– Но зачем тогда ты взял шоколадки и ментоловые конфеты?
– Конфеты – чтоб отбить запах сигарет. А шоколадки – чтоб отбить у тебя желание сдать меня.
– "Сдать тебя"?
– Ну, ты ведь не стал стучать на меня лишь потому, что в кармане у тебя тоже была "освобожденная" контрабанда.
– Неправда. Я ведь не настучал на тебя сегодня, когда ты дразнил Найджела!
– "Дразнил" Найджела? Я не "дразнил" Найджела.
Потом я заметил дом Кейт Алфрик. К нему подъехал серебристый МG, Кейт вышла из него, и с бутылкой в руках направилась к входной двери. Ее сопровождал какой-то парень, который точно не был Джулией.
На втором этаже кто-то задернул шторы.
– Нет, нет, нет, нет, нет, ты держишь ее, как нацист в голливудском фильма. Расслабься. Держи ее так, словно это перьевая ручка. Так. А теперь – да будет свет! – Хьюго порылся в кармане. – Естественно, чтобы произвести впечатление на телочку, прикуривать сигарету надо с помощью зажигалки. Это придает крутости. Но здесь есть подвох: зажигалка может стать уликой против тебя, если ее найдут у тебя в кармане. Особенно когда твой брат – стукач. Вроде Найджела. Так что у нас сегодня – всего лишь спички.
Я смотрел на озеро – сегодня оно было неспокойно. Морщины водной ряби на поверхности.
– Я не видел, как ты… "освободил" спички в магазине.
– Я взял их у того типа в баре, который называл меня "братаном".
– Ты украл их у Гранта Берча?!
– Ой, не надо так на меня смотреть. Этот твой "Грант Берч" никогда не подумает на меня. Я ведь отказался от его сигарет. Это идеальное преступление.
Хьюго зажег спичку, прикрыл ее ладонями и протянул мне.
Внезапно подул ветер, и сигарета выпала у меня из рук и провалилась в щель в сиденье лавочки, между двумя рейками.
– Ой, – я наклонился, чтобы поднять ее, – пардон.
– Просто возьми новую, и никогда не говори "пардон". Я все равно собирался выбросить пачку после того, как мы покурим. – Хьюго достал пачку из кармана. – Мудрый человек никогда не хранит "освобожденные" вещи при себе.
Я посмотрел на сигареты, лежащие в пачке, одна к одной.
– Слушай, Хьюго, я очень благодарен тебе за то, что… ну, за то, что ты учишь меня всему этому и вообще, но, честно говоря, я не уверен, что…
– Джейс! – Хьюго изобразил удивление. – Только не надо включать заднюю сейчас! Мы ведь собирались лишить тебя курительной девственности, помнишь?
– Да, но… может быть… не сегодня?
Ветер выл, раскачивая деревья.
– "Не сегодня"?
Я осторожно кивнул, ожидая, что он взбесится.
– Что ж, это твое дело, Джейс. – Невинным тоном сказал Хьюго. – Ну, то есть, мы ведь друзья. Я не стану заставлять тебя делать что-то против твоей воли.
– Спасибо. – Сказал я и почувствовал себя идиотом. За что я благодарю его?
– Но, – Хьюго закурил, – это мой долг сказать тебе, что у тебя проблемы.
– В смысле?
Хьюго замялся, жестами как бы говоря: "даже не знаю, стоит ли поднимать эту тему".
– Нет, правда, что ты имеешь в виду? – Спросил я.
– Я сейчас скажу тебе кое-что очень неприятное. – Он затянулся сигаретой. – Но сначала я хочу, чтоб ты знал: я скажу это ради твоего блага.
– Хорошо. Я… (Палач схватил слово "слушаю")… я понимаю.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Глаза Хьюго меняли цвет в зависимости от погоды – они бывали серыми или зелеными.
– Эта фраза "не сегодня" – она как смертельная болезнь. Рак характера. Она задерживает твое развитие. Другие дети всегда чувствуют твою "не-сегодняшность" и презирают тебя за нее. "Не-сегодня" – это то, что заставляет тебя бояться всех этих плебеев из Блэк Свон. "Не-сегодня" – я абсолютно уверен в этом – это причина твоего заикания. (Бомба стыда взорвалась у меня в голове). "Не-сегодня" заставляет тебя подчиняться ложным авторитетам, подонкам и падальщикам. Они чувствуют запах твоего "не-сегодня". Не-сегодня значит никогда. "Не-сегодня" – это кандалы раба, это жалкий голос внутри тебя (Хьюго заблеял, как козел) "Не-е-е-ет, куре-е-ение это пло-о-охо! Не слу-у-шай этого га-а-адкого Хьюго Лэмба!" Джейсон, ты должен убить в себе "не-сегодня".
