Той осенью на Пресне - Владимир Бурлачков 2 стр.


– Специально ему на отзыв подсунули, – ответил Веселов.

Галина Васильевна встрепенулась, поправила костюм с тремя значками и медалью на широком лацкане и заявила:

– Знаете что! Тот отчет – ладно! А теперь надо серьезно бороться за качество.

– Но вообще-то этому пройдохе Борьке хорошо бы сделать козью морду, – мечтательно произнес Веселов. – А то уж больно они умны-с. Только они в турбулентности и петрят. Надо бы организовать ему звонок из комитета по госпремиям.

– Можно, конечно, – согласился Олег. – Но это уже – тяжелая артиллерия. – Лучше что-нибудь попроще.

– А что? – спросил Веселов.

Олег набрал номер Борькиного телефона:

– Алло! Изобретатель дирижаблей! Самое главное тебе забыл сказать. Мы тебя включили в хозрасчетную тему. Мы – не ты. Мы таланты всегда поддерживаем и привечаем. Только ты разберись с первым отделом. Они чего-то про тебя говорили. Работа сам понимаешь, для кого. А они говорят, ты за границей был.

– Когда? – вскрикнул Борька.

– То ли сам, то ли с родителями. В какой-то Горгиппии.

– Идиоты! – заорал Борька. – Во, идиоты! Ну, я ща им скажу!

– Разбирайся там побыстрее, – перебил его Олег. – Мне надо документы отсылать. Пока!

Галина Васильевна побренчала ложечкой в чашке с чаем:

– Надо же! Побывать в Горгиппии! Эта страна народной демократии?

– Еще какой! – ответил Олег.

– Подойду-ка я к первому отделу, – сказал Веселов. – Посмотрим, что там.

Он вернулся минут через пять и разочарованно сообщил:

– Вот, пройдоха! Пошел в библиотеку и листает какую-то толстенную книгу. Энциклопедию, наверное.

– Действительно, пройдоха, – согласился Олег. – Эх, что-то мы тут недодумали.

– А может с директором насчет отчета поговорить? – спросил Веселов. – Дал бы он его кому-нибудь другому на отзыв. Я этот отчет третьей главой в диссертацию включил.

– Надо просто подработать, ошибки исправить, – ответил Олег.

– Это – целое дело, – недовольно говорил Веселов. – Меня и так с защитой два раза футболили. Я уже с секретарем совета договорился. Сколько мне можно в неостепененных сидеть?

Веселов был большим занудой и лентяем. Олег в общем-то к этому привык. Но иногда начинал злиться.

На субботний вечер Ирина пригласила Олега в гости. Из Тюмени на несколько дней приехал ее сводный брат. Не то, чтобы она хотела их познакомить; просто волей-неволей брата надо было звать к себе, и Ирина решила собрать сразу всех. Брат был намного старше Ирины. Вырос в Москве, работал в министерстве и с повышением был отправлен в Сибирь. Знакомиться с Ирининым родственником Олегу не очень-то хотелось. Но после своего недавнего исчезновения отказаться было невозможно.

Ирина жила вместе с матерью недалеко от метро "Профсоюзная" в большой двухкомнатной квартире. Под окном ходили трамваи. Днем их не было слышно, но в полночь они начинали носиться с грохотом и визгом, до звона оконных стёкол и подвесок на люстре. Часов в шесть утра этот грохот повторялся. Олегу приходилось выслушивать его всякий раз, когда Иринина мамаша уезжала в командировки.

В киоске у метро Олег обзавелся цветами. Сначала посчитал, что вполне достаточно обойтись одним букетом, но решил не жадничать и купил второй – для Ирининой мамаши Нелли Алексеевны.

– А, это ты уже! – сказала Ирина, открыв дверь, хотя он опоздал минут на двадцать.

В ее квартире, как всегда, можно было ноги переломать о ящики, сломанные стулья и завернутые трубочками половики. Ради брата кое-что убрали, и не так пахло пылью, как обычно.

– Нелли Алексеевна! – позвал Олег. – Вам цветы!

– Ой, какая роскошь и прелесть! – проговорила до сих пор несостоявшаяся теща.

"Все-таки она у Ирины – ничего, – подумал Олег. – Кажется, пока не злится. Во всяком случае собак не спускает. Хотя, еще не вечер".

– Проходите, и в комнате посидите, – велела Нелли Алексеевна. – У нас еще не все готово.

Большая комната была поклеена блеклыми алыми обоями. На стенах висели рисунки, пришпиленные булавками, медный эстамп, из тех, что припаривают юбилярам, и вывеска на гвоздике "Посторонним вход воспрещен". Гостей предполагалось потчевать за журнальным столиком. На нем стояли тарелки, рюмки и ваза с яблоками.

– Ириша, я начинаю оладьи печь, – сообщила из кухни Нелли Алексеевна. – Слышишь меня?

В дверь позвонили.

– Ой, вы, Сергей! – говорила в прихожей Нелли Алексеевна. – Какой вы солидный и серьезный! Рада вас видеть. Все хорошо у вас?

В комнату вошел полный человек лет сорока в больших очках, расстегнул пуговицы на пиджаке, протянул Олегу руку и важно представился:

– Сергей Павлович!

– Как ваша мама? – спросила его Нелли Алексеевна.

– Ничего. Хотя, по всякому бывает.

– Я слышал, вы с Ириной работаете? – Сергей Павлович обращался к Олегу.

– Да-да, поговорите. А то – у нас сегодня оладьи в программе, – сказала Нелли Алексеевна и ушла.

– Вместе работаем, – ответил Олег.

– И как? – важно спросил Сергей Павлович.

Олег не понял, что от него хотят услышать, и промолчал.

Вошла Ирина в цветастом, расклешенном платье с короткими рукавами. Она казалась в нем большой и нескладной. Брат чмокнул ее в щеку:

– Похорошела – невозможно! А мы с твоим товарищем беседуем, как у них там на работе.

– У них там все в порядке. – Ирина поправила брошь на платье и наклонилась над журнальным столиком.

– Тогда больше не спрашиваю. – Сергей Павлович уселся в кресло.

Из кухни несся запах горелого. Ирина выглянула в коридор и крикнула:

– Мам! Чего там у тебя?

Сергей Павлович посмотрел на Олега и спросил:

– Перспективы на работе есть? Кандидатскую готовите?

– Он – год, как защитился, – ответила за него Ирина.

– А я – в этом! – важно говорил Сергей Павлович. – Мне на защите восемнадцать вопросов задали. Столько никому не задавали. Тема очень большой интерес вызвала: "Организация соревнования в аппарате районных Советов". Ведь сколько там всяких проблем! И теоретические основы, и разработка методологии исследования, и практика реализации. А потом еще полтора часа спорили о моей трактовке стимулирования труда.

– И каких наук ты теперь кандидат? – спросила Ирина.

– Исторических.

Нелли Алексеевна принесла большую тарелку с оладьями, – сверху – более-менее белесые, а пониже – подгоревшие. Олег открыл шампанское, а Сергей Павлович сказал, что будет пить водку.

– Ну, кто-нибудь скажет? – спросила Ирина. – Или молча пить будем?

– Знаете, давайте вот за что? Вернее – за кого? За нашу Ирину! – Сергей Павлович поднял наполненную до краев большую стопку. – Чтобы Ирина всегда была внимательной, привлекательной и сногсшибательной!

При чем тут "внимательная", никто не понял.

– Пошла сегодня в магазин, – рассказывала Нелли Алексеевна, раскладывая гостям оладьи. – В "Вологодском масле" только один сорт сыра и любительская колбаса по два двадцать. А на Черемушкинском рынке цены на мясо – жуть. Восемь рублей! Ну, кто такое мясо может покупать!

– С ценами в последнее время – неладно, – объявил Сергей Павлович. – Мы этот вопрос недавно в обкоме обсуждали. Я считаю, надо с этих магазинщиков строго спрашивать.

– Варенье у вас вкусное, – сказал Олег.

– Покупное, – ответила Ирина. – Мама из командировки привезла.

– Нас там угощали, – заметила Нелли Алексеевна.

– Готовим пленум обкома, – продолжал рассказывать Сергей Павлович. – Очень интересно получается. Я свое выступление подрабатываю. Уже договорился, чтобы в повестку включили. От этого сейчас многое зависит. Меня депутатом облсовета будут выдвигать. Придется много выступать, объяснять рабочим. Иногда люди зададут вопрос, даже удивляешься! Как будто телевизор не смотрят и газет не читают.

Сергей Павлович, видимо, был абсолютно уверен в том, что все, о чем он думает, очень интересно окружающим.

Нелли Алексеевна вообще-то всегда была склонна поругать советские порядки. Но в присутствии партработника предпочла проявить лояльность:

– Я на днях из Ленинграда приехала. Такие опрятные поезда сейчас ходят! Такая везде чистота! И на вокзалах все прибрано.

– Последнее время только самолетами летаю. – Сергей Павлович откинулся на спинку кресла и поправил галстук. – Я через депутатский зал хожу.

Ирина тронула Олега под столом ногой, насмешливо посмотрела и отвернулась.

– В июле Ирочка в Болгарию поедет, – сообщила Нелли Алексеевна.

– Собираюсь, – кивнула Ирина. – Может, получится. Вот, платье себе новое купила.

– Хорошее, – соврал Олег.

– В Болгарии мне очень понравилось, – говорила Нелли Алексеевна. – Я там на международной встрече журналистов была. Нам всем вот такие эстампы подарили. – Она показала на стену.

Про Иринину поездку Олег ничего не знал. Но эта новость была очень кстати. Сама собой отпадала необходимость придумывать, как поехать в отпуск вместе.

Нелли Алексеевна повела гостя курить на кухню, и Олег, кивнув в их сторону, тихо спросил:

– А что? Он все это серьезно?

– Откуда я знаю! – Ирина скривила гримасу и пожала плечами. – Я его раз в пять лет вижу. А чего ты так на него? Я к нему обратилась, чтобы с поездкой помог, он мне в две недели через приятелей все устроил... А тебе мое платье, правда, нравится?

– Если честно, не очень.

– Если бы ты был дипломатично настроенным молодым человеком, ты бы так не сказал.

Ирина подошла к шкафу, достала соломенную шляпку с широкими полями и спросила:

– И как?

– К такой шляпке обязательно надо таксу на длинном поводке.

Нелли Алексеевна вошла в комнату, продолжая начатый на кухне разговор:

– Но Сергей! Я там, в ваших краях бывала. И все-таки здесь другая жизнь!

– У нас тоже всего полно! – ответил Сергей Павлович. – Выставок всяких, концертов. Даже клуб изящной словесности недавно открыли. Руководителем отставного военного назначили. Ха-а! Ну, так... Чтобы этим любителям словесности жизнь медом не казалась.

Ириша ушла готовить чай. Сергей Павлович налил себе стопку водки, выпил и сказал:

– Время нельзя терять ни в коем случае. Это я ещё в институте понял. До третьего курса кое-как дотянул и думаю: нет, хватит! Взялся лекции по международному положению в обществе "Знание" читать, на собраниях выступал. И дело пошло. А потом вижу: в Москве делать нечего. Уж очень густо тут все замешано. Этот – сын такого-то, тот – племянник. Нет, думаю, надо на широком месте прорываться. Про меня, я знаю, говорят: способный, инициативный. А с каким трудом все это дается? Ого, как все дается. И людей вокруг себя надо собирать отличных, дифференцированных. Но с этой диссертацией очень устал. Надо поехать куда-нибудь и морально отдохнуть. Н-да, время сейчас очень перспективное.

Ирина принесла поднос с чашками, спросила:

– Кто будет мой торт?

– Я насчет сладкого не любитель, – ответил Сергей Павлович. – Но попробую. Мы тут с твоим товарищем – про времена.

Брат собрался уходить. Кивнул Олегу на прощание, но руку не протянул. Прежде чем выйти за ним в прихожую, Ирина шепнула:

– Обожди. Вроде бы за матерью знакомые заедут и к себе на дачу повезут.

Дверь в лабораторию приоткрылась. Показалась лохматая голова Борьки Мешкова.

– А! Сидите тут! Прохиндеи! – заорал Борька.

– О тебе только что вспоминали. – Олег отложил в сторону папку с бумагами. – Я сразу сказал: "Гений и злодейство несовместимы".

– Хи-и! А я такой разгон в первом отделе устроил. Как стукну им по столу, как закричу, что за границей сроду не был. Тоже мне, нашли горгипийца! Они перепугались, обещали про эту Горгиппию у начальства узнать. Говорят, может там прогрессивный какой режим, может новое общество строят. В лагерях после четвертого курса, нам лейтенант говорил: "Там, где есть общество, там не должно быть продуктов!" Да-а, когда и пошутить с народом, как не при жизни.

– Это к чему, про продукты? – не понял Олег.

– Чтобы печенье в тумбочках не оставляли. Хи-и! Я в первом отделе заявление оставил, что ни в какой Горгиппии не был. И переданная первому отделу товарищем Залесовым информация не соответствует действительности. Хи-и.

– Ага, нашел дураков! – ответил Олег. – Как будто мы не знаем, куда ты сразу побежал. Но историю, братец, надо знать.

– Как-то я этим не очень увлекался, – признался Борька. – А это что у вас такое? – Он показал на плакат, пришпиленный кнопками к дверце шкафа – речные берега и большой белый пароход.

Галина Васильевна оглянулась и объяснила:

– Я на этом пароходе по Волге плавала. Красота – необыкновенная. А вы, Борис, по каким-то заграницам...

– Да-а, что делать! Приходится. – Борька рассматривал плакат. – Я бы тоже на таком поплыл. Но мне кажется, что он утонет... И всех прошу в двенадцать ноль-ноль в конференц-зал прослушать мое научное сообщение и поддержать в моем лице всю прогрессивную науку.

Олег посмотрел на Борьку и покачал головой:

– А я-то думаю, по какому поводу ты в новый костюмчик вырядился?

– В этом костюме я и диссертацию защищал, и женился. Первое прошло удачно, второе – не очень. И пуговицы на брюхе застегиваться перестали. Жена говорила, что костюмчик пора выбрасывать. А я сказал: пусть остается на крайний случай. А она: в нем и в крайнем случае никуда не пойдешь. Не, говорю, в крайнем случае донесут!

Борька ушел. Галина Васильевна доставала что-то из стола и говорила:

– Несмотря на все, Борис – интеллигентный человек. Вдумчивый и с фантазиями.

– Как своих хвалить, так вас нет, – отозвался Веселов.

– Почему же! Я и вас ценю.

– У него, видите ли, фантазии, а у нас их нет.

– Придумайте и вы что-нибудь такое, чтобы все ахнули, – посоветовала Галина Васильевна.

– Прихожу я как-то в общежитие, – рассказывал Веселов, – смотрю, стоит в коридоре женщина и плачет. Мне говорят: мать Борьки Мешкова со второго курса. Спрашиваю: что с ним стряслось? Говорят: жив-здоров, вот-вот должен с лекций прибежать. Отказывается этот олух написал письмо какому-то приятелю про свои донжуанские похождения, а отправил на адрес родной мамаши. Она плакала и говорила, что ее сын такого написать не мог.

Дождь пошел на убыль, и его барабанная дробь сменилась скулением. Но еще грохотало, и выходить из метро никто не торопился.

После ливня горьковато пахло молодой тополиной листвой. Было тепло, и вдали, над крышами висела дымка. С деревьев капало. Под этим капельным обстрелом, прижимая к шее воротник рубашки, Олег пошел вверх по улице Заморенова к Трехгорному валу.

На сучке над тротуаром сидела здоровенная серая ворона и явно высматривала подходящего прохожего, желательно в широкополой шляпе. Кроме Олега, никого не был. А он не стал торопиться. Замедлил шаг, огляделся и полез в обход по мокрой траве нестриженого газона. Вернулся на тротуар уже за деревом и посмотрел на ворону:

– Нашла дурака!

Ворона не смогла сдержать огорчения, и белесо-синяя, размазистая клякса шлепнулась на асфальт.

У "Башмачка" Олег остановился и посмотрел на дом напротив. И где она тут живет? – рассуждал он. Не по подъездам же ходить ее искать. Было бы лет восемнадцать, может быть, просто взял бы да крикнул. А сейчас что? Проторчать здесь пару вечеров? Но если она наврала, что живет в этом доме?

Дверь в купе была открыта. Борька стоял у окна в коридоре и говорил проводнице:

– Все будут чай пить. Я может и два стакана. Но на всякий случай начну с одного. Вы туалет на ночь запираете?

– Пейте три. Тогда не запру. – Проводница заглянула в купе, посмотрела на Олега и спросила:

– А вы?

– И он будет, – ответил за него Борька.

Грузный мужчина напротив Олега приоткрыл глаза, помотал головой и проговорил будто самому себе:

– Без чая обойдусь.

Проводница ушла, а Борька кивнул в ее сторону и сказал парню из соседнего купе:

– Видал! Ух, глазищи какие! Туманные – жуть!

– Как тюремное стекло! – блеснул эрудицией его собеседник.

В вагоне включили радио. Громко заиграла музыка.

– Во, теперь "Последние известия" послушаем, – говорил Борька. – Нет ли где какого переполоха вроде революции или еще чего.

– Это где? – удивился парень из соседнего купе.

– Может и не революция, – успокоил его Борька, – а так – новое трудовое достижение.

В коридоре кто-то спросил:

– А где у них вагон-ресторан?

– Вроде бы вон оттуда, с той стороны жуют, – ответил парень.

Борька вернулся в купе, сел рядом с Олегом, помолчал и громко произнес:

– Став коллективным делом, концепция становится мощным оружием.

Грузный мужчина открыл глаза и прокашлялся, а с верхней полки выглянула полнолицая, светловолосая девушка – его дочка. Борька посмотрел на нее и кивнул:

– Гениальных идей на порядок меньше, чем гениев. А вы как думаете?

Девушка посмотрела вниз на отца и ничего не ответила.

– Я тебе, по-моему, уже говорил, – Борька обращался к Олегу. – Наши тезисы им понравились. Должны напечатать в сборнике. Если будет большой ажиотаж насчет публикации, мы к ним в Академгородок подскочим. Но боюсь, на этот раз ажиотажа не получится. А ты мою статейку прочитал?

– Это про что? – спросил Олег. – Про реформы?

– Там и про власть, и про общество.

– Прочитал, расстроился даже, – ответил Олег.

– Почему? – серьезно спросил Борька.

– Подумал: эх, Макиавелли не дожил! Вот бы старик порадовался. Умри – лучше не напишешь!

– А статью взяли в журнал, – злорадно заметил Борька. – Вот, тем не менее. Но я там кое-что подработал. Вернемся, покажу новый вариант. Я написал, что мы, нынешние, то есть уже бывшие, комсомольцы – не следствие революции, а результат преодоления ее пороков.

– Это к чему? – удивился Олег.

– Как к чему? К общему содержанию. Ты не читал, что ли?

Из коридора донеслось треньканье стаканов на подносе. Проводница заглянула в купе, спросила:

– Что? Заждались?

Борька переставил стаканы на столик:

– Ух, крепкий какой! Я думал, у вас – морковный.

– Мне тоже оставьте, – попросила девушка с верхней полки.

Грузный мужчина проснулся, потянул к себе один из стаканов и произнес:

– Угу!

– О! Я же тебя угостить обещал, – вспомнил Борька. – Благороднейший напиток! Тончайший букет яблок и смородины. Собственный старинный рецепт! Вот только чай надо куда-нибудь вылить.

– А тебе не хватит? – тихо спросил Олег.

– Ну, не надо так говорить. Я из своего чай вылью, а тебе дам стаканчик. Какого хрена мы столько чаю заказали!

Борька вернулся с пустым стаканом. Повозился в сумке и вытащил завернутую в газету бутыль. Налил в стаканы темную жидкость и спросил грузного мужчину:

– Попробуешь? Собственного изготовления! Мужчина посмотрел сначала себе под ноги, потом на Борьку, покумекал и ответил:

– Не-а.

– Тогда даме и не предлагаем! – Борька поднял свой стакан, отхлебнул и причмокнул.

Олег сделал большой глоток, скривил лицо от жуткой кислятины, зажмурился и спросил:

– Из чего ты это сделал?

– Целая технология. Важно ягоды хорошо просушить.

– А сахар?

– Вот еще... Только вредители в настоящее вино сахар кладут.

Назад Дальше