– Твою мать… – вырвалось у Марины.
Созерцание заняло неоправданно много времени. Сначала Марина хотела сцапать всю открывшуюся ей красоту целиком, но вовремя поняв, что это невозможно, начала поглощать по кусочкам, откусывая по чуть-чуть, то справа, то слева, то с середины.
Всё это время локомотив-Димон стоял рядом. Марине он казался невидим, но она ощущала его присутствие.
Незаметно начало темнеть. Марина поняла это, когда перестал чётко просматриваться задний план "картины".
– Темнеет, – услышала она голос сзади.
– Темнеет, – повторила Марина.
Хозяин голоса подкатился к ней справа и протянул руку. Марина не поняла его жеста и посмотрела в него зеленоватые глаза вопросительно.
– Давайте палку, – улыбнулся он, – ехать пора.
Когда они добрались до лагеря, то есть до сельского клуба, где предстояло ночевать, по ощущениям пришла ночь. В окнах горел уютный свет, изнутри слышался смех и негромкие матюги. Марина вдруг поняла, что замёрзла, проголодалась, и невероятно хочет в туалет.
– Вот и прибыли, – из темноты подал голос Димон.
Марина по-подростковому глуповато хихикнула в ответ. Димон, кажется, не обратил на это никакого внимания, хотя с уверенностью говорить трудно, поскольку Марина видела только его контур и поблёскивающие в свете окон глаза.
– Ну, теперь-то вы знаете, какого чёрта сюда попёрлись? – спросил он.
Марина открыла рот, чтобы ответить, но облечь в слова мысль, которая в тот момент залетела в голову, оказалось непросто, поэтому она снова хихикнула, на этот раз, кажется, ещё глупее.
– Увидимся, – Димон махнул рукой и отчалил в чёрное.
С трудом переваливая через сугробы, Марина пробралась к центральному входу клуба, сняла лыжи и с невероятным усилием проникла внутрь, преодолев с поклажей целых две тяжеленные двери. Первое, что она увидела за ними, были огромные глаза Олежика.
– Ты где была? – простонал он.
– Пиво пила, – ответила Марина, заметив в его руке банку "Балтики".
Из-за Олежикового плеча показался Петрович – неизменный собутыльник и идейный вдохновитель мероприятия.
– Марин, что за фигня, мы уже идти за тобой собирались…
– Так чего не пошли? – огрызнулась Марина, которой вся эта гоп-компания вдруг стремительно опротивела.
У каждой приличной девушки должна быть подобная история в сумочке, другое дело, что у Марины история была подлинная. Она не боялась вспоминать о ней, но иногда, ночью, когда правят бал неврастения и отчаяние, ей становилось до того жутко от воспоминаний, что приходилось либо напиваться, либо звонить кому-нибудь из знакомых. Либо и то и другое вместе. По прошествии пары-тройки лет она благополучно забыла об этом маленьком приключении, но теперь воспоминание о нём, будто замороженное во льдах "нечто" имени Курта Рассела, чудесным образом ожило и начало стучаться в парадную дверь её памяти.
Она и сама не знала, почему решилась рассказать об этом "ведьмам". Просто во время её второго визита в "Адамовы веки" после общего трёпа, чая и конфет, ей вдруг захотелось поведать окружающим эту историю, в которую при любых других обстоятельствах никто бы никогда не поверил.
Её слушали очень внимательно. Даже Марго ни разу не перебила своими комментариями. После того, как Маринина история растаяла в дыме под лампой, дамы переглянулись между собой.
– Вы, конечно, поняли, с кем именно вам посчастливилось повстречаться? – тихо спросила Нина.
– Именно, посчастливилось! – всё-таки встряла Марго.
Марина поводила ложечкой в чашке с остывшим чаем.
– Честно говоря, я ни разу не отвечала вслух на этот вопрос.
"Ведьмы" переглянулись и понимающе закивали, видимо, ответ Марины их полностью удовлетворил.
