Единственная радость на участке - чудо-банька, на берегу ручья расположенная. Кончается вахта, полчаса на машине до лагеря, пока слегка перекусываем - банька готова. Поверх банной печи лежит лист неизвестного металла, десять минут - металлический лист раскаляется до красна, а от него уже - камни. В чем тут секрет, что это за металл такой? Никто не знает. Паримся вениками из карликовой берёзы, купаемся в ручье, после этого едим ещё раз, уже по настоящему, и сразу - спать. Проснулись, перекусили - вахтовка уже у порога.
Как то вдруг вработались, оглянутся не успели - смена полевая уже и заканчивается.
За два дня до пересменки и скважину закончили - на глубине семьсот пятидесяти метров.
И тут как раз по рации и новость радостную поймали - в рыбацкий посёлок Выжда что-то из спиртного завезли.
Пашка Обезьян берёт меня с собой - в качестве грузчика. По ручью спускаемся к заливу, едем вдоль побережья ещё часа три. Обезьян, ловко вертя баранку синими от многочисленных татуировок руками, рассказывает о своей жизни:
- Главная опасность на Большой Земле - скука. Работа, дом, работа, всё по расписанию - и так до пенсии. Вот от тоски той сорвался раз - морду одному гаду по пьянке набил. А может, и не гаду вовсе, а просто - по пьянке. Но три года потом отсидел - от звонка до звонка. Отсидел - вернулся. Года полтора продержался - опять скука заела. Опять что-то учудил - машину одного крутого чела сжёг, кажется. Уже пятёрку дали - рецидивист, как-никак. Отсидел, ну, думаю - больше я в эти игры не играю. Вот и завербовался на Чукотку. Здесь хорошо, в смысле - скучать не приходится, всегда при деле, всегда работа какая-то найдётся. Человеком здесь себя чувствую.
Возле самой деревушки нас встречает стая злобных собак, бегут следом, надсадно гавкая, так и норовя за колесо машину укусить.
Пашка косится на собак с каким-то определённым интересом.
Подъезжаем к магазину, затариваемся спиртным - лекарственной микстурой из боярышника - от заболевания почек, в маленьких пузырёчках грамм по пятьдесят. Лекарственная микстура, нелекарственная - но градусов тридцать в этом напитке есть - заставляем картонными коробками половину фургона, - то-то же сегодня мужики почки свои знатно полечат.
Выезжаем из Выжды - опять с разных сторон набегают собаки. Обезьян вдруг резко
выворачивает руль - визг покрышек, собачий визг. Пашка тормозит, выходим из кабины.
В десяти метрах лежат две задавленные собаки.
- Ну, это мы удачно зашли, - радостно заявляет Обезьян, по хозяйски переправляя собачьи тушки в фургон, - И спиртным разжились, и свежатиной затарились!
Конечно, девицы, читающие эти строки, непременно закатят глаза и пробубнят что-то эдакое:
- О, времена! О, нравы!
А, с другой стороны, полтора месяца кормить людей тушёнкой с пряниками, это - гуманно?
Приезжаем в лагерь - нас встречают как героев.
Вечером пируем - грешен, каюсь, - то же собачатины отведал, и не стошнило даже.
Смена закончена, возвращаемся в Апрельский.
Общага пуста - все ребята ещё торчат на объектах своих. Случайно смотрюсь в зеркало - ну и рожа, - патлы тусклые во все стороны торчат, бородёнка жиденькая профессорская - мрак полный. Решаю сходить в парикмахерскую - посёлок Апрельский место цивилизованное, и парикмахерская имеется. Стригусь под ноль, бреюсь - но не хватает чего-то в облике, одежонка то обветшала, поизносилась.
Прохожу мимо промтоварного магазина, в витрине - одинокий манекен в пыльном белом костюме.
Вернее - в светло-бежевом, но здесь, на фоне серых ватников и зелёных штормовок, этот цвет воспринимается не иначе - как "белый".
