" тянуть сильны… О, похоже, добрались. Машина сделала очередной зигзаг, и из полутьмы и жижы зимнего древесного Томильска выкатила внезапно на залитый светом трехэтажный тонированный офис, – эдакий маленький Газпром, отгороженный от хмурой повседневности ажурной решеткой.
– Любят понт, – Симан отметил изумление Коломнина. – Азербайджанцы – чего с них взять.
Впрочем, в понтах армяне азербайджанцам не уступят. Сам Хачатрян недавно отгрохал новое здание филиала прямо в помещении прежнего дворянского собрания, числящегося среди исторических достопримечательностей. И теперь ежедневно, входя на работу меж ионических колонн, приятно алел от удовольствия.
Вышедший охранник дополнительно осветил номер, сверился со своим списком и – взмахнул рукой. Ворота разошлись, и банковская "Вольво" въехала на нежную брусчатку.
Симан вытащил из багажника огромный куст роз.
– Праздник у них. Фархадову сегодня семьдесят четыре стукнуло. Так что, считайте, – удачно попали: с корабля на бал. Мы с вами, Сергей Викторович, здесь вылезем, а экономиста вашего шофер прямо в гостиницу отвезет. Сегодня официоз: так что исполнители не понадобятся.
Привычным взглядом окинул застывшие у бордюра иномарки:
– Фархадова пока нет!
Пригляделся:
– Ого! Похоже, все банки собрались. Так и норовят отбить.
Выверяя эффект от сказанного, глянул на гостя. Разочарованно насупился.
Слушал его Коломнин, сказать по правде, через ухо. Все время от аэропорта он помнил, а с момента, как въехали на территорию компании, ни о чем другом толком не мог думать: вот-вот он увидит Ларису. Даже приложил незаметно палец к виску: вена отчаянно пульсировала.
На втором, директорском, этаже, куда поднялись они, царила праздничная суета: кабинеты были раскрыты, и меж ними сновали принаряженные, благоухающие парфюмом женщины. Мужчины курили по углам, с деланным безразличием переговариваясь на отвлеченные темы. Но то один, то другой подходил к окну, вглядываясь в темноту. Хотя, конечно же, охране была дана строгая команда предупредить о приезде Фархадова.
Центром оживления и местом, куда беспрестанно заглядывали сотрудники, была приемная, где распоряжалась всем и всеми решительная, утомленная всеобщей нерадивостью и бестолковостью секретарша. Надменная и неприступная, как все ценимые, вхожие к большому начальству секретарши.
При виде цветущего от удовольствия Симана она кисло улыбнулась:
– Скоро обещал быть. Пройдите пока в Зал заседаний. Когда появится, приглашу.
– Фархадов недоволен банком, – чутко расшифровал ее холодность Симан, выходя из предбанника. – Обиделся, что мы требуем срочного возврата денег.
– А он хотел, чтоб мы поднесли их ему на День рождения?
Хачатрян хоть и смолчал, но позволил себе искоса зыркнуть: ирония в отношении крупнейшего клиента ему не понравилась.
В зале заседаний, используемом сейчас как зал ожидания, скопились люди. Наряду с холеными юношами с такими же, как у Хачатряна, букетами, много было бородатых, неухоженных мужиков в дорогих, но неловких на них "тройках", – бригадиры с буровых, управляющие филиалами, подрядчики. У некоторых костюмные брюки были заправлены прямо в унты. Оживление среди них носило, как показалось Коломнину, характер несколько искусственный. Из-под него угадывалась общая озабоченность. Появление Симана почему-то вызвало среди присутствующих интерес. Его окружили. Оттиснутый, предоставленный себе Коломнин принялся оглядываться. Стены по периметру были увешаны вставленными в рамки фотографиями. И на всех запечатлен был в разные годы своей жизни и в разных обстоятельствах Салман Курбадович Фархадов – открыватель сибирской нефти.
