– Тоже буду, – сказал грузный мужчина и подставил свой стакан.
– Везу друзей угощать, – говорил Борька. – В прошлом году угощал. Еще просили. Два раза звонили, напоминали.
Мужчина выпил и к большому удивлению Олега даже не поморщился, только крякнул:
– Эх, хорошо! Жаль не больно забористая.
– А вы куда едете? – Борька спросил девушку.
– На дачу! В деревню. До Знаменска поедем.
– Ух, ты! У меня в Знаменске знакомая жила. Красивая, помню была.
– А сейчас? – спросила девушка.
– Не знаю даже. Давно было. И ничего особенно. Так, почтовая связь.
– В гости, может, зайти успеете. – Девушка весело взглянула на Борьку.
– Уж какие нынче гости. Не те проблемы стали. А в деревне, небось, хорошо!
– Ничего, – согласилась девушка.
– Я тоже хочу в деревню, – заявил Борька. – Только в настоящую. Чтобы на улице трава росла, куры бегали, а жители окали. И чтобы все было, как у Ивана Петровича.
– У какого? – не поняла девушка.
– У Белкина.
– А чего у него?
– Здорово все было организовано. Передовое хозяйство! Ночью Олег проснулся от тишины. Поезд стоял. За окном были слышны голоса и шорох шагов по придорожной щебенке. Вагон заскрипел и осторожно тронулся. И тут сверху со свирепым грохотом что-то обрушилось. В мелькании отсвета станционных фонарей с пола поднялся Борька. Постоял, глядя в окошко и почесывая спину, поднял матрац и полез на полку.
– Ты что? Как ты? – зашептал Олег.
– Нормально все, – буркнул Борька.
– Ты, правда, ничего?
– Слушай, дай поспать спокойно, – раздраженно зашептал Борька.
– Хочешь, внизу ложись, – предложил Олег.
– Да отстань ты!
Утром Олег открыл глаза и увидел, что Борька сидит на нижней полке. Соседей не было.
– А где народ? – спросил Олег. – Сошли?
– Давно. Еще ночью.
– А ты как?
– Никак. Чего мне?
– А летел почему?
– Ну, будешь теперь. Летел и летел. Заглянула проводница:
– Сейчас ваша... Билетики получите.
Борька взял билеты и сунул в нагрудный карман.
– Мой не потеряйте, пожалуйста, – сказал Олег.
– Не потеряем.
– Постарайтесь, товарищ космонавт.
Из вагона они спрыгнули на низкую платформу. Олег остановился и оглядел небольшую площадь с торговыми палатками и рыночными рядами.
– Вот, увидишь сейчас, что такое настоящая секретность, – пообещал Борька. – Пошли.
– Слушай, я так и не понял, как это тебя угораздило сегодня?
– Как, как... – передразнил Борька. – Ну, перемаргивались мы с этой девахой, перемаргивались... А когда на станции поезд остановился, она видит, что я не сплю, и руку протянула.
– И чего?
– Как чего? Матрац-то поехал, когда я к ней потянулся. Склизко там оказалось. Хи-и! – Они шли вдоль платформы, и Борька сказал: – О! Чем-то у них тут вкусным кормят.
Олег почувствовал, что хочет есть. Шагнул и глубоко вздохнул. В нос ударил нестерпимый запах канализации.
На площади Борька остановился у одного из "газиков" с брезентовым верхом и обратился к шоферу:
– Мы к Макарову. Вот командировочное удостоверение.
– А вроде никто не должен был приехать, – удивился шофер.
– Это как? Я с вашими по телефону разговаривал.
– Не передавали мне.
– А чего ты тут стоишь? – спросил Борька.
– Ладно, садитесь, – согласился шофер.
"Газик" со всего ходу врезался в большую лужу в начале улицы, пронесся мимо одноэтажных домишек и церкви и выскочил к пристани. Остановился он чуть подальше от нее, возле отдельного причала.
Над июльским привольем светило солнце. На озере был полный штиль. Вода не морщилась и не плескалась на песок. Сквозь белесую дымку просматривались дальние берега. Правее на косогоре стояли домишки небольшой деревни.
– А теперь куда? – спросил Олег.
– На катере да с ветерком, – отозвался Борька. – Говорил же я тебе про рыбалку.
По скрипучим доскам причала они подошли к выкрашенному черной краской, небольшому катеру. Борька закричал:
– Здравствуйте товарищи краснофлотцы!
Из рубки вышел высокий худощавый мужчина в синей рубашке, подозрительно оглядел их и попросил:
– Командировочные удостоверения, будьте любезны. На бумаги мужчина взглянул мельком и тут же вернул.
Борька спросил:
– А Митя, как его – Рыбкин где? Плавает?
– Списан на берег! – доложил мужчина.
– Вот так всегда! – Борька покачал головой. – Лучших людей теряем! Лучших!
Катер отчалил, пошел вдоль левого берега. Стал огибать островок, заросший еловым лесом и окруженный камышом.
– Ух, щучьи места! – заметил Олег.
– Там и лучше есть. – Борька махнул рукой. – Хочешь по стаканчику для настроения?
– Нет уж. Как вспомню, так вздрогну.
– Ничего не понимаешь в благородных напитках. Впрочем, я тоже не буду. Мы можем сегодня к их главному инженеру попасть. Хотя, вряд ли.
От бетонного причала неширокая асфальтовая дорога вела к лесу. На его опушке стояла будка КПП. Дежурный взял документы, кому-то позвонил и стал спрашивать, есть ли такие в списке.
Дома в поселке стояли вдоль единственной улицы, – по правой стороне трех – и четырехэтажные, из серого кирпича, по левой – деревянные, с большими окнами и террасками. Улица упиралась в широкие ворота предприятия, огороженного бетонным забором.
– А где народ? – удивился Олег.
– Вон, две старушки на лавочке сидят. – Борька показал во двор одного из домов. – А так – все на работе. Только вечером появятся.
Гостиница располагалась в двухэтажном домике у проходной. В небольшой комнате сидела полная женщина в белом халате.
– О, знакомые все лица! – воскликнул Борька. – Опять мы к вам. Помните меня?
– Как ни помнить! – равнодушно ответила женщина. – Были вы тут.
– В этот раз я вот – с товарищем. Но поселить лучше отдельно. Он у нас – большой ученый. По ночам работает. А я храплю. А творчество, сами знаете, какой чувственный процесс.
– Поселю, если тихо себя будете вести, – пообещала женщина.
– Как же иначе! – Мы – люди благообразные. Цветы у вас в этом году чахлые какие-то... – Борька показал на подоконник.
– Разойдутся еще! В начале лета больно жарко было. – Женщина искала ключи в ящике стола.
– А удобряете?
– Не без этого.
– В таком важном деле, как удобрение цветов, надо, прежде всего, опираться на собственные силы.
Женщина что-то разглядывала в ящике стола, ответила:
– Вот, поживете у нас, вам и доверим удобрить. Гостиничный номер был маленьким и светлым, с окном на лес. Еще пахнул недавно выкрашенный охрой дощатый пол. У стены стояли деревянная кровать с низкими спинками и тумбочка, покрытая белой салфеткой. В дверь заглянул Борька и выкрикнул:
– Воды нет горячей! Вот-те на! Пошли в баню! Тут рядом. На улице им встретились два мужичка: один – в очках и серой кепке; другой – седой и чуть прихрамывающий. Борька спросил про баню.
– Не, у вас с баней ничего не получится, – растягивая слова, сказал мужичок в кепке. – Н-да, не получится, не пустят. Сёдня там – женский день.
– А почему ты вот так о них? – Седой с укоризной посмотрел на приятеля. – Ты разве не видишь, какие ребята хорошие!
– Вижу, – ответил первый и поправил кепку. – Замечательные ребята.
– Почему же ты сразу: "Не пустят"? И баста!
– Видно, это я зря! Но обидеть никак не хотел.
– Да, вот их-то, может, и пустят!
– Может, их пустят, – согласился мужичок в кепке.
– В гостинице горячей воды нет, – пояснил Борька.
– Не может быть! – удивился седой. – Я говорю: не может быть, чтобы в бане не было горячей воды.