Продавщица по честному предупреждает, что костюм этот провисел в витрине лет шесть. Но это меня не останавливает, примеряю костюм. Ну, надо же - сидит как влитой. К костюму прикупаю светлую рубашку и чёрные модельные туфли. Тут же переодеваюсь в обновки, старую одежду выбрасываю - без жалости.
Выхожу на улицу, редкие прохожие оглядываются вслед, пробегающие по своим делам собаки - шарахаются в стороны.
Навстречу идёт Шурик, увидал меня, кепчёнку с головы содрал, кланяется подобострастно - за Начальника Большого принял.
Потом узнал, конечно, заулыбался. Но улыбка у него была какая-то вымученная и испуганная, да и улизнул тут же - по какому-то выдуманному поводу.
А через час выхожу из пивной - вахтовка стоит, ребята приехали.
Вылезли, глазеют недоумённо на фраера заезжего.
А когда всё прояснилось, в смысле - кто есть кто, Михась минут десять прямо на тротуаре валялся - со смеху подыхал.
Если Вы по нужде какой приедете в посёлок Апрельский, Вам обязательно расскажут Легенду "о лысом фраере в белом костюме". Это - про меня.
Посидели, конечно, потом, выпили, по посёлку покуролесили знатно.
С утра выяснилось, что вертолёт до Певека только через неделю. Ребятам то надо было ещё в камералке сидеть - карты геологические для Дипломного Проекта тщательно перерисовывать, а потом у Начальника полевой партии утверждать.
А мне и не надо вовсе - выдали справку, что участок "Жаркий" - объект особо секретный, и карты для пересъёмки не выдаются. Вот и ладушки, мне только того и надо - теперь сам всё нарисую, что захочу, в смысле - чего попроще, чтоб с Проектом Дипломным долго не возится.
Пожалуй, прав был Шурик - повезло мне с этим "Жарким".
Свободная неделя - это здорово.
И решил я на рыбалку за хариусом сходить - на речку с милым названием - Паляваам.
Благо, до речки той и недалеко совсем, по местным меркам, - километров тридцать всего.
Чем мне нравится такая рыбалка, с переходами долгими в местах диких связанная, так это тем, что иногда, при осуществлении этого процесса, происходят встречи с удивительными людьми, с которыми при обычных обстоятельствах - и не встретился бы никогда.
Байка пятнадцатая
Река Паляваам
Как дойти до Паляваама мне рассказал Шурик:
- До пятнадцатой буровой на вахтовке доедешь. А дальше пешком, однако. Дорога там, однако, одна всего - прямо в сопки поднимается. По ней на перевал выйдешь - километров пятнадцать всего, однако. Раньше дорога наезженная была, да трясло лет пять назад землю то, вот камнями большими её, дорогу то есть, и завалило местами.
А кто чистить, однако, будет? Вот и забросили дорогу. На перевале дом новый стоит, рядом - церквушка очень старинная, однако. В доме поп молодой живёт, Порфирием кличут, но печальный, однако, очень. От дома того дорога раздваивается. По правой пойдёшь - до реки километров двадцать пять будет, места там рыбные, хорошие. По левой - короче гораздо, километров пятнадцать. Но тёмное это место, однако, не любят туда наши ходить. Говорят, - Шурик испуганно оглянулся на приоткрытую дверь, - Там, однако, сам Шайтан живёт. Поостерегись, пожалуйста.
Куда идти - направо или налево - на месте разберёмся, а пока - снасть требуется изготовить.
Из досок мастерю кораблик-катамаран, наматываю на отдельную дощечку метров пятьдесят толстого капронового шнура, ближе к концу привязываю несколько поводков из лески, на поводках - самодельные мушки. Мушки изготовляю из оленей шкуры, что на пороге нашей комнаты в общаге валялась - в качестве коврика для обуви, и своих собственных волос с известного места. Шурик, впрочем, утверждал, что для изготовления качественных мушек - интимный женский волос куда как лучше подходит, да где взять его в спешном порядке? В качестве завершающего штриха обматываю мушки красной шерстяной нитью - отличные мушки получились - сам бы ел.
