Любовь Рябикина
ВЕТЕРАН
повесть
Небольшой рынок под дощатым открытым со всех сторон навесом шумел несмолкаемым гулом голосов. Длинные сплошные ряды столов оказались заложены всевозможним товаром, в основном частного производства. Времени не было еще и девяти утра и магазины оставались закрытыми, а тут шла бойкая торговля. Кто–то из покупателей старался сбить цену на облюбованный товар и до хрипоты спорил с торговкой. Кто–то еще только приценивался, робко интересуясь ценой. Торговцы расхваливали свой товар на все лады, стараясь сбыть его побыстрее. Задерживали покупателей возгласами "Посмотри! Почти даром отдам! Где ты еще такой товар найдешь?". Несколько раз в толпе промелькнул яркий цыганский платок, но криков "Ограбили!", пока не раздавалось.
Возле входа на рынок стояла телега, загруженная мешками, плетеными из лозы всевозможними изделиями, глиняной посудой, вениками и даже разложенными в паре больших коробок пучками лекарственных трав. Стояли по краю банки с молоком, сметаной и варенцом. Белел в большой глиняной миске рассыпчатый творог, аккуратно закинутый чистейшей марлей. Стояла на углу корзина с яйцами. Лежало штук пять свежих кроличьих тушек и соленое сало с черными крапинками перца, источающее аппетитный запах чеснока.
Рядом, завернутые в крапиву, выглядывали несколько щучьих хвостов. Зеленели огурцы в плетеном коробе. Стояли три ведерка с малиной, черникой и голубикой. Курчавилась в плоской миске свежая зелень петрушки и укропа. Топорщились хвостиками редиска, морковь и свекла. Краснели в большом туесе шляпки подосиновиков.
Выпряженная на время торговли каурая лошадь, стояла привязанная к дереву в паре метров и с аппетитом похрустывала сеном, лениво обмахиваясь хвостом. Ее хозяин, еще крепкий усатый старик, бойко торговал привезенным товаром, поставив перед телегой дощатый раскладной стол собственного изобретения. На нем громоздились старинные весы - "уточки" с чашками и увесистыми гирьками. Лежал рядышком длинный безмен–пудовик с крючком и ярко–желтая сетка–авоська.
Возле телеги толпилось больше всего народу. Люди рассматривали искусно вылепленные горшки, кувшины, вазочки, вазончики под цветы и тарелки. Брали в руки легкие корзинки из очищенного и зеленого прутка. Любовались на туески и берестяные чашки. Покачивали головами, переговаривались. Чувствовалось, что старика тут многие знают. Из толпы то и дело раздавалось:
- Митрич, а мы уж думали, не случилось ли чего?
- Чего в прошлый выходной не приезжал?
- Иван Дмитриевич, мы долгонько ждали…
Продавец махнул рукой в сторону говорившего:
- Некогда было торговать. У дочки был…
Видимо люди знали его проблему, так как плотная полная женщина, как раз забивавшая в хозяйственную сумку тушку кролика, спросила:
- Митрич, как хоть Валентина–то?
Старик вздохнул:
- Да плохо… Уговариваю вот домой возвращаться. Все же я не молодой. Помощь нужна. А она все "город, город"…
Здоровенный парень, стоявший почти в конце очереди, выдохнул гулко:
- И то верно! Девкам–то учиться надо, а что они там, в лесу, увидят?
Очередь, состоявшая в основном из пожилых людей, зашумела на здоровяка:
- Зато хоть без страха жить станут! Пожил бы ты в тех условиях, в каких Валя с детками обитает. Небось, понял бы!
- Да чего с такими говорить! Все равно не поймет!
- До города–то тут не далёко. Добегут! Да и в селе рядом школа имеется.
Митрич кивнул, отвешивая полпуда картошки на безмене:
- Вот и я говорю! Что такое четыре километра для молодых ног? Пустяк! Вон мы, в свое время…
Бугай без стеснения перебил:
- Ты, дед, не сравнивай! Ваше время прошло! Сейчас все по–другому. Молодежи дискотеки, театры нужны. А в лесу что? С медведями танцевать?
Парень расхохотался, оглядываясь вокруг и явно довольный собой, но никто в очереди не поддержал его. Народ, в большинстве своем пожилой, с осуждением глядел на него. Мужчина средних лет жестко ответил:
- Они судьбу свою и в лесу встретят. Девчонки у Валентины хорошие растут. Зато в покое будут… - Посмотрев на старика, добавил: - Забирал бы ты их, Митрич. Топни ногой и забирай, а то Валя так и не решится уехать…
Продавец насторожился, медленно опустив руки по бокам:
- Николай, случилось чего?
Мужчина вздохнул:
- Был я вчерась у них… В общем, заедь…
Полозов заторопился, швыряя картошку в авоську:
- Тогда мне бы побыстрей с торговлей–то закончить…
Очередь зароптала:
- Митрич, мы тебя две недели ждали!
- Неужто с товаром назад поедешь?
- У тебя же еще на телеге много!
- Расторгуйся и езжай к дочери!
Из очереди вышла высокая сухопарая старуха. Двигалась она необычайно прямо, почти скользя меж людьми. Остановилась со стороны оглобель. Посмотрела в сторону толпившихся у телеги покупателей, среди которых оказалось множество приезжих и предложила:
- Митрич, давай помогу! Вон люди к корзинкам приценяются. Почем они у тебя?
Старик обернулся:
- Ой, Никифоровна! А я‑то тебя и не увидел сегодня. Народу чевой–то больно много! Да как всегда. Беленые большие по десять рублей, а зеленые по пять. Маленькие…
Бабка перебила:
- Знаю! - Тут же обернулась к народу: - Кому штучный товар? Подходи сюда!
У телеги мгновенно образовалась шумящая вторая очередь. Люди протягивали к старухе руки с облюбованными изделиями. Отовсюду неслось:
- Эта сколько?
- А эта?
- Миска почём?
- Эй, бабуля, возьми деньги, тороплюсь!
- Яиц десяток положи в туесок! Как бы не перебить!
Кто–то ткнул рукой в коробку с травами и женский голос из–за спин спросил, хотя саму женщину скрывали толпившиеся впереди люди:
- Бабулечка, вот это зверобой? Как его заваривать?
Никифоровна резко развернулась на голос, спрашивающий про травы:
- Милая, это к хозяину! Он во всем разбирается, а я ведь лишь помогаю. Он их и собирает в лесу в нужное время… - Тут же дернула деда за рукав рубашки: - Митрич, тут про травы спрашивают…
Дед обернулся:
- Я счас. Только вот Федота отпущу…
Минут через двадцать корзин и глиняных горшков на телеге значительно поубавилось, да и мешки изрядно похудели. Даже в коробках с травами имелись пробелы. Митрич отвешивал товар и одновременно рассказывал про лекарственные травы. Тушки кроликов со щучьими хвостами бесследно пропали, да и зелень испарилась. Лишь в плоской миске все еще поблескивала вода. Кто–то спросил Митрича, отвешивавшего последние огурцы:
- Дед, когда в следующий раз приедешь?
Старик обернулся на молодой голос:
- А–а–а, это ты Санька! Мать снова поди за молоком ко мне послала? Так у меня все закончилось. Опоздал…
Парнишка лет семнадцати, с мелкими веснушками на носу и ярими синими глазами, отозвался:
- Не только! Картошки десять килограмм надо. Мамка просила в прошлый раз масла…
Митрич обернулся к телеге:
- Помню–помню, заказ был… - Достал из–под чистой холстинки кусок масла, завернутый в шуршащий целлофан: - Вот, держи. Ровно килограмм…
Из очереди сразу раздался женский голос:
- Митрич, а еще нет?
Полозов развел руками:
- Сегодня нет. Заказать хошь, Евгенья?
Женщина закивала головой, словно заведенная:
- Надо–надо! Я б и пару килограмм взяла. Сын должен приехать с внуками в следующее воскресенье…
Старик вытащил откуда–то из–под сена на телеге помятую тетрадку. Достал из кармана карандаш. Старательно послюнявил и коряво вывел:
- Евгенья Миронова, два кило масла… - Поднял голову и посмотрел на покупательницу: - Еще чего будешь заказывать? Так я хоть дома отвешу, чтоб здесь не колготиться. Положу отдельно. Потом заберешь и все…
Баба затараторила:
- А мне–то и лучше. Картошку пиши! Десять кило. Потом редьки килограмчик, творогу килограмм, сметанки поллитра и молока банку. Да, чуть не забыла! Яблоки ранние у тебя уродились нонче?
Митрич кивнул и она заулыбалась:
- Так яблоков тоже полпудика. Пусть внуки порадуются. Что они, сердешные, на севере–то видят?
Старик вывел последнюю букву и облегченно вздохнул, поглядев вслед уже шагавшей в сторону центра заказчице. Писать он не очень любил и каждый раз мучился, выводя буквы. Никифоровна, все это время торговавшая горшками и корзинами, обернулась к нему, протягивая пачку денег:
- Митрич, держи! Тут вроде разошлись. Мне тоже пора. Я ведь к тебе за яйцами пришла…
Продавец заглянул в корзинку. На дне лежало всего с десяток яичек. Митрич решительно протянул корзинку старухе:
- Забирай, Никифоровна! Денег не надо. Ты вон как хорошо мне помогла нонче!
Бабка поблагодарила, складывая яйца в бумажный пакет:
- Дай тебе Бог здоровья, Митрич…
Лесник отозвался, складывая опустевшие мешки в стопку:
- И тебе того же…
На рынке после одиннадцати наступило относительное затишье. Из–под навеса вышла толстая тетка. Посмотрела на почти опустевшую телегу и уперев руки в пышные бока, покачала головой:
- Снова ты нам, Митрич, всю торговлю расстроил! Медом у тебя тут все намазано, что ли? Все к тебе бегут! Зачем цену снижаешь? Сколь раз тебе говорить?
Полозов улыбнулся в густые, с проседью, усы. Поправил кепку:
- Так ведь мне стоять некогда и редко езжу. Это вы целые дни тут торчите, примелькались. - Покачал головой: - Где вы только товар берете? Ведь у себя на огороде столько не вырастишь…
Тетка, вместо ответа, предложила, окидывая взглядом пузатый узел:
- Митрич, продавай мне остатки картошки. Все равно ведь ты целый день стоять не станешь. И чего там у тебя еще осталось…
Торговка деловито приподняла рядно, которым были прикрыты остатки товара от солнца и завистливо протянула:
- Лишь корзины… - Взглянула в лицо старика: - Так чего, продашь?
Митрич поинтересовался:
- И почем думаешь покупать?
Тетка хмыкнула:
- Да по той цене, что ты тут торговал!
Старик покачал головой:
- Сама потом набавишь. Ох, креста на тебе нет, Глафира…
Торговка нахально засмеялась, уперев руку в бок:
- А это уж мое дело!
Полозов махнул рукой:
- Покупай! У меня тут еще морковь осталась. Заберешь?
Глафира кивнула, направляясь к своему месту в ряду, чтоб взять тару под овощи. Остальные торговцы, поняв, что опоздали скупить остатки, завистливо наблюдали. Митрич принялся взвешивать оставшийся товар на безмене. Глафира даже не смотрела на весы, кидая в свою корзинку пучки толстенькой оранжевой морковки. Все на рынке давно знали, что старик никогда не обманывает…
Минут через сорок каурая лошадь с телегой подкатила к двухэтажому каменному дому, серевшему кирпичом сквозь густую зеленую листву двух огромных кленов. Здесь стояла тень и жаркое солнце не доставало в глубину двора. С визгом носились между деревьев дети. Кое–кто возился возле большой кучи политого водой песка, строя замки и лепя куличи с помощью маленьких формочек и ведерок.
Из затянутых марлей окон тянулись вкусные ароматы супов, вторых блюд и оладий. Доносились невнятные голоса. Кто–то визгливо ругался на втором этаже. Взрослых во дворе никого не оказалось. Все были заняты делами, предоставив малышей под пригляд старших братьев и сестер.
Пространство возле стены дома с противоположной стороны оказалось сплошь занято грядками. Каждый норовил хоть что–то вырастить для себя сам. Крошечные участочки были разделены между собой низенькими заборчиками, а то и просто колышками. Оттуда доносилось звяканье ведер о бочки. Хозяева носили воду для вечернего полива.
Полозов спрыгнул с телеги, привязав вожжи к низенькому металлическому заборчику, идущему по краю дороги. Погладил коня по голове и шее, попросив:
- Постой, Чубчик! Я тут скоренько…
Широко зашагал к среднему подъезду, держа в руке шитую из лоскутков сумку, чем–то плотно набитую. Лошадь смотрела ему вслед, перебирая удила зубами. Этот двор был ей хорошо знаком…
Митрич, слегка пришаркивая левой ногой, поднялся по вытертой посредине лестнице на второй этаж и прислушался. В квартире стояла тишина. Он решительно нажал на кнопку звонка. Сразу же расслышал торопливые шаги. Дверь распахнулась. На пороге, с испуганным выражением на личике, стояла старшая внучка, Маринка. Девчонка быстро опустила голову, но Митрич успел заметить фиолетово–бардовый синяк на скуле, отчего личико казалось перекошенным. Она удивленно прошептала:
- Дедушка… Ты же…
Отошла в сторонку, пропуская гостя в квартиру. Полозов шагнул в прихожую, отметив, что со времени его появления ничего не изменилось. Прикрыл за собой дверь. Взялся рукой за детский подбородок и приподнял личико. Посмотрев на синяк, скрипнул зубами:
- Опять… Мать где?
Напряженно посмотрел в сторону кухни, но Валентина не вышла. Зато в коридор из детской комнаты выскочила на его голос семилетняя Светка. Увидев, кто пришел, радостно крикнула:
- Дедушка! - Кинулась Митричу на шею и судорожно задышала в ухо, еще раз повторив: - Дедушка…
Чмокнула несколько раз в щеки. Он осторожно прижал к себе худенькое тельце. Погладил по спине натруженной рукой. Отпустив на пол, улыбнулся в усы, глядя на поднятое кверху личико с застывшим на нем ожиданием гостинца:
- Ладно тебе, подлиза! Я тут вам кой–чего вкусное купил. Рассказывайте, что случилось…
Маринка, стоя в сторонке с опущенной головой, сказала:
- Мама на работе. Вчера дядя Коля вмешался…
Митрич уселся на табуретку в коридоре и стащил сапоги, понимая, что вмешательство соседа снизу спасло Валентину от очередного избиения. Иначе она сегодня находилась бы дома, а не дежурила в поликлиннике. Младшая дочь работала медсестрой в процедурном кабинете. Внимательно поглядев на Маринку, прижал на мгновение к себе. Ласково поцеловал в макушку. Прошел в кухню, покачивая головой:
- Та–а–ак! - Обернулся к шагавшим за ним внучкам: - А эта сволочь где?
Девчонки поняли, что речь идет об их отце. Ничуть не удивившись ругательству, дружно выдохнули:
- Не знаем! Он не ночевал…
Старик вздохнул, присаживаясь на стул у окна:
- Ко мне поедете жить?
Старшая девочка села у стола, напомнив движением младшую дочь и заплакала:
- Дедушка, а как же мамина работа? Как мы учиться станем? Светке нынче в школу. Здесь квартира. Папка не захочет ее менять и снова станет говорить, что она его…
Он поманил обоих внучек к себе. Усадил на коленки. По очереди посмотрел обоим в глаза. Заговорил, словно со взрослыми:
- Дела нам и в лесу хватит. Места у меня в доме много. У каждой свой уголок будет, так что крыша над головой есть. Проживем! Насчет учебы - в деревню станете бегать. С синяками да в испуге ходить не гоже! У вас вон и так нервишки–то уже не в порядке. От звонка в дверь испугались. Так чего решаем?
Девчонки кивнули, прижавшись к его широким плечам светлыми головенками. Светка протараторила:
- Я вчерась так испугалась, так испугалась! Папка снова пьяный пришел. Маму ударил в плечо, а Маринка на него кинулась. Папка и ее стукнул! Тут дядя Коля пришел и папку вышвырнул из квартиры…
Митрич понял, что не решился ему сказать при народе Николай и помрачнел. С минуту в кухне стояла тишина. Полозов думал. Скомандовал, решительно ссаживая внучек с колен:
- Ну, вот что! Ты, Светка, беги за матерью. Пусть увольняется с сегодняшнего дня. Так и говори, что я приказал! Доктора еще не ушли, успеет. А мы с Маринкой начнем вещи складывать. Все, хватит! Больше вы тут жить не будете…
Прибежавшая через час Валентина нашла отца в квартире, решительно увязывающим в покрывало ее вещи, ввертывая в платья и юбки посуду из серванта. Весь коридор был уже забит тюками, сумками и мешками. Дочь ошеломленно огляделась в значительно опустевшей комнате, забыв даже поздороваться с отцом. Немного придя в себя, попыталась протестовать:
- Папа, что ты делаешь? Уменя семья…
Митрич топнул ногой, оттащив получившийся узел к остальным. Строго поглядел на Валентину:
- Семья?!? Где ты видишь семью? Ты о девках подумай! Маринке восемь лет, а она уже с синяками стала ходить! Не бывать этому! Поехали!
Дочь заплакала, бессильно опустившись на диван и уткнувшись лицом в его спинку:
- Как жить станем? Ведь девчонки растут…
Отец присел рядом, прижав ее к себе. Словно маленькую, погладил по голове. Заметив настороженные взгляды застывших внучек, сказал:
- О том не твоя забота. Заработаем. Хозяйство и лес прокормят… - Прикрикнул на девчонок: - А вы чего замерли? У нас еще дел непочатый край! Да ехать больше восьми километров…
Маринка и Светка торопливо отвернулись, собирая книги из полки. Митрич вздохнул, целуя дочь в макушку:
- Хватит, Валя, мучиться! Горбатого могила правит. Поехали. Я твою мать никогда пальцем не тронул. Считаю, не по–мужицки это, на бабу с детьми руки распускать. Уж хошь подраться, найди ровню… - Отпустив дочь, поднялся: - Собирайся. Все забирай. Все равно пропьет…
Из окон за сборами с интересом наблюдал народ. Чубчик с телегой подпятился к подъезду. Николай Гордеев, столкнувшийся с Маринкой на лестнице, пришел в квартиру к Савельевым вместе с супругой. Митрич тут же поблагодарил:
- Спасибо, Николай, что Валентину с девчонками избить не дал.
Гордеев махнул рукой:
- Да не на чем! Я рад, что ты их забираешь…
Гордеевы помогли перетаскать вещи вниз. Через час телега была нагружена и тщательно увязана. Взять ключи от квартиры Николай отказался, объяснив:
- Извини, Митрич, не могу. Как вижу этого придурка, так руки чешутся морду ему начистить. Лучше отдай кому–то другому…
Полозов кивнул, подумав: "Будь Вадька здесь, я бы ему и сам рыло разбил с удовольствием". Валентина, уже успокоившаяся и примирившаяся с решением отца, вместе с ним поднялась в квартиру, чтобы проверить, не забыла ли чего. Девчонки остались возле телеги, радостно переговариваясь. Отъезд их совершенно не опечалил. Напротив, сестренки сговаривались, как убегут утром по грибы или ягоды.
Отец и дочь прошлась по опустевшим комнатам. Каждый шаг гулко отдавался в тишине. В шкафу оставались только вещи мужа и запасной комплект постельного белья. На диване громоздилось две подушки и одеяло. В кухне остались пара кастрюль, сковородка да несколько тарелок с чашками и вилками–ложками.
Отец и дочь вышли из квартиры, прихватив забытые резиновые сапоги. Замок за спиной тихо щелкнул, словно отрезая путь назад и женщина вздрогнула. Ей вдруг показалось, что она ныряет сейчас в пустоту. Митрич, все это время искоса наблюдавший за бледным лицом дочки, понял. Взял ее за руку и чуть пожал, ободряя.
Валентина позвонила в соседскую дверь. Римма оказалась дома. По всей видимости она смотрела телевизор и ничего не слышала. К тому же окна ее квартиры выходили на огороды. Открыла сразу. Удивленно поглядев на решительно смотревшую соседку, одетую в спортивный костюм и легкие тапочки, поздоровалась:
- Здравствуй, Валь. Куда это ты собралась?
Валентина протянула ей ключи:
- Я возвращаюсь к отцу. Отдай Вадьке ключи, когда появится…
Римма спокойно забрала связку и улыбнулась: