Вообще-то мне противно все это ворошить. У меня даже кровь вскипает, особенно когда я вспомню, как они говорили: "Давайте решим это по-джентльменски". Нашли англичанина. У меня уже перед этим раз было по-джентльменски. Ну, ладно. Начну.
Это было два года назад. Начальство мне сразу сказало, что и новую квартиру мне не дадут. Я очень возмутился, говоря, что служу уже шесть лет и все питаюсь ихними завтраками. А начальство мне говорит:
- Ты бы особо не рыпался, товарищ Горобец! Семья у тебя немногочисленная…
- Как же немногочисленная? - кричу я. - Когда моя жена Людмилочка ждет ребенка, и мы с ней уже седьмой год живем у чужих людей в деревне, откуда я час и восемь минут еду на внегородском автобусе?
- А тут по документам указано, что частное владение, где вы прописаны, принадлежит твоей матери. Это как же так, Горобец?
- А вы видели это частное владение? Да знаете ли вы, что это - развалившийся сарай, где мы живем уже седьмой год. А мамочке моей разве ей не хочется под старость лет пожить в благоустроенной квартире? Поехали ко мне, посмотрим.
Но они - ни в какую. Новую квартиру мы тебе не дадим, говорят, потому что дело твое по документам запутано донельзя. Старую дадим. А ехать мы к тебе и не хочем даже, некогда нам.
Да я и сам тут особо не настаивал, потому что маменька моя домик имеет прямо надо сказать неплохой для старушки. Но стоит этот домик действительно в деревне, и от него до города ехать действительно час восемь. Вот в чем вопрос.
Вы можете сказать, что зачем я приехал в город, а не жил в деревне? На это я могу вам ответить, что приходите ко мне и я вам дам для маменьки записку, и она поселит вас у себя бесплатно до коммунизма и дальше: любуйтесь природой, нюхайте навоз. А я буду жить там, где хочется жить мне, а не вам.
Вы тут рассуждаете, как моя Людмил очка, а она - большая дура. Это я вам сразу скажу. Она не потому дура, что вся в веснушках и коротконогая. Как известно, у нас ум человека вовсе не определяется его внешними данными. Говорят, артистка Мэрилин Монро тоже была большая дура. Нет, моя дура потому дура, что она - деревенская.
Тут вы, конечно, можете после такого заявления сразу же от меня отвернуться, тихо назвав меня тоже дураком. Но я далеко не дурак, мне и инженеры говорили, что я не дурак.
А она - деревенская, и я еще раз это повторяю. В ней все отрицательные ДЕРЕВЕНСКИЕ черты. Вот именно. Не колхозные, а ДЕРЕВЕНСКИЕ.
Если б она мечтала о жизни в новой преображенной деревне, тогда - другое дело. А ей хочется в грязи сидеть и ходить по субботам в баню. Хлеб ей печь охота. Я когда инженерам об этом рассказал, то они хохотали и говорят, что это - естественная тяга. А по-моему, это не естественная тяга, а естественная глупость дуры. "Давай в деревне останемся, Василек". Инженеры-то поди при естественной тяге отхватили себе двухкомнатную, а я остался с носом.
А вообще-то она у меня хорошая, Людмилочка. Всегда меня слушается. Правда, выше меня на голову, но мы с ней от этого не страдаем. Это я вам честно скажу.
Ну и вот. Значит, два года назад начальство мне сказало, что новую квартиру мне не дадут, а дадут старую, когда она освободится после двух инженеров, когда им дадут новую.
Я тогда естественно пошел сразу к этим самым двум инженерам по указанному адресу.
Было утро, и они оба очень удивились моему появлению, хотя ничего удивительного тут нету: просто пришел человек посмотреть, чтобы его не накололи.
А они мне оба сначала показались какие-то довольно подозрительные. Один, несмотря на раннее утро, спал в постели, вовсе не собираясь на работу. А второй и того чище - варил на электроплитке манную кашу.
