- Вот как? – поднял брови Беркли. – А у меня сложилось впечатление, что этого человека здесь насильно удерживают те, кто не хочет, чтобы преступление было раскрыто. И сдается мне, что у тебя есть все шансы отправиться надолго в такую же комнату как эта за пособничество им!
И, чтобы показать, что не шутит, ткнул Хайда дулом в висок. Тот побледнел и распорядился отвязать Пола и выдать ему одежду. Узник, качаясь, встал, идти ему было тяжело.
- Кто вы? – спросил он офицера.
- Следователь. Нам нужно о многом поговорить.
Но стоило Беркли с Полом покинуть клинику, как Хайд бросился к телефону:
- Мистер Линс! Это непонятно что творится! – кричал он в трубку.
- Успокойся, и расскажи все по порядку, - приказал ему собеседник.
А через полчаса звонок раздался в кабинете начальника полиции.
- Слушаю, - небрежно сказал он, но тут же голос его изменился: - Как же можно не узнать вас, мистер Линс! Что? Беркли? Забрал психически больного? Нет, я разрешал ему только отпустить задержанного… Психиатрия это не моя компетенция… Ну, что вы, мистер Линс! Мы исправим это недоразумение… Сейчас же отдам приказ вернуть его обратно… Беркли получит выговор… Что? Пора отправлять его в отставку? Но он еще не стар… Что? Ну, мы изучим этот вопрос, конечно, в связи со вновь вскрывшимися обстоятельствами…
В это время Роберт Беркли ехал с Полом в машине уже за пределами Нью–Йорка и говорил ему:
- Сейчас, наверное, шеф уже отдал приказ вернуть тебя в психушку, а меня отстранить от ведения дела. Поэтому на самолете мы лететь уже не сможем. Нам предстоит несколько дней трястись на машине до Моуди. Самолетом нам уже не улететь, аэропорт отслеживается.
- Но почему вас так заинтересовало это дело?
- Почему? Потому, что мне не нравится, что моей страной, которая кичится своей свободой, управляет не правительство, а мешки с деньгами, да ладно бы если они, а то их подручные, хуже которых и выдумать невозможно!
- Вы думаете, что вы сможете победить? - скептически спросил Пол.
- В другой стране, наверное, не смог бы. Но мы ведь в Америке, на родине Бэтмена и Супермена. Так что думаю, что шансы на победу есть, и они все же значительные.
И впервые за этот день Ричард весело засмеялся.
Профессор Ричмонд
Профессора философии Гарри Ричмонда отправили на пенсию. Незадолго до этого он в публичном диспуте сумел взять верх над профессором Лещинским. Поначалу он было взял на вооружение методы своего оппонента, который не столько опровергал научно утверждения соперника, сколько стремился выставить его смешным и глупым. И, надо сказать, Лещинский действительно в этот раз временами выглядел глупо.
Например, когда он сказал, что человек, в сущности, это всего лишь одна из разновидностей человекообразных приматов, Ричмонд сказал ему: "Вот оно что! А я‑то думал – кого вы мне напоминаете? Но это, наверное, не ко всем людям относится, а только к вам? Вам тогда нужно не в университете, а в зоопарке преподавать". Взрыв хохота в зале сбил заведующего кафедрой антропологии с мысли, а профессор Ричмонд взял инициативу в свои руки. Шутки ему надоели, философ решил сказать все, что думает. Он был специалистом по средневековой теологии, презирал и марксизм, и нацизм и империализм, как и научные теории их обслуживающие, в первую очередь, теорию эволюции.
- Мы живем пока еще в христианской стране, - громогласно начал профессор Ричмонд, не обращая внимания на попытки Лещинского вставить слово, - но эта страна идет все дальше от Христа в сторону краха. Чем опасна теория эволюции? Сама по себе – она всего лишь одна из теорий, достаточно фантастических, нужно отметить. Но миф, который из нее вырос опасен тем, что вбивает в голову масс мысль, что якобы наука доказала случайное появление жизни, которая также случайно почему‑то возрастает от простого к сложному, от плохого к совершенному. И якобы та же наука доказала, что в мире царит естественный отбор, и выживать должны только сильнейшие, хотя мы видим в природе много, казалось бы, полностью неприспособленных видов, которые вполне успешно сохранились до нашего времени. Но почему эта теория, а точнее этот миф имеет столько последователей?
Дело в том, что он очень удобный для того, чтобы оправдать мораль нашего общества, которое не хочет более быть христианским, которое хочет открыто грешить, и не страшиться наказания в вечности. Он удобен для нацизма, использующего его для утверждения, что германская раса, как "наиболее приспособленная" должна занимать главенствующее положение в мире. Он удобен для коммунистов, утверждающих диктатуру пролетариата, также как "наиболее приспособленного". Он удобен и вообще для оправдания любого империализма. Удобен для оправдания вообще любого зла – ведь это же "естественный отбор", "законы природы". Но это не законы природы – это законы зла, которые очень многие впустили в свое сердце.
