Ему показалось, что из ворот рынка они вышли одними из последних. Он тащил два пакета с едой и плелся за Юлей. Она посмотрела на него:
– Ой, ты! Я масла подсолнечного забыла! Тут постой, погоди!
Он стоял и думал, что давно мог быть дома, давно сварить картошки или пельменей, а не болтаться по рынку. Юля вернулась, строго посмотрела на него и спросила:
– Что? Устал? А как другие чуть ли не каждый день?
– А почему у тебя всего полпакета? – удивился он.
– Мне ничего не надо было. Я для тебя старалась.
Он проводил ее до автобуса. Начался дождик. В стеклянный павильончик остановки набился народ, а они стояли с краю, и перед их лицами с козырька капала вода.
– В субботу повезу дочку в парк Горького, – говорила Юля. – Я там сто лет не была. А ты давно был?
– Даже не помню, когда в последний раз туда заносило, – ответил он. – Кажется, ходили пиво пить.
– А то – присоединяйся. Мы тебя возьмем.
Утром Олег вытащил из железного шкафа модель устройства, поставил на стол и сразу заметил, что две детали были прикручены кое-как. На подоконнике валялся фантик от жевательной резинки. "Вот, идиот! – подумал Олег о Борьке. – Какого... ему туда лезть! И развинчивать зачем?"
Борька явился в институт только к одиннадцати. Из окна было видно, как он вошел в ворота, остановился возле цветника и заговорил с дворником.
В коридор он вошел украдкой, даже по сторонам огляделся, будто опасался, что кто-нибудь перехватит его по пути в лабораторию. Олег шагнул из-за шкафа с пожарным краном и схватил приятеля за плечо.
– Чего? – вскрикнул Борька. – Ой, ты!
Олег потащил его по коридору. Крепко держал за локоть и успевал удивляться обилию перхоти на засаленном воротнике мятого пиджака.
– Не, ну..., – бормотал Борька, нехотя перебирая ногами.
В лабораторию он вошел сам, бодро и весело. Сунул руки в карманы и спросил:
– Как тут у вас с открытиями? Мы тоже кое-что накумекали.
– Какого хрена ты туда полез и развинтил? – выкрикнул Олег.
– Ну, знаешь! – Борька зло посмотрел на него. – Ты, что ли, один все делаешь? А остальные – олухи, и ничего в этих делах не понимают?
– Какого... ты туда вчера полез?
– Тебе что за дело? – закричал Борька. – Ты чего так раскомандовался? Фельдмаршал нашелся!
– Ты поддатым вчера был!
– А вот это – совсем не твое дело! – Я, что? – Борька запнулся. – Ты чего в мои дела лезешь? Пошел ты, знаешь, куда?
– Ты хоть понимаешь, обормот, что мог на тот свет запросто отправиться?
– Я? – вскрикнул Борька. – Нет, ты серьезно думаешь, что я меньше твоего понимаю? Там все идеи – мои! Ты только отверткой прикручивал. И ты еще себя хозяином считаешь! Там – мои авторские права!
– А раз так – ну, и забирай свое!
– Что ты думаешь? Тебе оставлю? А то запер все в шкаф. Я не могу прийти и посмотреть! Мне уже работать не даешь! Где вторая модель? Заберу!
– Бери, чего хочешь и катись отсюда! – Олег кивнул на дверь.
– Все мне не надо, а свое я возьму! – Борька полез в шкаф. – И не надо мне советовать, куда катиться. Я здесь замдиректора и занимаюсь всеми вопросами.
Борька поставил вторую модель на свободный стол, оглядел ее и сказал:
– Н-да, так поссорились Иван Иванович – замдиректора, с Иваном Никифоровичем! – И мерзко заржал.
– С чего это вдруг ты себя замдиректора объявил? – удивился Олег.
– Это еще что? – не понял Борька.
– Завел визитку и объявил! А приказа не было.
– Ну, да! Не было! – Борька изобразил негодование. – Это я за тобой знаю! Сейчас будешь вредничать! Сначала – авторские права, а теперь – вот это! Да-а! Сколько человек живет – столько шелуху теряет!
– Так это хорошо! – ответил Олег.