Бросаю в рюкзак плащ-палатку брезентовую, снасти, пару банок сосисочного фарша - о тушёнки после "Жаркого" даже думать пока не могу, несколько картофелин, луковицу, краюху хлеба, чай, сахар, соль, походный котелок, кружку с цветочком, ложку алюминиевую, ножик перочинный, бутылку "Плиски", килограмм конфет "Старт", пачку чая со слоном, папиросы, спички. Как говорится - были сборы недолги.
Выхожу рано утром. От пятнадцатой буровой дорога круто уходит в сопки, солнышко припекает - пот льёт ручьём. Мокрый, как мышь последняя, всё же взбираюсь на перевал.
Красота открывается несказанная.
Внизу, как на ладони - широкая долина Паляваама.
Река течёт десятками отдельных потоков. Потоки эти причудливо пересекаются, то сливаясь в несколько широких, то опять разделяясь на десятки узких.
Видны многочисленные острова, старицы, пороги и водопады.
Насмотревшись вдоволь, замечаю, что стою в десятке метров от приземистого дома.
Из-за крыши дома виден чёрный деревянный крест церкви. Около дома расположено несколько больших парников. Из одного парника выходит молодой мужик с аккуратной русой бородой - в чёрной рясе и в кирзовых сапогах.
- Здравствуйте, отец Порфирий! - Приветствую служителя церкви.
- И тебе здравствовать, отрок проходящий! - Откликается монах (поп, батюшка, инок - кто их разберёт?), - На рыбалку собрался? Бог тебе в помощь! Рыбки наловишь - заходи на обратном пути. Ты меня рыбкой угостишь, я тебя - дыней настоящей, - батюшка кивает на ближайший парник.
Неожиданно начинается мелкий дождик. Над долиной Паляваама ещё светит солнце, а над противоположной стороной перевала зависли серые скучные тучи, за мной припёрлись, видимо.
- Если что, у меня в келии можешь непогоду переждать, - предлагает отец Порфирий, - Торопишься? Тогда, мой тебе совет - на лево сворачивай, там, на Палявааме, избушка неплохая стоит, непогоду в ней и перебедуешь. Кто это тебе про "тёмное место" наплёл?
Врут всё, пренебреги. Обычное там место, просто людишки гнусные взяли моду туда наведываться. Но сейчас для них ещё не сезон, - непонятно объясняет батюшка, - Они только по ранней весне, да по зрелой осени там безобразят. А сейчас и нет там никого. Ступай со спокойным сердцем.
Совсем не соврал Шурик, глаза у батюшки - как у больной собаки - тоскливые и безразличные, пустые какие-то.
Торопливо, накинув на плечи плащ-палатку, спускаюсь с перевала - по левой отворотке.
Часа через три уже видно неказистое строение, ветерок приносит неприятный запах.
Чем ближе изба, тем сильней становится вонь, явно гниющим чем-то несёт.
Подхожу - вокруг избушки, в радиусе метров пятидесяти, земля покрыта останками битой птицы - уток, гусей, лебедей. Видимо, по весне, во время прилёта в эти края птичьих стай, кто-то тут от души веселился - столько птицы набили, что и зверьё местное все съесть не смогло. Но растащили медведи, песцы и леменги птичьи части по округе знатно - кругом валяются крылья, головы, лапы. Прав был отец Порфирий относительно "гнусных людишек" - видимо, партийно-начальственная элита тут развлекалась, не иначе. Простые люди так гадить неуважительно - не приучены.
Но делать нечего, дождик припустил уже нешуточный. Трачу часа два на приведение территории в относительный порядок, благо в сенях и лопата нашлась.
Уже в сумерках заканчиваю возведение птичьего могильника - метрах в семидесяти от пристанища.
Хорошо хоть запас дров в избушке имеется, раскочегариваю крохотную печурка, ужинаю - хлеб с сосисочным фаршем, чай с "Плиской". А что, всё и неплохо вовсе - засыпаю, вполне довольный собой и жизнью.
Утро приходит солнечным и тёплым, серые тучи за ночь ушли куда-то - в сторону Океана. Весь день рыбачу, прыгая по камням, блуждая среди многочисленных рукавов Паляваама, перемещаясь от одного крохотного островка к другому, благодаря закатанным болотным сапогам - местами здесь совсем не глубоко, если, конечно к центральному руслу не подходить.