И что мы видим? Две мировые войны, с десятками миллионов жертв, подобных которым еще не знала человеческая история. Атомное оружие, имеющее такую разрушительную силу, что третья мировая война может стать последней. А что становится с моралью? Возьмите Америку – разве у нас сейчас все хорошо? Что сделал с отношением к вопросам пола доктор Кинзи? Он провел исследования, якобы доказывающие, что 95% мужчин практикуют половые извращения и незаконные связи. А раз так, то бессмысленны сами понятия нормы и извращения. Но широкой общественности неизвестно, где он брал анкетируемых для своих исследований. А между тем около трети из них были осужденные за половые преступления. Остальных он искал в публичных домах и притонах, ночных клубах, стриптизах, барах, среди гомосексуалистов. По его словам выходило, что все это – среднестатистические американцы. И нас ведут к тому, чтобы среднестатистические американцы стали именно такими. В "Образцовом Уголовном кодексе", который в 1955 году был направлен в законодательные органы всех пятидесяти штатов, все до единой ссылки на эмпирические данные о половой жизни американцев ведут к материалам доктора Альфреда Кинзи…
Ведущему, наконец, удалось остановить профессора. Видя растерянные лица студентов, стереотипы которых оказались поколебленными в одно мгновение, он решил закончить диспут, тем более, что Бронислав Лещинский неожиданно растерялся, чего с ним обычно не бывало.
Через неделю профессору Ричмонду предложили уйти на пенсию. Перед этим его принял сам президент университета.
- Вы неправильно понимаете современное положение Америки, и не тому учите молодежь, - сказал он профессору. – Вы как будто не видите того, что в 1960–е годы администрация президента Джона Кеннеди политику "новых рубежей" - развития технического прогресса, образования, а также борьбы с бедностью. Сейчас осуществляется программа социально–экономических мероприятий по созданию великого общества - финансирование увеличения занятости, помощи престарелым, пенсионных пособий, общественных начальных и средних школ, высших учебных заведений, лечебных центров. Чтобы вам было стыдно – ваша пенсия будет равняться вашей зарплате!
Но Ричмонда это мало утешило. Он был типичным американцем, и потеря любимой работы была для него большей трагедией, чем стала бы бедность.
Новое предложение
На следующий день после диспута Бронислава Лещинского пригласил к себе президент университета мистер Гриффин. Лещинский впервые был в его кабинете - огромной комнате площадью около двухсот квадратных метров, заставленной тяжелой темной деревянной мебелью. Окна были глухо занавешены черными шторами с кистями; единственным источником света была небольшая настольная лампа.
- Добрый день, Бронислав, присаживайтесь, пожалуйста, - указал ему рукой на стул президент и тут же продолжил: - Вам не кажется, что вы вчера не нашли ничего, чтобы возразить профессору Ричмонду?
- Но он просто старый сумасшедший…
- Нет, не просто! Вас слушали три сотни студентов. Знаете, как мы бьемся за каждого из них, чтобы он мыслил и чувствовал так, как нужно нам? Мы поддерживаем студенческие клубы, через которые прошли и сами, и это было началом нашей включенности в общий процесс. Мы не жалеем средств на поддержку таких преподавателей как вы… А вы? Вы не оправдываете не только тех вложений, которые сделаны в вас, но вы разрушаете и то, что делали другие люди…
- Но позвольте! Я профессионал, и не хочу выслушивать замечаний в таком тоне! – возмутился Лещинский.
- Профессионал? И где же вчера был ваш профессионализм? – ехидно спросил Гриффин. – Вам пора бы уже понять, что пора делать следующий шаг.
- Вы о чем?
- Вы учились в американском университете?
- Нет, в Европе.
- Состояли в каком‑то студенческом клубе?
- Нет, а при чем здесь это?
- Вам следует понять, что ваша борьба против христианства…
- Я не борюсь против христианства, мой враг - религиозное мракобесие!
- Ах, вот как! – заинтересованно посмотрел президент. – То есть вы отрицаете любые высшие формы знания?
- Не вполне вас понимаю…
- Может быть, вы и впрямь верите, что вы одна из обезьян из зоопарка?
- Позвольте…
- Пока не позволю. Вам нужно определиться – с нами вы или нет. Для того, чтобы быть с нами, вам придется выйти на другой уровень. Если вы не с нами, то значит вы против нас. Вас высмеют все газеты, вас не возьмут не то что ни в один университет, но даже в школу.
- Но что я должен сделать? – растерянно спросил Лещинский.
- Для начала вступить в наш клуб, - уже мягко ответил Гриффин. – Вы не пожалеете: если вас интересует наука, то вы узнаете в сотни раз больше, чем вам известно сейчас. Наш руководитель, мистер Линс…
- Этот мракобес? – воскликнул Лещинский.
- Тише, тише, - зло сказал ему президент. – Раньше вы могли говорить так, но на новом уровне это уже невозможно. За такие слова вам просто отрежут язык…
- В каком смысле? – растерялся профессор.
- В прямом, - последовал жесткий ответ.
- Я могу подумать? – совсем уже растерянный спросил Лещинский.
- Совсем недолго. Завтра твоя жизнь будет стоить вдвое меньше, чем сегодня, а послезавтра она не будет стоить ничего!
Заведующий кафедрой антропологии как ошпаренный выскочил из кабинета президента университета. В голове его все смешалось. "Кажется, или я или он, но кто‑то из нас двоих сошел с ума!" - думал он.
Дорога в Моуди
Следователь с Полом ехали по направлению к Моуди второй день. По дороге Ричард старался выяснить, что же именно видел его спутник, известно ли ему что‑то кроме фактов, изложенных в письме отца Альберта, написанном незадолго до его убийства.
- Я не знал ничего про это письмо, - задумчиво сказал Пол. – Я тогда сам не знаю почему отправился в город моего детства. Я решил начать новую жизнь, мне хотелось увидеть родителей… Где они сейчас, я не знаю… Город отгорожен пустыней, где‑то за пять миль до него я почувствовал ощущение чего‑то жуткого. Ноя успокоил себя: что может быть жуткого здесь, ведь это место моего рождения, самое чистое и праведное место, которое было в моей жизни…
- На подъездах к городу была какая‑то охрана?
- Людская нет.
- Что ты имеешь в виду?
- Теперь это проклятое место, там царят духи зла.
- Прямо уж и так? – усомнился Беркли.
- Да. Я с детства хорошо знаю лабиринты шахт, поэтому перед тем, как зайти в город, решил побродить по ним. Так вот – там есть лаборатория, где делаются какие‑то ужасные опыты над людьми…
- Допустим. Ты пытался вмешаться?
- Нет, конечно. Я бежал оттуда так быстро как мог.
- И все же решил зайти в город?
- Я думал, что он и шахты не связаны… Хотелось увидеть родной дом.
- Увидел?
- Его снесли… - Пол заплакал. – Но самое плохое не это: они осквернили церковь.
- Ты то же видел черную мессу?
- Нет, я только видел, как из нее вышел человек в черном одеянии, держащий в руках отрезанную человеческую голову. И откуда‑то сверху спустилась летающая тарелка. Из нее вышли два страшных зеленых существа. Он поклонился им, отдал голову… И в этот момент мне показалось, что меня заметили…
- Как же тебе удалось спастись?
- Я думаю, что меня сохранил Господь.
- Это точно не могло быть галлюцинацией?
- Я в этом уверен.
- Ты думаешь, что это инопланетяне, те, кого ты видел?
- Я думаю, что это демоны, - серьезно ответил Пол. – Но они могут жить и на других планетах, и приходить в таком виде, в каком их ждут те, кто их призывает и кто им служит.
Два профессора
К профессору Ричмонду, сидевшему со стаканом виски в небольшом баре, подошел Лещинский.
- А, Бронислав, вы и здесь меня нашли? – недовольно посмотрел на него оставшийся без работы ученый.
- Да, мистер Ричмонд, и я должен вам сказать, что судя по всему я во многом был неправ.
- Вот как? – удивился профессор. – Присаживайтесь, расскажете ваши новые мысли. Вам взять виски?
- Наверное… Хотя, что я говорю: конечно, сам закажу и вам себе…
Им принесли бутылку и бутерброды с беконом.
- Видите ли, мистер Ричмонд, начал Лещинский, я всегда считал таких людей как вы мракобесами, позорящими науку…
- Это очень лестно, а я вас считал… Впрочем, на последнем диспуте это было обозначено. Так что же изменилось?
- Дело в том, что я годами занимался наукой ради науки. Меня интересовала чистота эксперимента. Я и не замечал, что в реальности просто принимаю на веру то, что сделали многие исследователи до меня. Мне и в голову не приходило проверить, насколько объективны их выводы, насколько убедительны опыты…
- Неужели это наш диспут произвел такие перемены?
- Нет, конечно, – и Лещинский кратко рассказал о своем разговоре с Гриффином.
- Даже так! – присвистнул Ричмонд. – А я еще обижался на него за то, что он просто отправил меня на пенсию, с содержанием равным зарплате!
- Вы для него враг, которому он по каким‑то причинам не может сделать больше зла, чем делает. А я, похоже, оказался в его власти…
- Что же вы намерены предпринять?