– Да? А я – в другом смысле. Совсем в другом!
– Предупреждать надо – о смыслах.
– Нет, раз такое дело, модель я у тебя забираю! – объявил Борька. – Я тебе как-то сказал, что в этом деле, главное, прислушаться и услышать, а не портки за столом протирать. Ты ни... не понял.
Пашка стоял на тротуаре у своего подъезда. Одет он был в розовую майку, спортивные брюки и домашние тапочки на босую ногу. Размахивал руками и что-то говорил коротко стриженому, средних лет человеку в тонкой черной водолазке. Взглянул на Олега с улыбочкой-ухмылкой и, не здороваясь, сказал:
– Во, смотри, какой у парня агрегат! А?
Недалеко на площадке стояла приземистая, причудливой формы, красная иномарка.
Человек в водолазке едва заметно покачал головой, будто в такт ему одному слышимой музыке, но на машину не оглянулся.
– Ща он за руль, и до первого светофора всех обставит! Вот так! – Пашка опять заухмылялся и посмотрел на Олега: – Ну, а ты! Почему пёхом? Давай – на колеса! И кто – кого! Сможешь что-нибудь сделать против такого аппарата? Он тут всех упаковывает. Ща только по улице носился. Туда – сюда.
Человек в водолазке будто ничего не слышал. С полусонным видом смотрел перед собой, выпятив нижнюю губу, и теребил ворот у шеи.
– Он не один такой! – Пашка подмигнул. – Их тут – целая орда на таких штуках. Но у него – самая крутая. Ты взгляни только! Один бампер чего стоит! С таким-то бампером – в любой трактор въехать не жалко. И аппарату, и трактору – хоть бы хны!
Человек перестал смотреть перед собой, почесал щетину на щеке и принялся разглядывать свои узконосые башмаки. Покачивался, приподнимаясь на цыпочках, и еле заметно мотал головой.
– Хочешь в Новую Зеландию? – Пашка посмотрел на Олега. – А он хочет. Представляешь, человек именно туда собирается, а не куда-нибудь еще. Скажи, лафа ему будет в этой самой Новой Зеландии. На самолет, и с приветом! И тачка при нем. Не эта, так другая. Хочешь эту у него взять? Отдаст. А куда он денется, если – на самолет? Вот так человек с делами разобрался. Сам понимаешь: а чего сидеть на Стрельбищенском? Слушай, спроси его: почему он в Новую Зеландию захотел?
Во двор въехал мусоровоз. Раздавил трескучую полиэтиленовую бутылку и остановился у помойки. Утробно залязгал передачей, попятился назад.
– Вот теперь он нам свой аппарат тут и оставит, – хихикнул Пашка и посмотрел на человека в водолазке. – Из двора ему теперь не выбраться. Ща дядя Лёша обедать пойдет. Помойка, что? Подождет. Дядя Лёша вдумчиво обедает. С пивком!
Мусоровоз развернулся, задним ходом подал к помойке. Шофер спрыгнул на землю, стал переключать какие-то рычаги между кабиной и кузовом.
– Не дядя Лёша! – объявил Пашка. – Но тоже надолго. У этого кренделя тут быстро не получится.
Человек в водолазке перестал теребить ворот и пошел к машине.
– Что? За руль? – крикнул ему вслед Пашка. – А ну-ка давай!
Человек распахнул дверцу машины, стал что-то рассматривать внутри. Посмотрел на Пашку, поднял руку и сделал малопонятный, ленивый жест, чуть покрутив кистью.
– Ага! Вперед! – выкрикнул Пашка.
Иномарка резко тронулась с места, тормознула у мусоровоза и длинно загудела. Шофер в спецовке выглянул из-за кабины, громко сказал:
– Ну!.. Жди теперь!
Ждать иномарка не захотела, опять загудела и стала медленно карабкаться на тротуар. Лязгнула днищем по бетонному бордюру и двинулась вперед, напугав женщину с сумками в руках.
– Во, сучара! – Пашка весело кивнул в сторону иномарки. – У нас в охранном агентстве замначальника был. Недолго совсем. Быстро уволился. Уже второй раз так: позвонит, скажет: "Выходи из дома". Я, как дурак, думаю: работу, что ли, хочет предложить? А он постоит – шасть – и уехал на своем аппарате.
– Где-то я его видел. – Олег попытался вспомнить.
– Во, ё! Говорю же, что приезжал он сюда.
Юля смотрела в сторону торговых лотков под синими тентами у входа в парк и заметила Олега только, когда он остановился в двух шагах от нее.
– Ой! Я думала, забыл про нас и не придешь. – Она опять посмотрела в сторону лотков. – Дочку послала игрушку выбирать.
– Сейчас – около часа. – Олег посмотрел на часы. – Так что я даже раньше...
– Странно, мне казалось – уже намного больше. Подбежала худенькая девочка в желтой куртке с хвостиком светлых волос и закричала:
– Там есть! Есть! – Серьезно посмотрела на Олега и спросила мать: – А это кто?
– Вот, познакомься. Мы с ним сегодня будем в парке гулять. Дядя Олег! И свое имя назови.
– Аня, – сказала девочка и спросила мать: – Куда он нас сегодня поведет?
– От твоего поведения зависит! – ответила Юля. – Может, никуда не поведет.
– А кукла? – спросила девочка.
– Когда обратно пойдем! – ответила Юля. – Не таскаться же с ней по парку.
– Я сейчас хочу!
– Сказано тебе, что после!
Девочка взглянула на Олега, как будто что-то ждала от него. Она была непохожа на Аню.
– Я сюда раньше часто заходила, – говорила Юля. – Тут кафешка была. Дешевой жареной картошкой кормили. А потом, по ходу пьесы я вышла замуж. Чего ты такой грустный? Не понравилось чего?
Олег сделал удивленный вид. Показал на девочку:
– Кто недоволен, так это она!
– А, пройдет сейчас.
– Хотите на колесе покататься? – предложил он.
– Что значит "хотите"? Мы для этого сюда и пришли.
Заскрипели шестеренки, и кабина стала медленно карабкаться вверх. Из зелени начало вырастать здание университета. Правее над горизонтом показались трубы ТЭЦ. Одна за другой появились островерхие пики высоток.
Девочка держалась за перила и пыталась заглянуть вниз. Юля дернула ее за плечо:
– Знаешь-ка! Сиди лучше. Что за дурь вниз смотреть!
– А мне хочется! – закапризничала девочка. – Внизу – самое интересное.
– Это что там такое? – Юля прищурилась и показала рукой.
– Новодевичий монастырь, – ответил Олег.
– Надо же! Никогда не была. Наш городишко с колеса как на ладони смотрелся. И завод, и огороды, и речка. А Москва – не такая красивая. Все – как одним цветом намазано. Дома – угрюмые какие-то. И чего я сюда так хотела! Чтобы обязательно на поезде прикатить, замуж тут выйти, развестись и опять замуж. Вот программа была! По некоторым направлениям – с перевыполнением.
На самом верху кабинка вдруг остановилась.
– Это что еще за новость! – вскрикнула Юля. – Я тут сидеть не согласна. Я кушать хочу. И вообще – может, мне еще куда понадобится. О чем они там думают?
– Они там стоят и наверх смотрят, – сказала девочка.
– Будем кричать хором, чтобы нас отсюда забирали. – Юля взяла девочку за руку. – А головы пусть не задирают. Мы им ничего гарантировать не можем. Нет, кажется спускаемся!
В кафе на набережной они ели мороженое. Поднялся ветер. Бумажная скатерть норовила слететь со стола, и они придерживали ее руками.
– Может, мы с этой подругой в Крым на пару недель поедем. – Юля кивнула на дочку. – Точно не решила еще. Поедем, если работу менять не надумаю. А то – целое дело начнется. Надо будет на разные собеседования ходить. Эти – резюме с реноме рассылать. Я их всегда путаю. Но пляжный халатик я себе уже сшила. Такое получается! Яркое до скандальности!
Они прощались в метро. К платформе подходила визгливая электричка. Юля подняла голову, прокричала ему совсем близко, он даже почувствовал ее дыхание:
– ...А то поехал бы сейчас с нами! Посмотрел бы, как мы живем! Но все равно – не пропадай! Да?
Шеф позвонил утром Олегу в лабораторию, закашлялся прокуренными легкими, сказал:
– Слушай, к нам Морозов вроде бы собрался заехать. Только что с его помощником разговаривал.
– А чего вдруг? – удивился Олег.
– Откуда я знаю! Вот, приедет, мы и послушаем. Но есть шанс его расспросить. Мешкову я передал. Договоритесь с ним, кто из вас докладывать будет. Как только они к нам во двор въедут, сразу давайте ко мне.
В комнату влетел Борька. Состроил свирепо-радостную физиономию и закричал:
– Слышал? Приехал!
– Идти уже? – не понял Олег.
– Куда? Нет! Только едет! Может, теперь нас к нему пришпилят, а? Первым делом – закроем ларек с конфетами!
– Еще неизвестно, зачем он едет, – ответил Олег.
– Как неизвестно? На нас посмотреть. Может, ему помещение понадобилось!
До половины двенадцатого никто так и не появился. Борька ходил по комнате, выглядывал в окошко и говорил:
– Если бы с ним скооперироваться, это же другая жизнь может начаться.
Из парадного входа во двор выскочил шеф и направился к проходной большими, неловкими шагами прямо через газон. Ему навстречу вышли два маленьких человека в одинаковых серых кепках.
– Пошли к шефу в кабинет! – скомандовал Борька.
Морозов оказался седеньким старичком с веселыми, живыми глазами. Жал Олегу и Борьке руки и говорил:
– А ваше начальство спрашивает, где машина? Нету нынче у меня своего транспорта. На собственном ходу теперь. Зато – столько информации! Хоть узнал, где что в Москве находится. Но у меня теперь начальник охраны. А куда-то он запропастился?
В кабинет осторожно вошел средних лет стеснительный человек в темном пиджаке будто с чужого, широкого плеча. В руке он держал старомодный черный портфель.
– Вот, кого ко мне приставили! – Морозов показал на человечка с портфелем. – Из всех головорезов – самого главного! Чуть что – и глазом не моргнет! Сам его боюсь! А что скажет – я сразу рот раскрываю! Страсть, какой эрудит! Звать-величать его – Анатолий Иванович! Такой, знаете ли, парадоксов друг, что Боже ты мой! Сколько всякой мудрости знает! Говорит мне недавно: "Единственно, чего боюсь – это расстраиваться! А как расстроюсь, мне уже все нипочем". А недавно как меня удивил! Как удивил! "Самое дорогое удовольствие, – говорит, – это – удовольствие иметь собственное мнение!" И еще скажу по секрету какой блестящий жуир!
Человечек слушал все это спокойно, без всяких эмоций. Присел на один из стульев у стены, неуклюже расставив ноги, – пятки – в стороны, носки – врозь, – и поставил свой портфель на пол.
– Так, здание, как я понимаю, пока ваше. – Морозов взглянул за окно. – Или подбираются?
– По всякому уже было, – ответил шеф.
– А зарплату как платите? – Морозов отодвинул стул от длинного стола для заседаний и сел.
– Двадцать процентов от прежней численности осталось. Деньги понемногу отовсюду набираем. Пакетики делаем. – Шеф показал на Борьку.
Ему это не очень понравилось. Он стал строить гримасы, показывая, что не все так просто, и бодро доложил:
– Брошен в прорыв. Но остаюсь при всех делах.
– Мы из своих двенадцати площадок только четыре сохранили. – Морозов достал из кармана записную книжку и черный очечник. – Кое-что директора под шумок увели, что-то бандиты да чиновники отхапали. Одну площадку очень жалко. Самая оснащенная была. И директора я сам назначал. А он все и спер. На себя оформил. Теперь из импортных деталей какой-то ширпотреб собирает. Вот, Анатолий Иваныч правильно говорит: предают свои! Поглядите-ка, сколько народу пошло забулдыге служить! На этих, нынешних поглядев, последний комсомолец с рабочего факультета в нечистую силу поверит. Ой, лучше про другое, про что. А то собственное сердечко начнет со мной – как боксер с соперником...
Шеф открыл бутылку нарзана и наполнил стаканы. Олег повернулся, протянул один из стаканов Анатолию Ивановичу.