К вечеру ловлю пять неплохих хариусов - в пределах одного килограмма, плюс-минус.
Из двух варю полноценную уху, остальных прячу в ледник - под домиком обнаружился вкопанный в вечную мерзлоту железный ящик, до сих пор полный голубоватого льда.
Наступает вечер, сижу около раскалённой печки голый по пояс, уху хлебаю, никого не трогаю.
Вдруг - осторожный стук в дверь. Здрасти-приехали. Глухомань, тоже мне, называется - никакого тебе покоя.
Открываю дверь, заходят два несуетливых мужика - одеты по-походному, рюкзаки за плечами внушительные, лица у обоих коричневые от загара, ветрами продублённые - серьёзные пассажиры, одним словом.
- Здорово, Хозяин! - Говорят мужики, - Рыба то есть? Угощай путников, тогда. А у нас - спирт с собой имеется - вот пикник и устроится.
Хорошо ещё, что Пашка Обезьян инструктировал меня в своё время относительно таких ситуаций: мол, если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся - ну там, в тундре, тайге, или камере тюремной - всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь, и туману напускай всячески, мол, ты тоже - не из простых чалдонов будешь.
Вежливо здороваюсь, достаю из ледника рыбу, молча чищу, готовлю свежую ушицу.
Мужики исподволь присматриваются ко мне, с расспросами пока не лезут
Чувствую, что логическая цепочка у них складывается следующая: парнишка молодой совсем, но брит налысо, руки все битые-перебитые, на торсе голом - синяки и ссадины многочисленные (а вы на "Жарком" полтора месяца повкалывайте по чёрному, то-то я на вас полюбуюсь!), молчит угрюмо - но без страха видимого, нет, непрост парнишка - не прост. Садимся за уху, выпиваем спирту, водой речной слегка разведённого.
И тут, вроде, всё нормально прошло - не поперхнулся ни разу.
- А, что же ты, Хозяин, и не поинтересуешься - кто мы, откуда? - Спрашивает немного осоловевший от выпитого один из гостей, тот, что постарше.
- Так это, господа проходящие, и дело то совсем не моё. Да и молод я ещё - вопросы такие задавать. Но, если настаиваете - спрошу. А кто Вы, уважаемые? Где мазу держите? По какой нужде очаги родные покинули? Может - помощь нужна какая?
Мужики скупо улыбаются:
- За помощь предложенную - спасибо. Но - сами справимся. А - кто мы? Да так, гуляем здесь, к местам красивым присматриваемся. А сам то, - из каких будешь?
- Так я и сам - типа на променад вышел, - отвечаю, - Тесно в хоромах дядиных стало - решил вот свежим воздухом подышать - самую малость.
Второй тип интересуется моей единственной татуировкой - Пашка Обезьян мне на левом плече профиль Че Гевары наколол.
Рассказываю мужикам про Че - про то, как казармы полицейские штурмовал, как из тюрем заключённых выпускал. Про то, как за ним сатрапы по всему миру охотились, про смерть его героическую. Мужики внимательно слушают, время от времени восхищённо цокая языками.
Довольные друг другом, допиваем спирт и ложимся спать.
Просыпаюсь, нет мужиков - ушли куда-то по-тихому, тундра то - бескрайняя.
Что тут поделаешь - опять надо рыбу ловить - не пустым же, в конце концов, домой возвращаться - засмеют пацаны.
К обеду ловлю ещё с десяток хариусов, но уже помельче - грамм по семьсот-восемсот.
Опять варю уху, не задействованную в этом процессе рыбу - рачительно складываю в ледник.
На той стороне реки надсадно гудит двигатель вездехода. А вот и люди появились.
Двое бредут ко мне через главное русло Паляваама, по грудь в воде, руками размахивают, кричат что-то радостно. Оказалось - изыскатели-геодезисты. Их ещё в марте в тундру забросили. Бродят там они со своими теодолитами, съёмку ведут, знаки геодезические расставляют. Время от времени им на вертолёте жратву доставляют, солярку для вездехода. За пять месяцев геодезисты одичали совсем, любому лицу человеческому рады несказанно. После жарких объятий, новые гости интересуются:
- А рыба то, Хозяин, есть? А у нас - спирт с собой имеется, давай - за знакомство.