– Главное, ничего не бойтесь, – спокойно сказала Катрин. – Это мужики напридумывали о нём всяких ужасов, хотя никто из них с ним ни разу не встречался, и, следовательно, никогда не видел. Мужская зависть, оскорблённое чувство собственника, бессильная злость и ненависть ко всем, кто сильнее – вот что породило тот образ, который представляется каждому, кто слышит его имя.
Марина внимательно посмотрела в серо-голубые глаза, эффектно смотрящиеся на фоне копны рыжих волос.
– Вы так говорите, будто он сейчас войдёт к нам с улицы!
– Не исключено, кстати, – брякнула Марго, прикуривая вставленную в мундштук сигарету.
Звон дверного колокольчика заставил всех, кто был за столом, подпрыгнуть на своих стульях. Чувствуя, как причёска шевелится над черепом, Марина медленно повернулась к двери, спиной к которой сидела.
Там стоял чуть припорошённый снегом парень в дублёнке и маленькой вязаной шапочке, у которого в одной руке висела грязная автомобильная щётка, а в другой – ключи от машины с огромным брелком бело-голубого цвета.
– Ал-л-лё, чей там "мерин" убитый стоит? – с порога заявил он. – Ёба, мне ваще-то ехать надо…
В магазине стало до противного тихо. Марина даже расслышала, как со щётки на пол капает тёмная жижа.
– Что, простите? – наконец подала голос Марго, тем самым вызывая огонь на себя.
Вошедший упёрся в неё тяжёлым взглядом агрессивного гопника, только что включившего "быка".
– Это ты, что ли, меня своим пердилом подпёрла?
Марго аккуратно стряхнула пепел, и медленно, с достоинством, поднялась со своего места. Сначала в направлении незваного гостя устремилась струя дыма, а вслед за ней в том же направлении полетело то, чего Марина никак не могла ожидать:
– Слышь ты, плесень, пещеру завали! Если ты мне ещё раз тыкнешь, я тебе на грудь насру и палкой размажу…
Маринина нижняя челюсть сама собой отчалила от верхней, да так там и осталась. С открытым ртом Марина посмотрела сначала на Марго, потом на остальных "ведьм", казавшихся совершенно невозмутимыми, а потом на гостя, который выглядел уже не так грозно, как раньше.
– Я говорю, меня там "мерин" убитый подпёр, – попытался перехватить тот инициативу, но Марго было не остановить. Она крыла его последними словами, некоторые из которых Марина слышала в первый раз в жизни. Особый шарм ситуации придавало то, что материлась она, не снимая с себя образа старушки-графини.
– …с хера ты тут гандонишь, очкун парашный? Ты что, с бычкой своей толстожопой базаришь, быдлота? Попутался?
От услышанного парень чуть не выронил щётку и ключи. Оглядевшись по сторонам, он хотел что-то сказать, но его лицо неожиданно перекосила нелепая гримаса, и он громко, не закрываясь, чихнул. Висевшие справа от него платья молодости Клавдии Ивановны Шульженко довольно заметно колыхнулись.
– Ты ещё мне тут всё соплями уделай! – гаркнула Марго.
– Спасибо… – почему-то сказал парень, чихнул ещё раз и утёрся рукавом.
– Хорошо, не щёткой, – тихо прокомментировала Катрин, а в это время Марго, насколько возможно в её возрасте, грациозно пошла прямо на парня. Мундштук с дымящейся сигаретой по-прежнему оставался в её руке.
Может, она напомнила гостю его бабушку, или, может быть, школьную учительницу, или он просто офигел от её речей до последней степени, но эффект вышел потрясающий. С лицом гопника произошли странные изменения: из быкообразного оно постепенно превратилось в более или менее человеческое и даже несколько симпатичное. Дальше больше: хозяин лица избавился от шапки, ещё раз вытер нос рукавом и пригладил рукой волосы.
– За шубой метнись, – бросила ему Марго, подойдя на расстояние вытянутой руки.
Тот молча схватил висевшую на вешалке шубу и, встав на цыпочки, аккуратно накинул ей на плечи. Сцена вышла сколь идиллической, столь и нелепой: браток в спортивных штанах прыгает вокруг древней бабули.
– Благодарочка за подгон, – сказала Марго. – Чао, ведьмы, я скоро.