– Правда, попей водички! – сказал Морозов. – Вот так всегда сидит у стеночки, молчит и вдруг как чего заявит! Недавно говорит: "Всегда остается возможность, а значит и свобода!" Да-а. Ну, что у вас тут еще?
– Вот, ребята кое-что накумекали. – Шеф показал на Олега и Борьку.
– Мне Константин Михайлович рассказывал. – Морозов посмотрел на них. – У вас там показатели даже больше, чем нам сейчас нужно. Ну, вот! А то Анатолий Иваныч меня уверяет, что умные нынче засекречены. Я ему говорю: это только на телевидении. Н-да, а про ваши дела много народу знает?
– Все здесь.
– Тогда, может, обойдется. – Морозов отпил воды из бокала. – Много нынче тащат и продают.
С подносом в руках вошла секретарша. Расставила перед каждым чашки с чаем. Удивленно посмотрела на Анатолия Ивановича и спросила:
– Вы тоже?
– Ему – покрепче! – велел Морозов. – Он цвет лица не бережет.
– Нет, спасибо, – тонким голоском ответил Анатолий Иванович. – Не любитель я чаи гонять.
– Помню, в девяносто втором, зимой приехал я в министерство. – Морозов подвинул к себе чашку чая. – Захожу в здание. Кроме вахтерши – никого. Двери раскрыты, бумаги по полу разбросаны. В техотделе – сейфы нараспашку. Ни штабов, ни командования! Полночи промаялся в гостинице. А под утро думаю: не-а, ни фига! Нам ведь приказы не нужны, когда надо страну из беды вызволять. Мы сами умеем себе приказы отдавать. Что ж мы – ребята с рабочего факультета – не государевы, что ли, люди? Вот, сейчас ездим мы с ним, – Морозов кивнул на Анатолия Ивановича. – Смотрим, как да что. Самое главное – в каждом окопе кто-то да остался. Хоть что-то, да постарались сделать. А иначе и быть не могло.
Шеф достал из бара бутылку коньяку. Стал разливать по стопкам.
– Ребята пусть выпьют, – сказал Морозов. – А я – так, понюхаю. Анатолий Иваныч, согласись, что у них тут все налажено. Коньяк есть, секретарша радует глаз. Н-да, так жить можно. Это потом проходишь мимо красивых женщин, как мимо прежних времен. А вообще-то дамочковедение – серьезная наука.
– Вот у нас – Борис Петрович! – Шеф даже заерзал на стуле.
– Почему я?
– А кто же? – удивился шеф.
– Да хоть бы и вы!
– Ну, это ты хватил, – ответил шеф и смутился.
– Вы пейте, давайте, – скомандовал Морозов. – Тост я произнесу. Вам всем здравия, а нам – ангела в путь!
– Мы вас на своей машине доставим, – пообещал шеф. Во дворе института шеф и Морозов отошли в сторону и о чем-то вполголоса поговорили. Из гаража выкатила машины. Вахтер стал открывать ворота на улицу, и они длинно, противно заскрипели. Морозов торопливо попрощался со всеми за руку и ничего не сказал. Машина выехала из ворот.
Шеф сунул руки в карманы, кивнул в сторону отъезжающих и тихо сказал:
– Этот, который его сопровождает – фельдшер. Сам он – на уколах, видать...
– Поняли, – ответил Борька. – Лекарствами сильно попахивает.
Солнце палило над домами вдоль набережной, над гранитными парапетами и темно-серой водой, а с июльского взбалмошного неба сыпался крупный дождь. Олег закрылся от него зонтиком, и остался стоять перед входом в концертный зал и смотрел на бурую стену Кремля и купола белых соборов.
Юля забежала под козырек над золоченой дверью, отряхнула зонтик и стала рассматривать босоножки. Подняла голову и увидела Олега.
– А ты, что? Стоял там под дождиком? – изумилась она. – Вот, чудило! А я ноги промочила. Совсем чуть-чуть добежать не успела.
Они вошли в фойе. Рядом кто-то стряхивал на пол большой, прозрачный плащ. В гардероб стояла очередь.
– Будем зонтики сдавать? – спросил Олег.