Я много видел чудес, но чтобы здоровенный парень жрал с утра манную кашу - этого я, признаюсь, не видел.
Однако все объяснилось довольно просто. Тот, которого я разбудил из постели, оказалось имеет отгулы, почему и спит без продыха. А варитель манки оказалось варит ее для мамаши, которую я впопыхах не заметил.
Сидела тихо на табуреточке такая седенькая старушка, почему я ее и не заметил. Довольно милая на вид старушка, но тоже возбудила у меня подозрение, однако уже по другому поводу.
А что как, мне подумалось, ее битюги с квартирки съедут, а старушку тут оставят? У подлецов тогда будет две квартирки, новая и старая, а Горобец опять жди.
- Значит, решили от мамаши отдельно жить, - вроде бы пошутил я.
- Почему? - удивился битюг-кашевар. - Дом построят, и все уедем.
- А рад бы Женька-подлец от меня избавиться? - подала голос старушка.
- А то еще! Найду-ка я тебе какого старого хрена в женишки, хочешь? - отвечал подлец, снимая с плитки кашу.
- Неужели же вы хотите бросить свою мать в таком преклонном состоянии? - спросил я, дрожа.
- Еще не на то способен. Ему бы только девок водить, - ввернул второй инженер, вставая с постели.
- Яду мне хотел купить, - сообщила старушка.
Вот тут-то я и понял по природной сметливости, что граждане шутят.
Я мгновенно поддержал шутку, а инженеры стали: один - кормить мамашу, а другой - жарить на плитке колбасу, которой и меня угостили.
Я ел колбасу и осторожно осматривал квартирку, прикидывая, где мы что с Людмилочкой поставим. Огорчало, конечно, отсутствие теплого туалета. А так ничего себе была квартирка: батареи, вода холодная. Ничего, думаю, на первый раз. Потом увидим, а сейчас - ничего.
И инженеры мне понравились. Славные ребята. Они хоть шутки-то шутят, а я все равно к ним ходил каждый день. Шутки-то шутками, а вдруг найдется какой смутьян. Смутит их, подкинет деньжонок и - прощай хата Горобца.
Потому что питались они довольно скудновато. Утром к ним придешь, а они картошечку жарят. Или колбасу. Я их спросил, а они говорят:
- Мы из института первый год. Еще не взошли.
- А ты че, Саша, опять спишь? - спрашиваю я.
- У меня отгул.
- Что-то много у тебя отгулов.
Обозлился Саша.
- Сколько надо, столько и есть.
- Ну-ну, я же ничего.
А сам думаю, что, очевидно, он порядочный лодырь.
Но я опять не о том, опять отвлекаюсь.
Им должны были дать в новом доме, а дом все не сдавали. Мы все ходили смотреть на их новый дом. У них уже и ордер был. Только там все строители мудрили - то того нет, то другого. А я все опасаюсь - как бы меня эти молодые специалисты не накололи. Время от времени поднимал разговор. Я уже в открытую с ними стал.
- Так значит, мамашу вы ни в коем разе не оставляете?
Женя сердился.
- Ты же видишь - она больной человек, куда она одна?
- Мыслю, понимаю, - отвечал я, успокоившись.
- Мыслящий тростник, - говорил Саша. Этот был в очках и на турка маленько смахивал.
- Почему тростник? - спросил я всего один раз. И Саша мне объяснил какую-то чепуху религиозного содержания.
- Ты, может, баптист? - сказал я просто так, чтобы поддержать разговор.
- Нет, я православный, - пошутил Саша.
Большие они оба были шутники.
Но - все-таки съехали. Построили ихний дом. Съехали. Мамашу забрали. Я их и спрашиваю - а как вы мамашу-то потащите на пятый этаж? Вы бы просили второй. Как она у вас гулять будет?
А мамаша отвечает:
- Э-э, милый, мне теперь разницы нету. Второй, пятый. Я все равно ходить не могу. Я на балкончике посидела - мне и хорошо. А потом до пятого этажа мухи не долетают.
Очень мне им стало завидно, но я сдержался, зная, что рано или поздно и сам буду иметь подобную жилплощадь.
Короче говоря - стали они справлять новоселье. И меня пригласили. Мы так договорились - они как переедут, один сразу же возвращается и дает мне ключ.
Один тогда сразу возвратился, дал мне ключ и зовет отпраздновать новоселье.
И я послал жену Людмилочку за бутылкой водки, а сам остановил легковушку и велел нас везти.
Водитель нас и повез, а инженер удивляется, как дурачок:
- Это как же он так тебя везет за бесплатно?
- А вот так, - отвечаю я и смотрю на инженера, видя, что хоть и умный он человек, а сроду не поймет того, что я понимаю.
Славно гульнули. Один инженер играл на аккордеоне. Девки ихние тоже были хорошие. Они в эмалированном ведре сварили свиную голову с картошкой. Довольно вкусная. Порезали маленькими кусочками - и с лучком. Вкусная.
Второй инженер танцевал с моей Людмилочкой и даже к ней довольно прижимался, но я не возникал, потому что уверен в Людмилочке на все сто. Тем более, что она такая дура на этот счет, каких свет не видел. Ничего не понимает насчет этого самого дела. Со мной понимает, а больше ни с кем не понимает.
И все было бы прекрасно, кабы не случись два несчастья.
Одно - из-за свиной головы. Они с нее мясо срезали, а свиная кость, вроде бы как челюсть, осталась.
А мы к тому времени уже были сильно пьяные, так что я никого не виню. Я, например, дошел до того, что предлагал Саше ключи от их старой квартиры и кричал, что поеду в деревню к мамаше жить на вольный воздух. А Саша сам хотел на вольный воздух и кричал, что все должны вернуться в леса. Хорош фрукт!
Но дело не в этом. Дело в том, что когда я ослабел и Людмилочка поволокла меня домой, то я, как человек самостоятельный, от нее вырвался и пошел вперед. А в это время кто-то из них сбросил с балкона свиную челюсть, и она меня ударила по голове с пятого этажа.
Хорошо еще, что у меня крепкая голова. Хорошо еще, что я закален, и челюсть просто от меня отскочила, набив шишку, а я рухнул на тротуар и был определенное время без сознания.
Но вовсе не от челюсти - в этом я уверен так же, как и в том, что они сбросили не нарочно. В этом я тоже уверен. Они не такие ребята, чтобы бросать в живого человека челюсть. Они - добрые ребята.
Они бы обругать меня могли, да и то не ругали.
Так что я встал, и Людмилочка меня повела. Но когда она меня привела, то я с ужасом увидел: пока я пировал - милую квартирку мою нахально заняли чужие люди, сломав дверь.
То есть потом выяснилось, что они были многодетная семья и исподволь присматривались, собирая сведения.
А как только все совершилось, они спокойно поломали дверь, затащив туда все свои манатки и многих детей.
Я прямо охрип. Я им до утра стучал в дверь и совестил их. Признаюсь, что допускал и нецензурные выражения. Но вы поймете меня - кусок был под носом, а его жрет другой подлец.
В суд, естественно, в суд. У меня ведь ордер на руках. Прокурор, председатель, весь суд на моей стороне, а они не уходят.
Я и к ребятам обращался, чтобы они показали, будто у них в занятой квартире осталось какое имущество. Я, например, говорю:
- А вы все оттуда забрали?
- Пиджак там старый в подполье валяется.
- Костюм?
- Пиджак.
- А ты скажи, что костюм, будь другом.
- Как же я могу сказать, что костюм, когда там пиджак.
Так мы с ним и поговорили, с интеллигентом. Интеллигент-то интеллигент, а квартирку отхватили двухкомнатную и хоть бы хны.
Короче говоря, и суд присуждал, и прокурор грозил, а они - ни в какую, нахалы. Детей выставят и держат круговую оборону. Я им тоже дверь хотел сломать, но их много, и дома всегда обязательно кто-нибудь есть. А мы с Людмилочкой оба каждый день на работе - кто нам поможет бороться?
Пришел я к начальству и, честное слово, никогда такого не было, в каких только переделках не бывал, наручные именные часы имею, а тут заплакал.
И начальство, надо справедливо признать, оказалось справедливое и пошло мне навстречу.
- Ладно, пускай этот наглец живет. А тебе мы дадим благоустроенную квартиру в Академгородке.
От этих слов слезы на моих глазах высохли, но я заплакал вторично. В этот раз уже от радости.
Правда, если честно говорить, плакать и тут тоже было особенно не от чего, потому что Академгородок отстоит от города хоть и не на час и восемь минут, но минут на тридцать отстоит. Это точно.
Зато женушка моя была рада. Воздух, лес кругом. Да и я тоже: все-таки воздух, лес кругом. Не то, что в городе. Там копоть оседает на легкие, и могут быть легочные заболевания.
Короче говоря - стали мы ждать опять. Шло время, и дом наш рос. Он рос очень быстро. Это раньше дома строили по двадцать лет. Строят, строят, строят. А чего там строить? Правильно, что придумали дома лепить из блоков. Некоторые, правда, ворчат, что сквозь стенки, говорят, все слышно. Да и пускай слышно - чего скрывать, когда все кругом свои. Зато строят, как на дрожжах, и скоро все будут иметь свои отдельные квартиры. И это - точно.
Строят, строят, строят, но вот и у нас настает торжественный день, когда в бюро по распределению жилплощадей мне дают натуральный ордер, где написано, что я сам, моя Людмилочка и мамаша имеем право въезда и проживания в отдельной двухкомнатной квартире площадью 28,5 кв. м.
В пять часов вечера мне дали эту замечательную бумагу! Другой бы тихо ждал утра или вообще какого-нибудь удобного дня, но я уже ученый и переученый, почему и не стал делать подобной глупости.
Тем более, что шмотки мы увязали давным-давно. И лежали наши милые шмотки, и ждали, когда я подгоню машину и запихаю в нее все наше барахло.
А барахло у нас неплохое. Все, что надо имеем. Из очень ценных вещей - холодильник "Бирюса" и телевизор "Рассвет". Стиральная машина, торшер, трельяж - это само собой разумеется. В общем, когда мы приехали с машиной прямо из деревни прямо в Академгородок, была уже слаболунная ночь, а освещение еще не включили.
- Как же мы будем таскать обилие вещей? - оробела моя Людмилочка.
- Утащим, слышишь, как люди таскают, - направил я ее на верный путь.
И действительно - не одни мы нашлись такие умники. В слаболунной ночи во многих подъездах раздавалось сопенье и кряканье. Подъезжали грузовики, тихо переговаривались люди. Вселялись.
Ну и мы тоже. Шофер помогал. Я не имел возможности угостить его водкой по случаю темного времени. Но и наглеть мне тоже не хотелось. Я ему дал пять рублей, и он остался очень доволен.
Со шкафом очень намучились. Потому что там какие-то расставили по всей лестнице этажерки, а спросить кто - невозможно. Свечки не горят, лампы не включены. Одно слово - темнота.
Свалились спать на узлах. И вот утром я просыпаюсь и смотрю на дорогие моему сердцу мои стены. Стены, как стены. Белого цвета. Я смотрю на дорогой моему сердцу мой потолок. Потолок, как потолок. Низкий. Я смотрю на дорогие моему сердцу мои двери. Двери, как двери. Открываются и закрываются.
И я подхожу к дорогому моему сердцу моему окну, и тут меня охватывает от непонимания обстановки некоторое беспокойство.
Дело в том, что квартиру нам выдали на третьем этаже, а я смотрю из окна и вроде бы как-то высоковато. Потолки вроде бы низкие, так что вроде бы как-то высоковато для третьего этажа.
Я вышел на лестничную площадку и увидел, что интуиция меня не обманула. Попутали мы в темноте этажи. Вместо 22-ой влетели в 26-ю квартиру.
Я тогда спустился вниз, чтобы прояснить, как обстоят дела в квартире 22. В частности, может быть, там еще никого нет, и мы спокойно, без скандала туда въедем.
Ан нет. На двери уже висит табличка "А.Н.Пидколодный". И ниже "Н.А.Пидколодный, Ф.Х.Пидколодная".
Оказалось, муж с женой и ихний папаша. Рабочая династия.
Я им говорю:
- Простите, но как вы попали в мою квартиру?
- Это наша квартира, - отвечают Пидколодные.
(В жар тут меня бросает, естественно.)
- Вот у меня ордер.
Показываю.
- У нас тоже ордер.
Показывают.
(Вроде бы ни хрена не понимают.)
- Так у вас же ордер на квартиру 26, четверный этаж. А вы заняли 22, второй.
- Темнота, знаете ли, - нервно засмеялись Пидколодные, - Попутали.
- Придется освободить. У меня старушка-мама. Она не может жить на четвертом этаже.
- А у нас старик-отец. Он тоже не может жить на четвертом этаже.
- Ничего подобного. Пускай живет, согласно ордеру.
- Может, вы все-таки останетесь в 26-ой квартире? Площадь-то ведь одна и планировка тоже.
- Нет, граждане, давайте выметайтесь. Коммунизм еще не наступил, чтобы я совершал такие поступки.
- Давайте, а, молодой человек?
Это я-то молодой человек?
- Давайте, молодой человек, а мы вас отблагодарим.
- Что? Взятка?
- Почему взятка? Решили это по-джентльменски. Коньячку выпьем, а жены - шампанского. Шоколаду купим.
Тут и Людмилочка подает сверху измученный голос:
- Может, черт с ними, а? Пускай живут.
Меня снова в жар бросило. Да что это за несчастья?
- Запихайте, говорю, этот ваш шоколад знаете куда?
И тут Пидколодные, сбросив фальшивую маску любезности, нахально заявляют:
- А мы не уйдем.
- Это как же так? - опешил я.
Хотя с моим опытом не хрен было бы удивляться.
- А вот так - не уйдем и все. Мы просили пониже. Мы право имеем.
- Права граждан определяют специальные организации, - парировал я. - Я на вас на суд подам.
И я подал на них в товарищеский суд при домоуправлении. Я выиграл дело, но они не ушли. Я подал в районный суд, но они не ушли. Я подал в городской, но они не ушли. Я им лил керосин в щели. Я повесил им с балкона дохлую собаку. Но они собаку срезали и даже не поморщились, а мне за это как-то всю ночь стучали в свой потолок, который у меня является полом.
Очень меня это огорчает, что химиков подобных развелся полный город. Ну, как с ними дальше жить? Я грущу. Я тут как-то встретил инженера Женю.
- Как дела, Женя, - говорю. - Как там Саша?
- Уехал в командировку, уехал Саша.
- Хорошо. А как здоровье матушки?
- Умерла. Умерла мама, - отвечает Женя, и голос его дрожит.
Жалко мне его стало до ужаса.
- Да, дела. Ну - хоть отмучилась. Как говорится - как ни болела, а все ж померла, правда?
Это я, чтобы его подбодрить. Это вроде как шутка.
А он вздохнул и ушел.
А я решил, что подам на захватчиков и в Верховный суд, если это потребуется. До каких пор мы будем поощрять нахальство? Пускай горит земля под ногами нахалов. Пускай их судит Верховный суд!
А если и Верховный суд их не выкурит, тогда я выброшусь из окошка и оставлю записку, где напишу, что это они меня столкнули, Пидколодные. Ну, это я, конечно, шучу, но я своего добьюсь. Они у меня попляшут. Это я вам точно говорю.