– Должна быть там в обязательном порядке, – подтвердил мужичок в кепке. – Как же без горячей воды! В крайнем случае, можно в речке помыться. Сейчас тепло. Сегодня двадцать три градуса обещали.
– Это вчера обещали, а сегодня – передумали, – поправил его приятель.
Подбежала маленькая рыжая собачонка. Покрутила хвостом и принялась обнюхивать Борькины ботинки.
– Фу, Тюбаж! – скомандовал седой. – Не надо. Свои! А то я тебя знаю! Возьмешь да насикаешь.
– А пиво у вас тут есть? – спросил Олег.
– Как не быть! Есть! – ответил седой.
– Пиво у нас – необходимый элемент раздумий! – подтвердил мужичок в кепке.
Олег подвел итоги дискуссии:
– Ну, все вроде бы ясно. Народ сосредотачивается. А мы отвлекаем его пустыми разговорами. Народ тут мыслит и изображает масштабно.
Из подъезда соседнего дома вышла женщина в белом халате, поселившая их в гостиницу. Седой крикнул:
– Александра моя Ильинична! Чего ребят с дороги не помыла! Хорошо, мы тут! В баню их пристраиваем. Всем вместе идти договариваемся.
– Открыть надо было краны на стояке, да обождать, – ответила женщина.
– И то, правда! – Борька тронул Олега за рукав. – Пошли!
Олег сидел на кровати с полотенцем на шее и перебирал привезенные из Москвы бумаги. Пришел Борька, спросил:
– Чего? Готов? Нормально помылся? А я, представляешь, только намылился – лампочка перегорела. Стою, тереблю в руках мочалку. Вообрази, не видно, было ни зги!
У дверей технического отдела стояла невысокая молодая женщина в светлом платье.
– Кого я вижу! – вскрикнул Борька.
– Ой, вы! Приехали! Все такой же! – говорила женщина.
– Стараюсь сохранять в себе лирические начала. – Борька внимательно посмотрел на женщину. – А сердце так и бьется! Хоть иди и делать ЭКГ.
Из кабинета напротив вышел невысокий человек с чахлыми остатками шевелюры над ушами, остановился и с удивлением воскликнул:
– Боря! Ты! Какой идиотизм!
Притихли все, даже Мешков.
Человек прокашлялся и сделал рукой витиеватый жест:
– Вот кого не ожидал здесь увидеть, это тебя!
– Сам ты как? – неуверенно, даже с робостью спросил Борька.
– Да что я? Сюда перебрался! Все лучше, чем в Челябинске.
– Ах, а я-то думаю! – воскликнул Борька. – Конечно, здесь лучше. Мы сюда – на неделю. Увидимся. Крепче держите связи с общественностью!
– Но удивительно – ты и тут! – повторил знакомец. За дверью с надписью "Технический отдел" оказался еще один коридор. Женщина шла чуть впереди, и Борька шепнул Олегу:
– Кажется, тому халявщику я в институте проекты рассчитывал. И кажется, за последний он мне ни шиша не заплатил. Калякин! А как зовут, забыл. Большая задница, между прочим. Вместе с Веселовым по комсомольской линии служил.
– Я не понял, а почему он сказал: "Какой идиотизм!"?
– Ну так, от полноты чувств, – объяснил Борька.
В большой комнате стояло несколько длинных старомодных столов с резными ножками и синие несгораемые шкафы.
– Константин Михайлович сейчас в цеху, – объявила Люся. – Скоро придет.
– Вот здесь можно поработать, – Борька прошелся по комнате. – И народу никого. Кроме Люси. – Выглянул в окно и выкрикнул: – Вон! Наши дружки в сквере! Соображают чего-то.
Из окна был виден край площади перед проходной и скамейки возле клумбы. Два мужичка стояли на посыпанной песком дорожке. Возле них крутился рыжий пес.
– Это такие друзья неразлучные, – сказала Люся. – Вон тот, в кепке – фельдшер. А седой – учитель рисования. И песик всегда с ними. Как-то по-чудному его кличут.
– Ух, боевой народ! – Борька хотел было помахать им рукой, но они смотрели в другую сторону. – Сегодня нас в баню отправляли. Обещали, что там – женский день.
– Там и женское отделение, и мужское, – удивилась Люся.
В комнату вошел высокий, хмурого вида мужчина в черной спецовке.
– Ба! Константин Михалыч! – выкрикнул Борька. – И тоже – боевой, как восемнадцатый год.
Мужчина с серьезным видом пожал им руки и стал доставать из шкафа папки.
– Мы вчера Константина Михайловича поздравляли. – Люся посмотрела на начальника. – День рождения у него был.
– Ба! И мы поздравляем, – ответил Борька. – Главное, побольше славных дел! И чтобы поклонницы всегда окружали, докучали, донимали, – добивались своего!
Люся состроила недоуменную физиономию, а сам Константин Михайлович предпочел никак не реагировать.
Сели за стол. Борька достал из папки бумаги, разложил их перед собой:
– Замечания ваши все просмотрели. Как говорилось у нас, в Добровольческой армии: "Горячо одобряем и, скрепя сердце, поддерживаем!".
Люся предложила чаю. Константин Михайлович даже не посмотрел в ее сторону и стал говорить быстро и сбивчиво. Борька долго не выдержал и перебил его. Сначала рисовали схемы на листе бумаги, потом встали и подошли к черной ученической доске, прибитой к стене.
– Константин Михалыч! Говорю я Константину Михайловичу, – в очередной раз объявил Борька, не замечая, что злит хозяина.
Олег не выдержал и сказал:
– Подождите! В сторону уехали. Давайте сначала.
– И вообще давно был обед, и надо поесть, – устало проговорил Борька. – Трапезная у вас тут вроде ничего, не затрапезного вида.
В столовой к ним за столик подсел Калякин. Опять поудивлялся неожиданности их появления и заявил, что ему надо кое о чем посоветоваться. Борька пожал плечами и пообещал, что они как-нибудь к нему зайдут. Но Калякин вытащил из кармана листок и стал показывать какой-то чертеж.
Борис подвинул листок к себе, рассматривал, продолжая хлебать борщ из тарелки, и недовольно покрутил головой. Что-то ему очень не понравилось. Он ткнул в листок ложкой, оставив маленькие жирные капли:
– Как у тебя тут – и одно, и другое. Нет уж, прыгать на все четыре стороны можно только по частям.
Калякин проводил их до проходной и пытался расспрашивать о чертеже. На улице Борька оглянулся и объявил:
– Сила идиотов – в их фантазии! Они пошли к гостинице.
– Мы им зря по старому аналогу прибор сделали, – говорил Олег. – Хуже всего что-то старое пытаться приспособить. Одна морока получается.
– Там кое какие новые идеи есть, – не согласился Борька.
– Надо было к новой схеме их подводить.
У распахнутого окна гостиницы стояли два приятеля. Рыжий пес сидел рядом на траве газона. Седой мужичок пытался заглянуть в окно и говорил:
– Александра моя Ильинична! Чаи там гоняешь! А меня, милого своего, на произвол судьбы бросила!
– Тебе только произвол и подавай, – послышался из окна женский голос. – Уж одной ногой... о душе пора думать, а все туда же.
– Н-да, – задумчиво произнес седой и обратился к приятелю: – Петр, скажи мне: почему, несмотря ни на что, мы с тобой не унываем?
– Даже и не знаю, Шурик, – отозвался приятель. – Не унываем, и все тут!
Озеро было не таким спокойным, как утром. Ветер гнал на песок легкие волны. Над водой до самого горизонта висели клубистые белые облака.
– Рыбы мы сами не наловим, – сказал Борька.
– Ну, почем знать! – не согласился Олег. – Попробуем.
– Не будет она ловиться ни фига. Надо копченой купить. Вкусная – пальчики оближешь. Возьмем в аптеке таблеток от этого самого, но обязательно попробуем.
– Купаться пойдем? – спросил Олег.
– Вроде холодновато. – Борька поежился.
Недалеко от пристани был песчаный пляж со скамейками и "грибками". У берега стояла полная дама в алом купальнике и с пышной прической крашеных хной волос. Худощавый мужчина с зачесом на лысину пробовал ногой воду и говорил:
– У! Сегодня совсем теплая!
Олег сложил одежду на скамейку. Подошел к берегу и, не раздумывая, бросился в воду. Отплыл несколько метров и встал на ноги. Было по шею. Перевернулся на спину и поплыл дальше. Над головой стояли, будто не двигались, облака. Над лесом синела туча.
Недалеко от берега худощавый мужчина учил свою спутницу плавать. Держал на руках и командовал:
– Ногами и руками! Одновременно!
Дама разгребала перед собой воду, вытягивала шею, чтобы не замочить прическу, фыркала и говорила:
– Яшка! Нахал!
Борька стоял на песке, убрав руки за спину и выпятив живот. Наклонился к Олегу и тихо сказал:
– Гляди-ка, какие тут опытные ухажеры! Сразу и не подумаешь!
По дороге в поселок Олег предложил:
– Давай по лесу прогуляемся. С другой стороны к гостинице выйдем.
– Лучше короткой дорогой, через поселок, – ответил Борька. – Знаешь, есть такие минуты, когда организм будто что-то начинает предчувствовать и торопит хозяина.
Утром Борька громко постучал в дверь и закричал:
– Эй! Спишь, что ли? Вставай!
Олег не спал, но вставать не собирался. Посмотрел на часы и удивился:
– Куда в такую рань!
Борька был в майке, спортивных брюках и шлепанцах на босую ногу. Сунул Олегу листок со схемой, а сам прошел в комнату и уселся на подоконник:
– Вот видишь, как надо! Оказывается, проще пареной репы! Под любые параметры подходит. И почему сразу не догадались в трубку свернуть? Вот за что я люблю жизнь, за эти мгновения понимания. Вот это да! И какое удивительное чувство свободы – взять и придумать. Именно свободы! И не какой-то, а твоей собственной! Понимаешь, о чем я? Вот, Александр Сергеевич в этом кумекал! Хоть и гуманитарием был.
Схема казалась очень удачной. А Борька был громогласным, самодовольным и хвастливым. Олега это немного раздражало. Можно было бы позлить Борьку и сказать, что ничего особо путного он не придумал. Но схемка вправду казалась очень красивой. Наверное, Борька даже не понимал, как она объединяла все то, над чем сейчас работали.
– А как она интегрируется легко! Все сразу объединит! Да? – Борька ткнул пальцем в свой листок.
Олег не удержался и ответил:
– Все это можно решать по-другому и радикально. Подвергать жидкость сильному облучению, чтобы в ней пузырьки газа формировались, а их измерять. – И тут же пожалел, что проболтался.
– А облучение куда пойдет? – Борька сразу ухватил самое трудное. – Если люди рядом будут?
– Ну, вот тут думать надо.
– Ты про это пока никому не говори. – Борька прошелся по комнате. А то они нам сейчас прибор зарубят. И неизвестно, получится ли то, о чем ты говоришь. Подумать надо.
Константин Михайлович был на совещании. Им пришлось его ждать. Борька звонил в Москву какой-то приятельнице и говорил:
– Вот еще! Что тут врать! Правда, в командировке! На острове. Обитаемом! Не могу сказать, где. В каком океане. Что значит "трепло"? Зачем так говорить! А если наш разговор слушают? Как кто? Спецслужбы! И я по твоей милости прослыву у них вруном! Хи-и!
После обеда они пошли в лес за поселком. За деревьями, совсем близко синело озеро. Но оказалось, что к нему не подойти, – вдоль берега тянулись бетонные столбы с колючей проволокой.
Светлый сосновый лес кончился. Открылся косогор с кустарником у подножья. Они поднялись по высокой траве на его макушку.
– Место какое благодатное, – сказал Олег.
– Скит здесь когда-то стоял. Вон там, внизу часовня осталась. – Борька сел на траву и вытянул ноги. – Все-таки схемка получилась удивительно удачной. В таких случаях главное – голову зря не ломать. Хоть по комнате ходи, хоть руки заламывай, – все бесполезно. А если просто взять да послушать, может иной раз и услышишь. Нет, я правду говорю.
– А чего ты мне это объясняешь? Я и без тебя знаю, – ответил Олег.