Так прошло лето первого класса средней школы, затем осень, наступила зима. Мне исполнилось тринадцать лет, за эти месяцы я подрос на семь сантиметров, мои мышцы окрепли, и я уже не простужался так легко, как прежде. Мне казалось, что расстояние между мной и окружающим миром со временем сделалось более соразмерным. Акари тоже стала старше на год. Глядя на одноклассниц в школьной форме, я иногда пытался представить себе, как выглядит теперь Акари. Один раз она написала в письме, что хотела бы, чтобы Mы, как раньше, любовались цветением сакуры вместе. Рядом с ее домом росла огромная сакура. "Весной с нее наверняка облетают лепестки - со скоростью пять сантиметров в секунду…"
В третьем триместре я узнал, что меня переведут в другую школу,
На весенних каникулах моя семья планировала переехать в префектуру Кагосима, но не на остров Кюсю, а на маленький островок вдали от нега. Из аэропорта Ханэда до островка было два часа лёту. "Да это всё равно что жить на краю света" - думал я. Впрочем, к тому времени я так привык к постоянным переездам, что даже не слишком расстроился. Только вот расстояние между мной и Акари… Хотя в средней школе мы ни разу не виделись, нас разделяла не такая уж непреодолимая дистанция. От района Токио, где жил я, до городка в Северном Канто, где жила Акари, электричкой с пересадками можно было добраться примерно за три часа. Мы вполне могли бы встретиться на выходных. А когда я перееду на южную оконечность архипелага, о всякой возможности встречи с Акари можно будет забыть.
В письме Акари я написал, что до переезда хотел бы с ней повидаться. Предложил на выбор место и время. Ответ пришел очень быстро. В конце третьего триместра нас ждали экзамены, кроме того, мне нужно было готовиться к переезду, а Акари много времени тратила на занятия в спортивной секции, поэтому, принимая во внимание все обстоятельства, мы выбрали вечер после уроков ближе к концу триместра. Изучив расписание поездов, условились встретиться в семь часов вечера на железнодорожной станции возле дома Акари. Расчет был такой: после уроков вместо того, чтобы пойти на футбол, я сразу сяду на электричку, прибуду в пункт назначения в семь, два часа мы с Акари посвятим разговорам, после чего я последним поездом вернусь домой в Токио. Так или иначе, если я успею вернуться в тот же день, то уж конечно придумаю, как объяснить всё родителям. Мне придется сделать несколько пересадок: с линии Одакю на линию Сайкё, а потом на линии Уцуномия и рёмо; плата за проезд туда и обратно на обычном поезде с пересадками составит максимум 3500 иен. Для меня это была солидная сумма, но я так хотел встретиться с Акари, что о деньгах даже не думал.
Когда до назначенного дня оставалось две недели, я начал сочинять длинное письмо, которое хотел передать Акари из рук в руки. Наверное, подобные письма называют "любовными", и это было первое такое письмо в моей жизни. Я писал со всей искренностью о будущем, каким я хотел его видеть, о любимых книгах и музыке, и еще - может быть, выражая чувства неумело, слишком по-детски, - о том, как много значит для меня Акари. Сейчас я уже точно не помню, что там было, в том письме; кажется, я исписал аж восемь листов. Слишком о многом нужно было рассказать. Лишь бы она прочла мое письмо - и я смогу притерпеться к жизни в Кагосиме, думал я. Мне хотелось отдать Акари часть тогдашнего меня.
На письмо ушло несколько дней; в это время мне не раз и не два снилась Акари.
Во сне я - маленькая юркая птица. Сначала я мчусь сквозь паутину проводов, опутавших улицы ночного города, потом, неистово хлопая крыльями, взмываю над домами в небо. Двигаясь в сотни раз быстрей, чем если бы я бежал по земле, лечу к самому дорогому в мире человеку, лечу вверх, и крошечное птичье тельце дрожит от переполняющего его восторга. Во мгновение ока земля оказывается далеко внизу; под ураганным ночным ветром огни скученных городов мерцают, точно звезды; автострады превратились в артерии и вены, яростно пульсирующие потоки автомобильных огней. Вскоре мое тело пронзает тучу, и я вылетаю над морем облаков, гладь которого сплошь залита лунным светом. В прозрачно-голубом сиянии тускло поблескивают вершины облачных гор, и мне кажется, что я оказался на другой планете. Мои перышки трепещут от радости, я могу лететь сколь угодно долго, лишь бы оказаться там, куда стремлюсь всей душой. Тут же цель моего полета оказывается достигнутой, и я торжествующе пикирую, обозревая широко раскинувшуюся землю, где живет оно. Уходящие за горизонт поля, редкие крыши людских жилищ, растущие тут и там густые леса; вот через них бежит лучик света. Поезд. Тот самый, в котором еду я. Затем мое внимание привлекает девочка, которая ждет этот поезд на станции. Волосы девочки подстрижены так, что чуть приоткрывают уши; она в одиночестве сидит на скамейке, а поблизости высится громадная сакура. Дерево еще не зацвело, но под его толстой корой я ощущаю тяжелое, притягивающее дыхание чувства. Наконец, девочка замечает меня и поднимает глаза к небу. Очень скоро мы сможем встретиться. Очень скоро…
3
В день назначенной встречи с Акари с утра зарядил дождь. Небо словно прихлопнули гигантской крышкой, его затянули серые тучи, мелкие холодные капли прямыми струями проливались на землю. Повеяло суровой зимой, будто приближавшаяся весна почему-то передумала наступать и свернула на полпути. Я надел поверх формы теплое темно-коричневое пальто, запрятал письмо для Акари в портфель и направился в школу. Вернуться я планировал только ночью, потому оставил родителям записку; "Домой приду поздно, пожалуйста, не волнуйтесь. Они не были знакомы с родителями Акари, и я думал: стоит рассказать обо всем - и мне могут запретить куда-либо ехать.
На всех уроках в тот день я глядел в окно и никак не мог успокоиться. Из того, что говорили учителя, не запомнил ни слова. Я воображал Акари, которая, наверное, тоже будет в школьной форме, представлял наш разговор, вспоминал приятный мне голос. Да, сейчас я вновь понял, что был тогда влюблен в голос Акари. Мне нравилось, как он звучал. Этот голос всегда возбуждал меня - мягко и нежно. Совсем скоро я услышу его снова. Стоило подумать об этом, как по всему телу разливался жар, и для того, чтобы прийти в себя, я всматривался в дождь за окном.
Дождь.
Пять метров в секунду. Я посмотрел в окно: хотя вечер еще не наступил, город тонул в сумраке, повсюду светились электрическими огнями окна офисов и жилых домов. В далекой многоэтажке лампы дневного света на лестничных площадках то вспыхивали, то гасли, мерцая и перемигиваясь. Пока я смотрел на заоконный пейзаж, дождевые капли становились всё больше, и к тому времени, когда уроки закончились, дождь перешел в снег.
После уроков я подождал, пока одноклассники разойдутся, и достал из портфеля письмо и заготовленную шпаргалку. Повертев письмо в руках, положил его в карман пальто. Это письмо я хотел передать Акари во что бы то ни стало, и всякий раз, когда пальцы касались конверта, на душе у меня светлело. В шпаргалке был записан маршрут: с какого на какой поезд и во сколько я должен пересаживаться. До того я просмотрел ее раз двадцать, но сейчас пробежал глазами еще раз.
Сначала я сяду на электричку, отходящую со станции Готокудзи в 15:54, и по ветке Одакю доберусь до Синдзюку. Там пересяду на ветку Сайкё, выйду на станции Оомия, пересяду на ветку Уцуномия и доеду до станции Кояма. На ней опять пересяду - на поезд, который идет по ветке Рёмо и в 18:45 прибывает в конечный пункт маршрута - на станцию Ивафунэ.
Этот поезд подходил как нельзя лучше, потому что мы с Акари договорились встретиться в Ивафунэ в семь вечера. В одиночку ездить на электричках так далеко мне еще не доводилось, но я твердил себе, что всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо, ничего сложного тут нет…
Я сбежал вниз по лестнице в темный вестибюль и открыл ящик для обуви, чтобы переобуться. В пустоте вестибюля железная крышка ящика лязгнула так громко, что сердце застучало чуть быстрее. Я решил не брать зонтик, который захватил из дома утром, вышел из школы и посмотрел на небо. Запах дождя, наполнявший воздух с самого утра, превращался в запах снега. Он становился чище, пронзительнее, заставлял сердце трепетать. С серого небосвода падали бесчисленные белые точки; я смотрел на них, и мне казалось, что небо вот-вот растворит меня в себе. Я набросил капюшон и побежал на станцию.
*
Я впервые приехал на Синдзюку один. В моей жизни эта станция особой роли не играла, хотя пару месяцев назад я был тут с другом-одноклассником - мы с ним отправились в кино. В тот раз мы доехали до Синдзюку по ветке Одакю, стали искать турникеты JR4 у восточного выхода и совсем заблудились. Запутанный лабиринт станции и толпы народа я запомнил куда лучше, чем фильм, который мы с другом смотрели.
Миновав турникет линии Одакю, я, чтобы на этот раз не заблудиться, благоразумно остановился, поискал глазами указатель, нашел надпись "Продажа билетов JR" и быстрым шагом двинулся в направлении, указанном стрелкой. В другом конце огромного зала с колоннами выстроились в ряд десятки билетных автоматов, я выбрал тот, у которого было меньше людей, и стал ждать своей очереди.
От женщины впереди, по виду офисной служащей, исходил сладкий, едва заметный аромат духов, от которого у меня почему-то сжало грудь, да так, что стало больно дышать. Соседняя очередь сдвинулась, от куртки старика напротив резко пахнуло нафталином; этот запах пробудил во мне воспоминания о неясной тревоге, которая появлялась всякий раз, когда наша семья переезжала. Голоса великого множества людей сливались в глухой низкий гул, заполнявший всё пространство станции. Зябли промокшие от снега пальцы на ногах. Немного кружилась голова. Когда подошла моя очередь, я растерялся, потому что на автомате не было ни одной кнопки (в то время почти на всех станциях стояли автоматы с кнопками). Украдкой взглянув на соседний автомат, я понял, что нужно выбрать пункт назначения, просто дотрагиваясь пальцем до экрана.
Миновав турникет, я углубился в недра станции; здесь повсюду стояли указатели, и я, внимательно вчитываясь в названия железнодорожных веток, стал пробираться сквозь толпу к платформе линии Сайкё. "Кольцевая линия Яманотз (внешний круг)", "Линия Собу (направление на Накано)", "Кольцевая линия Яманотэ (внутренний круг)", "Линия Собу (направление на Тиба)", "Линия Тюо (скорый)", "Линия Тюо-Магистраль (сверхскоростной)"… Я прошел мимо множества платформ, нашел план-схему станции и остановился, чтобы спокойно ее изучить. Платформа линии Сайкё располагалась в самой глубине Синдзюку. Я достал из кармана шпаргалку и сверился с наручными часами (черными, марки G-Shock; мне купили их в честь поступления в среднюю школу). Поезд отходил в 16:26. Электронный циферблат показывал 16:15. Успею, у меня еще десять минут.
Я отыскал уборную: по линии Сайкё поезд идет сорок минут, так что, наверное, лучше сходить в туалет заранее. Помыв руки, я взглянул на свое отражение. В замызганном зеркале отражался Такаки Тоно, освещенный мутным светом флуоресцентной лампы. За последние полгода я прибавил в росте и стал больше походить на взрослого мужчину. Мне было неловко оттого, что мои щеки то ли от холода, то ли из-за волнения чуть покраснели. Итак, я еду на встречу с Акари.
Электричку, следовавшую по ветке Сайкё, заполонили возвращавшиеся с работы люди, свободных мест не было. Прислонившись, как и еще несколько человек,к стенке в конце салона, я читал заголовки еженедельных журналов на рекламных постерах, смотрел в окно, иногда тайком оглядывал других пассажиров. Мой взгляд метался, душа была не на месте; я достал из портфеля фантастический роман, но настроения читать не было. Сидевшая старшеклассница болтала со стоявшей рядом девушкой, видимо, подружкой, и до меня доносились обрывки ик разговора. Обе были в коротких юбках, на тонких ногах белели приспущенные гольфы.
- Как тебе тот парень, а?
- Какой парень?
- Ну тот, из Западной старшей!
- Э-э-э? Он же урод!
- Вовсе нет! Мне такие нравятся…
Я подумал, что, судя по всему, речь о парне, с которым девушки познакомились на какой-нибудь вечеринке. И хотя говорили не обо мне, я почему-то немного смутился.
Дотронувшись кончиками пальцев до письма в кармане пальто и убедившись, что оно на месте, я уставился в окно. Электричка бежала по эстакадному мосту. На этой ветке я оказался впервые в жизни. В сравнении с привычной линией Одакю этот поезд трясло чуть по-другому, его колеса стучали чуть иначе, а незнакомый вид за окном только усиливал чувство тревоги.
Тусклый зимний закат подкрашивал небо у горизонта бледно-оранжевым, повсюду теснились ряды зданий. Снегопад не прекращался. Наверное, мы уже пересекли границу Токио и едем по Сайтаме? Я мог отличить знакомый ландшафт от незнакомого, но города выглядели совершенно одинаково. Земля была погребена под слоем невысоких офисов и жилищ..
На станции Мусасиурава электричка сделала остановку, чтобы пропустить скорый поезд. "Господа пассажиры, спешащие на станцию Оомия, просим вас пройти на платформу напротив и сделать пересадку", - объявил машинист. Половина пассажиров спешно покинула вагон. Я вышел последним. Над полотном протянулись десятки проводов. Снег валил не переставая, проступавшее на западе небо было низким, в просветах между облаками изредка показывалось маленькое закатное солнце, блекло освещавшее крыши сотни-другой домов. Глядя на эту картину, я вспомнил вдруг, что уже был здесь, только очень давно.
Выходит, по этой ветке я уже ездил.
Как раз перед тем, как я пошел в третий класс младшей школы, наша семья переезжала из Нагано в Токио, и мы с родителями сели на станции Оомия на электричку, которая довезла нас до Синдзюку. Я привык к деревенским ландшафтам Нагано и, увидев из окна поезда совсем другой пейзаж, не на шутку встревожился. От мысли, что мне предстоит жить среди бесконечных зданий, я чуть не заплакал. Но с тех пор прошло целых пять лет, и пока что мне удалось дышишь. Честное слово, хотя мне было всего тринадцать лет, я думал именно так. Меня спасала Акари. И я всей душой желал быть для Акари тем же, чем она была для меня.
По размеру станция Оомия не могла сравниться с Синдзюку, но и туг пассажирский терминал был огромен. Я перешел с платформы ветки Сайкё, поднялся по длинной лестнице, влился в толпу и направился на платформу линии Уцуномия, чтобы совершить пересадку. В терминале запах снега усиливался, становился гуще; хлюпая промокшей обувью, пассажиры шагали по своим делам. На платформе линии Уцуномия возвращающихся с работы было пруд пруди, и к месту, где откроется дверь поезда, выстроилась длинная очередь. Я отошел подальше и стал ждать электричку. Стой в очереди или не стой, ехать сидя всё равно не удастся… Тут меня в первый раэ охватило дурное предчувствие. Секунду спустя я осознал, что дело в объявлении диспетчера:
- Господа пассажиры, просим вашего внимания. Прибытие поезда линии Уцуномия, следующего по маршруту Кояма - Уцуномия, задерживается на восемь минут из-за снегопада.
До того момента у меня почему-то и мысли не возникало, что поезд может опаздывать. Я сверился со шпаргалкой и наручными часами. В шпаргалке значилось, что я должен сесть в электричку в 17.04, на часах было уже 17.10. Сразу сделалось холоднее, меня стала бить дрожь. Через две минуты раздался длинный оглушительный гудок - у-у-у-у-y!.. - и тьму озарили фары приближающегося поезда, но озноб не прошел.
*
Линия Уцуномия была загружена куда больше, чем ветки Одакю и Сайкё. Наступил час пик, люди возвращались домой кто после рабочего дня, кто после уроков или лекций. В отличие от электричек, в которых я успел побывать в тот день, вагоны на этой линии были старого образца, с салоном, поделенным на отделения по четыре места в каждом, - как и в поездах, ходивших в Нагано, когда мы там жили. Я стоял в проходе между рядами, одной рукой держался за поручень, крепившийся к сиденью, другую сунул в карман пальто. Вагон отапливался, было тепло, в углах запотевших окон висели капельки конденсата. Уставшие до изнеможения пассажиры все как один молчали; казалось, что они уже сроднились с этим древним, освещенным флуоресцентными лампами вагоном. Один только я тут лишний, подумалось мне, но тревога мало-помалу улетучивалась. Затаив дыхание, я стал пристально вглядываться в проплывающие за окном пейзажи.
Они стали другими: зданий почти не было, их сменили укутанные снегом поля, простиравшиеся до самого горизонта. Далекие огни редких домов мерцали и тонули во тьме. Мигали красными огнями гигантские вышки ЛЭП, ровными рядами тянувшиеся до самых вершин далеких гор. Черные силуэты этих стальных пагод наводили на мысль об устрашающей армии великанов, выстроившихся на снежном поле. Этот мир был мне совершенно незнаком. Я смотрел в окно и думал о свидании с Акари. Если случится так, что я опоздаю, у меня не будет даже возможности ее предупредить. В те времена далеко не у всех школьников были мобильные телефоны да и нового телефонного номера Акари я не знал. А за окном начиналась самая настоящая метель.
Добираясь до Коямы следующей пересадочной станции, поезд тащился всё медленнее; он не уложился в час, и с каждой минутой время опоздания увеличивалось. Чем дальше от столицы, тем больше были расстояния между станциями, населенные пункты располагались неимоверно далеко друг от друга, и на каждой станции поезд стоял неимоверно долго. Машинист всё время делал одно и то же объявление:
- Господа пассажиры, приносим глубокие извинения за нарушение графика движения поезда. Поскольку следующий состав задерживается, наш поезд сделает на этой станции временную остановку. Просим прощения у пассажиров, которые спешат. Пожалуйста, подождите еще немного…
Я то и дело смотрел на часы, усердно моля о том, чтобы назначенный срок, семь часов вечера, не наступил, но расстояние не сокращалось, только время всё бежало и бежало вперед, и всякий раз, когда я глядел на циферблат, мое тело словно сдавливала незримая сила - до боли, до отупения. Ощущение было, будто я заточен в невидимой клетке из воздуха и ее прутья сжимаются всё плотней.
Было ясно, что на встречу с Акари мне не успеть.