– Очень приятно! – сказал седой человек и представился: – Вейтер Михаил Борисович – управляющий директор здешних мест. Будем сотрудничать. И надеюсь, вы у нас часто станете бывать. – И обратился к Олегу: – Это здание у нас полностью готово, а сейчас отделываем основное здание нашего центра на Варварке. Позвольте вашу визитку.
Нет? Жаль. Вот вам моя. И, пожалуйста, в тот зал. Покушать бутерброды. И виски там есть.
– Надо как-нибудь сюда Вику притащить, – тихо проговорила Ирина. – Она любит всякие тусовки.
В зал быстрыми шагами вошел парень с сумкой на плече, выкрикнул:
– Всем привет! – Высмотрел в толпе кого-то из знакомых, заорал: – А! И ты здесь!
Ирина отвернулась, шепнула:
– Во! Видел? Пресса прибыла.
Включили большую люстру. В углу зала загудел микрофон. На возвышение поднялась статная дама в брючном костюме и заговорила с легким акцентом:
– Господа! Мы рады приветствовать вас здесь, в наших стенах в Москве! Сообщаем вам, что мы начинаем нашу миссию в этой стране, которая сейчас так хочет расстаться со своим прошлым. Мы видим свою задачу в том, чтобы поддержать эти усилия. Своим присутствием мы обеспечиваем необходимое содействие. – Дальше даму начала подводить русская грамматика.
После этого выступления возникла небольшая заминка. Кого-то звали и разыскивали. Опять загудел микрофон. На возвышении появился Михаил Борисович Вейтер:
– Господа, сложный современный период нынешней России – это период перехода от старомодного традиционного общества к обществу глубоко модернизированному и потому нетрадиционному. Эти слова надо выделить в качестве ключевых в разрабатываемой концепции предстоящих преобразований. Традиционное общество основано на многочисленных долженствованиях и глубоко вязнет в разных путах, а современное – базируется на снятии табу и широких личных свободах. Мы хотим, чтобы именно к такому обществу шла Россия, отбрасывая свой имперский менталитет и превращаясь из поработителя в друга всех народов.
После Вейтера что-то долго бубнил старичок-историк. Публика начала шептаться и гудеть. Объявили Пискунова. Ему сразу аплодировали. Он церемонно раскланялся.
– Сегодняшние задачи перестройки и демократизации общества, э... – И бодрым голосом: – Предоставление гражданам политических прав основывается на экономических свободах вплоть до собственности. Э... Укрепление и развитие этих прав...
Всех пригласили в соседний зал. В дверях возникла толчея. Сергей Павлович и Вейтер остановились у ближнего столика.
– Тут у нас все как дома. – Вейтер обращался к Ирине: – Лучшее обслуживание – это самообслуживание. Вам чего налить? И уже Сергею Павловичу: – В принципе, очень интересно было бы в вашем регионе семинар организовать. Человек на пятьдесят. А потом наиболее подготовленные могли бы поучаствовать в нашем семинаре в Вене. Но это – позже. После вашего ознакомительного визита. Людей, наверное, можно на семинар подобрать.
– Много у нас проблем накопилось, – важно говорил Сергей Павлович. – Особенно – с очередями.
– Правильно! – поддержал Вейтер. – И с очередями. А что вы там теснитесь? – Он обращался к Ирине и Олегу. – Пожалуйте сюда, молодые люди. Рыбки из Норвегии попробуйте. – И показал пример.
На улице было холодно. Но Ирина сказала, что ей обязательно надо дождаться брата. Он появился только через полчаса. За это время из дверей особняка вынесли и погрузили в "Волгу" два бесчувственных тела. Одно принадлежало общительному репортеру, другое – старичку-историку.
Шофер стоял возле машины, заглядывал внутрь и неизвестно кого спрашивал:
– Куда их вести-то?
Вышел Сергей Павлович. Деловито объявил Ирине:
– Я тебя до дому подбросить не смогу. Мне – в гостиницу. Надо несколько важных звонков сделать. Еду в Вену.
Выбрались из темных переулков и стали переходить площадь у метро.
– Все туфли ободрала, – говорила Ирина. – Тоже мне, подвезти он не мог... Может, нам тогда к тебе поехать? Ты меня не зовешь. Совсем скучным стал. Я подумала: может, мне с собой Вику взять? Чего ты на меня посмотрел? Должна же я тебя как-то развлекать.
В курилке два дня подряд обсуждали последнюю демонстрацию в центре города.
– Пискунов из Ленинграда! – говорил Борька. – Ну, молодец! Как врезал!.. Про цековскую мафию! Так вот вслух и назвал.
– Следователь из прокуратуры выступал, рассказывал, как дело вел, а его быстро свернули. – Веселов тоже был в курсе последних событий.
Олегу все это в конце концов наскучило, и он сказал:
– Показывали вашего кумира, пьяного в дребодан, а он потом говорил, что ему рот на кинопленке растягивали.
– Это сами телевизионщики подтвердили, – оборвал его Борька.
– Так и было, – поддержал его Веселов. – У нас в Пушкино парень живет, на телестудии работает. То же самое говорит!
Олег спросил Борьку:
– Вот, ты знаешь что-нибудь о таких возможностях?
– А кто там чего знает! – отмахнулся Борька.
– Но главное даже не это. А то, что ваш кумир болтал, – Олега этот разговор начинал злить. – А нес он удивительную глупость! И что? Телевизионщики за него говорили?
– Охота тебе за партаппаратчиков заступаться? – спросил Веселов.
– И, правда! Хи-и! согласился Борька.
– А вы чего за секретаря обкома так заступаетесь?
– Он – уже бывший!
Веселов докурил и нервно сказал:
– Мы живем при системе, которая в тридцатые годы создана. Надо когда-то ее ломать или не надо? Это система себя как империя ведет!
– Почему империя – это плохо? – спросил Олег.
– А на черт она нужна?
– Чтобы народы не передрались!
– Почему тогда в той же Европе не дерутся? – раздраженно спросил Веселов.
– Там уж сколько дрались! – ответил Борька.
Веселов помолчал и важно сообщил:
– Мы хотим образовать свою партию. Прежде всего, это должно быть сильное интеллектуальное ядро общества. Должны быть люди, специалисты в своем деле, способные анализировать и предвидеть.
– И кто к вам запишется? – лукаво спросил Борька.
– Очень интересный народ подбирается.
– Чувствую, туда все попадут, кто в свое время в КПСС пролезть не сумел, – сказал Борька.
– Я там не был и тем горжусь. – Веселов недовольно посмотрел на Борьку.
– А чего тогда ходил, просился? – спросил Борька.
– Я? Ну, и ходил! Ну, и что? – Веселов бросил в урну окурок и ушел.
Борька посмотрел ему вслед, состроил рожицу и захихикал:
– Вот еще – партийный деятель у нас появился. А насчет кумира – это ты зря. И неважно, растягивали ему рот на пленке или нет. Надо же как-то с партократией бороться. Только такие люди, как он, и могут все это сломать.
– Пустые они все какие-то...,– ответил Олег. – Что твой Пискунов, что прочие.
Творческий вечер Артамонова был устроен в каком-то человеколюбивом обществе из тех, что появлялись тогда в изобилии, и потихонечку превращались в коммерческие конторы. Открытие задержали на полчаса. Публика прохаживалась по фойе и разглядывала фотографии митингов и новых вождей. Наконец, всех пригласили в зал. Зажглись юпитеры. На сцену вышла Виктория Георгиевна Нивецкая и объявила, что будет ведущей "этого замечательного вечера". На ней было длинное темное платье и крупные белые бусы. Появился сам триумфатор – в джинсовой куртке и кроссовках.
Олег повернулся к Ирине и спросил:
– А где Вика?
– Может, еще придет, – равнодушно ответила Ирина.
– Начнет, наверное, со своего "На смерть поэта"? – Олег кивнул в сторону сцены.
– Не злорадствуй. Он, кстати, спрашивал, придешь ли ты.
О Высоцком Артамонов так и не прочитал. Зазвучало нечто иное. В нескольких интерпретациях было произнесено: "Тяжелая расплата – для них, для них..."
Нивецкая объявила, что тоже будет читать, но из опубликованного:
– Сейчас не очень пишется. Наверное, потому что время так динамично и так неистово политизировано. И это – хорошо. И еще хорошо, что столько разных общественных дел. Но все это, конечно, только до поры. Наше главное дело – писать. И мы с ним справимся. Мы еще скажем о своем времени точно, четко, ярко!
Опять читал Артамонов. И не моргнув глазом, заявил:
– Я рад, что доказал себе очень важное. Что способен подняться над реальностью и творить свое искусство.
Предоставили слово приглашенным. На сцену вышел Белкин – поседевший и стареющий, в ярком зеленом пиджаке.
– Жесточайший пресс политической цензуры раздавил всех истинно талантливых, – говорил Белкин. – Настоящая глубокая поэзия оказалась загнанной на кухню, стала уделом немногих. Но как бы ни хотела власть, она не могла вытравить цензорскими чернилами вечно живое слово!
Олег пожал плечами и шепнул Ирине:
– Слушай, но ведь это тот самый Белкин, который: "И партия, старший товарищ, вперед поведет комсомол!".
– Ну и что? – Ирина недовольно посмотрела на него. – Не мешай.
Через боковую дверь в зал вошла Вика, остановилась и стала высматривать свободное место.
– Все-таки пришла! – прошептала Ирина.
– А что такое? – не понял Олег.
– Ты что? Творческий вечер, да еще здесь! Сама Нивецкая ведет. В двух журналах подборки вышли. Понятно? Вот Вика и бесится.
Последним выступал худенький длинноволосый парень лет восемнадцати:
– "Когда под натиском врагов полки России отступали, и черный гнев в ночной покров..."
На первых рядах зашумели. Кто-то свистнул. Пожилая дама тонким голоском выкрикнула:
– Не надо нам тут шовинизма!
Парень запнулся, а Нивецкая быстро сказала в микрофон:
– Можно еще много выступать, но пора чествовать поэта. А где чествовать, как не на пиру! Всех просим пройти в соседний зал.
– А почему, собственно, шовинизм? – громко спросил Олег.
– Не заводись, – оборвала его Ирина. – Пошли!
Все поднимались с мест и выходили из зала. В фойе стояла Вика.
– Как ты, подруга? – Ирина тронула ее за плечо. – Даже к телефону не подходишь.
– Весь вечер вчера дома была, – удивилась Вика. Подошел Артамонов. По-свойски обнял Вику и Ирину за талии, чмокнул обеих в щеки:
– Ну, как, красавицы мои! По-моему, нормально прошло. Что ж, теперь можно коньячку себе позволить. – И посмотрел на Олега.
Со второго этажа по лестнице спускались Вейтер и молодой человек в черной водолазке, угрюмый и неприветливый.
– Виктория Георгиевна! – Вейтер окликнул Нивецкую: – Что у вас сегодня? Вечер поэтов? Отлично! А послезавтра у нас собрание прессы. Очень надеемся, что вы выступите. Да? Отлично.
Вейтер говорил что-то еще, уже совсем тихо, а молодой человек стоял рядом, недовольным тяжелым взглядом рассматривал публику и теребил ворот водолазки.
В углу зала полная дама громко выговаривала длинноволосому парню, выступавшему последним:
– И в такое переломное время вы зачем-то вытаскиваете из чулана всю эту рухлядь и еще начинаете ею любоваться! Весь этот хлам давно должен быть выброшен. Это отравляло жизнь миллионам людей!
Парень внимательно посмотрел на даму и выкрикнул:
– Да кто вы такая, чтобы меня учить? Откуда вы взялись?
Ирина схватила Олега за локоть и повела в следующий зал. Публика стояла у накрытых столов с поднятыми бокалами. Выступающий говорил о нежных струнах артамоновской поэзии и предложил выпить за дам. Слово тут же взял Белкин. Объявил, что гении нынче вообще-то есть, и многозначительно оглядел присутствующих, будто ждал, что они догадаются, о ком идет речь.
В конце июля Борька взял отпуск на неделю и укатил на рыбалку. Как раз в это время приехал заказчик из Челябинска и заявил, что в их разработку надо срочно вносить изменения. По ходу дела выяснилось, что в документации есть ошибки Борькиной лаборатории. На совещании в министерстве Олег попало за весь институт. Он злился, что его самым наглым образом подставили – и начальство, и Борька. И как раз в это время Веселов рассказал ему, что Ирина собралась увольняться. По-хорошему, надо было бы позвонить ей и расспросить, как да что. Но не захотелось.
Через пару дней Ирина позвонила сама:
– Слушай, у меня к тебе дело есть. Зашел бы поговорить. Я теперь в доме напротив, на новом месте.
– Это как? – не понял Олег.
– В окошко тебя вижу, – развеселилась Ирина. – Сейчас раму открою и рукой помашу. Не, заклеена, зараза. Ну, я – через улицу. Прямо напротив института.
На другой стороне улицы стояла высотка НИИ удобрений. Олег выглянул из окна и увидел возле их подъезда два грузовика.
– А при чем – ты и химия? – спросил он.
– Заходи, узнаешь. Мы с братцем офис сняли. Пять комнат. Пока тут только я и тетка-вахтерша.
– А куда удобрения делись?
– На других этажах. Или – уже в поле. Выписывать тебе пропуск?
На первом этаже прежнего НИИ все было заставлено большими и маленькими коробками. Грузчики в синих спецовках тащили к выходу ободранный шкаф. На полу были уложены перевязанные тесемками толстые папки. Уборщица со шваброй в руках обсуждала с вахтером, мыть или не мыть лестницу.
Олег поднялся в лифте на пятый этаж и оказался в широком коридоре. Перед дверью стоял маленький столик. За ним сидела старушка в очках.
– К Ирине Павловне? – важно спросила она, оторвав глаза от журнала. – Прямо и направо.
Ирина сидела на подоконнике в большой пустой комнате и болтала по телефону. Положила трубку и сказала:
– Вот, сюда перебираюсь. Еще ни столов, ни стульев.
– А что здесь за переполох? – спросил Олег.
– Газеты надо читать, товарищ дорогой! Братец у себя там, в местах бывшего обитания уже три малых предприятия открыл. Теперь вот здесь. Я неделю в исполком ходила, как на работу.
– И что вы будете делать? – поинтересовался Олег. – Шить или пироги печь?
– Вагонами будем разные разности поставлять отсюда – туда. Представляешь, сколько работы! И бухгалтера надо найти, и мебель купить. Еще у братца идея взять в аренду колхоз под Москвой и устроить там что-то вроде имения. Цветы выращивать, колбасный цех открыть. Вот такие перспективы. Хочешь к нам?
– В имение?
– Хоть бы и туда.
– Если только Котовским!
– Тогда лучше объясни, какие мне компьютеры для офиса покупать, и что такое "факс"?
Из коридора донеслись вопли и ругань. В комнату быстро вошел чем-то очень разозленный Сергей Павлович и закричал:
– Надо же, старая карга! Спрашивает: "Кто я такой!" Еще меня расспрашивать будет! Дура! Буду я ей объяснять!
– Это кто? – спросила Ирина.
– Бабка, которую ты у двери посадила! Вот, зараза безмозглая! "Кто я тут такой"!
Братец попыхтел, отер лоб платком и только после этого вроде бы заметил Олега. Наклонил чуть набок голову, ссутулился и протянул руку:
– Вот, начинаем раскручивать новое видение, работать с современными моментами. Ирина считает, что мы должны на вас рассчитывать. Так что включайтесь.
– Я только по научной части, – ответил Олег.
– Разным надо заниматься. – Братец уже не сутулился, а стоял прямо и поправлял очки – Я об этом определенно всегда заявляю, и в этом отличие моего мнения.
Ирина повела брата показывать другие комнаты, а Олег смотрел в окно на маленький трехэтажный домик их института за бетонным забором. Ирина заглянула в дверь, быстро проговорила:
– Слушай, у нас тут – надолго. Потом договорим. Хорошо?
Борька был в своей лаборатории один. Увидел в дверях Олега и закричал:
– А-а! Ты! Заходи!
Олег уселся на старый ободранный стул и спросил:
– Ну, и чего поймал?
– Это – потом! Сейчас – о нашем деле!
– У тебя тут дышать нечем. – Олег кивнул на окно. – Открой хоть форточку.
– Много свежего воздуха – тоже вредно. – Борьке было не до этого. – Всего надо в меру. Человек должен жить в собственной атмосфере, как всякая планета. Я все обдумал. Правда, ты молодец, что это предложил. Надо жидкость пузырить излучением, а потом измерять. Я проверил в одном ленинградском НИИ. Они что-то подобное пытались сделать для подводной лодки. Но с излучением ничего поделать не смогли.
– Надо сначала до кипения доводить, – сказал Олег. – Тогда небольшое излучение понадобится.
– Что? – заорал Борька. – Украл! Хи-и! Я это на рыбалке придумал! А ты никому ничего не ляпнул?
– Я сегодня утром об этом подумал.
– А я – позавчерась! Позавчерась! – Борька поднял руку, будто погрозил указательным пальцем.
– Но возни будет много. Излучение должно быть направленным. Почти в одну точку. И в лаборатории надо будет защитное оборудование ставить. А то в кого попадет – кровь запузырится.
– Я об этом не подумал. – От удивления Борька даже выпятил нижнюю губу.
Среди ночи Олег проснулся от сильной капели. Вышел в коридор, включил свет и увидел на полу кухни большую лужу. Этажом выше жили новые соседи. Олег долго звонил в их дверь, но ему никто не открыл. На следующем этаже заспанный толстяк недовольно буркнул, что у него в квартире не течет. Пришлось бежать в ЖЭК и будить дежурную.
Приехала аварийная бригада. Сантехник в спецовке и кепке открыл дверцу за сливным бачком и подставил руку под капли. Понюхал пальцы и задумчиво произнес:
– Н-да, не похоже, вроде бы на канализацию.
– Ну-ка, я! – Второй сантехник тоже подставил руку под капель и, поразмыслив, подтвердил: – Не похоже. Пошли в подвал воду перекрывать.
Утром Олег столкнулся на лестничной клетке с соседкой и стал объяснять, почему нет воды. Женщина охала, то ли по поводу залитой квартиры, то ли из-за того, что воды долго не будет.
По лестнице медленно спускалась важная пожилая дама. Грозно посмотрела на Олега и объявила:
– Это я живу в квартире над вами! И как вы только смеете! Как вы смеете распускать про меня сплетни, что я дома не ночую! Я была дома! Возможно, выходила за газетой. Возможно!
Во дворе у гаражей стоял Пашка и разговаривал с маленькой старушкой.
– Привет! – крикнул Пашка. – Ну, чего? Ездил? – Подразумевалось, ездил ли Олег в этом году на рыбалку.
– Не успел. Может быть позже, в сентябре.
– А я пару раз сгонял, – говорил Пашка. – На Волге был. Однако гаденыша на блесенку зацепил. Килограмма на полтора! А тебе не нужно чего для рыбалки? – Он показал на сгорбленную старушку.
– Вот, продаю. – Она держала в руках кирзовые сапоги и плащ-палатку. – От мужа осталось, а сыну не надо.
– Плащ я у тебя, бабка, возьму. – Пашка пощупал материю. – Не должен промокать. И шлем вот этот, танкистский. Хорошая штука для зимней рыбалки. Никакой ветер не продует. – Он нацепил шлем на голову.
Олег ответил, что ему ничего не надо. Старушка расстроенно говорила:
– Муж берёг, а сыну не нужно. Он не ездит никуда. И сожительницы у него такие непутевые. И одна, и вторая. Чуть что – в милицию его. И сразу недели на две.
Была суббота. Улицы казались пустыми. Олег доехал на троллейбусе до Белорусского вокзала и пошел по улице Горького вниз, к центру. На площади Маяковского возле памятника стоял раскладной столик, и несколько человек собирали подписи под каким-то открытым письмом. Пригревало солнце. Олег подошел к столику, стал читать разложенные листки, но так и не понял, против кого и чего предлагалось подписаться.