В основу романа положен проверенный временем сюжет романа "Молодая гвардия" Александра Фадеева. Действие перенесено в наше время. Лето. В маленький городок на юге России беспрепятственно входит банда террористов.
Кто мог знать, что десяток беспечных, влюбчивых мальчишек и девчонок, даже плохо знакомых друг с другом, объединятся в команду и будут сопротивляться захватчикам! Неужели дети не понимают, что это не игры?! Понимают. Но в них – "продвинутых" и современных – вдруг просыпается чувство Родины. И рисковать жизнью каждый готов по-настоящему.
Жажда острых ощущений, возможность поставить себя на место героев, оказавшихся в заложниках у террористов!
Дмитрий Иванов
Команда
Киноповесть.
Предисловие Александра Кабакова
Всякого рода литературные игры и фокусы расставляют ловушки для авторов. Стоит увлечься – и от твоей затеи ничего не останется, кроме самой игры, кроме старательного и более или менее удачного выполнения ее правил. Рядовые изделия литературного постмодерна тем и неинтересны, что игра есть, а выигрыша нет. Там игра, выражаясь по-старинному, не на интерес. Там – пересмешничество без смысла и цели, там – пародирование ради гротескного сходства и только, там – разрушение сделанного другими как самоценный акт, там – использование чужого как вторсырья: вроде резки линкора на металлолом для ширпотреба. Играть стоит только ради того, чтобы выигрывать: получать самостоятельный художественный результат. Тогда все можно пускать в дело – бродячий сюжет, чужой стиль, истинную историю, газетную заметку… Все годится, лишь бы на выходе, как говорят технари, возникли ощущение, состояние, мысль, облеченная в образ, – которых не было прежде. Киноповесть Дмитрия Иванова – безусловно, литературная игра, причем игра как нельзя более рискованная. Автор переписал, существенно уменьшив объем, разнообразно знаменитый роман Александра Фадеева "Молодая гвардия" (самим Фадеевым, к слову, дважды переписанный). Действие перенесено в наше "непростое", как говорят телекомментаторы, время. Кто теперь "плохие парни" и кто "хорошие"? Понять куда труднее, чем тогда, когда были просто "немцы" и "наши". Все аналогии, а исторические особенно, как известно, хромают… Словом, задачу перед собой сочинитель поставил сложную и в чисто техническом смысле, и в художественном отношении. Скажу прямо и пристрастно: Дмитрию Иванову удалось ее решить безукоризненно. Возможно, этому способствовал выбор жанра: киноповесть не предполагает романного проникновения в психологию и стилистических экспериментов, зато позволяет прояснить суть авторского послания. И, слава Богу, суть эта состоит в том, что, казалось бы, прочно забыто современной литературой: в авторском восхищении мужеством, верностью, способностью пожертвовать всем ради романтических иллюзий и твердой верой в то, что это не иллюзии, а единственная реальность. Мне кажется, что форма ремейка была выбрана (может быть, подсознательно) от смущения: вроде бы неловко теперь всерьез писать о подвигах. Но, к счастью, получилось как раз то, что надо: современная кривоватая усмешка не скрывает самых что ни на есть натуральных слез. Большая, надо сказать, по нынешним временам редкость.
Александр Кабаков
Старший лейтенант Лобода по утреннему холодку возвращался от бабы с хутора Заячьего. Баба была ненасытная, и Лобода ушел от нее еле живой. Если бы не служба эта проклятая, сутки бы отсыпался. Старлей клевал носом за рулем милицейского мотоцикла и пару раз чуть не загремел в кювет.
Выбравшись, наконец, на бетонку, Лобода притормозил и привычно осмотрелся. Колыхающаяся седыми волнами ковыля степь была пуста. Но зоркий глаз гаишника ухватил вдалеке какое-то движение. И сразу же у старлея несмотря на усталость проснулся охотничий инстинкт. В руки ему шла добыча. Свидетелей нет, и придраться к любой чепухе, чтобы содрать с водителя пару сотен, самое оно.
Лобода выключил движок и стал терпеливо ждать со сложенными на груди руками, символизируя собой и судью, и палача.
Марьяна Хромова в некотором смятении стояла перед зеркальным шкафом, позволявшим увидеть себя в полный рост.
Итальянский купальник-бикини оказался слишком уж откровенным.
Крохотный треугольничек материи еще кое-как прикрывал низ живота, хотя для приличия бритвой там пройтись не мешало бы. А вот с грудью был полный облом. Ее никак не удавалось втиснуть так, чтобы не выглядывали предательски розовые кружочки сосков. Марьяна перекинула со спины на грудь толстую косу, которую упрямо не хотела остричь, несмотря на советы подруг. Однако и коса не спасала. Возможно, где-нибудь на пляжах Багамских островов или Французской Ривьеры, где девчонки запросто разгуливают "топлесс", этот купальничек был бы в самый раз. Но появиться в таком здесь – все равно что выйти на люди голой.
Марьяна обернулась к Сашке, глядевшей на нее с открытым ртом, и неуверенно спросила:
– Ну как?
– Ваще!.. – восхищенно сказала Сашка, покачав головой.
Этим исковерканным "вообще" она выражала большинство своих эмоций. В данном случае – восторг.
– И у вас в таком виде можно загорать?
– Можно-то можно… – вздохнула Сашка. – Только все подумают, что ты бэ… Ну ты понимаешь.
– Да уж чего тут не понять!
Марьяна за дверцей шкафа стащила с себя бикини и натянула закрытый, целиковый купальник, благоразумно прихваченный из дома. Он был отечественного производства и прикрывал тело таким надежным панцирем, что, добавив юбочку, в нем можно было бы спокойно ходить по улицам, не привлекая особого внимания.
– Ну а этот? – спросила Марьяна.
– Этот нормально. Сойдет.
Марьяна и без Сашки это знала, но все-таки ощутила легкое разочарование. Фигурка у нее была очень даже неплохая, и закрытый купальник ее не портил. Однако в бикини – это был бы шок. Марьяна представляла себе, как обалдел бы Алик. Однако тут же устыдилась своих мыслей и даже слегка покраснела. Она как-то не думала раньше о таких вещах. И потом, кто он ей – этот Алик?..
У себя в Ставрополе Марьяна Хромова считалась девушкой серьезной и даже неприступной. В школе училась старательно и уже с седьмого класса твердо знала, что станет врачом. Душещипательным телесериалам она предпочитала книги, что было предметом особой гордости родителей. При этом затворницей Марьяну не считали. Она не сторонилась шумных компаний и на дискотеках порой отрывалась. Но без особого к этому интереса. А уж что касается "бухалова" или "травки", которую тайно покуривали многие сверстники и сверстницы, этого
Хромова себе ни разу не позволила. Она и девственность свою сохранила в неприкосновенности, а насмешки подруг на этот счет отскакивали от нее, нисколько ее не раня.
На медаль по окончании школы она не потянула, хотя аттестат получила очень даже пристойный. Это стало неприятным сюрпризом, поскольку все вокруг заранее записали Хромову в медалистки. В результате Марьяна категорически отказалась ехать с родителями на отдых в Анталию, куда семья зачастила в последние годы. Никакие уговоры не помогли.
Марьяна засела за учебники, чтобы ненароком не провалить вступительные экзамены в медицинский. К тому же ее уже тошнило от турецких отелей с их непомерной жратвой и приставаниями горластых аниматоров.
Родители отправились в Турцию без Марьяны. Но оставлять дочь одну в городской квартире не рискнули. На семейном совете был вынесен окончательный вердикт. Марьяна на это время поедет в Краснокумск, к тете Тоне, где можно и к экзаменам подготовиться, и отдохнуть от ставропольской суеты и пылищи.
Хромов-папа на все лады расписал тихий, зеленый городок на реке
Куме, где, правда, был всего однажды и то сто лет назад. Подпевавшая ему мама взахлеб расхваливала тамошние помидоры величиной с детскую голову и прочие груши-яблоки, которые сами падают в руки, не выдерживая тяжкой спелости. Но главное, конечно, было то, что
Марьяна останется под присмотром тети Тони – женщины не только радушной, но и ответственной. А если Марьяне понадобится компания, то, пожалуйста, – у тети Тони есть дочка Александра, Сашка, почти тех же лет. Тем более с двоюродной сестрой давно пора познакомиться.
Они подружились сразу. Толстая, простодушная Сашка намертво приклеилась к ставропольской родственнице, смотрела на нее с немым обожанием и изо всех сил старалась развлечь.
Это Сашка вчера уговорила Марьяну пойти на единственную в городке дискотеку, куда съезжались девчонки и ребята даже из соседних сел.
Дискотека располагалась в бывшем Дворце культуры, носившем теперь гордое название Культурного центра, в котором мирно соседствовали кинотеатр, парикмахерская и крохотное кафе с ассортиментом привокзального ларька.
Марьяна долго не поддавалась на уговоры Сашки. Что там может быть интересного на провинциальной дискотеке? Но Сашка пристала как банный лист:
– Ну пойдем, Марьяша! Там здоровско, честное слово! Нормальная музыка. Как у вас в Ставрополе, вот увидишь! И потом, у нас там Алик!
– А это кто такой?
– Алик – это ваще!.. – убежденно сказала Сашка.
Это была высшая степень похвалы в устах Сашки, и Марьяна нехотя сдалась.
Больше она ничего не спрашивала про загадочного Алика, но вычислила его сразу, едва переступив порог дискотеки. Не заметить его было невозможно. Рослый, плечистый блондин с карими глазами и сережкой в ухе словно явился из самых сладких девичьих снов. К тому же Алик был ди-джеем. Это он решал, какой диск поставить на вертушку. Это он зажигал, выкрикивая в микрофон всякую смешную чепуху, и подпевал иногда на корявом английском. Его авторитет среди ребят был непререкаем. А девчонки так просто писали кипятком, когда Алик заводился по-настоящему.
Марьяна издалека присматривалась к местному кумиру. Неистребимый налет провинциальности угадывался в Алике с первого взгляда, но почему-то не портил его.
Толстая Сашка сходу ринулась в месиво танцующих и затерялась в скачущей толпе. Марьяна осталась подпирать стенку. Танцевать она не собиралась. Да ее никто и не приглашал. В ней как-то сразу опознали чужую, связываться с которой – только время тратить попусту.
Но Алик вскоре приметил незнакомую девушку с косой, не желавшую принимать участие в общем веселье. Такого на памяти Алика еще не случалось, и он почувствовал себя задетым. Здесь он правил бал, и безучастность Марьяны явно ставила под сомнение его безграничную власть.
Алик менял диски, стараясь угадать, чем он может зацепить незнакомку, но та даже бровью не повела. Тогда он пошел в лобовую атаку.
– Девушка! – громко сказал Алик в микрофон, остановив музыку. – У нас тут стенки прочные, их подпирать не надо!
Марьяна ощутила, как десятки взглядов скрестились на ней, и начала мучительно краснеть.
– Я тут уродуюсь для вас, – продолжал Алик, – а вам по барабану! У нас такое не прохиляет! Короче, танцуют все!
Загремела музыка. Растерянная Марьяна стала потихоньку пятиться к выходу, но на ее пути неожиданно возникла драка.
Она, должно быть, назревала раньше, а тут выплеснулась, захватывая в свой круговорот все больше участников. Оглушительно завизжали девчонки. Марьяна в испуге снова отступила к стене. Кулаки замелькали уже прямо перед ее носом. Музыка между тем продолжала греметь, и все это напоминало какую-то жалкую пародию на сцену из дешевого боевика.
Кто-то схватил Марьяну за руку и выдернул в коридор. Марьяна обернулась, ожидая увидеть перед собой Сашку. Но это был Алик.
– Не бойся! – весело сказал он. – Со мной не тронут!
Открытый пятнистый джип военного образца шел по бетонке, держа скромные девяносто, чтобы не отрываться от раздолбанного "Икаруса", с одышкой поспешавшего за джипом. Солнце еще только поднялось над степью, но все окна автобуса были наглухо зашторены.
В джипе молча сидели трое здоровенных бородатых мужиков: двое – на переднем сиденье, один – на заднем.
– Мент впереди, – нарушил молчание водитель, увидав там, где грунтовая дорога соединялась с бетонкой, Лободу на его мотоцикле.
Сидевший сзади бородач ничего не ответил, только властно махнул рукой – поезжай, мол. Сосед водителя сунул руку за пазуху и, обернувшись, вопросительно взглянул на сидевшего сзади. Тот в ответ отрицательно покачал головой.
Милицейский мотоцикл стоял посреди бетонки, перекрыв проезд. Джип затормозил. Скрипнув, остановился и автобус с зашторенными окнами.
Лобода не двинулся с места, ожидая, что водитель джипа сам подойдет к нему. Но из джипа никто и не подумал выйти. Тогда старлей, играя желваками, спешился и вразвалочку направился к машине.
– Инспектор Лобода, – невнятно произнес он, коснувшись ладонью козырька фуражки. – Куда так гоним, водитель? На тот свет?
Реакция сидевших в джипе была неожиданной. Они, переглянувшись, засмеялись. Лобода вспылил.
– Документы попрошу! – сказал он с грозовой интонацией.
Как назло, права у водителя оказались в порядке. Но Лобода уже завелся.
– Куда направляемся? – резко спросил он.
Бородач, сидевший сзади, наконец, соизволил открыть рот.
– Мы строители, – сказал он с еле уловимым акцентом. – На работу едем. Животноводческий комплекс будем строить.
Лобода краем уха что-то слышал о начавшейся стройке. Но добыча явно уплывала из рук, и он продолжил допрос:
– В автобусе у вас что?
– Люди, – пожал плечами бородач с заднего сиденья. – Бригада.
– Посмотрим…
Лобода уже сделал шаг в сторону "Икаруса", но бородач, сидевший сзади, протянул старлею сложенную вчетверо бумажку:
– Лучше документы посмотри.
Лобода развернул бумажку и едва не выронил вложенные туда купюры.
Пять штук по сто долларов. Лободу бросило в жар. Колебался он считанные секунды. Доллары, как по волшебству, исчезли в нагрудном кармане гаишника.
– Все в порядке? – насмешливо спросил бородач с заднего сиденья.
– Все нормально… Ехайте… – пробормотал Лобода, комкая в руке пустую бумажку. – Я и сопроводить вас могу… Мне все равно в ту же сторону…
Через минуту маленькая колонна продолжила путь. Теперь ее возглавлял на своем мотоцикле довольный старлей Лобода.
Алик Куренной ни секунды не сомневался, что сегодня же трахнет приезжую. Он настолько привык к обожанию местных девчонок, готовых лечь под него – только мигни, что иного исхода даже представить себе не мог. И то, что эта Марьяна приехала из Ставрополя, его ничуть не смущало. Можно подумать, у ставропольских баб все не вдоль, а поперек устроено!..
Было всего около девяти утра, а безжалостное июльское солнце уже наяривало на полную катушку, как в какой-нибудь Африке. Алик зашел за угол – вроде как укрыться в теньке, но на самом деле, чтобы не обнаружить себя. Марьяне ни к чему знать, что он приперся на место свидания первым. А то еще вообразит себе невесть что.
Залитая солнцем центральная площадь была совершенно пуста. Городок будто вымер. Еще на рассвете почти все взрослое население уехало на огороды, как случалось каждую субботу. Там они и переночуют в шалашах и времянках, чтобы вернуться домой только воскресным вечером.
У Куренных огорода не было. Мать с незапамятных времен трудилась учительницей в местной школе, посвящая все выходные проверке накопившихся за неделю тетрадок. Сейчас, правда, было лето, но и по дому дел хватало. Старший Куренной, отвечавший в городской управе за коммунальное хозяйство, вообще белого света не видел: то канализацию где-то прорвет, то электричество отрубят без предупреждения, то ретранслятор выйдет из строя и во всех телевизорах городка исчезнет с экранов картинка. А тут и самому Куренному-старшему понадобился срочный ремонт. Сердце забарахлило, и отца уложили в больницу под капельницу на неопределенный срок…
Алик взглянул на часы. Марьяна опаздывала уже на семь минут. А вдруг она решила вообще не приходить? Вот это будет облом! Хорошо еще, никто не знает, что он договорился с ней о встрече…
Алик Куренной родился лидером. И, может быть, поэтому ему все давалось легко. Учился он шутя, без напряга, но всегда на твердые четверки. Мог бы запросто стать и отличником, да только желания такого не имел. Ему было все равно, куда поступать после школы.
Институт он считал лишь надежным средством откосить от армии.
Родителей это возмущало. Особенно отца, который вспоминал свою армейскую службу с умилением и свято верил, что только там можно стать настоящим мужиком.
– А дедовщина? – спрашивал Алик.
– Это как себя поставишь, – возражал отец. – Будешь тряпкой, так об тебя хоть в консерватории будут ноги вытирать!
– Есть все-таки долг перед родиной! – встревала мать. – Этого понятия, Алик, еще никто не отменял!
Алик с легким сожалением смотрел на нее. Училка и есть училка. Даже дома не может без прописных истин. И не объяснишь ведь ей, что если ты кому-то и должен, то родителям, а уж никак не родине, которой ты до фонаря. Была бы война – тогда нет вопроса. Сам бы пошел, без проблем. А так – извините!
Но этого всего Алик матери, конечно, не говорил. В глубине души он мать любил по-настоящему, хотя и без телячьих нежностей.
Короче, в августе все-таки надо было определяться с институтом. А уж там-то…
В мечтах Алик видел себя фронтменом какой-нибудь забойной рок-группы, вроде "Раммштайна". Однако сколотить ее здесь, в своем городишке, было немыслимо. Кое-кто из местных пацанов бренчал на гитаре, но все это Алик презрительно называл коровьими рыданьями.
Он-то, найдя самоучитель, вполне прилично овладел акустической шестистрункой. А покупать электрогитару не имело никакого смысла.
И тогда Куренной всерьез занялся дискотекой, которая до его прихода имела только мигающую неоновую вывеску, оставаясь унылым зальчиком без окон, в котором раньше занимался хореографический кружок, давно загнувшийся. Был там еще хриплый пленочный магнитофон, на котором вечно пьяный радист крутил каждый вечер древние записи Магомаева,
Пьехи, Ободзинского и других динозавров.
Алик раздобыл фирменную вертушку с двумя мощными спикерами, выпросил на местном радиоузле списанный микрофон и, смотавшись в Ставрополь, разжился там десятком дисков с клевыми записями. Стены унылого зальчика он обклеил яркими постерами зарубежных поп- и рок-звезд.
После этого Куренной сам стал за пульт, превратившись в первого местного диск-жокея.
И начался лом. Дискотека с трудом вмещала всех желающих. Плата за вход была смешная. Но уже через месяц Алик отбил все бабки, взятые в долг на устройство дискотеки. И даже кое-какой навар оседал у него в кармане.
Лишние деньги еще никому не мешали, но не это было главным. Алик купался в лучах славы, чувствуя себя настоящим идолом, пусть всего лишь местного розлива.