Одна из них особенно привлекла внимание Коломнина. Сидящий у костра тридцатилетний южанин в робе и болотных сапогах с горячечным взглядом, нетерпеливо устремленным сквозь камеру в тайгу.
– Впечатляет, точно? – к Коломнину подошел невысокий широкоплечий человек. Как и остальные, был он в костюме. И костюм как будто подогнан по коренастой фигуре. Но только при каждом движении возникало ощущение, что как только двинет он плечищами чуть поэнергичней, сукно тут же треснет. Да и самому ему, видно, так казалось, потому что то и дело неуютно подергивался. Подошедший с удовольствием вгляделся в фото. – Огромного масштаба человечище был.
– Был?!
– Ну, то есть это же на пике, когда он только шел к цели. И как шагал!.. Нет, и сейчас крупно дышит. Да сам убедишься. Просто иная жизнь настала. Так сказать, обыденность. Понимаешь? Из былины в повседневность, в сию, можно сказать, минутность – это всегда непросто. Он повел шеей, нервно поддернул узел галстука.
– Достало, еж твою! Как в хомуте. Кстати, Резуненко мое фамилие. Виктор.
– Коломнин. Из банка "Орбита".
– Догадался. И даже знаю, с чем приехал. Потому и подошел. Разговор к тебе имею. Можно сказать, конфидансный. Насчет "Нафты".
– Симан Ашотович не помешает? – Коломнин заметил, что встревоженный Хачатрян принялся пробираться к ним.
– Может, и нет, – Резуненко изобразил легкую заминку, из которой стало ясно: лучше все-таки тэт на тэт. – Давай так. Тебе когда на мозги как следует накапают, отзвонись. Подброшу информации. Он всунул визитку и, махнув с безразличной приветливостью подоспевшему Симану, отошел к поджидавшей в стороне группе.
– Чего он хотел? – неприязненно поинтересовался Хачатрян. – Небось, гадость какую на Фархадова лил?
– Да нет. Наоборот.
– Значит, темнит. Он при Тимуре "Нафте" поставлял трубы для бурения. А год назад отодвинули, – передали заказ "дочке" Паркойла. Сам понимаешь, – другой уровень связей. Вот и злобствует. Много этих обиженных. А у кого их нет? Кто дело делает, на того всегда компромат сыщется. Только развесь уши, – такого напоют!
Симан аж побледнел от негодования, – то ли о Фархадове говорил, то ли о себе.
– Приехал! Приехал! – послышались выкрики. Кто-то из самых ретивых побежал вниз.
Приободрились и в Зале ожидания. Банковские юноши принялись встряхивать букеты. Буровики и подрядчики потянулись к приготовленным коробкам.
Но оживление вспыхнуло разноголосицей у открывшегося лифта, прошумело мимо и затихло в приемной. Прошло еще с пять минут, пока в Зал вошла секретарша, нашла Хачатряна:
– Симан Ашотович! Вместе с московским товарищем пройдите к Салман Курбадовичу.
Взглядом подавила легкий ропот:
– Остальным поздравляющим велено подождать.
Под завистливыми взглядами конкурентов зардевшийся Симан, подхватив Коломнина, устремился через приемную, заполненную сотрудниками, в заветный кабинет президента компании.
Меж двойными дверями Хачатрян глубоко выдохнул и впорхнул в объемистый кабинет – весь из себя в лучезарной улыбке. Не задерживаясь у входа, он немедленно, мимо орехового овального стола для совещаний, устремился в дальний угол, где в глубоком кресле восседал седоволосый, с дикими, будто куст крыжовника, бровями старик. Коломнин, только отошедший от его прежней фотографии, не мог не заметить, что голубые пронзительные глаза за прошедшие годы изрядно выцвели. Но это и не были стариковские глаза: в них достаточно еще оставалось и голубизны, и угадывающейся грозности.
Чуть сзади, справа и слева от кресла, вырисовывались два мужских силуэта, подчеркнуто строгих в своей неподвижности, – будто почетный караул.
В отличие от зала заседаний, здесь на стене, прямо за креслом президента, была лишь одна фотография – о чем-то задумавшегося молодого красивого азербайджанца. Не трудно было сообразить, что это и есть Тимур. В нем не чувствовалось неистовости отца. Но угадывалась так ценимая женщинами мягкая уверенность. Глядя на него, Коломнин с тоской понял, как должна была любить его Лариса. И лишний раз подумал, что их встреча в Таиланде скорее всего была лишь эпизодом для отчаявшейся женщины.
Впрочем, эта фотография не была единственной в кабинете.
Многочисленные – по стенам – шкафы наряду с кубками, медалями, сувенирами оказались заполнены цветными фото, на которых нынешний Фархадов был изображен в окружении знаменитостей: Фархадов, принимающий орден от Горбачева; Фархадов и Ельцин – во время поездки последнего по Сибири; Фархадов в окружении приглашенных из Москвы кинозвезд; Фархадов и Вяхирев, обнявшись, в Газпроме. Одна привлекла Коломнина особо: Фархадов и Гилялов. Чуть сзади расположились еще несколько человек, среди которых, как всегда, хитровато улыбался Слав Славыч Четверик.
Из некоторой забывчивости Коломнина вывел сладостный голос Хачатряна, который, подойдя вплотную к креслу, с чувством принялся произносить здравицу.
– Ладно, ладно, давай без дежурных славословий, – осадил его Фархадов, сделав жест подняться из кресла. И тотчас стоящие сзади люди подхватили его под руки. Но не так, как подхватывают немощного старика. Казалось, это и не поддержка, а скорее очередной знак глубокого уважения. Впрочем руки оба убрали лишь после того, как Фархадов окончательно встал на ноги и даже разогнулся, с некоторым усилием преодолев пригнувшую с годами сутулость. – А это что с тобой за молодец?
– Позвольте представить – Сергей Викторович Коломнин. Начальник банковской службы экономической безопасности. Тоже вот прилетел вас поздравить.
– Ну, зачем может прилететь экономическая безопасность я и сам догадываюсь, – усмехнулся Фархадов, внимательно разглядывая гостя. – Но имейте в виду, хоть вы и любимый банк, – не дадите кредит: поссоримся.
– Кредит?! – невольно переспросил Коломнин. Его задача была выяснить, как вернуть прежние деньги. Обсуждать выдачу новых – к этому он был не готов и потому невольно перевел взгляд на зардевшегося Хачатряна.
– Может быть, этот разговор стоит перенести на завтра? Сегодня у вас такой день, – поспешно сгладил остроту ситуации тот.
– Обычный день. Немножко неприятней, чем другие. Вот через год на семидесятипятилетие, если доживу, – тут да! Налетят. Даже сейчас подумываю, не махнуть ли недельки на две в тайгу по старой памяти? С ружьишком.
– Да что ж это вы такое говорите, Салман Курбадович?! – неожиданным фальцетом возмутился высоченный пятидесятилетний мужчина с припухлым лицом . – Это что, ваш личный день? Это для всей российской нефтегазовой отрасли праздник. Да что там? Для всей России.
– Так что, дорогой дядя Салман, придется денек-другой пострадать! – охотно поддержал его другой "караульный" – невысокий молодой азербайджанец. И речь, и движения его были быстры и порывисты. Причем всякая фраза, и всякое движение как бы наталкивались на предыдущие и оттого выглядели скомканными.
– А уж насчет того, чтоб не дожить: и слушать-то неудобно, – вторя им, огорченно зацокал Хачатрян. – Да поглядите на себя: вы еще нас всех переживете. Каждый раз выхожу от вас и думаю: господи! Ну почему ты не дал мне толику той энергии, что бушует в Салман Курбадовиче. Это ж горы можно свернуть.
– Так и сворачиваем! – напомнил ему высокорослый. – Какие горы под руководством Салман Курбадовича сворачиваем. Коломнин, более привычный к скрытой, изощренной лести, принятой в банке, с некоторой растерянностью посмотрел на Фархадова и натолкнулся на встречный, следящий за его реакцией взгляд.
– Будто дети малые, – посетовал Фархадов. – Не остановишь, так и будут галдеть. Ну, довольно пустых слов. Или полагаете, я за свою жизнь мало лести наслушался? И от каких людей! Начнете хвалить, на дело времени не останется. А мне за оставшиеся годы дело надо успеть сделать. Что с сыном начинали.
Едва произнес он слово "сын", как остальные умолкли и разом перевели скорбные лица на фотографию.
– Кстати, познакомьтесь с моими ближайшими помощниками, – припомнил Фархадов. Он подманил к Коломнину молодого азербайджанца. – Казбек Мамедов. Мой зять и продолжатель, можно сказать, дела.
– Очень приятно, – поздоровался Мамедов голосом, в котором можно было расслышать всё, кроме удовольствия. Своим видом он как бы давал понять: знаю, что приехал ты с неприятностью. Но обидеть дядю Салмана не дам!
– А этот говорливый господин – наш финансовый бог.
– Мясоедов Григорий Александрович. Финансовый директор. Рад буду служить, – рука Мясоедова оказалась наподобие большой, хорошо взбитой подушки.
– Болтлив, как женщина. Но дело в общем-то знает, – не стесняясь присутствием сотрудника, охарактеризовал Фархадов. – Вот с ним завтра главный разговор будет. Он у нас все расчеты ведет. Думаю, миллионов пять-десять нам для начала хватит.
От этих небрежных "пять-десять" Коломнина бросило в краску, и он даже собрался ответить некой умеренно язвительной фразой. Но тут дверь раскрылась, и с папкой в руках вошла секретарша.
– Поздравительные телеграммы, – объявила она.
– Ишь сколько. Делать людям нечего, вот что скажу, – неодобрительно поцокал Фархадов. – Уберите с глаз, Калерия Михайловна. Длинный палец его однако пробежал по пачке, как бы измеряя толщину, и даже слегка поворошил.
– Есть и от Богданова. И от Алекперова. Само собой, от Гилялова, – чем хороша вышколенная секретарша, тем, что научилась отвечать на незаданные вопросы. Она кротко вздохнула. – Простите, Салман Курбадович. Но там приглашенные заждались.
Последняя, исполненная укоризны фраза Калерии Михайловны почему-то была обращена к Хачатряну.
– Подождут, никуда не денутся. Все готово?
– Как вы приказали – накрыто в Нефтяном доме, – подтвердил Мясоедов. – Лично проследил.
– Хорошо. Тогда отвезите всех туда. Я попозже. Вас тоже приглашаю, – обратился он к Коломнину. – Откажете – обидите.
– Не откажу, – в тон ему кивнул Коломнин. И тут же ощутил недовольство присутствующих: видимо, сказанное выглядело здесь дерзостью.
– Да! Салман Курбадович, – напомнила о себе секретарша. – Звонила Лариса Ивановна. (Коломнин вздрогнул) Просила передать, что приехать в Нефтяной дом не сможет.
– Как это не сможет?! – взволновался Фархадов. – У меня День рождения. А любимая невестка не сможет. Нет уж! Мой праздник – ее праздник. Вот ведь упрямая женщина! Не может она! Знаю, у внучки грипп. Но надо же и развеяться. Молодая все-таки. А заперла себя эдакой затворницей. Никуда не вытащишь!
Подозвал нетерпеливо Мамедова.
– Езжай за Ларисой, Казбек. Скажи, я …
– Велел?
– Зачем велел? Просил.
– А если упрется? Знаете ее.
– А если не уговоришь, так и сам не возвращайся! – величественным жестом он выпроводил зятя. – Остальных прошу в мою машину.