ТА САМАЯ СУББОТА
В воздухе стояла тяжелая летняя влажность, и вопрос о краске оставался открытым.
"Можно предположить, - думал он, - что такая влажность приведет к появлению плесени. Если сосредоточиться, это становится заметным. Выдает запах. Да, запах влажный и тяжелый, и, хотя не настолько, чтобы плесень уже появилась, нужно иметь смелость признать, что все к тому идет".
Влажность не причиняла ущерба, разве что оскорбляла его чувство порядка. И если уж придется расплачиваться за нее, то несколько позже, когда настанет дневная жара. "Ну что, - подумал он, - это утолит твою жажду справедливости? Ведь остались же в мире уголки, где дует освежающий ветерок".
С этими мыслями он сел завтракать.
Считалось, что ленты в пишущих машинках прослужат два или три месяца. Но на деле они служили дольше - не объясняется ли это повышенной влажностью?
"Что такое краска? - думал он. - Некое вещество, которое определенное время сохраняет полужидкое состояние, что позволяет переносить его с ленты на бумагу. Затем оно высыхает и становится твердым. И разве не могло быть так, что влажность в атмосфере этого города дольше сохраняла краситель в изначальном состоянии, и разве не могло быть так, что недостачи по смете в его компании отражали не отсутствие краски по истечении двух месяцев, а лишь высыхание краски и ленты, а следовательно, их увлажнение могло бы?.."
Он кивнул Розе, садившейся за стол. Попытался представить, как можно обновить ленты в пишущих машинках, заново увлажнив их. Каким образом это можно осуществить? Скажем, катушку с намотанной лентой погрузить в жидкость? Почему, интересно, эта картина не кажется ему столь привлекательной, как тоже воображаемая, но более сложная процедура, согласно которой лента разматывается на всю свою длину - кстати, на какую? ("Какова она может быть? - думал он. - Сотня ярдов? Вряд ли. Пятьдесят? Нет, скорее двадцать…")
"Праздные мысли, - подумал он, - праздные мысли довольного жизнью человека. При двадцати ярдах, - он улыбнулся, когда новая идея пришла ему в голову, - конечно, кое-кому это может показаться глупым… Но если такие ленты растянуть между домами и оставить мокнуть под дождем, разве это не увлажнит их? Интересно, такой метод - полный идиотизм или элегантное решение проблемы? Кто возьмется оценить это с уверенностью? - думал он. - Ведь никто же не пробовал… Все это - если… если дело действительно во влажности… А я уже было увеличил предполагаемый срок службы ленты процентов на тридцать.
Не мысли ли это типичного скряги? - продолжал он размышлять. И сам себе ответил: - Нет-нет. Вряд ли. По-моему, это - обычный деловой подход. И если желание усовершенствовать что-то, предусмотрительность и даже мечты, если все это несвойственно деловому подходу, то я вообще не знаю, что такое ведение бизнеса.
Взять человека, который изобрел колесо. Вы только представьте! Тысячи лет под груз подкладывали катки, и люди мечтали: "Ах, если бы можно было обойтись без этих тяжеленных катков, которые приходится таскать за собой! Но как?" И вот кому-то пришла в голову мысль закрепить катки под грузом, чтобы они стали одновременно и осью, и колесом. И этот гениальный человек… он наверняка вздрогнул, когда эта мысль промелькнула в его мозгу, вздрогнул, но не от радости, а от страха: "А вдруг не сработает? Ведь если так можно, разве не придумали бы все это раньше? До меня?"
И от того же страха его осенила еще одна мысль, словно озарение: превратить каток в пару колес. И он наверняка подумал: "Почему я?.."
Да, так он и подумал, этот гений. Ведь если он прав, то получалось, что все прочие члены его племени ошибались, и все его племя ошибалось тысячи лет, не разглядев очевидного".
Распахнулась двустворчатая дверь, и вошла Рути с кофейником.
"Это мысли счастливого человека, - думал он. - Не искушаю ли я судьбу? - А еще он подумал: - Господи, как вкусно пахнет кофе. - И выходя из дома: -Уже становится жарко. Скоро парад. Что ж, все идет так, как и должно быть. За все нужно платить. Бывает, по утрам, когда стоит такая влажность, надвигающуюся жару воспринимаешь как неминуемую кару, а бывает - как передышку, отсрочку наказания".
Уже развевались флаги. Вверх и вниз по улице. Флаги Конфедерации. Проходя мимо них, он кивнул.
"У каждого есть право, - думал он. - Кто возьмется утверждать, что заблуждается меньше, чем его противники? Да любой! Верить в то или в это? Ну да, а когда через пять, через десять лет наши убеждения меняются на противоположные, мы изумляемся: "Неужто я мог так думать?.."
И конечно же - вера в государство. В любое. Не вижу в этом ничего плохого. В конце концов, чем государство отличается от частной компании? Да ничем. Оно и есть компания. Сообщество людей. Организованное согласно определенным принципам, которые, как они часто считают - хотя и ошибочно - охватывают все возможные варианты отношений.
Но! Что они делают, когда ситуация выходит за рамки правил и предписаний, лежащих в основе сообщества?"
- Доброе утро, миссис Брин, - сказал Франк.
- Доброе утро, мистер Франк. На службу?
- Да. В контору.
- Парад не пропустите, - сказала она.
- О, нет. Ни за что не пропущу, - ответил он. - Понимаете, мне его видно… видно из моих окон, с пятого этажа.
- На фабрике? Быть не может!
- Может. - Он улыбнулся. - Еще как может.
- Гм… - Она покачала головой, будто говоря: "Да что вы можете знать…"
Они постояли немного, миссис Брин вздохнула.
- Будет жарко.
- Да. Пожалуй, даже очень жарко.
Он тронул шляпу и продолжил путь.
"КОФЕЙНЯ НА УГЛУ"
Двое сидели в "Кофейне на углу", сдвинув шапки на затылок.
- Кто только не говорит: "Если не сделают они, то сделаю я". А я вот не могу такое утверждать определенно, хотя и не исключаю. Все зависит от обстоятельств. Можно столкнуться с некой ситуацией и наблюдать… Скажем, увидеть, как человек действует, и остановить его…
Они покивали.
- И потом, в запале, а?..
- Мда-а-а… - протянули они и снова закивали.
- …в запале. Или даже позже. Видишь ли, я не могу исключить и такой возможности. Человеку свойственно стремиться к тому, чтобы справедливость торжествовала. Пусть и с запозданием. Я это хорошо себе представляю. Ты вынимаешь пистолет и - бах! Понятное, человеческое чувство. И вот что я тебе скажу… - Он придвинул табурет ближе к стойке. - Все законы мира, все религии ведут к одной цели: попытаться законодательно закрепить…
- …угу… - согласились они.
- …возможность поставить такие чувства под контроль. Так-то. Можно сказать… - Он пожал плечами, рука поискала в воздухе идеальное сравнение, а в этой руке, словно ее продолжение, - сигарета, зажатая в желтых сафьяновых пальцах, покрытых пятнами никотина, с крупными слоящимися ногтями. - Можно сказать…
- …вода в решете, - вставил второй.
Он направил указательный палец на собеседника:
- Попал в десятку, - и продолжил: - Все законы мира. Все законы мира, сам Иисус Христос, в запале, в порыве страсти… Потому что… Потому что мы здесь говорим о самой природе человека. И не надо уверять меня, что в ней нет тайны! А самообладание? Сколько, по-твоему, людей в эту минуту разгуливает по улицам с пистолетом в кармане? А какой-нибудь митинг? А какой-нибудь…
- Это правда, - сказал второй.
- Разве это не подходящий пример?
- …самообладание…
- …ну, не знаю, можно ли это назвать самообладанием…
- А что это?
- …само…
- …что?
- Ну-у-у, я же вам говорю, надо лучше слушать. - Собравшиеся у стойки ждали продолжения, будто смотрели давно знакомый и полюбившийся спектакль. - Я думаю, это в равной степени можно назвать желанием… Э-э-э… Желанием быть частью группы. Погоди, подберу слово… Не нарушать…
- …вот именно, - подтвердил второй.
- Ставить интересы группы выше себя.
- Выше кого?
- Того самого человека с пистолетом. Того самого, который, как ты утверждаешь, сейчас разгуливает по улицам и который в интересах своей группы… Нет, погоди секунду, лучше так: который, следуя страстному желанию не быть изгнанным, не оказаться вне группы, да, именно так… воздерживается от поступка, от действия, которое стало бы причиной подобного изгнания. Вот это и есть самообладание… Или нет, смотря как повернуть. Я, право, не знаю, что это на самом деде. Допьешь кофе и скажешь, что ты сам думаешь…
Проходя мимо "Кофейни на углу", Франк бросил взгляд на мужчин у стойки.
ЧАСЫ
Неужели его погубило желание иметь эти часы?
Когда он дошел до перекрестка на Хейзел-стрит, ему захотелось свернуть на Рутерфорд.
"Я волен выбирать любую дорогу, - сказал он себе, - и от любой отказаться, и этот небольшой крюк - всего лишь один из вариантов, не длиннее обычного…"
"Прямее", - подсказал внутренний голос.
"Нет, не прямее, - ответил он. - То есть да. Может быть, прямее. Может быть. Хотя я этого не подразумевал изначально, но целесообразность выбора пути в данном случае может определяться иными критериями: длиной дороги, ее… ее…"
"Что ж, пожалуй, - согласился внутренний голос. - Это вполне допустимо".
"Ее… - подумал он и слегка поклонился, выражая признательность за уступку, - ее красота…" Да, такое слово ему дозволялось. Он кивнул.
Боковым зрением он увидел, как мимо пролетел красный кардинал. Он обернулся, хотя думал, что птичка уже далеко. Но нет - она сидела на дереве неподалеку, на Уолнат-стрит. Он пошел дальше, и оказалось, что идет он по Мейн-стрит, а вовсе не свернул на Рутерфорд, как собирался. Он продолжил путь по Мейн-стрит, то есть сделал именно то, чего не было в его намерениях, и очутился напротив ювелирного магазина "Уинфордс" - там и были эти часы.
"Все-таки человек - свинья, - подумал он. - Я свинья, хотя меня сюда и привел случай, а не умысел. Рассеянность, забывчивость - они и привели меня сюда. С другой стороны, разве само существование этих качеств не говорит о слабости?"
Но факт оставался фактом: часы лежали перед ним. На витрине, в бордово-синей бархатной шкатулке. Внутри она была выстлана шелком, золотые буквы гласили: "Брегет, Париж", а пониже и помельче: "Уинфордс, Атланта".
Классические карманные часы с крышкой. Тонкие, из розового золота. Весь корпус усеян бриллиантиками, которые складывались в особый узор. Мистер Уинфорд когда-то сказал ему, что такой орнамент называется ромбовидным.
- "Брегет", - сказал Уинфорд. - В день битвы при Ватерлоо у Наполеона был "Брегет". - Он помолчал. - Как и у Веллингтона.
- Неужели? - удивился Франк.
Дважды он заходил в магазин, и Уинфорд показывал ему часы: элегантность формы, точность хода, репетир, отбивавший час, четверть часа и даже минуты при нажатии маленькой золотой кнопки.
Франку никогда прежде не доводилось видеть вблизи часы с репетиром, и, когда Уинфорд привел механизм в действие, реакция Франка была - так он сам ее определил, - "как у дикаря, увидевшего самолет".
Ювелир нажал на кнопочку, и часы мелодично, но отнюдь не слащаво, пробили десять раз, потом, тоном повыше, один-два-три и, после паузы, тем же тоном, но чуть быстрее, один-два-три-четыре-пять.
- Десять пятьдесят, - сказал Уинфорд, и Франк понял, что ему следует проверить, не забыл ли он закрыть рот.
- Золотые карманные часы с репетиром, - сказал Уинфорд. - "Брегет", Париж. Мне, считайте, повезло: в этом году в страну завезли не больше десятка.
Глядя на часы, Франк чувствовал, что вскрывается вся его подноготная, обнажается все его существо. "Стою перед этим человеком, как завороженный, - подумал он, - как язычник перед своим идолом".
А когда часы пробили десять пятьдесят и Уинфорд объяснил ему бой репетира, разве Франк не вынул из кармана собственные превосходно работающие часы "Иллинойс"? И разве не показывали они ровно десять пятьдесят, и разве не случилось бы так, что, купив новые часы, он быстро бы убедился, что они хуже старых? И разве не был он достаточно опытен, чтобы знать об этом заранее?
- Человек, у которого есть часы, знает точное время, - процитировал он Уинфорду пришедшее на ум высказывание. - Человек, у которого двое часов, никогда не может быть в этом уверен.
- Этого я раньше не слышал, - сказал Уинфорд.
Он выждал положенное время, чтобы выказать уважение праву Франка на отказ от покупки, но не слишком долго, дабы не намекнуть покупателю, будто он считает его чересчур нерешительным. Потом положил часы обратно в шкатулку, шкатулку вернул на витрину, и Франк вышел из магазина.
Когда он пришел к ювелиру во второй раз, то уже чувствовал себя уверенней. Не было ничего необычного в том, чтобы внимательно и в несколько приемов изучить столь важный - не говоря о его баснословной стоимости - предмет. Да и как такое представить - выложить триста долларов за часы?
Хорошо, пусть вещь редкая. Пусть, как тонко заметил Уинфорд, эти часы со временем будут только подниматься в цене, пусть они будут подарком или вознаграждением, из тех, которыми добившиеся успеха господа вознаграждают себя за труды - вроде автомобилей, яхт, особняков или дорогих сафари.
Но в конечном счете… "В конечном счете, - сказал он себе, - в конечном счете это неправильно".
Неправильно владеть двумя часами сразу. Неправильно тратить деньги на эти часы. Неправильно. Откуда он это знал?
Он не знал откуда. Неправильно, и все.
А можно ли было сформулировать контраргумент и отстоять его? Да. И в таком споре можно было бы одержать победу, не будь это спор с самим собой. А потому тот факт, что вторые часы покупать не следует, остается несокрушимым. Он пожал плечами. Не столько недоумевая по поводу такого самопожертвования, сколько удивляясь собственному просветлению: он постиг, что есть на земле сила, многократно превышающая человеческую, и сила эта определяет действия того индивида, который оказывается в сфере ее влияния.
Он не мог отогнать эту мысль.
И вот он вновь стоял на тротуаре, напротив витрины магазина Уинфорда. Увидел, как внутри владелец беседует с продавщицей. Потом Уинфорд поднял голову и кивнул ему.
"Сукин сын, - подумал Франк. - Неужели он сейчас сделает вид, что ему безразлично, куплю я часы или нет? Неужели он думает, будто я не знаю, что его подчеркнутая учтивость - это не что иное, как попытка склонить меня к покупке часов?"
Уинфорд вышел из магазина, козырьком приставив ладонь к глазам - светило яркое солнце.
"Сейчас заговорит со мной, - подумал Франк, - скажет какую-нибудь пустую фразу, намекнув - или, наоборот, не намекая, потому что так эффективнее (по крайней мере, он так думает) - на часы. А какие у него еще причины выходить на улицу?"
Тем временем Уинфорд поворачивал табличку' на дверях магазина с "Открыто" на "Закрыто".
- В центр направляетесь, мистер Франк? - поинтересовался он.
- Да. На службу. Прекрасное утро.
- Работаете сегодня?
- Да. Надо раскидать кое-какие мелочи. Закрываетесь?
- Короткий рабочий день. День памяти. К тому же…
- Да?
- …дела сегодня все равно не пойдут.
- Все в центре?
- Скорее всего. - Помолчал. - На параде.
Пока они стояли так, вежливо кивая друг другу, до них донеслись далекие звуки оркестра. Особенно отчетливо слышались трубы, бравшие первые пробные ноты.
- Мда-а-а-а… - сказал Уинфорд.
- Ну что ж, - сказал Франк и поймал себя на том, что потянулся в карман за часами. "Нет", - подумал он, надеясь, что Уинфорд не заметил этого движения и не воспринял его как повод заговорить о часах. Но тот уже отвернулся, чтобы перекинуться парой слов с продавщицей, как раз проскользнувшей между ним и полуоткрытой дверью.
- До свидания, мистер Уинфорд.
- До свидания, Сэл, - ответил он. - И вам всего хорошего, мистер Франк.
Франк кивнул и двинулся дальше. Услышал, как за его спиной ювелир зашел в магазин, потом до него донесся шорох опускающихся тяжелых штор.
"Это правильно, - думал Франк. - Это необходимо, чтобы солнце не светило на ковры. Иначе они быстро теряют цвет".
Он удалялся от магазина.
"Я веду себя глупо", - думал Франк.