Делаем на углях шашлыки из хариуса, выпиваем спирта, слегка разведённого речной водой. Эти ребята свои. Рассказывают, перебивая друг друга, о своих приключениях.
А я им, в свою очередь, о Ленинграде, о жизни студенческой - слушают с открытыми ртами. Между делом, спрашиваю о вчерашних мужиках.
- Да, это, наверное, "Ванькины дети" были - так тут диких золотоискателей называют, - отвечает один из изыскателей, - Серьёзные ребята. Такие и пришить могут - не любят они лишних свидетелей. Так что - повезло тебе.
К вечеру новые знакомцы, покачиваясь из стороны в сторону, медленно бредут через реку к своему вездеходу. Я же готовлюсь к очередному ночлегу, уже смиряясь с мыслью, что завтра опять не суждено домой попасть - надо новую рыбу ловить.
Сквозь сон доносятся чуть слышный крик:
- Помогите, помогите, ради Бога!
Что это - галлюцинация спиртовая? Да нет, вроде, протрезвел уже.
Выхожу на улицу - уже ночь, звёзды стаей огромной висят над головой.
Повторно долетает призыв о помощи.
Да что же это такое? Не сердце Чукотки - а какой-то двор проходной, право слово!
Достаю из печи горящее полено, иду на поиски.
Через пять минут вижу уже совсем нереальную картинку - на берегу Паляваама, под громадным валуном, лежит, сжавшись в комочек, симпатичная блондинка средних лет, одетая, как одеваются начинающие столичные туристки, выезжающие на пикник. Барышня негромко стонет, закрыв глаза, рядом с ней - рюкзачок совсем уж смешного размера, чуть больше дамской сумочки.
На рюкзачке - трафаретный оттиск Медного Всадника, чуть ниже надпись: "Ленинградский Университет". Ну, ничего себе дела.
Присматриваюсь к барышне повнимательней.
Ба, да я её знаю - она же на студенческой шахматной Олимпиаде, на первой женской доске, за Универ играла, аспирантка чего-то там, ботаники что ли какой.
А потом, в блицтурнире смешанном, и у меня выиграла.
Совпадения - однако, блин чукотский с жиром моржовым.
Иногда мне кажется, что вся наша планета - это капля воды, микробами наполненная, - под микроскопом какого-то Большого Учёного. Шурудит Учёный в этой капле тоненькой стеклянной палочкой - эксперименты с несчастными микробами ставит разные, изгаляется - как хочет. Иначе, чем вот такие встречи непредсказуемые объяснить можно, не совпаденьем же банальным?
Байка шестнадцатая
Лузеру - саечка
Оттащил я девицу, с рюкзачком её хилым вместе, в избу, на койку уложил, последнюю порцию "Плиски" в рот ей влил, хоть и жалко было.
Закашлялась, расплевалась во все стороны, но в себя пришла.
- Где это я? - Говорит, - А в прочем, неважно. Ты, мальчик, Антона найди обязательно. Он рядом где-то совсем, люди говорят. Там, в рюкзаке, тетрадка лежит, в ней - рассказ одного испанца переписан. Правда там всё, в рассказе этом. Ты, мальчик, когда Антона найдёшь - покажи ему эту тетрадь. И у нас с ним также должно всё закончится, ведь начиналось то всё, как и там - одинаково. Найди его, мальчик, тетрадь покажи.
Ну, и опять отъехала - голова из стороны в сторону мотается, глаза закатились, пот на лбу выступил, жар нешуточный имеется в наличии - градусов сорок так, а то и поболе.
И кого это, она, "мальчиком" обозвала? Даже - интересно.
Одно слово - мартышка неразумная, университетская.
Нашёл я на полочке, что над столом обеденным висела, пачку "Анальгина".
На пачке, правда, строго так написано было: "Годен до 20.10.68.".