А я говорю: решайте без меня сами, ваше дело, а Волк, вижу, ему не нравится, когда на него идут вслепую, как на комод, ну и все. Она поскандалила и пропала, теперь этому сыну восемнадцать лет уже. Волк его не видел ни разу и обошелся. А денег он вообще не дает никому, жадный, учтите. А почему он будет меня бросать, спрашивается, если мы в начале блокады, самую страшную зиму голодали вместе, а он потом, после этой старой девушки, говорил по телефону не помню кому: жена меня спасла от смерти, своими кусками меня подкармливала, семь кошек мне сварила, а я ради какого-то неизвестного ребенка сделаю ей подлость, да я этого ребенка не хотел, просто задели мою мужскую гордость, она, видите ли, его чаем поила, а потом так гордо и говорит: ну вы остаетесь или нет? Он и остался, раз - и у него ребенок. А в блокаду это было действительно, я обменивала все вещи на свежих кошек, варила по кусочкам, поддерживала его, он громадный ведь мужик и обжора. А у меня двое детей незадолго от этого погибли. Как раз в блокаду. Детей не сохранила, а его сохранила. Ну чего вы тут расселись?
А.
Я жду Леонида Витальевича.
М.
Не черта тебе его тут ждать. Тебе не ясно? Милицию вызвать?
А.
Давайте.
М.
У него тут тоже одна знакомая пришла и жила, вроде вас. Не уйду, и все. Стали мы жить втроем. Как ансамбль "Березка". Он уронит книгу, она мне кричит: ты что, осатанела совсем, ты не видишь, у человека что упало. Двухкомнатная квартира и нас трое. Я убирала, мыла, посуду мыла за собой только, а они там сами с собой занимались. Они варили для себя, он сам встал к плите, у них был медовый месяц, готовил целыми днями. Увлекся. А что ему остается, раз его проводили на пенсию. Готовил, свои носки стирал в умывальнике, как и раньше, а она валялась. А он рад: есть о ком позаботиться. Забытое чувство пробудилось. Я хотела всегда первая о нем заботиться, все ему отбила, сама расхлебала, а он тоже человек, тоже хочет жить по-человечески и о ком-то думать. Так он мне похвастал в кухне. Она тоже вне себя от радости, в экстазе, нашла новое чувство, каждый день красила ресницы, нашла об кого погреть бока. Я, говорит, в своей жизни настрадалась - она ему говорила, а я все должна была тоже слушать. У меня, говорила, тридцать лет полного одиночества, были мужья, три мужчины в жизни, все три мужа, никогда просто так. Она это намекала. Последний, говорит, прожил со мной один месяц, был моим мужем, все это семнадцать лет тому назад, никак с тех пор с ним не расквитаюсь, отсудил у меня половину комнаты, все, что можно было с меня взять. Теперь на его половине живут родные, говорит, из города Свердловска наезжают, едят целыми вечерами, что у меня уши закладывает, хотя у нас перегородка сухой штукатурки, но толку от сухой штукатурки! Так она моему Волку жаловалась. Уже у них почти взрослый сын от этого месячного брака, сын все норовит к отцу за загородку, а она на этого сына положила всю жизнь. Ей не сладко, мы все это поняли. Она пожила, пожила, а потом Волк перестал из себя изображать первую помощь и лег в больницу на обследование толстой кишки, как обычно. Это у него такой признак нетерпения. Ну, я ее и попросила отсюда. Говорю: у тебя там дети по лавкам плачут, иди домой. Она говорит: один сын. Ну, говорю, привет сыну. А то сын отвыкнет от тебя, некому будет стакан воды подать на старость. А ради чего ты его растила, спрашивается. Иди, а то и это упустишь. Она стала плакаться, билась об стенку, убивалась. Но делать не черта, она тут никто, ни жена, ни полжены. Побежала к Волку с передачкой в больницу, выяснять отношения, я, мол, тебе никто, со мной вон что эта делает. А Волк ей ничего не говорит конкретного. Она и бряк: мне, может, лучше уйти или остаться - сама слово произнесла. Он ничего ей конкретного, хочешь иди, хочешь как хочешь. Она сама мне потом же говорила, это означает отказ, и спрашивала: а вы как считаете? А что мне считать, мне какое дело. А я к ней даже привыкла. Баба добрая, без злости, без костей, так, земляничное мыло, как Волк выражается, он у меня шибко умный. Придешь домой - она уже прибралась, все-таки две жены легче, чем одна, я полы подмою, она пыль вытряхивает, помои выносит, где чего приколотит, починит. Одна-то насобачилась в своей одинокой жизни. Тридцать лет то одна, то ее бьют, то у нее лопаются сосуды. Но что делать, она ревет, курит. Я уже стала ее удерживать специально, чтобы она не думала, что ее уж так гонят, говорю, да живи, кто тебя гонит, волк есть волк, ни к кому не привязан, в лес смотрит. Она говорит: пойдите, сходите к нему в больницу, мне уже пропуск он не оставил, санитарка говорит, он без посещений, карантин, что ли. Ну, я прошла, я же законная жена, прошла, все, в халате, как полагается. И говорю: ему говорю, пусть она у нас живет, я привыкла к ней, ты тоже привыкнешь, она женщина хорошая, я ей все прощаю, мне с ней легче, хоть она уже совсем развалилась от горя по тебе. Он как услышал, отвернулся, нет, нет и нет. Я говорю: что ей передать, он говорит - не надо, что ей мучиться в чужом доме. Не надо от нее ничего. А я тогда сама говорю: а я тебе в таких делах не помощник и никто, передавать не буду ничего, пусть она живет, это не по-человечески, гнать. Ты не тем занимаешься, говорю, на такую ерунду тебе силы тратить, ты бы лучше о работе подумал, куда устроиться, хоть вахтером при лифте, и то лучше. Он побелел, давление поднялось, дальше больше. Она, эта моя незаконная кума, все живет, упирается. Он теперь уже не обошелся своим словом "нет", по-благородному не вышло, не у всех такая воображаемая гордость, у некоторых одни слезы. Он ей орал, звонил по автомату, чтобы она убиралась, что люди кругом, на что это похоже, не вызывать же милицию. Она трубку от уха отведет, поплачет, опять слушает. Потом валится на тахту и мне все рассказывает. Он, говорит, наверное, что-то подозревает, ревнует, а у меня ничего ни с кем не было, это ошибка, я ему не изменяла и не изменю, и можете это ему сказать. Я - ему! А он, оказывается, приплел ей мужа за перегородкой, когда она бегала тут сына навещать. Волк и ухватился за эту версию, за мужа. Она кричит: какой он мне муж, и вплоть до того, что собирается этого мужа из палатки выковыривать, он в палатке торгует галантереей, и везти его в больницу на такси, что у него давно новый брак и он больше там не живет. Хотела даже перегородку нанять сломать в доказательство, что муж выписался, а я ей отсоветовала. Это временная мера. Волк уже уходит и уйдет, а тебе жить без перегородки со взрослым сыном, может дело дойти до убийства, если ему не жить отдельно за стеной, а так, глядишь, сохранишь благородство и получишь стакан воды в морду. Потом она сама себя стала руками душить, все это для моих ушей и для передачи Волку, облевала всю его подушку, все-таки подавилась языком, не знаю как. Конечно, Волк был в экстазе, когда я ему рассказала про подушку. Кулаком по колену себя ударил. Ему выписываться, а некуда. Она лежит на его неприбранной тахте нечесаная, немытая, курит. А его обязаны выписать, с ним там больше ничего делать не собирались, все. Я его привезла из больницы в слабом состоянии, положила у себя у комнате. Та стала под дверью и начала качать головой. Он говорит, вызовите милицию кто-нибудь. А нам только криков в подъезде не хватало, и так все бабки в подъезде были в курсе и со мной здоровались чуть ли не за версту. А она головой мотала-мотала, а потом из кармана вынула флакончик и ляп! Выпила полную упаковку снотворного, сжевала. Приняла, села и бормочет: промывание, промывание. Глаза закрыла и бормочет. Я вызвала "скорую помощь", они ей стали делать промывание и разорвали пищевод на двадцати сантиметрах. Все у нас в коридоре было залито кровью, поняли? Поняли?
А.
Поняла.
М.
Уволокли, а потом я ее навещала, кормила из груши в резиновую кишку через нос. Месяц я ходила. Волк тоже два раза приходил, еле ноги уволок. Она лежит, вся в трубках, как ежик. Он еле ноги уволок. Следователю она тоже ничего не сказала. Была в гостях, расстроилась. Сын ее тоже приходил, я его насобачила кормить, мне же надо работать. Он и кашу уже сам варил. Золотой парень оказался. Потом к нам пришел за ее вещами, мы ему открыли с трудом, никому старались в тот период не открывать. Я ему все приготовила, он даже чемодан не принес, а она тоже без чемодана к нам пришла, для начала с хозяйственной сумкой. Потом только нанесла всякой всячины. Я это все барахло увязала в хороший узел, он взвалил и поволок. Теперь у него, у мальчика, своя комната, но мать фактически на нем. Волк есть волк, и хватает и съедает, санитар, вы это понимаете? Он съест и убьет. Вот на что вы идете. Так что забирайте чемодан и вон, вон.
А.
Мне некуда.
М.
Опять новое дело! Куда некуда?
А.
Никуда. Я к вам пришла, к Леониду Витальевичу.
М.
У нас вам негде! Понятно?
А.
Да вы не поняли. Я посоветоваться. Просто посоветоваться.
М.
Хорошие советы с чемоданом.
А.
Мой папа с Леонидом Витальевичем давно еще работал. В ЭНИМе.
М.
В ЭНИМе? Ну? Кто это?
А.
Жуков. Жуков Юрий Николаевич.
М.
Не знаю.
А.
Заведующий отделом планирования.
М.
Не знаю таких.
А.
Еще когда была жива моя мама, а я осталась без работы, она говорила: сходи к Леониду Витальевичу.
М.
Он бы никогда не взялся.
А.
Папа же его устраивал на работу.
М.
А папа где?
А.
Папа от нас ушел в другую семью, потом умер. Мама осталась с нами двумя. Мы выросли, я ушла с работы, поссорилась с одной сотрудницей, подала заявление… Осталась на маминой шее. Год назад мама умерла… Денег у меня нет, пенсия маленькая…
М.
Какая у тебя пенсия, ты же молодая.
А.
Пенсия по шизофрении.
М.
Ничего себе.
А.
Это мне брат посоветовал после смерти мамы лечь в больницу, все равно лежишь, там будешь лежать, там тебя будут хоть кормить. Правда, нашли у меня депрессивное состояние после смерти мамы.
М.
Ничего себе.
А.
А на самом деле я просто переживала смерть мамы, простое человеческое чувство, и все. Ну вот, я вышла, после больницы тяжело, надо как-то жить… А брат опять вызывает врача, мы ее не можем поднять с постели, она неподъемная, сама себя не оправдывает, кормить я ее не в силах. Не с ложки ведь. На двадцать семь рублей. А кому какое дело, не кормите. Оставьте в покое. А брату, видно, понравилось жить одному, опять положили меня в больницу, диагноз уже тот. Клали меня, я кричала криком. Положили в буйное.
М.
Ничего себе.
А.
Конечно. Теперь три дня назад я вышла опять из больницы. Его нет, собрала вещи, поехала на вокзал. Оставила вещи, взяла пенсию. Опять на вокзал. Сегодня пришла днем, брат уже сидит дома. Зачем? Ведь ты же на работе. Говорит, где ты скитаешься, это бродяжничество у тебя в крови, сама себя опять не оправдываешь. Оборвалась.
М.
Ну что, надо устроиться на работу. А вот куда? Я не знаю, куда шизофреников берут теперь. Леонид тебе не поможет.
А.
Я редактором работала.
М.
На редактора не рассчитывай. Пуговки пришивать, коробки клеить. Утром рано уйдешь, вечером придешь. Приготовишь себе, поешь, спать ляжешь.
А.
Я не могу пуговицы, я сойду с ума.
М.
Куда уж больше. Ты и так плохо нормальная. Небось все придумала, что брат следит. Небось ему дела нет до тебя.
А.
Сидит, опять пишет заявление.
М.
А как, скажи, ты нашла наш адрес?
А.
У мамы был на всякий случай.
М.
А откуда, кто дал?
А.
Папа дал, она к нему ездила в больницу. Папа сказал: этот человек мне обязан, я его когда-то выручил из очень большого дела.
М.
Не было никаких дел.
А.
Мама все записала, все данные.
М.
Не было, ничего такого не было. А где записка?
А.
Записка? Вот она.
М.
Ты и правда сумасшедшая, что с такими записками обращаешься. Дай сюда.
читает
Это было когда? На что ты надеешься? Десять лет назад. Срок давности истек. Он пенсионер глубокий. Кому теперь до этого дело? Ты хотела его этим заставить?
А.
Ладно, дайте обратно записку.
М.
Не думай, не дам. Тебе же лучше, я спрячу подальше, а если ты еще сунешься, я ее пущу в ход. Положу тебя в лечебницу, что ты к людям пристаешь с безумными вещами. Ты же сумасшедшая.
А.
А что мне делать?
М.
Отсюда тебе лучше сразу идти подальше. Здесь тебе не помогут. Плакать не надо. Не тот дом.
А.
А что плакать? Я уже за свои сорок лет все слезы выплакала.
М.
Тебе сорок? Хорошо сохранилась. Замужем, значит, не была. Ну, иди. Волк этого не любит, чужих. Иди.
А.
Замужем я была и ушла. Он меня попрекал, что нет детей. А у меня операция была, и все.
М.
Вот-вот, и к таким людям ты идешь за помощью. Иди, иди отсюда. Бери чемодан. Брата своего во всем вини. Мужа вини. А не нас. Мы никто, такие же люди, как все. Почему мы должны.
А.
Мама умирала, говорила: держитесь друг за друга, дети, вы одни во всем мире, ближе никого у вас нет.
М.
Муж любит жену здоровую, брат сестру богатую.
А.
Вы родились в один день, в один час, так заклинала.
М.
Вы близнецы?
А.
Мы с братом близнецы.
М.
У меня тоже были близнецы… Я тебе рассказывала, моим близнецам было бы сорок лет… Счастливая твоя мамаша… Пока что подожди на лестнице, а то Леонид свирепеет, если у него в квартире кто-то есть. Я от этого отстраняюсь. Придешь, на тебе записку.
дает ей записку
Это будет так вернее. Скажешь просто: нет работы. И все. А то он от чужих несчастий свирепеет. Только не говори про брата, что близнецы. А то он на меня кричать будет - это ты все выдумала, опять у тебя галлюцинации, опять близнецов приплела. Ты ведь не галлюцинация?
А.
Да, да. Конечно.
Опять двадцать пять
стоит женщина, у ее ног детские игрушки | входит девушка с игрушками, сваливает их на пол
Девушка
Вот вам еще игрушки. Я сама их выбирала.
женщина молчит
Это вашему ребеночку. У вас кто - девочка или мальчик? Я купила и кукол, и машины, посуду, солдатиков. Бывает, что мальчики играют в кукол.
женщина молчит
У вас сколько ему лет? Или ей? Я купила и для большого мальчика конструктор с реле времени. И для большой девочки набор для вышивания и швейную машинку. Можно шить тамбурным швом. И велосипед для них обоих.
женщина молчит
Вы можете отдохнуть, садитесь, есть стул. Вы устали. Я понимаю. О, давайте я погуляю с вашей собачкой. Какая интересная! У нее что на голове?
Женщина
Это не собачка.
Девушка
Правда? Это кошка? А что у нее на голове? Можно я ее поглажу?
Женщина
Это не кошка.
Девушка
Я подумала только. А что это у него на голове? Какая интересная зверюшка. Можно я пойду с ним погуляю? Как оно называется?
Женщина
Это неважно.
Девушка
А у меня есть веревка. Я его не упущу. Сделаем такую сбрую на груди, я его поведу. Я никогда еще не гуляла с таким чудом.
Женщина
Не надо.
Девушка
Оно же должно гадить. Его надо вывести, а то придется убирать с полу.
Женщина
Ничего.
Девушка
Вам придется самой, я вас только встречаю. Дальше вам все придется самой. Еды я вам принесла, купила кастрюли и посуду для малыша. Манная крупа, гречка, консервы.
Женщина
Спасибо.
Девушка
А зачем оно так делает? А что это у него на голове? Как череп. А когда приедет ваш ребенок?
Женщина
Не знаю.
Девушка
Там для него кроватка на случай, если он маленький, и раскладной диван на случай, если большой. Диван раскладывается в длину до двух метров. Ой, что это оно делает? Господи!
Женщина
Зевает, по-моему.
Девушка
Никто ведь не знал, в каком году вы родили. Пять, три года назад или, самое большее, пятнадцать.
Женщина
Плачет, по-моему.
Девушка
Надо же, как много! Убирать придется.
Женщина
Платочком вытереть слезы.
Девушка
Как же оно называется? Это там такие водятся? Оно взрослое?
Женщина
Нет, по-моему.
Девушка
Ну, в таком случае, какое же оно вырастет? Господи, что это у него на голове?
Женщина
Как у всех - череп.
Девушка
У всех череп спрятан под мясом, понимаете? Почему оно улыбается?
Женщина
Спит, а не улыбается.
Девушка
Глаза-то открыты. Зубы улыбаются.