- Не знаю даже. Я все тяну с ответом, и чувствую, как атмосфера вокруг меня сгущается. Вчера мне сообщили, что со следующего месяца приостанавливается финансирование моих исследований, сегодня ректор сказал, что на будущий год объявлен новый конкурс на должность заведующего кафедрой антропологии, но я, разумеется, могу принять в нем участие…
- Вам уже невозможно больше тянуть с ответом: эти люди настроены серьезно. Что они от вас требуют?
- Участия в работе какой‑то закрытой лаборатории, по их словам правительственной, но я в этом не уверен. Там делаются какие‑то опыты над людьми. Но для начала я должен вступить в их клуб и пройти через ритуал посвящения…
Лицо Ричмонда стало необычайно серьезным.
- Вот что я тебе скажу, Бронислав, ни в коем случае не соглашайся на это! Пока ты честно заблуждавшийся ученый, но если ты пойдешь у них на поводу, то превратишь свою жизнь в ад уже на земле!
- То есть это тот случай, когда есть вещи, которые важнее биологического существования, что перечеркивает то, что я доказывал долгие годы?
- Именно так, – подтвердил Ричмонд.
- Что же, наверное, я откажу им, и будь что будет!
Лещинский залпом выпил целый стакан виски и пошел к выходу. Перед самой дверью он обернулся к профессору и сказал:
- Спасибо!
А в это время два человека в черных костюмах сидели в большом автомобиле с тонированными стеклами, стоявшем уже около часа у входа в их бар, и через специальную аппаратуру слушали их разговор. Когда Лещинский вышел, эта машина вдруг резко поехала, сбила его, затем дала задний ход, и переехала сбитого еще два раза. После чего быстро скрылась и вида.
… Когда Ричмонд подбежал к Лещинскому тот был еще жив.
- Вы знаете, я не жалею, что сделал именно такой выбор, – были его последние слова.
Уфолог
Мистер Линс беседовал с новым кандидатом на заведование кафедрой антропологии. Его собеседник – Самуэль Хиггинс – считался помимо прочего крупным специалистом по уфологии.
- Работая у нас, вы сможете узнать об этом намного больше, – вкрадчиво сказал ему Линс.
- Вот как? Ваш университет имеет какие‑то наработки? – недоверчиво спросил Хиггинс.
- И вы даже не представляете, до какой степени серьезные! – подтвердил бывший иезуит.
- Вы сможете мне рассказать и показать что‑то пока мне неизвестное?
- Не сразу, конечно. Сначала нужно пройти посвящение.
- Так вы просто религиозная секта? – презрительно сморщился Хиггинс. – Прикрываетесь наукой?
- Я бы не спешил с такими выводами. Просто инопланетный разум облечен в неорганические формы, поэтому для общения с ним нужно пройти определенную подготовку.
- Неорганическую? Но я же сам видел тела пришельцев, они были вполне органическими…
- Вот это и будет вашей задачей. Дело в том, что высшим силам космоса на данном этапе нужно, чтобы их считали чем‑то похожими на людей. Они вообще принимают тот облик, которого от них ждут. Но некоторые люди могут видеть их подлинный облик, а это мешает реализации их планов. Поэтому ими дано поручение тем, кто их поддерживает на Земле, подготовить доказательства их органического существования. С этой целью у нас существует одна закрытая лаборатория, где мы выводим таких существ, в которых пришельцы потом вселяются и затем покидают их тела во время смерти.
- И из кого вы их выводите?
- Из людей. Вивисекция, эксперименты по мутациям. Полученные особи должны иметь круглую голову, большие глаза, зеленый цвет кожи, в общем ничем на людей не походить.
- А что такое летающие тарелки?
- Настоящим представителям инопланетного разума они не нужны. Они и так легко преодолевают любые расстояния. Это просто иллюзии, которые они легко могут вселять в умы людей. Но, возможно, нам имеет смысл сделать парочку таких тарелок по аналогии с нашими космическими кораблями, напичкать их зелеными мутантами и разбить в паре мест…
- А как же полеты в космос?
- Это делается с целью внушить людям уверенность, что горделивому человеческому разуму все возможно. Это также согласовано с теми, кому мы служим.
- Но, если это все правда, а я почему‑то начинаю в это верить, то почему вы не боитесь мне все это рассказать?
- Потому что у вас отсюда два пути: либо на заведование закрытой лабораторией, либо туда же в качестве лабораторного экспоната для эксперимента…
Хиггинс деланно рассмеялся.
- А про кафедру антропологии вы забыли?
- Ах, это… - усмехнулся Линс. – Это такая мелочь, которая совсем ничего не значит. Если вы будете с нами, то у вас будут любые деньги и любые должности, хоть министра. Но вы скоро поймете, что это не главное… Так вы согласны с нами работать?
Хиггинс утвердительно кивнул головой.
Родители Пола