Эпизод 3
Кабинет Максима. Потушены свечи, погас камин. Горит только настольная лампа, отбрасывающая на поверхность стола яркий световой круг, все остальное погружено в полутьму, зато стало видно за французским окном, как падает густой снег на мокрую землю, и видны за пеленой снега черные мокрые стволы деревьев запущенного парка.
Максим сидит за столом, положив руки на подлокотники, закинув голову на спинку кресла. Глаза его закрыты, брови трагически задраны.
Телефонный звонок. Второй. Третий. Максим машинальным движением берет трубку и подносит к уху.
- Да.
- Профессор Акромис? - осведомляется сиплый голос. Максим молчит. - Алло, это профессор Акромис?
- Да.
- Алло, профессор! Вы, говорят, смертельно больны...
Максим выпрямляется в кресле, широко раскрывает глаза.
- Кто это говорит?
- Это все равно. Слушайте, профессор. У вас есть шанс.
- Не понимаю.
- А чего тут понимать? Шанс у вас есть, говорю. Вы меня слышите?
- Да-да...
- Вот. У нас в городе есть ведьма. Целительница. От всех, так сказать, скорбей. Хотите испробовать?
- Послушайте, это что - такая шутка?
- Да какая там шутка... Вполне серьезно. Есть ведьма-исцелительница, и это ваш единственный и последний шанс...
- Послушайте, как вас там... Это неумно... и жестоко, наконец... Стыдитесь!
- Ч-черт вас... Короче говоря, если надумаете, позвоните по телефону двадцать два тринадцать ноль один. Запомнили? Лучше запишите: двадцать два тринадцать ноль один. В любое время дня и ночи.
И чем скорее, тем лучше. Двадцать два...
Максим бросает трубку. Некоторое время сидит неподвижно, глядя на телефон. Лицо его морщится, как от невыносимой боли. Он оскорблен, он негодует, он жалуется - молча, беспомощно, безнадежно.
Он встает, распахивает французское окно и выходит в парк, под падающий снег. В тот самый парк, в котором видел себя в кошмарном сне. Только вместо черных птиц - мириады снежных хлопьев, а вместо хриплого грая слышатся шелест шин и сигналы проносящихся где-то рядом автомобилей.
Он тяжело идет между черными мокрыми стволами, оставляя черные следы на эфемерной пелене снега на земле, уходит все дальше от дома, и вот уже возникают за снежной завесой низкая черная ограда из железных прутьев, и облупившаяся стена без окон, и груда каких-то старых ящиков и бочек у стены. Максим садится на ящик, сгорбившись, уперев локти в колени и сжав голову между ладонями. Так он сидит, а снег падает и падает на его непокрытую голову, на плечи, обтянутые тонким дорогим сукном, и расплываются в снегу черные пятна вокруг его домашних туфель.
Вдруг он вскакивает и быстро, почти бегом направляется обратно к дому. Вбегает в кабинет, не закрыв за собой створку окна, кидается к столу и, не садясь, торопливо пишет в бювар: 221301. Затем медленно возвращается к окну, закрывает плотно створку и так же медленно опускается в кресло у стола.
Помедлив секунду, снимает трубку телефона и, щелкая клавишами, набирает номер. Усталый голос произносит:
- Слушаю вас...
И сейчас же слышится легкий скрип двери и раздается голос Лизы:
- Максим, я ложусь спать. Тебе не принести кофе?
Он поспешно кладет трубку.
- Нет-нет, спасибо... Мне ничего не надо.
- Тогда спокойной ночи. Не забудь принять лекарство.
- Спокойной ночи, миленькая...
Дверь тихо закрывается. Максим, все еще глядя на дверь, снова берет трубку. Торопливо нащелкивает номер.
- Слушаю вас... - монотонно произносит усталый голос.
- Говорит... говорит Акромис.
- Я так и понял, профессор. Надумали?
- Да...
- Разумно. Приготовьте деньги.
- Что?
- Деньги приготовьте. Деньги. Исцеление стоит денег.
- Понимаю. Много?
- Ровно тысяча.
- Хорошо, понимаю.
- Нет. Это вам кажется. Приготовьте деньги и ждите меня.
- Когда?
- С минуты на минуту.
- Простите... С кем я все-таки говорю?
- Посредник я. Маленький человек. Посредник. В общем, ждите.
Раздаются короткие гудки. Максим кладет трубку.
- Боже мой! - произносит он вдруг с выражением брезгливого удивления, словно увидел отвратительного гада.
Он встает, проходит по кабинету и останавливается перед французским окном. Снег перестал падать, и отчетливо, словно на картине Брейгеля, рисуются на чистом белом фоне черные стволы деревьев, черная решетка ограды, черная стена постройки, у которой он полчаса назад сидел на старом ящике.
Вдруг Максим настораживается, приникает лицом к стеклу и заслоняется ладонью от света лампы. Кто-то черный и грузный лезет через ограду, застревает на несколько секунд, тяжело переваливается и направляется между деревьями к дому. Косолапо ступает, то и дело оскользаясь, неловко размахивая какой-то черной ношей, растопыривая руки, чтобы сохранить равновесие, оставляя за собой черные следы, идет напрямик к французскому окну, за которым стоит Максим.
Максим отступает на несколько шагов, а тот уже у окна и знаками просит открыть и впустить.
Максим подходит к окну и открывает. Перед ним стоит грузный человек в мокром мятом берете и мокром сером плаще, с битком набитым стареньким портфелем в руке.
- Грязь ужасная, - сообщает он. - Но вы не беспокойтесь, я ботинки здесь же сниму, у порога, так что не наслежу у вас... Здесь к тому же и ковер еще...
Он протискивается мимо изумленного и негодующего Максима, ступает в кабинет и тут же, держась за косяк, принимается стаскивать промокшие ботинки.
- Да, - говорит он, кряхтя, - весна, ничего не попишешь...
- Позвольте, - произносит Максим, повысив голос. - Кто вы такой, черт подери?
- Как это - кто? - удивленно отзывается незнакомец и тут же огорченно добавляет, оглядывая полу плаща: - Ну вот, извольте, плащ порвал... Понаставили изгородей ни к селу ни к городу, ступить некуда...
- Я вас спрашиваю, кто вы такой и что вам здесь нужно? - грозно осведомляется Максим, все еще держа створку открытой.
Незнакомец уставляется на него немигающими глазами.
- Странно даже... Посредник я. Посредник. Мы же с вами только что говорили... Не помните?
Максим проводит ладонью по лбу.
- Простите... Просто я не ожидал... Как-то вы... Зачем же вы через ограду, по грязи...
- Ну а как же? Через парадное к вам ломиться? Ведь супруга ваша пока ничего не знает...
- Нет.
- Вот видите... А вдруг бы я с парадного позвонил и она бы мне открыла? Кто такой, зачем, то-сё, профессор устал, зайдите завтра, по какому вы делу... Это нам ни к чему, ведь я правильно соображаю?
- Да, пожалуй...
- Не "пожалуй", а правильно. Пришлось бы объяснять, да это бы еще ничего, а разговор у нас будет свойства совсем уже деликатного, не для ее ушей, я это вам сразу говорю...
На протяжении этого разговора Максим закрывает окно и отходит к столу, а посредник ставит портфель на пол рядом с ботинками, стаскивает плащ и берет, бросает их на портфель и идет по кабинету, разглядывая полки с книгами.
- Деликатный, деликатный будет разговорчик... - продолжает он. - Я бы даже сказал - шокирующий... Так что пришлось мне через ограду и по грязи... и плащ вот порвал... Что книг-то, книг-то! Все сами написали?
- Нет, - сухо отзывается Максим.
- Ну да, ну да, самому столько в три жизни не написать...
Посредник останавливается и, склонив голову набок, читает заголовок на корешке одной из книг: "Подъем и падение Третьего рейха"... Но уж эта-то наверняка ваша!
- Нет, не моя.
- Ага... Ну правильно. Здесь и фамилия значится - Ширер. Немец, видно... А вот тут "Утро магов"... и еще "Эзо... эзотерические аспекты демонологии"...
- Послушайте, господин посредник...
- Оскар меня зовут, пожалуйста.
- Хорошо. Пусть Оскар. Послушайте, Оскар, может быть, сразу к делу?
- С удовольствием!
Оскар очень живо подходит к столу и садится в кресло для посетителей. Максим тоже садится. Они смотрят друг на друга через стол - один угрюмо и подавленно, другой с сумасшедшим весельем в прозрачных глазах.
- Так вот, - начинает Максим. - Вы звонили мне...
- Никак нет, я вам не звонил. Это вы мне звонили.
Пауза.
- Ну, как угодно, - говорит Максим. - Это не важно. Так или иначе, но мне было дано понять, что у меня есть шанс на исцеление... на излечение. Я слушаю вас.
Оскар усаживается поудобнее, закидывает ногу на ногу. На носке задранной ноги зияет дыра, сквозь которую высовываются два пальца.
- Значит, так, - говорит он. - Имеется ведьма. Ясновидение, приворот и все прочее. Для нас с вами главное, что она целительница. Понимаете? Целительница. Есть у нее такая сила.
- И как же она исцеляет? - криво усмехаясь, осведомляется Максим. - Травки, заговоры?..
- А, в том-то вся и штука! Какие там травки... Она исцеляет через плотскую близость. Грубо говоря... - Оскар понижает голос и мельком оглядывается на дверь. - Грубо говоря, вы переспите с нею, и через недельку-другую от вашего рака следа не останется.
- Ну, знаете... - с отвращением произносит Максим.
- Знаю, знаю, как же...
- Это либо дурная и грубая шутка...
- Либо?
- Либо вы отвратительный шарлатан и негодяй. Сводник.
- Ха!
- Вас надо...
Пауза.
- Имейте в виду, профессор! - веско говорит Оскар. - Это ваш единственный шанс. А ведь жить-то как хорошо!
- Ладно, - устало произносит Максим. - В сущности, вы правы. У меня просто нет иного выхода.
- Во-во. Деньги вы приготовили?
- Да.
- Тысячу?
- Да. Это вам?
- "Зачем мне деньги? Сегодня утром у меня опять шла кровь из горла". Это я цитирую. Джек Лондон. Да, деньги мне. Ей о деньгах вообще говорить не рекомендую. Она порядочная женщина. Давайте.
Максим достает из стола банкноту.
- У меня только банковский билет, - произносит он со значением. - Купюр помельче не оказалось.
- И прекрасно. У меня тоже. Давайте сюда.
Максим отстраняет банкноту от протянутой руки Оскара.
- А собственно, какие у меня гарантии? - произносит он.
- А не нужно вам никаких гарантий, - отвечает Оскар. - Вы сами себе гарантия. Вы отправитесь к ней и будете просить, чтобы она вас спасла. Удастся - вы спасены.
Не удастся...
- Ага, значит, может и не удаться?
- Ну, это вам лучше знать. У вас как с этим делом - всё в порядке?
- С каким делом?
- Ну, с темпераментом... способностями... Вы не импотент, надеюсь?
- Послушайте, Оскар!
- Вот то-то и оно. А вы о гарантиях... Тут другое главное. А впрочем, для вас это, может быть, и не главное. В общем, как я вам уже сказал, кажется, она - исключительно порядочная женщина. Странная, удивительная, но очень тонкая и чуткая женщина. Кого попало она к себе в постель не пустит, уж будьте уверены. Так что это уже от вас самого зависит. Поняли?
- Понял.
- Тогда давайте сюда деньги, что вы дурака валяете?
Максим протягивает банкноту. Оскар разглядывает ее на свет, затем достает из кармана крошечные маникюрные ножницы и разрезает банкноту пополам. Одну половину прячет за пазуху, другую протягивает обратно Максиму.
- Возьмите. Отдадите, когда и если исцелитесь.
Максим молча берет половинку и вертит в пальцах, не спуская глаз с Оскара.
- Вот так, - говорит Оскар удовлетворенно. - С этим, значит, у нас все в порядке. Адрес такой: улица Сапожников, дом шестнадцать, квартира двадцать три. Зовут ее Марта. Марта... впрочем, фамилия ее вам не нужна. Завтра после девяти вечера. Еще раз предупреждаю: будьте предельно... как это... кавалерственны, что ли. Она хоть и портниха, но ведьма, а значит - дама.
У меня всё.
Он встает и идет к своим вещам, надевает плащ и напяливает на голову берет. Задумчиво глядит на мокрые ботинки, затем в окно.
- Хм... Знаете что, профессор, выпустите-ка вы меня через парадное, не бойтесь, я не наслежу...
Он берет свои промокшие ботинки и портфель и на цыпочках, балансируя руками, направляется к двери кабинета. Максим молча следует за ним.
Эпизод 4
Поздний вечер. Чистенькая, опрятная комната Марты. Марта готовится ко сну - расстилает постель. Видно, что она только что из душа: она в халатике и шлепанцах на босу ногу, лицо разрумянилось, на голове - огромный тюрбан из махрового полотенца. Покончив с постелью, она ставит на стол зеркало и баночки с кремами, садится и едва лишь принимается за свое лицо, как в прихожей раздается звонок. Она встает и выходит в прихожую.
- Кто там?
Мужской голос отзывается глухо:
- Извините, пожалуйста. Это Марта?
- Да. А вы кто?
- Я... Меня зовут Максим. У меня крайняя нужда поговорить с вами. Если вы ничего не имеете против, конечно...
- Максим... Не знаю я никакого Максима. Что вам нужно?
- Я не могу так... через дверь. Но только крайне важно, вы мне поверьте...
Марта щелкает замком и приоткрывает дверь. За дверью возвышается Максим, невероятно элегантный, в длинном обтягивающем пальто, в левой руке модная шляпа и наводящие изумление перчатки, на шее умопомрачительное кашне из восточных стран. Он слегка кланяется и произносит:
- Здравствуйте, Марта. Вы мне позволите? На несколько минут.
- По... пожалуйста... Заходите...
Марта, придерживая халатик у шеи, отступает от порога. Максим вдвигается в прихожую.
- Право, мне очень неловко... Поверьте, если бы не крайняя необходимость...
Очевидная его робость и растерянность успокаивают Марту.
- Входите, входите, - говорит она, захлопывает дверь и проходит в комнату.
Максим входит за нею и украдкой осматривается. Марта поспешно убирает со стола коробочки с кремами и набрасывает откинутый край одеяла на подушку.
- Вы извините, я не ждала...
- Напротив, это вы извините...
- Я уже спать собралась... и наряд на мне не для гостей...
- Поверьте, это вам идет...
- Ну, уж вы скажете... Да вы садитесь.
- Может быть, позволите раздеться?
- Да зачем же вам раздеваться, беспокоиться? Садитесь как есть, ничего тут такого особенного...
Максим садится на стул, держа шляпу и перчатки на коленях. Марта присаживается на край постели.
Пауза. Марта, деликатно кашлянув, произносит:
- Так чего вы хотели, извините?
Максим решается.
- Это очень трудно... - говорит он, запинаясь. - И неделикатно, и я бы никогда... Вы сочтете это за бред, за безумие... Но я даю честное слово! Только вы одна во всем свете можете меня спасти. Если вы не согласитесь, я погибну... просто умру, и всё... Это не наглость, не самонадеянность... я понимаю, явиться вот так к порядочной женщине и просить... Но у меня нет выхода! Сжальтесь надо мной, спасите меня, а уж я - все, что вам будет угодно... Только спасите...
Говоря, он все больше наклоняется вперед, к ней, а она, изумленно и испуганно глядя на него, все дальше отклоняется назад, от него. Наконец она вскакивает и протягивает руку, словно отталкивая его.
- Что это вы... как вас...
- Максим! Меня зовут Максим! Погодите, Марта, не отказывайте сразу...
- Нет уж, это вы погодите. Ишь как разлетелся... Впервые меня видит, я его в первый раз вижу, и пожалуйста, спаси его, погибнет он...
- Марта, поверьте, я говорю правду! Жалости, только жалости прошу!..
- Да что вам, Максим, молоденьких мало? Такой солидный, самостоятельный... Что это вас вдруг на старуху потянуло?
- При чем здесь молоденькие? Только вы меня можете спасти, а не какие-то там молоденькие!.. В ваших руках моя жизнь, вы же это знаете, у вас же есть сердце... или у вас нет сердца?
- Ах, сердце? - Глаза Марты сужаются. - А вы уж не из той ли породы, что давеча приходил? Кругломордый такой...
- Какой кругломордый?
- Тоже все насчет сердца интересовался! А нога вас хромая не интересует?
- Я не понимаю... При чем здесь нога?
- И понимать нечего. Мне сорок лет, я вам не девочка - в разные ваши игры со мною играть. Уж если мне понадобится фигура в брюках, я сама найду, без всяких ваших таких подходцев...
- Марта, Марта, как вы можете?..
- Вот что, друг мой. Ступайте-ка вы отсюда. Я за день намоталась, устала, мне спать пора. Ступайте, ступайте. Ответа не будет, как говорится.
Максим потерянно встает, шляпа и перчатки падают на пол. Марта поднимает и подает их ему. Он берет, не спуская с нее глаз, и она со смятением видит в его глазах слезы.
- Ступайте же... - шепотом произносит она.
- Да, - говорит он. - Я пойду. Я сейчас уйду. А вам грех. Я же не какой-нибудь особенный урод... могли бы глаза закрыть, если так уж противен... Безжалостная вы. Знаете, как я теперь буду мучиться, и радуетесь...
Он неловко взмахивает рукой и выходит. Слышно, как в прихожей открывается и захлопывается дверь.
Марта опускается на стул и сидит, зажав ладони между коленями. Затем придвигает зеркало, всматривается в свое лицо. Начинает медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы халата. На губах ее стынет неуверенная улыбка.