2
Когда въехали в деревню, дождь уже хлестал вовсю. Но солнце еще не зашло, было тепло, и головы можно было не прятать, раз сейчас все равно мыться.
- Тещенька! - позвал Толик, подрулив к забору из двух жердей, за которым стояла не новая, но крепкая, в три окна изба с чуть покосившимся крыльцом. - Выходи, москвичек привез!
Никто не откликнулся. Дождь лупил по плоским грядкам развалившихся картошек. Им этот дождь был как раз.
- Толик, - спросила Тамарка, - а промтоварный у вас до каких?
- А мне в библиотеку! - сообразила Лариса.
- Ты меня на танцы приглашаешь? - приступила к делу Маргошка.
- Всем тихо! - сказала Алла. - Идет только Лида. Купишь сухарей, подушечек - и никаких ананасов!
- Но в библиотеку-то можно? - ныла Лариска.
- Ну да. А потом ищи тебя всю ночь! - не сдавалась Алла.
- Ты не веришь в простых людей! - верещала Маргошка.
- Никаких ананасов, ясно?
- Мы тихо, - пообещал Толик, - не слышны в саду даже шорохи.
- Показывай! - сказала Алла и дернула калитку. Ей тут же пришлось разуться, потому что по тропинке катил желтый, пенящийся ручей.
- Баня топится, - успокоил Толик, - а теща, наверное, корову доит. Кому спинку потереть, записывайтесь!
- А водки в магазине нет! - крикнула с дороги Лидка. Она уже отбежала метров на пятьдесят, словно боялась, что Алла ее остановит. - Может, сладенького купить?
Алла на эту провокацию не среагировала. Она шлепала к баньке в углу участка, труба и правда дымилась. Девочки шли за ней.
- И алкоголичка к тому же, - сказала Тамара. - Теперь я знаю, куда наши деньги летят.
- Ты пока не очень кадрись, - крикнула Маргошка Толику, который остался около машины, - а то я с тобой на танцы не пойду.
- Побежишь! Я ботинки индийские достану, со скрипом!
- А рюкзак где? - спохватилась Алла, когда уже подошли к бане.
- О чем вы только думаете? Толик, сбегай, пожалуйста!
В бане было жарко и так дымно, что щипало глаза, полосы тянулись к маленькому окошку с огрызком стекла, потому что солнце все еще не зашло. Все то ли разомлели, то ли так устали, что не было сил раздеваться - сидели на лавке, и даже говорить не хотелось. Потрескивали угли в печи, где-то далеко играла музыка, истошная баба кричала на дороге: "Мань, Мань, Мань! Где ты ходишь, сука рогатая?"
- Как хотите, - сказала Тамарка, - но с грязными, я спать не лягу. А люстр тут, извините, не повесили.
Она нагнулась, подхватила подол, полезла, раскачиваясь, из сарафана. Грудь мешала ей выбраться, хотя она, схватив подол наперекрест, тянула его так, что где-то трещало.
- А я вот!.. - крикнула Маргошка, выскочив к печке, и дернула полы. Пуговицы проскакивали в петли одна за другой, только самая верхняя застряла, словно так было и задумано, и Маргошка гордо выставила маленькую острую грудку в белом атласном лифчике.
- Алле гоп! - скомандовала она себе и, повернувшись к девчонкам спиной, задвигала руками под сарафаном, и он лег ей между локтей, как хвост, прикрывая чуть переломленную поясницу. - Кто заплатит за большее?
Она опять повернулась, показывая смуглые, с вишенками сосков груди, повисшие над скорлупками опущенного лифчика.
- Делайте ваши ставки, господа!
Алка раздевалась спокойно и деловито, как работала. Расстегнула и стащила прилипшую к плечам кофту, спустила юбку. Потом, морщась, полезла за спину... А в это время Маргошка, облитая красным солнцем, все еще в сарафане и повисшем лифчике, приплясывала, прижав ладони к покачивавшимся бедрам.
- А-ва-ра-я, а-а-а! - раздался Толькин голос, и в окошке - осколок стекла он незаметно вытащил - показалась его макушка.
Маргошка рухнула, где стояла, Тамарка свела ноги, как клещи, обхватила себя руками, прикрывая грудь. Громче всех кричала Лариска, хотя сидела она в самом углу и видеть Толик ее никак не мог.
- Ну-ка! - спокойно сказала Алла, перешагивая через копошившуюся на полу Маргошку, и двинула тазом Тольке по макушке.
- Вы что? - обиделся он. - Я рюкзак принес!
- Негодяй! Хам! - кричала Лариска, она подскочила и застучала кулачками в таз, которым Алла закрыла окно.
- Возьмите свое барахло! - крикнул Толик под дверью. - А еще в институте учитесь!
- Хватит кричать! - сказала Тамара. - Будем мы сегодня мыться?
Она встала и пошла к печи - высокая, с плавными плечами, широкой спиной, перехваченной выше бедер как жгутом. Два белых полушария, заключенные в четкие рамки загара, светились, покачиваясь. Там, где начиналось белое, загар казался особенно темным, почти фиолетовым.
- Толик! - закричала на улице Лида. - Ты тоже мыться пришел? А я "Цинандали" купила и печенье. После бани чай будем пить.
- Нужны вы мне очень. Я лучше на молочную ферму поеду.
- Ты не уезжай! - кричала Лида. - Я "Цинандали" купила.
Алла откинула крючок и ждала. Лидка ворвалась красная и счастливая:
- Девочки!
- Подожди! - сказала Алла. - Кто тебе разрешил?
- Девочки, - заспешила Лидка, - я такое печенье купила! Я его еще с войны помню. Галеты называется!
- Зубы сломаешь! - буркнула Маргошка.
- А водки нет! - кричала Лида. - Продавщица сказала, что до конца уборки не будет.
Она, задрав руки, стягивала платье, но Алла вдруг дернула подол вниз.
- Ты чего? - спросила Лидка, высовываясь. - Я сейчас.
- Ты порядка не знаешь? - спросила Алла. - Ты не помнишь, что я тебе говорила? Чтобы питание было не дороже восьми рублей в день. А у тебя сколько выходит?
- Девочки! Что она пристает? Сами ведь едите. Разве я продукты в землю закапываю? А ты даже поросенка взять не разрешила. Сейчас бы уже какой вырос!
Лариска скинула наконец сарафан и, прикрываясь растопыренными пальцами, пробежала к лавке, села рядом с Тамаркой и плеснула из таза пригоршню на чуть заметные округлости. Тамарка, намылив на ладони что-то розовое, теперь осторожно касалась этим тяжелых грудей - сверху и снизу, словно боясь тронуть темно-коричневые припухлости, на которые сверху наползала пена.
- Девочки! - закричала вдруг Маргошка. Она даже мыться перестала, вскочила с намыленной головой. - Давайте выберем мисс Целину.
- Это в каком смысле? - не пропустила случай съехидничать Лариска.
- А в таком. Выбирают же мисс Европу, мисс Америку. А мы выберем мисс Целину - самую красивую, самую конфетку.
- Зачем тебе это? - спросила Тамарка.
Алле эта идея тоже не понравилась:
- Мало мы ругаемся? С этими выборами до утра проковыряемся.
- И пусть, - закричала Лидка, - пусть до утра! В человеке все должно быть прекрасно. Это писатель Чехов сказал. Мы выберем самую красивую и будем ей поклоняться, будем ценить красоту, воспитывать себя.
- А ты этой самой красивой будешь пахту по утрам для лица давать? - спросила Тамарка. - Тогда я согласна.
- Буду. Я тебе даже конфитюр дам. У меня одна банка спрятана.
- А почему ей? - спросила Маргошка. - Выборов еще не было.
- Только гамбургский счет! - сказала Лариска.
- Какой? - насторожилась Алла.
- Книжки надо читать, художественную литературу. Гамбургский - значит строгий, без обмана.
- Сделаем так, - распоряжалась Маргошка, - считаемся, и тот, кто выходит, встает у печки. А мы говорим оценки - два, три, четыре, пять. Победит, кто больше наберет.
- Дочки! - крикнул на улице Толик. - Кому спинку потереть?
- Вот паразит, - возмутилась Лариска, - уже напился. Как же мы поедем?
- Никак, - сказала Алла, - не видишь, что ли?
За окном действительно уже шумел настоящий ливень. Незаметно потемнело, и наступил вечер. Дорога уже наверняка размокла, по этой глине теперь никакая машина не пройдет, только трактор.
- Толик, - Лидка по стенке пролезла к окну и выглянула, прикрывая грудь руками, - ты сейчас не мешай. У нас собрание.
- Вот ненормальные! Я к дояркам пошел.
- Не сердись, Толик. Я тебе правду говорю.
- Начали! - скомандовала Маргошка. Они встали в круг, касаясь друг друга мокрыми, теплыми бедрами, Маргошка чуть ближе к центру. - Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана...
Она считала и шлепала ладонью по мягким грудям, только до Лариски она не доставала, и ладонь ее болталась в воздухе.
- ...девок резать, баб давить. Все равно тебе водить!
Первой вышла Лариска. Она отошла к печке, встала лицом к девчонкам, прикрыв живот узкими ладонями.
- Два! - сказала Алка.
- Руки убери, - попросила Тамарка. - Понятно.
- Девочки, так нельзя! - закричала Лидка. - Нельзя обижать человека. Я ставлю пять. Ну, ладно - четыре. Нужно все качества учитывать.
- Два, - сказала Маргошка, - какие там качества? У нее ноги как спички.
- А зато она умная! - не согласилась Лида. - Разве это ничего не значит?
- Значит-значит, - отозвалась Тамарка. - Это, конечно, очень важно, но мы о другом сейчас говорим. Два, два и два. Ты четверку ставишь?
- Тройку, - сказала Лидка, - только нехорошо так.
- Девять очков, - подытожила Маргошка. - Следующая!
Следующей была Алла. Она встала, как солдат, вытянув руки по швам, сухая, с широкими плечами.
- Два, - сказала Маргошка, - чего с ней церемониться!
- Два, - отозвалась Лариска.
- Два, - согласилась Тамарка, - но грудь красивая.
- А ты плясать не умеешь? - спросила Лидка. - Или, может, петь? Я бы тогда четыре поставила.
- Стриптиз я вам покажу! - фыркнула Алка.
Она тоже получила девять очков..
Лидка стояла перед этой комиссией, краснея от смущения, и все гладила широкий, как поднос, живот.
- А ты плясать не умеешь? - спросила Алла. - Два!
- Три! - сказала Лариска. - Она хорошо кормит.
- Три! - подтвердила Тамарка.
- Пускай три! - крикнула Маргошка. - Только ноги на ночь обстругивай, а то как бегемотка.
Лидка получила одиннадцать очков.
Потом вышла Тамарка. Она не спеша повернулась, потянула руки к потолку, отчего груди поднялись, стали круглыми с темными пятнами точно по центру.
- Пять! - сказала Алла. - И кончаем эту игру.
- Пять! - сказала Лариска. - Только не в этом счастье.
- В этом! - заспорила Лидка. - У меня еще для тебя кое-что спрятано.
- А я говорю - три! - крикнула Маргошка. - Она рыба. В ней огня нет. Вы на меня посмотрите!
Она выскочила к печке и замерла - прямая, со сведенными крест-накрест ногами и опущенными руками. Потом пальцы ее поползли вверх...
- Москвички, - раздался под дверью женский голос, - вы там не уснули?
- Кто? - осипшим голосом спросила Лариска.
- Может, водички еще дать?
- Спасибо, есть.
- Ну, мойтесь. А я чайник поставлю.
Было слышно, как она пошла по лужам. Потом вернулась и опять дернула дверь.
- Вы не из швейного института?
- Такого нет, - не очень вежливо сказала Алла.
- А какой есть?
- Может, вам текстильный нужен?
- Может, - согласилась женщина.
- Мы из другого.
- Ну, мойтесь, мойтесь! После поговорим.
- А ну! - сказала Алла. - Зачем мы сюда приехали?
3
Алла оделась первой и смотрела в приоткрытую дверь на темный, залитый водой огород. По болоту гуляла рябь от набегавшего ветерка, и тогда крупные капли срывались с ботвы и падали, ломая эту рябь спокойными кругами. Было холодно и грустно. Холодный воздух полз в приоткрытую дверь. За спиной Аллы тихо сопели, одеваясь, девчонки.
Толик вывернулся откуда-то сбоку, вытянулся, заглядывая в темную щель двери, и остался стоять, загораживая дорогу. На Аллу пахнуло запахом мокрого сукна и водки.
- Ты чего? - спросила Алла.
- Учат вас, учат, а вы шайками по голове...
- Не лезь, куда не надо.
- Может, у меня голова не только для того, чтобы шапку носить. Ты об этом подумала?
- А ты подумал?
- Ладно, - сказал Толик, - чего с вас взять? Жизни вы не знаете.
Он стянул толстый суконный пиджак, под которым была новая, с еще магазинными складками ковбойка, встряхнул его, отчего в карманах зазвенела мелочь, и, отступив на шаг, замер, держа его в вытянутых вверх руках.
- Карета подана!
- Хватит копаться! Выходи! - сказала Алла.
Лидка вышла, поежилась, шагнула под Толькин пиджак, и они побежали к крыльцу. Толик бежал сзади, придерживая пиджак двумя руками за отвороты, чтобы он не свалился, дурашливо ржал и то ли случайно, то ли нарочно задевал Лидку коленом. Она, конечно, визжала. Толик сбегал так с Тамаркой, Ларисой, Маргошкой. Алла не стала дожидаться, пошла одна. Холодный воздух приятно трогал голые руки, от него свежело в голове и возвращалась сила размягшему телу.
В избе тетя Наташа, худая, остроносая женщина лет пятидесяти, в ватнике, который, наверное, забыла сбросить, и длинной, закрывавшей до половины голенища сапог юбке, суетилась возле каждой, совала какие-то тряпки, чтобы вытереть ноги. Она кинулась искать шерстяные носки, чтобы москвички не простудились, но ничего не нашла, кроме кучи стареньких, с дырами на пятках чулок в резинку. Чулки годились только Лариске. Тамара даже мерить не стала, она сидела на лавке, задрав ногу, и ковырялась в красной ступне - занозила в сенях.
- Расселась! - зашипела Алла, загораживая ее. - Давай скорее.
В избе было полутемно. Свет еще не дали, а может, где-нибудь что-то сломалось - так было часто, потому что энергии не хватало. Девчонки шлепали босиком по тряпочным половикам, наслаждаясь ощущением пола под ногами - отвыкли. И даже скромная обстановка - стол под клеенкой, этажерка, скамья, три венских стула - казалась им шикарной.
- Молочка, девочки! - угощала тетя Наташа и подталкивала каждую к столу, где белели разномастные чашки, а в самой середке, около тарелки с толстыми ломтями хлеба, колыхалось от всей этой суеты в широкой кастрюле молоко с еще не осевшей пеной. - Не стесняйтесь, гостеньки!
- Галеты! - вспомнила Лидка и кинулась на улицу.
- Может, картошечки отварить? - спросила тетя Наташа, окидывая взглядом стол.
- А ты как думала! - сказал Толик. - Раньше ты, теща, быстрее понимала.
- Ага, - откликнулась она, - раньше быстрее. А сейчас одна. Много ли мне надо? Вот и отвыкла совсем. Да вы пейте молочко - свое!
- Давай! - сказала Маргошка и протянула Толику чашку.
- Молочка, доченька? - спросила тетя Наташа.
- Извините, конечно, - сказала Маргошка, - но меня от парного мутит. Толик, долго я так буду стоять!
- Ты чего? - не поняла Алла.
- Хитрая! - сказал Толик и полез за занавеску.
- Привык с дурочками, перестраивайся. Время-то теперь какое! - ворчала Маргошка, пока он доставал с подоконника бутылку "Анапы" и отдирал желтый алюминиевый хвостик.
- "Цинандали", девочки! - закричала с порога запыхавшаяся Лидка и встала, как американская свобода с факелом.
И тут вспыхнула под потолком лампочка.
- Ну, я пошла картошку варить! - сказала тетя Пптлша. - А вы молочко пейте.
- Кому молочко бешеной коровки? - спросил Толик. - Подходи!
- Давай! - согласилась Алла. - Что с этими алкоголичками делать!
- "Цинандали" лучше! Он натуральный! - кричала Лидка и бегала вокруг стола, но "Анапа" имела больший успех.
- Не кричи! - сказала Лариска Лиде. - Поставь сюда. Нечего на них добро переводить.
- С легким паром! - возгласил Толик и чокнулся с каждой.
Алла заглянула на подоконник, откуда Толик вытащил бутылку, и сердито свела брови - там еще две стояли.
- Иди-ка сюда! - позвала она Толика и стала ему выговаривать, придерживая за рукав, чтобы не убежал.
- Девочки, галеты! Почему не едите? Они питательные! - кричала за столом Лидка и совала каждой эти сухие деревяшки.
Лариса потихоньку налила себе вторую чашку "Цинандали" и сидела-потягивала, наплевать ей было на этот галдеж.
- Нет, ты подожди! - сказала Маргошка Алле и полезла из-за стола. - Ты почему у меня кавалера отбиваешь? Толик, ты чей кавалер?
- Чего делить-то? - спросила Тамара. - Музыки все равно нет.
- То есть как - делить? - возмутилась Маргошка. - Ты себе найди сначала, а потом дели, если хочешь.
- Тещенька, - крикнул Толик, - ты Нинкин патефон не выкинула?
- Ай забыл? - спросила тетя Наташа, появляясь из сеней. - Вот он, на этажерке. Только пластинки подружки растащили. Ты, говорят, свое отплясала, а Нинка в Москве буги-вуги найдет. Одна, кажись, осталась в середке.
- Ноги я им оторву, - пообещал Толик, - там половина моих была. Пластинка была старая, заезженная, в некоторых местах мелодию не было слышно совсем, одно шипение, "Брызги шампанского" - та-ра-рам, та-ра-ра-ра-ра-рам, та-ра-ра-ра-ра-рам, тра-ра-ра-ра-ра-рам...
- Белый танец! - крикнул Толик.
- Я тебе дам белый танец! - сказала Маргошка. - Пошли!
- Пойдем! - сказала Тамара Лидке. - Мы тоже не рыжие.
За столом остались Алла и Лариса.
- Выпьем, - сказала Лариса, - это сближает.
Она еще налила себе "Цинандали". Толина бутылка уже была пустая, и Алла взяла с подоконника другую.
- Так, о чем мы говорили? - спросила Лариска, когда Алла себе налила. - О близости. Ее высшей формой считается близость двух организмов разного пола. А это неверно. То есть это верно, но лишь для сегодняшней стадии развития. А не нужно забывать, что эта стадия есть до известной степени роскошь, которую могут позволить себе организмы только в благоприятных условиях.
- Это какие еще условия? - насторожилась Алла. - Ты сюда зачем приехала?
- Я не об этом. Я говорю, что существование двух полов не является необходимостью, а есть роскошь. Потому что природа для своего воспроизводства может обходиться и проще - одним организмом, а не двумя. Об этом еще Бельше писал.
Пластинка кончилась. Толька поставил ее сначала, и опять Маргошка подкатила к нему, не успел он даже оглянуться.
- ...Вот, и говорю, - рассуждала Лариса, - что это роскошь. Есть же организмы, которые размножаются делением. Есть организмы, имеющие атрибуты и того и другого пола, и каждый из них бывает и самцом и самкой - дождевые черви, например. А есть и еще интереснее - есть такие, что делятся на самцов и самок и размножаются соответствующим образом, но стоит измениться условиям - корм исчезает или похолодает, как самцы погибают, остаются только самки, и они одни, без этих дураков, справляются.
- Подожди! - сказала Алла и позвала Маргошку.
Маргошка подплыла, не выпуская Толика.
- Пригласи Ларису, - сказала Алла Толику, - я Маргошке кое-что скажу.
- Очень он мне нужен, - сказала Лариса, - я тебе что объясняла? Мы главнее.
- Ну и ладно! - согласился Толик и пошел разбивать Лидку с Тамарой. Он пригласил Тамарку, а Лиду сразу же захватила Лариса. Алла отвела Маргошку к двери.
- Ты чего?
- Иди оденься.
- А я неодетая разве?
- Лифчик одень.
- У меня плечи сгорели, - заныла Маргошка, - а сейчас мыла и растерла.
- Тогда сиди и не выступай.
Тетя Наташа вошла с тарелкой дымящейся картошки, когда Толик танцевал уже, наверное, раз десятый. Маргошка из игры вышла, Лариса тоже сидела. Толика приглашали по очереди Тамара, Лидка и Алла.
- Не жалеете зятька моего, - сказала тетя Наташа, - взмок весь.