И вышла вон, увлекая за собой дымный шлейф. Парень замер у двери под обстрелом трёх пар глаз – он явно не знал, что ему делать дальше.
– Ну чё обвис, как гандон с поносом? – донеслось снаружи. – Сюда иди!
Парень, мало того, что с виноватой улыбкой попрощался с оставшимися, так ещё и – о, боже! – неуклюже поклонился.
– Вот так, вошёл бичом, а вышел хлыщом, – сказала Катрин, когда дверной колокольчик тренькнул второй раз.
– Как это она его так? – изумлённо спросила Марина. – Ведь форменный бычара же…
Катрин пожала узкими плечиками:
– Чёрт её знает, она же ведьма.
Марго отсутствовала достаточно долго, но за столом это никого не беспокоило. Нина ещё раз разлила всем чаю, Софи принесла печенье, а Катрин рассказала пошлый анекдот в тему:
– Молодой человек, хватит мне тыкать, я вам не девочка!
– Извините, никак попасть не могу…
Анекдот старый, но Марина всё равно засмеялась. Ей было немного странно слышать такое от интеллигентной на вид барышни, но после монолога Марго, она уже не удивлялась ничему. В этом контексте ей вспомнился один знакомый выпускник ГИТИСа, который утверждал, что лучше всех на свете ругаются матом народные артисты СССР, но озвучивать эту мысль Марина не стала.
Появилась Марго, затащившая за собой в магазин целый ворох холода. Марина слегка поёжилась.
– Ведьмы, вы не поверите, – сообщила Марго, разоблачаясь, – гопник-то мой, меня на свидание звал, но не далась я.
Нина скорчила скептическую гримасу:
– Ладно, заливать-то!
– Завидуйте молча, девушка! А у меня теперь есть кавалер!
Цирковым движением Марго достала из рукава платья листочек, на котором корявым школьным почерком были написаны десять цифр.
Дамы громко зааплодировали, а Марго в ответ театрально раскланялась во все стороны.
– А у вас есть кавалер? – чуть повернувшись к Марине вдруг спросила Катрин. – Если это, конечно, не секрет.
Марина ответила не сразу. Вообще, она до чёртиков не любила подобных вопросов, хотя прекрасно понимала, что избежать оных в дамском коллективе нереально.
– Сложный вопрос, – сказала она, выдыхая дымом, – мужчина у меня есть, но мне хочется, как бы это сказать, большего…
Катрин посмотрела на неё столь понимающим взглядом, что Марине показалось, будто она каким-то образом прочитала Маринины мысли и всё-всё-всё про неё знает.
– За решением этого вопроса, как я понимаю, вы и пришли к нам? – выгнув бровь коромыслом, спросила Катрин.
– Думаю, да, – ответила Марина, чувствуя огромное облегчение от своих слов.
– И правильно сделали, – подхватила Марго, которая, разумеется, всё слышала, – если не к нам, то куда?
Марина искренне улыбнулась в ответ:
– И что мне теперь делать?
– А ничего, – махнула худенькой ручкой Катрин, – всё само собой сложится.
– Если вы действительно хотите с ним встретиться, то он непременно появится, – серьёзно сказала Марго, – главное – действительно этого хотеть…
Слово "действительно" стучало в Марининой голове всю дорогу до метро.
6. Погоня, погоня, погоня…
– С одной стороны, на хрена оно нужно, это высшее образование! – пододвинувшись к Марине поближе, заявила Жанна. – Единственное, чему я научилась в институте, так это презерватив ртом надевать!
Вот чем нравилась Марине Жанна, так безжалостной точностью формулировок. Пожалуй, никто другой не смог бы более ёмко ответить на вопрос, нужно ли молодой девушке в современной Москве получать высшее образование.
Марина подавила смешок и посмотрела на подругу, которая в этот момент отправляла в рот очередной кусок чизкейка.
– С другой стороны, без "вышки" на нормальную работу не возьмут, – продолжала рассуждать та, тщательно пережёвывая пищу, – так что, как ни крути, а в институт идти надо. Лучше всего в технический, там мужиков больше.