Его слова были унизительны, и в то же время – настолько точны, что я даже не смог ответить – лишь попытался улыбнуться.
– Когда-то я был такой же, как ты, Джейсон. – Сказал Хьюго. – Точно такой же. Всегда боялся. Но есть еще одна причина почему ты должен выкурить эту сигарету. Не потому, что это сделает тебя кем-то, кого твои кретины-одноклассники будут уважать. Не потому, что молодой человек с сигаретой выглядит гораздо привлекательней для дам, чем мальчишка с пакетиком карамелек. А потому… подвинься поближе, я скажу тебе на ухо.
Губы Хьюго коснулись моего уха, и по моей нервной системе пробежали 10000 вольт. (на долю секунды перед глазами у меня возник образ: Хьюго в лодке, он работает веслами так быстро, что здания и церкви на берегу невозможно разглядеть, они просто проносятся мимо, размытые скоростью; его бицепсы напряжены так сильно, что рукава его майки трещат по швам; и девушки, толпы девушек стоят на берегах, по обе стороны реки; они готовы ради него на все, как собачки, готовы вылизать любое место, на которое он укажет) – Если ты не убьешь свое "не-сегодня", – Сказал Хьюго замогильным голосом, – однажды ты проснешься, посмотришь в зеркало – и увидишь там Брайана или дядю Майкла!
– Так-то лучше… вдыхай… ртом, а не носом!
Едкий дым вырвался у меня изо рта.
Хьюго был строг.
– Надо вдохнуть, чтобы дым попал в легкие. Ты ведь не вдохнул.
Я покачал головой, мне хотелось сплюнуть.
– Курить надо взатяг, Джейс. Курение "не-взатяг" – это как секс без оргазма.
– Хорошо. (я не очень понимал, что такое "оргазм", мне всегда казалось, что этим словом называют людей, сделавших глупость: "ну и оргазм же ты!"). Я понял.
– Сейчас я зажму тебе нос. – Сказал Хьюго. – Чтобы ты не жульничал. – Он сжал мои ноздри большим и указательным пальцем. – Глубокий вдох – не настолько глубокий – просто позволь дыму задержаться в твоих легких. – Второй рукой он зажал мне рот. Воздух был холодный, его рука – теплая. – Раз, два, три.
Я чувствовал, как легкие мои наполнились горячей газообразной грязью.
– Держи, не выдыхай. – Твердил Хьюго. – Раз, два, три, четыре, пять и-и-и… – он убрал руки, – выдыхай!
Дым вырвался из меня, как джин из бутылки.
Джина тут же развеяло по ветру.
– Вот и все. А ты боялся. – Сказал Хьюго.
Омерзительно!
– Клево.
– Будет еще лучше, докури сигарету. – Хьюго откинулся на спинку скамейки и закурил сам. – Жаль, что нет подводной маски. Я просто восхищен этим озером. Тут водятся лебеди?
– Нет, в Блэк Свон Грин нет лебедей. Это нечто вроде нашей местной шутки. – Моя вторая затяжка была такой же болезненной, как и первая. – Ты бы видел это озеро в январе. Это было круто, он промерзло до дна. И мы играли здесь в Британских Бульдогов, прямо на льду. А потом я узнал, что больше двадцати мальчишек утонуло здесь.
– Я не виню их в этом. – Хьюго печально вздохнул. – Я бы тоже утопился, если бы жил в такой жопе мира, как Блэк Свон Грин. Ты в порядке, Джейс? Ты побледнел.
– Я в норме.
Первый поток рвоты вырвался из меня с оглушительным БУУУЭЭЭЭЭ, и растекся по грязной траве в виде бесформенной кляксы. В вонючей жиже я разглядел кусочки пережеванных креветок и моркови. Немного этой гадости попало мне на пальцы, она была теплая. Я почувствовал приближение второй волны. На внутренней стороне моих век плясала сигарета "Ламберт и Батлер" – она выпрыгнула из пачки, как в рекламе. Второй поток блевотины был горчично-желтого цвета. Я хватал ртом воздух так, словно получил удар в солнечное сплетение, и надеялся, молился, чтобы это был последний позыв. Но – последовало еще три "выстрела", горячих и густых и мерзко-сладковатых. Последней, я думаю, из меня вышла "Запеченая Аляска".
О, Господи!
Я вымыл заляпанную рвотой руку в озере, потом вытер слезы с забрызганного рвотой лица. Мне было так стыдно! Хьюго хотел, чтобы я был, как он, но я не смог даже докурить сигарету.
– Мне очень, – я вытер рот рукавом, – очень жаль.
Но Хьюго даже не смотрел на меня. Он растянулся на лавочке и скорчился, глядя в небо.
Мой двоюродный брат хохотал так сильно, что у него потекли слезы.
Верховая тропа
Мой взгляд скользил по комнате: плакаты – с изображением черной рыбы-ангела, белых лебедей, карта Средиземья. В окно бил яркий весенний солнечный свет, и шторы как будто горели лиловым огнем изнутри. Солнца было так много, что я зажмурился.
Я люблю слушать тишину – дыхание пустого дома.
Я спрыгнул с кровати. Шторы в зале были задернуты, потому что мама с Джулией уехали в Лондон еще затемно. Отец отправился на одну из своих дежурных конференций в Ньюкасл.
Сегодня я – только я – полноправный хозяин этого дома.
Первое, что я сделал – помочился, оставив дверь в ванную широко открытой. Потом зашел в комнату Джулии и поставил ее пластинку Рокси Мьюсик. Джулия взбесится, если узнает. Я выкрутил громкость на максимум. Отец не разрешает нам слушать музыку громко, у него вечно "болит голова". Я развалился на полосатом диване Джулии и просто слушал эту прекрасную песню "Virginia plain". Большим пальцем ноги я отстукивал ритм по коробке с "расслабляющей музыкой ветра", которую Джулии подарила Кейт Алфрик. Просто потому, что мог. Потом я стал рыться в ее вещах, надеясь найти личный дневник. Но наткнулся на пачку тампонов, и мне стало стыдно.
В кабинете отца я открыл картотечный шкафчик и вдохнул металлический запах (там, в углу, лежала пачка сигарет из дюти-фри, привезенная дядей Брайаном). Потом покрутился в отцовском кресле (в том, самом, что так похоже на сидение зенитного орудия), и, вспомнив, что сегодня День Дурака, я схватил отцовский "неприкосновенный" телефон и сказал: "Алло? Крэйг Солт? Это Джейсон Тейлор. Ты уволен, Солт! Что значит "за что"? За то, что ты толстый оргазм! Соедини меня с Россом Уилкоксом, немедленно! Уилкокс? Это Джейсон Тейлор. Я вызвал ветеринаров, они скоро приедут и избавят тебя от страданий. Прощай, удод!"
В спальне родителей я уселся за мамино трюмо, сделал себе ирокез, использовав ее мусс для волос "Лореаль", и разрисовал себе лицо, словно индеец, вышедший на тропу войны. Потом я взял мамину опаловую брошку и посмотрел сквозь нее на солнце – и увидел сотни новых цветов, которым люди даже не дали названия.
Внизу, на кухне солнечный свет пробивался сквозь чуть раздвинутые шторы и тонкой желтой линией ложился на стол, пересекая лежащий там ключ и эту записку:
"Дорогой Джейсон.
Это твой личный ключ от дома – НЕ ПОТЕРЯЙ ЕГО. Я оставила запасной у миссис Вулмор, – на случай, если ты уже потерял его. Номер телефона тети Эллис записан в блокноте в коридоре. Если тебе будет страшно или одиноко, ты можешь переночевать у миссис Вулмор. На завтрак можешь сделать себе сэндвич, но не забудь после этого убрать хлеб в хлебницу, чтоб он не заплесневел. На ужин – мясной пирог в холодильнике. Обязательно съешь тарелку фруктового салата. Мы вернемся сегодня в 22. Если пойдешь гулять – выключи везде свет. И ЗАКРОЙ ДВЕРЬ. Не приглашай гостей и не смотри телевизор слишком долго.
Люблю, мама".
Вот это да! Мой собственный ключ от дома. Мама должно быть решила оставить его в последний момент. Обычно мы прячем запасной ключ в игрушечной машинке, на полке, в гараже. Я взбежал вверх по лестнице, в свою комнату – и с удовольствием прицепил ключ к брелоку, который дядя Брайан подарил мне когда-то. Брелок в виде кролика с черным галстуком-бабочкой. Я прицепил брелок к ремню и опустил в карман джинсов. На завтрак я съел кусок Ямайского Имбирного Пирога и коктейль из кока-колы, молока и какао. Это было неплохо. Нет, гораздо лучше чем "неплохо"! Каждый час сегодняшнего дня – как плитка шоколада. Я переключил радиоприемник с четвертого канала на первый. Из динамика донеслись первые аккорды потрясной группы "Men at work". Пока играла одна песня, я съел три упаковки картофеля фри, прямо из пакетов.
Небо пересекал V-образный символ – птицы возвращались с юга. Облака, похожие на взбитые сливки, двигались в сторону Малверн Хилс. Я хотел погнаться за ними, догнать их.
А почему бы и нет?
Мистер Касл, облаченный в зеленые штаны, поливал свою машину из садового шланга. Входная дверь его дома была открыта, но внутри было темно, как в могиле. Миссис Касл должно быть наблюдала сейчас за мной из этой темноты. Мы ее редко видим. Мама говорит, что она страдает от "нервов". Надеюсь, это незаразно.
Я не хотел начинать утро с заикания, поэтому попытался проскочить мимо мистера Касла незамеченным.
– Привет, молодежь!
– Доброе утро, мистер Касл.
– Куда-то спешишь? Большие планы на сегодня, а?
Я покачал головой. Я всегда нервничал во время разговоров с ним. Однажды я слышал, как папа сказал, что мистер Касл – "масон", я точно не знаю, что это такое: но, говорят, это как-то связано с колдовством и пентаграммами.
– С-с-с… (Палач заблокировал слово "сегодня") чудесное утро!
– О, это да, утро что надо!
Огромный солнечный блик появился на лобовом стекле его машины.
– А сколько тебе лет, Джейсон? – Спросил он так, словно уже давно обсуждает этот вопрос с группой экспертов.
– Тринадцать. – Ответил я.
– Тринадцать? Серьезно?
– Тринадцать.
– Тринадцать. – Мистер Касл смотрел как будто сквозь меня. – Как быстро летит время.
Верховая тропа начиналась недалеко от въезда в Кингфишер Медоус. Зеленый знак с надписью "ВЕРХОВАЯ ТРОПА" и изображением лошади знаменовал ее начало. Где находится ее конец – неизвестно. Мистер Бродвоус говорит, что она обрывается далеко в лесу, на границе с соседним графством. Пит Рэдмарли и Ник Юи рассказывали, как они однажды ходили охотиться на кроликов со своими ручными хорьками, и дошли чуть ли не до Малверн Уэллса. Но в народе считается, что тропа ведет аккурат к подножью холма Пиннакл, где, если ты сможешь продраться сквозь заросли ежевики и плюща, ты найдешь вход в старый туннель. И если пройдешь туннель насквозь, то выйдешь в Герфордшире. Прям рядом с обелиском. Туннель этот давным-давно считался заброшенным и забытым, но совсем недавно его нашли. Об этом даже был репортаж в "Малвернском вестнике". Разве это не круто – найти заброшенный туннель и попасть на первую полосу?
Решено: я пройду до конца тропы, чего мне это не стоило.
Начало тропы совсем лишено приключений. Каждый мальчишка в деревне бывал здесь миллионы раз. Тропа виляет мимо старых садов и футбольного поля. Футбольное поле – это на самом деле пастбище, оно принадлежит отцу Гилберта Суинярда. Когда мистер Суинярд не пасет на нем своих овец, он разрешает нам играть там в футбол. Ворот у нас нет, и мы используем куртки с рюкзаками, чтоб обозначить штанги. Лицевые линии тоже отсутствуют – но это и не важно, мы играем без них. У нас не совсем обычный футбол: счет может доходить до двузначной цифры, как в баскетболе, а один матч может длиться часами, до тех пор пока последнего мальчишку не позовут домой. Иногда на "гостевые матчи" к нам приезжают пацаны из Уэлланда и Каслмортона на великах, но наши с ними игры больше похожи на побоище, чем на футбол.
Сегодня на пастбище не было ни души. Только я. Попозже, впрочем, через час или два, вполне возможно, здесь уже будут играть. И никто из них не узнает, что Джейсон Тейлор сегодня был здесь, топтал это поле – раньше всех. И к тому моменту я буду очень-очень далеко отсюда. Возможно (если удача улыбнется) – глубоко под землей.
Над полем роились мухи. Там было много коровьих лепешек.
Свежие, молодые листья появлялись из почек на изгородях.
Воздух пах цветением.
Вскоре тропа слилась со старой, покрытой трещинами, дорогой. Деревья сомкнулись над головой, как зеленая живая арка – такая плотная, что небо сложно разглядеть. Здесь было темно и прохладно, я даже задумался – а может стоило захватить с собой куртку?
Дальше – в низине я увидел старый дом из темного, словно закопченного дымом, кирпича, с забором из кривых, занозистых досок. Ласточки шуршали под старым карнизом крыши, то вылетая на секунду, то возвращаясь назад. Я увидел знак "ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ" на решетчатых воротах, там, где обычно висит табличка с именем хозяина. В саду, рядом с домом, росли кусты лакрицы – нескольких видов – синие, розовые и желтые. Мне показалось, что я услышал звук ножниц – чик, чик, чик, чих. И в этом звуке я почувствовал рождение нового стихотворения. И я стоял там неподвижно, и просто слушал эту музыку, как голодная малиновка (она умеет "слушать землю", и, слушая, находит в ней червей).
Собаки бросились на меня.
Я отскочил от забора и грохнулся на задницу. Ворота заскрипели от ударов собачих тел, но, слава Богу, выдержали – не открылись.
Раз, два, три добермана толкались и кидались на ворота, стоя на задних лапах, и задыхаясь от бешеного лая. Даже когда я поднялся с земли и встал на ноги, они были выше меня. Мне следовало бы убежать оттуда, но я не мог оторвать взгляда от псов – у них были огромные, словно доисторические, как у динозавров, клыки, и бешеные, темные глаза, и языки – лиловые и словно покрытые копотью. Стальные цепные ошейники тряслись и звенели. Их кожа, словно покрытая черно-коричневой замшей, казалось, скрывает под собой вовсе не тела собак, но кого-то другого – кого-то смертельно опасного.
Я был ужасно напуган, но продолжал смотреть на них, как завороженный – и ничего не мог с собой поделать.
Я вдруг почувствовал боль – меня ткнули палкой в спину… ну, то есть в то место, где у людей недоразвитый хвост (я забыл, как он называется).
– Ты чё дразнишь моих малышей, а?
Я резко обернулся. Передо мной стоял мужчина: кривые потрескавшиеся губы, и волосы цвета копоти, с белой прослойкой седины ("прослойка" выглядела так, словно ему на голову нагадила птица, и он после этого расчесал волосы, размазав помет расческой по всей голове). В руке он сжимал трость, тяжелую и толстую настолько, что ей, наверно, можно проломить череп.
– Ты чё это дразнишь моих малышей, а?
Я сглотнул. Я знал, что здешние законы – законы тропы – отличаются от законов остального мира.
– Мне это не нравится. – Он посмотрел на доберманов. – ЗАТКНИТЕСЬ!
Псы тут же тихо легли на землю и опустили головы.
– Дразнить собак очень легко, когда находишься по эту сторону забора. – Он, прищурившись, окинул меня взглядом.
– У вас очень… красивые доберманы.
– Красивые? Да они тебя в фарш превратят, стоит мне кивнуть. До сих пор считаешь их красивыми?
– Нет, наверно нет.
– "Наверно-нет". Ты откуда? Небось, живешь в одном из этих крутых домов там, в начале тропы, а?
Я кивнул.
– Так и знал. Местный никогда бы не стал дразнить моих малышей. Только вы, городская падаль, приходите сюда, лезете на мою территорию, и строите свои дебильные кукольные домики на моей земле. На той самой земле, которую до вас возделывали мои деды и прадеды. Меня тошнит от вас. Ты только посмотри на себя.
– Но я не сделал ничего плохого. Честное слово.
Он махнул своей тростью – указывая мне направление.