- Драгоценные камни, - торжественно сообщил Голукс.
Принц удивленно уставился на него.
- Но это немыслимо и неправдоподобно, - заметил он.
- Не понимаю, почему? - удивился Голукс. - Даже маленькая устрица жемчуга готовит шустро. Ни глаз, ни рук, ни инструментов, но вот тебе жемчужина - в момент. А что такое эта крошка? Так - хлюп от хлюпа, просто вошка. Так почему же нам старуха не принесет камней без звука?
При упоминании хлюпа принц припомнил Тодала и почувствовал, как у него похолодели пяты.
- А где проживает эта потрясающая женщина? - спросил он.
Старичок скорбно простонал:
- Через горы и потоки, между бурей и грозой путь лежит наш непростой. А избушка у старушки где-то то ли очень низко, то ли страшно высоко, в общем, вспомнить нелегко. Но запомнил я отлично то, что зрением обычным домик тот не увидать и старушки не сыскать, - он перевел дыхание и продолжал: - Надо найти надежный путь. Дорога туда и обратно должна занять у нас девяносто часов, или чуть больше, или чуть меньше. То ли это вот та дорога, то ли вот эта. Помоги-ка вспомнить.
- Как я могу тебе помочь? - удивился принц.
- У тебя есть роза, - сказал Голукс, - вынь ее и подними повыше.
Принц достал розу, поднял ее, и стебель цветка медленно и плавно повернулся, а потом замер.
- Вот наш путь! - воскликнул Голукс, и они резво припустили в направлении, указанном нежным цветком.
- Расскажу-ка я тебе теперь о Ягине, - предложил Голукс и начал повествование: - Когда Ягине исполнилось одиннадцать, как-то раз она шла по лесу, собирая ягоды и асфодели, и нечаянно набрела на доброго Гвейна, короля Долины тысячелистников. Нога несчастного короля попала в волчий капкан и накрепко застряла в нем. "Поплачь над моим несчастьем, девочка, - попросил король, - я выгляжу таким нелепым и нескладным с ногой, засевшей накрепко в капкане. Увы, я больше не эрт, потому что утратил свою эртность. Одним мановением пальца или легким хлопком в ладоши я изменял судьбы многих людей, а теперь не в состоянии вытащить ногу из этой западни". - "У меня нет времени на слезы", - объяснила королю Ягиня. Но она знала, в чем секрет капкана, и пришла на помощь Гвейну. Когда несчастная нога неудачливого короля начала потихоньку покидать подлую западню, показался фермер из соседней фермы и принялся подшучивать над Гвейном. Король разгневался и превратил фермера и его жену в кузнечиков, а кузнечики, как известно, выглядят так, будто ноги их всегда в капкане. "Смотрите-ка, девочка освободила мою несчастную ногу! - воскликнул король, - но нога онемела и кажется мне чужой". Тогда Ягиня сняла с него сапог и как следует растерла ногу, пока та не стала снова живой, и король смог самостоятельно передвигаться. За доброту благодарный король наградил девочку даром плакать, когда она роняет слезы, не каплями влаги, а драгоценными камнями. Но люди тотчас услыхали о дивном даре короля, и толпы к девочке стекались, надежды тайные храня. Брели они и днем, и ночью, в жару и в стужу, в зной и в гром, чтоб убедиться им воочию в волшебном, дивном даре том. И чтобы камни им добыть, пришлось девице слезы лить. Она выслушивала страшные рассказы, рыдала, и текли из глаз алмазы. К ней приходили с грустными вестями, и уносили камни полными горстями. Мостки мостили жемчугами, реки текли, полные рубинов, дети резвились и радовались, перебирая разноцветные сапфиры, собаки с хрустом жевали опалы. У каждого павлина в зобе переливалось по меньшей мере по девять алмазов, а у одного, которому разрезали зоб на день святого Хвостария, их оказалось аж тридцать восемь. Росла цена на камни и песок и падала на жемчуга, рубины, алмазы и сапфиры. И наконец, пришел тот срок, когда на тех, кто девочку до плача доводили, штраф или казнили. Ну а потом настал тот час, когда король отдал приказ: костер огромный развели и камни все на нем сожгли. Затем король распорядился: "Я сам велю ей плакать раз в году, и реки жемчугов я в берега введу. Тогда наступит смысл во всем, мы равновесье обретем". Но к сожаленью общему и горю ее тот дар покинул вскоре. И страшные рассказы, полные печали, слез девочки, увы, не вызывали. Что девушку убил дракон, ей рассказали, но в сердце юном не нашлось печали. Разбитые сердца, потерянные дети - нет, не печалило ее ничто на этом свете. Ни днем, ни ночью, ни в жару, ни в стужу - ничто не угнетало больше душу. И так она росла, взрослела, мужала, старилась, хирела. И вот теперь ей восемьдесят восемь и ждет, когда поплакать мы ее попросим. Надеюсь, эта история правдива, - завершил рассказ Голукс. - Ведь ты же знаешь, я все время выдумываю.
Юноша печально вздохнул и промолвил:
- Знаю. Но даже, если твоя повесть и правдива, из нее следует, что Ягиня больше не плачет. Почему же она станет плакать для нас?
Голукс подумал и произнес:
- Я чувствую, она слаба, стара, надеюсь, что печальна и покорна, уверен, что она еще жива, и думаю, что будет жить упорно. А нам теперь придумать надо какую-нибудь повесть помрачней, и будут нам тогда наградой старушки слезы, что сокровищ всех ценней. Подними свою розу, - прибавил он, - по-моему, мы потеряли правильный путь.
Путники пробирались сквозь плотный лес, их обступали могучие, старые деревья, к тому же они попали в густые заросли терновника, и колючие шипы терзали платье и тело принца. Ослепительная молния осветила небо, прогремел гром, и в наступившей полной тьме пропали все тропинки и пути. Принц поднял повыше розу, стебелек цветка покачался, потом повернулся и показал правильный путь.
- Пойдем сюда, - промолвил Голукс, - да, кстати, здесь и посветлее. Он обнаружил узкую тропинку, которая вела в гору. Они пошли по ней и вскоре повстречали Джека-Фата, его платье пестрело заплатами, он весь состоял из лохмотьев и лоскутов. Вот что он рассказал путникам:
- Я поведал печальную повесть Ягине: ни слезинки Ягиня не пролила. О принце, которого съела гусыня, рассказал, но осталась она холодна. Передал о разбитой любви ей рассказ и об умершей девушке в утренний час. Я поведал ей даже про то, что не знает в округе никто: рассказал, как племянницу младшую я потерял. Но Ягиня была холодна, ни слезинки не пролила.
- Да, все это печально, - промолвил Голукс, - и станет, думаю, еще печальней.
- А путь далек, - добавил Джек-Фат, - и будет, думаю, еще длиннее. Тропинка ввысь идет и дальше вьется - выше, выше, выше. Я вам желаю счастья, оно вам пригодится вскоре. - И он исчез в зарослях терновника.
Единственным источником света в густом лесу оставалась молния и когда она сверкала, путники смотрели на розу, следили за движением ее стебелька и следовали путем, который подсказывал цветок. На второй день этот путь привел их в долину. И тут они повстречали Джека-Постника, одежда которого состояла из лохмотьев и лоскутов. Вот что он поведал путникам:
- Я рассказывал страшные были Ягине: ни слезинки Ягиня не пролила. О возлюбленных, сгинувших в моря пучине, но осталась Ягиня, как лед, холодна. О малютках, пропавших в чащобах глухих, и о крошках, украденных в дебрях лихих. Но осталась Ягиня, как лед, холодна, ни единой слезинки не сронила она. - Поведав сию печальную повесть, Джек-Постник добавил: - Темна дорога и становится еще темнее. Высоко хижина, и путь лежит все выше. Желаю счастья вам, я ж счастья не нашел. - И его понурую фигуру поглотили плотные заросли терновника.
Шипы шиповника и колючки терновника становились все жестче и цеплялись все цепче, пока путники пробирались через чащу, где трещали сотни сверчков. А по тропинкам и болотцам лягушки взад-вперед скакали, и квакали ужасно звонко, и лес окрестный оживляли. Над головой кружили мухи, мешались овцы под ногами, брели по лесу, будто духи, стекались с гор они ручьями. А змеи скользкие скользили в потоке быстром, неприметном, казалось, путникам твердили о чем-то древнем и заветном, свои извивы извивая, секреты страшные скрывая. Яркая комета ясным светом озарила небо, и друзья увидели хижину Ягини, высоко висящую в вышине на вершине высокого холма.
- Если она умерла, там могут оказаться чужие, - заметил Голукс.
- Много ли времени прошло с тех пор, как мы покинули замок? - спросил принц.
- Если бы нам удалось собрать слезы за час, мы были бы спасены и счастливы, - ответил Голукс.
- Надеюсь, что она жива и печальна, - промолвил принц.
- А я чувствую, что она умерла, - вздохнул Голукс. - Чувствую это желудком. Я так устал, все по холмам скакал. Идти не в силах, я пропал. Пожалуйста, взвали меня на спину и понеси, как будто я корзина.
Цорн из Цорны взвалил Голукса на спину, и они двинулись дальше.
Глава 6
На холме, где стояла хижина Ягини, было хмуро и холодно. Пропаханные поля пестрели бороздами, проложенными плугом. Крестьянин в красной куртке крался по курящейся борозде, бросая в землю семена. В воздухе витал запах Вечности, слегка смешанный со слабым ароматом сладко благоухающих цветов.
- Ах, нет огня в ее окне, - заметил Голукс, - темно, как в склепе, и становится еще темнее.
- И дыма нету в дымоходе, - добавил принц, - там холодно и будет, думаю, все холоднее.
Голукс прерывисто вздохнул и печально промолвил:
- Но что меня тревожит здесь всего сильнее, то паутины сеть густая, которая опутала оконца, проемы двери, косяки, щеколду.
Принц почувствовал пустоту в темени и тяжесть в пятах.
- Постучи в дверь, - попросил Голукс дрожащим голосом.
Цорн постучал, никто не ответил.
- Постучи еще раз, - закричал Голукс, и принц постучал снова.
И вдруг произошло чудо: дверь приоткрылась и на пороге появилась Ягиня. Она прислонилась к дверному проему и приглядывалась к пришельцам. Принц с удивлением понял, что перед ним совсем не старая женщина: ей можно было дать лет тридцать восемь-тридцать девять. Голукс, как это часто случается со стариками, ошибся лет на пятьдесят.
- Поплачь для нас, - попросил Голукс, - иначе принц никогда не получит в жены принцессу.
- Нет больше слез и нет печали. Я плакала, когда тонули корабли, когда ручьи пересыхали, когда плоды перезревали, когда овечки пропадали. Но нету больше слез и нет в душе печали, - ответила Ягиня, и глаза ее оставались сухими, как пески пустыни, а губы казались высеченными из крепкого камня. - Из этой двери вышли тысячи людей, но ни один из них не нес камней. Добро пожаловать, друзья, но вам помочь не в силах я, - добавила Ягиня.
Принц и Голукс вошли. В комнате стояла кромешная тьма, и они еле разглядели стол и кресло, а в углу нечто, напоминающее сундук, сделанный из дуба и по углам обитый медью. Голукс грустно улыбнулся, а затем печально промолвил:
- Я знаю дикие, ужасные истории, которые заставят плакать даже палача, и из злодея выжмут слезы горькие, и сон дракона страшного смутят. И даже Тодал жуткий зарыдает, когда мои истории узнает.
При имени Тодала прядь волос Ягини побелела и она прошептала:
- Раньше печалилась я и рыдала, когда чья-нибудь свадьба на апрель выпадала. А теперь, если в мае девицу хоронят, ни слезинки Ягиня уже не уронит.
- Ну и ну, у тебя эмоции, как у рыбы, - раздраженно пробурчал Голукс. Уселся Голукс тут на пол и речь свою он так повел: во-первых, гибель короля он описал, но вышло - зря. Потом о детях рассказал, которых удушил Тодал. Но тут опять их ждал провал.
- У меня больше нет слез, - напомнила Ягиня. Тогда ей Голукс рассказал про лягушек в курятнике и про кур в лягушатнике, как разграбили они все чепухятники и разрушили все ерундятники.
- Я больше не плачу, - повторила Ягиня.
- Смотри и слушай! - торжественно промолвил Голукс. - Прекрасная принцесса Саралинда не выйдет замуж за молодого принца, пока юнец не выложит на стол дубовый, перед дядей Саралинды, блестящих тысячу камней бесценных.
- Я бы поплакала для принцессы Саралинды, если бы пришли слезы, - печально вздохнула Ягиня.
Принц, плутая по комнате, приблизился к дубовому сундуку, приподнял крышку и открыл сундук. Яркое сияние наполнило комнату и даже темные углы осветились сияющим светом. В сундуке лежали, светясь и переливаясь, тысячи тысяч драгоценных камней: сапфиры и алмазы, жемчуга и рубины - здесь было все, чего мог только пожелать холодный герцог. Алмазы сверкали, рубины пылали, сапфиры обжигали, изумруды ослепляли. Цорн и Голукс посмотрели на Ягиню.
- Эти камни - добыча смеха, - пояснила она. - Две недели назад я нашла их на кровати, пробудившись поутру, когда мне приснилось что-то смешное. Я так смеялась во сне, что смех вызвал слезы на моих глазах.
Голукс схватил светящиеся сапфиры, потом сгреб искрящиеся изумруды, вереща от возбуждения и восхищения.
- Положи немедленно назад, - приказала Ягиня. - Ты, Голукс, должен понимать, что камни эти - добыча смеха, и нам приходится признать, что слезы тут - одна помеха. Но главного еще я не сказала. Вот что недавно я узнала: как только две недели минет, волшебный дар их вмиг покинет, и вместо сладостных камней здесь будет горьких слез ручей. Сегодня срок тому подходит, волшебный дар из них уходит. Сегодня ровно две недели, как камни я нашла в постели.
Пока Ягиня произносила эти слова, свет постепенно мерк и наконец совсем угас. Опалы опадали, сапфиры съеживались, изумруды истаивали, рубины растворялись, и наконец все драгоценные камни, добытые смехом, со звуком, напоминающим печальный вздох, обратились в слезы. В сундуке не осталось ничего, кроме прозрачного потока, который, казалось, насмешливо подмигивал.
- Ты должна припомнить, - завопил Голукс, - что тебе приснилось и почему ты смеялась, когда проснулась.
Глаза Ягини по-прежнему оставались пустыми.
- Не помню, что приснилось мне и как нашла я камни те в постели, ведь минуло с тех пор уж ровно две недели.
- Подумай! - взмолился Голукс.
- Подумай! - присоединился к нему принц.
Ягиня нахмурилась:
- Я никогда не могу вспомнить, что мне приснилось.
Голукс судорожно стиснул руки и задумался.
- Как я отчетливо припоминаю, добытые слезами камни вечны. И я совсем уж точно знаю, что Гвейна дар - был дар сердечный. Но что он делал, непонятно мне, в такой дали, в чужой стране?
- Охотился, - ответила Ягиня, - насколько помню, на волков.
Голукс нахмурился.
- Люблю я жить согласно логике. И надо мне решить по собственной методике, что в день ужасный произошло, что Гвейна в ярость привело, и почему он слезы предпочел, что в смехе скверного нашел. Ответь на мой прямой вопрос: чем смех настолько хуже слез?
- Когда в капкан король попался, над ним злой фермер посмеялся, - напомнила Ягиня. - Тогда король добавил строго: "Свой дар улучшить я желаю. Печали камни чти глубоко - их вечными я оставляю. Но камни смеха станут шуткой и проживут они минутку".
Голукс застонал:
- Есть одна вещь на свете, которую я ненавижу, это всяческие исправления и улучшения. - Глаза его сверкали все страстнее и он стискивал руки все сильнее. - Попробую заставить ее смеяться, пока она не заплачет, - порешил он наконец.
Голукс поведал Ягине множество прелестных историй о происшествиях, которые произошли или могли бы произойти, но глаза ее оставались сухими, как пески пустыни, а губы казались высеченными из крепкого камня.
- Меня не может рассмешить ничто, случившееся в этом мире, и ничто, что могло бы здесь случиться, - сказала Ягиня.
Голукс улыбнулся:
- Тогда мы подумаем о чем-нибудь, что может еще случиться, но чего никогда не было. Сейчас я что-нибудь придумаю. - И он думал, пока не надумал. Жил на свете дурак очень меткий,
Очень метко он резал салфетки,
Метко камни швырял,
Метко в прорубь нырял,
Но не метко он рухнул с кушетки.
Ягиня засмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в слезы, и семь опалов скатились по ее щекам и со стуком упали на пол. - Она плачет полудрагоценными камнями! - запричитал Голукс. - Попробую еще разок:
В графстве Дебо прославился Шир,
Вам готовит он сказочный пир:
Но не лакомый кус,
А на шее укус
На пиру вам подарит вампир.
Ягиня засмеялась и смеялась до тех пор, пока смех не перешел в слезы, и семь сверкающих бриллиантов скатились по ее щекам и со стуком упали на пол.
- Теперь она плачет ювелирными изделиями, - горестно вздохнул Голукс.
Принц попытался рассказать повесть посмешнее и за свои старания получил поток турмалинов, кошачьего глаза и жемчужин.
- Герцог ненавидит жемчуг, - простонал Голукс, - он считает, что жемчуг мечут рыбы.
Между тем в комнате становилось все темнее, и уже с трудом можно было что-то различить. Луна и звезды путь свой завершали, а принц и Голукс неподвижно все стояли. Застыли, будто статуи, в молчанье, и с ними замерла природа в ожиданье. И вдруг без всяких слов, без просьб и уговоров, рассказов, повестей и долгих разговоров Ягиня принялась смеяться, веселиться и не могла никак остановиться. И что причиной стало хохота такого? Ведь не случилось ровно ничего смешного. Ну, может быть, сова во тьме нелепо прокричала, или улитка что-то глупое сказала. Ягиня между тем безудержно смеялась, и хижина камнями заполнялась. Текли из глаз огромные алмазы, за ними вслед роскошные топазы, рубины и сапфиры им вдогонку стекали, ударяясь об пол звонко. И вот уж тысячу камней собрали и в бархатный мешочек увязали. Голукс спрятал мешочек, вздохнул и сказал:
- Надеюсь, ее рассмешили мои рассказы.
А Цорн взял Ягиню за руку и торжественно промолвил:
- Да поможет тебе Создатель сохранять зимой тепло, а летом прохладу.
- Прощай, - прибавил Голукс, - и прими нашу признательность.
А Ягиня все смеялась и смеялась, и сапфиры, сверкая, стекали, скользили и со стуком падали на пол, стремясь вдогонку за Голуксом, пробирающимся к двери.
- Сколько часов у нас в запасе? - спросил принц.
- Час сейчас нечетный, - пробурчал Голукс себе под нос, - мой желудок обычно лжет в этот час, а он мне подсказывал, что Ягиня умерла.
- Сколь часов у нас в запасе? - повторил принц.
Ягиня между тем, усевшись на сундук, продолжала смеяться.
- Сорок часов нам осталось, и признаюсь, что этого мало, но дорога под горку ведет, так что, принц мой, смелее вперед! - ответил Голукс. Они вышли за порог в темную, безлунную ночь и застыли, всматриваясь в черноту.
- Думаю, надо идти этой дорогой, - сказал наконец Голукс, и они двинулись в направлении, которое, как думал Голукс, должно привести их куда нужно.
- А как нам быть с часами в замке? - строго спросил Цорн.
Голукс встревоженно вздохнул и печально промолвил:
- Это уже другая проблема, отложим ее до иного часа.
А в избушке Ягиня вдруг увидела на полу среди драгоценных камней что-то красное, похожее на рубин, но гораздо большего размера. Она наклонилась, подняла находку с пола и прошептала:
- Роза. Должно быть, путники потеряли ее.