– Сейчас уже не больше, – не согласилась Марина, – нынче за женихами лучше в какой-нибудь экономический или юридический – их в Москве как Макдональдсов.
– Да, ты права, мать, – энергично закивала Жанна, – в техническом же ещё и думать надо…
Речь шла о метаниях Жанниной старшей племянницы, которая в текущем году прощалась с чудесными школьными годами и не знала, что делать дальше. Марина прекрасно знала эту ещё недавно маленькую девочку, и поэтому судьба оной была ей не совсем безразлична. Опять же, тема для разговора…
– А как у неё с парнями? – спросила Марина, когда Жанна расправилась с чизкейком и закурила.
Жанна аккуратно стряхнула свежий пепел в пустую и чистую пепельницу.
– Скорее всего, нормально. Она тут младшему, Вальке, читала вслух книжку, и вместо "Большая красная машинка" прочла: "Большая красная мошонка".
Девушки синхронно засмеялись.
Подобные скабрёзности являлись Жанниной визитной карточкой. Ещё в институте она своими пассажами вгоняла в краску парней, не говоря о стыдливых однокурсницах. Не сказать, чтобы Марине её выходки сильно нравились, но представить без них Жанну уже невозможно.
Жанна вытерла рот салфеткой и полезла в сумку за зеркальцем.
– Милка, конечно, дура, каких мало, – заявила она серьёзно, – но мужикам нравится: сиськи, жопа, ноги от ушей…
– Пусть тогда в модели идёт, – посоветовала Марина, и тоже потянулась за сигаретой.
Жанна махнула рукой:
– Проще сразу на панель. Весь этот модельный бизнес – сплошной бордель на колёсиках…
Не успела Марина сказать что-нибудь в ответ, как в "Шоколадницу" вошёл мужчина из американского кино. Высокий, с не нашим лицом, причёской "волосок к волоску", в чёрном приталенном пальто, белом кашне и чёрных лаковых ботинках. "Лёгкой джазовой походкой" он прогулялся до стойки, улыбнулся баристке, взял высокий стакан кофе с собой и также эффектно вышел вон.
– Ну, мать, Голливуд… – выдохнула Жанна.
"А вот и он, больной зуб", – подумала Марина и почувствовала, как сердце сорвалось с привычного места и ойкнуло куда-то в область таза.
Пока Жанна сворачивала себе шею, провожая взглядом "Голливуд", Марина извлекла из кошелька бумажку с видами города Ярославля, положила рядом с тарелкой, бросила подруге: "Пока, потом всё объясню", схватила с вешалки пальто и, надевая на ходу, выбежала вслед за.
Догонять подобных персонажей, как вы наверняка знаете, занятие непростое, но Марина в тот момент об этом не думала. Не думала также, зачем вообще ей надо этого персонажа догонять. Она просто бежала за чёрной спиной вдоль Покровки в сторону Кремля.
Как и следовало ожидать, спина то приближалась, то вновь удалялась. В какой-то момент Марина оказалась от цели буквально в трёх прыжках, но та вдруг стремительно свернула в какой-то переулок. Марина бросилась за ней и тут же налетела на что-то твёрдое и вонючее.
Еле-еле устоявшая на ногах, она посмотрела на препятствие и чуть не рухнула сама по себе: с мерзкой ухмылкой на неё пялился тот самый гопник, которого с неделю назад Марго раскатала на блины в "Адамовых веках".
– Смотри, куда прёшь, овца, – вместе с паром вылетело у него изо рта. Чуть позже оттуда же прилетел плевок Марине под ноги.
От неожиданности Марина не смогла даже примитивно послать гадёныша в пешее эротическое, а тот, развернувшись на каблуках, мерзкой походочкой на полусогнутых почапал через улицу.
– Тварь… – с невообразимой ненавистью ко всему этому мерзкому племени прошептала Марина и несколько раз выстрелила ему в спину из маленького воображаемого пистолетика, который всегда носила в кармане.
Чёрной спины, разумеется, за это время и след простыл.
Смысловая составляющая вечера была утрачена, и Марина занялась тем, чем она занималась всегда, когда не знала, чем себя занять: пошла слоняться по центру. Обычно это срабатывало, сработало и в этот раз.
Её носило разными дорогами от Чистых прудов до Китай-города и обратно, пока окончательно не замёрзли в сапогах пальцы. До метро оставалось довольно далеко, поэтому Марина решила согреться в ближайшей кафешке, коих вокруг гнездилось навалом.
Выбор пал на заведение под названием "С'est la vie Cafe". По крайней мере, так значилось на тряпочной, натянутой прямо над дверью, вывеске. Марина не обратила бы на ту никакого внимания, если бы не высота подвеса – даже ей, девушке, пусть и высокой, пришлось немного нагнуться, чтобы попасть внутрь.
"Действительно, се ля ви", – подумалось Марине, когда она разгибалась.
Внутри оказалось ослепительно гадко. Всё, что Марина так люто ненавидела и презирала в общепите, собралось вместе в этом заведении – и белый кафельный пол, по которому нельзя пройти в каблуках не цокая, как лошадь, и убогие круглые столики с убогими же металлическими стульчиками, и прилизанный бармен в жилетке со статьёй 163 УК РФ "Вымогательство" на плохо выбритой физиономии. Был и маленький музыкальный центр на барной стойке, из которого неслось сами знаете что.
Марину поперёк резануло острое желание развернуться и уйти, но она уже вошла в поле видимости бармена.
– Добрый вечер, – произнёс тот на удивление мягким голосом, оторвавшись от протирания высокой рюмки, – вы в зал или в бар?
– Я бы кофе выпила, – сказала Марина и непроизвольно сглотнула.
Бармен кивнул.
– Один гость в бар, – коротко сказал он в неизвестно откуда взявшуюся в руке рацию.
Марина удивлённо подняла брови.
– Вам сюда, – антенна указала на завешанную портьерами симпатичную дверь, к которой вела невысокая лесенка.
Забыв, насколько ей здесь противно, Марина проследовала указанным направлением. Когда её рука в замшевой перчатке легла на прихотливо изогнутую дверную ручку, Марину накрыло самое яркое за много лет déja-vu.
"Я здесь уже была!" – чуть не крикнула она во весь голос, но удержалась.
Уютно щёлкнул замок, и Марина через открывшуюся дверь увидела Париж.
Марина не испугалась. В самом деле, чего бояться-то? Она Парижев, что ли, никогда не видела? И Марина смело шагнула в, лишь из любопытства посмотрев назад, проверить, на месте ли неоднократно судимый бармен, не исчез ли… но тот остался на месте, насилуя салфеткой несчастную рюмку.
Пахло кофе и отсутствием родины. Барная стойка, люстра, пять или шесть столиков – все пустые – на каждом по маленькой лампе с жёлтым абажуром и высокому стакану с живой розой. Поверх старых французских афиш на стенах кое-где налеплены чьи-то наброски, с которых голые дамы призывно выпячивали в зал пышные седалища. Сквозь открытые окна просматривалась неширокая улица с бакалейной лавкой на другой стороне и ободранной афишной тумбой.
У стойки, за которой хозяйничала одноглазая мадам с балконоподобным бюстом, на высоком табурете восседал тот самый, толкнувший её час назад на Покровке, гопник. В той самой кепке и в обществе двух невероятно затасканных шлюх.
– О-па! – вырвалось у Марины.
Все трое, как по команде, повернули к ней головы. Гопник улыбнулся фиксой, девки устало хмыкнули.
– Bonjour! – сказала одна.
"Абажур", – мысленно ответила ей Марина, когда сзади послышалось:
– Мариночка!
Ещё до того, как обернуться, Марина поняла, чей это голос.
Он сидел за самым дальним столиком, незаметным от входа. В чёрном смокинге, с какой-то невообразимой пурпурной бабочкой в основании белоснежного треугольника манишки.
Марина подошла к нему походкой замёрзшей манекенщицы, сняла пальто и аккуратно присела на отодвинутый стул.
– А как мне вас называть? – оценив глубину зелёных глаз, сказала она. – Димон, сами понимаете, у нас теперь один.
Бывший Димон добродушно усмехнулся: