Под млечным путем посреди планеты
Из письма к институтскому другу
А еще я тебе скажу, дорогой Сашок, что в нашем дорогом героическом многоквартирном доме, откуда ты маханул с распределения, как фрайер, а я остался, как якобы герой, то там в этом доме живет громадное множество хороших людей, которых вовсе нет нужды перечислять поименно, пофамильно, согласно профессиям. Потому что ты их во-первых всех как облупленных знаешь, а во-вторых потому, что ты открой любую газету, и там они все уже есть под рубрикой "простые люди", то есть, прости, "простые труженики". Кто варит сталь, кто варит борщ, кто тачает сапоги, а некоторые даже, как твой покорный слуга, укрепляют завоевания научно-технической революции и двигаются вглубь до самого крайнего бесконечного предела, сидя за письменным столом своей шлакоблочной конторы (построили нам, таки, новое здание).
Потому что да я ж и сам хват! Достиг, как ты знаешь, громадных успехов. И не важно, каких! Всем доволен, все имею, с той женой развелся, а вот только нету у меня телефона, как будто телефон уж это такая нематериалистическая вещь, чистый продукт идеализма и экзистенциализма, что уж никак его невозможно ухватить за провод чистой рукой, как ни пытайся и к кому ни ходи.
Вот и почему - ты понимаешь, Сашок, - тут настает вечер, а электрического света нету, вот почему я и злюсь, бегая по своим богатым (от слова Бог) комнатам в темноте и безвестности. Так-то бы ПО УМУ позвонить куда надо да кого-нибудь налаять. Глядишь, и засияет освещение. А тут - томись, и, как поется в народной песне, - ни помыться, ни сварить! На календаре числа не видно, на часах - часов. Да куда ж это годится, Сашок?!
В величайшем р-раздражении я выскочил на темную лестницу и аукнулся с какой-то прошмыгивающей мимо меня фигурой, пришедшей в наш светлый мир из Гоголя.
- Здравствуйте-здравствуйте, - ответила фигура-харя, оказавшаяся, как ты сам понимаешь, женой хорошо тебе известного Макара Сироныча.
- Ох, и не узнал я вас, Фекла Евлампьевна, богатой вам быть, - сказал я.
Дамочка захихикала, но я ей тут же и говорю:
- Насколько я информирован, дорогая, у вас ведь проведен телефон. Так скажите вы, прелесть, Макар Сироныч еще не звонил насчет света?
Как-то ее это телефонное напоминание насторожило.
- А чего раззванивать-то, - сурово отвечает мне она. - Чинят - значит починят. Дня им не хватило, оболтусам.
А я-то тут и сообразил, что не далее, как третьего дня я, находясь в веселом состоянии духа, кричал, что существуют еще у нас отдельные граждане, которые под себя гребут, и что они себе проводят вне очереди телефоны.
Ладно. Я тогда, Сашок, вышел на улицу и замер.
Потому что, понимаешь, Сашок, больно было глазу. Ибо, дорогой, близ нашего многоквартирного дома простые рабочие люди, сибирские парни, развели громаднейший костер и что-то там такое чинили и копали, похожие на статуи, эти простые обветеренные рабочие суровые парни в простых брезентовых робах и того же материала рукавицах.
Трещали доски, обильно политые соляркой, летели искры. Грубыми мужественными голосами перекликались романтики. И мне, человеку, получающему 240 рублей, мне, честное слово, стало стыдно, что я стою посреди их героизма в простых, домашнего вида матерчатых тапках. Я повел, отец, зазябшими плечами и подумал, что где-то мы что-то как-то проглядели в самих себе, старик, в суете жизни покрылись бытовым жирком, лицо свое теряем в погоне за материальными ценностями. Я опустил голову и от стыда хотел было идти восвояси, чтобы в темноте и одиночестве продумать свои очищающие мысли, систематизировать их, вырастить древо познания и его укрепить. Но тут… Но тут и мне самому представилась редкая в нынешнее время возможность проявить себя.
Потому что один из героев, выговаривая различные русские слова с украинским акцентом, отшвырнул в сторону какую-то блестящую в свете костра и лунном стеклянную бутылку (как у Чехова в "Чайке"), а она по ошибке попала не на плотину, а в лоб его зазевавшемуся напарнику, который, этого не ожидая, рухнул, как подкошенный сноп, и упал прямо в костер, взметнув своим падением мириады алых искр, взлетевших к черному небу с мириадом белых звезд, составляющих Млечный Путь. Сильно запахло паленым. Я рванулся вперед и, потеряв один тапок, сам того не ожидая, смог помочь героям, то есть смог помочь одному герою излечь другого из пожарища.
При этом мы все трое, как ты понимаешь, опять упали в костер, но мы потом встали и были зато прекрасно освещены его затухающим пламенем.
И вот мы встали на четвереньках, прекрасно освещенные затухающим алым пламенем, мы, герои, посреди планеты, под Млечным Путем, составляя строгую и торжественную монументальную трехфигурную композицию.
Сашок! Я тебя прошу! Ты нынче стал молодой писатель, Сашок, опиши скорей нас на листах своих газет! Сашок, удели нам свои многочисленные страницы. А может, если ты заодно стал и художник, то напиши нас на холсте маслом! А если ты, вдобавок, еще и не чужд Музе музыки, то сочини про нас рок-оперу "Бетонщик - суперзвезда".
Ибо мы ХОЧЕМ, Сашок, и имеем полное право вписаться навечно в грозовой пейзаж нашего времени. Мы, простые герои, озаряемые светом горящего дерева, инициируемого соляркой. Мы, под Млечным Путем, посреди планеты.
Ну, а в остальном у меня все идет нормально. Недавно приступили к отсыпке котлована. Там мной было предложено одно интересное инженерное решение. Вот его суть…
Два сушеные пальца из пяти бывших
Дядя Вася Фетисов уже несколько дней как работал по срочному заказу, а когда пришел отдохнуть домой, то увидел, что родная супруга выставила его личные вещи на улицу и велит ему, старшему Фетисову, убираться навсегда.
- Это ее научила теща. Вон она, сука, торчит в окне, а кто рядом с ней, усатый, это я не знаю, - сказал дядя Вася.
- А это будет заместо тебя новый твоей Маньки претендент, - сказал случившийся рядом сосед Фетисова по фамилии Шоркин, рабочий с комбайнового завода, и позволил отдать себе выставленные Фетисовские личные вещи на сохранение.
- Не знаю, не знаю, ни-и-чего не знаю, - ответил дядя Вася и пошел, и стал дальше трудиться над выполнением срочного заказа.
Дядя Вася был столяр. Они вместе с другими трудящимися строили на пустыре новый цирк вместо старого. Дядя Вася был неплохой мастер. Он работал несколько дней по срочному заказу, а потом пришел отдохнуть домой и видит, что его личные вещи жена выставила на улицу.
А ведь сам по себе Фетисов выглядел мужчиной не то, чтобы чем особо выдающимся, но он был мужчина ладный, плотный, крепкий, рожа в оспе, и зарабатывал неплохо - оклад 105 рублей в месяц, а дальше как повезет - до ста восьмидесяти.
Может, Маньку охватила внезапно вспыхнувшая любовь к претенденту, что вполне возможно, если учесть, что у последнего имелись большие черные усы?
А может, у него и денег имелось поболе, чем у дяди Васи? Не исключено. Не исключено даже, что он являлся каким-нибудь холостым начальником и теперь решил жениться на Маньке, покоренный ее простой красотой и природной грацией.
Ну, дядя Вася вернулся в строящийся цирк и продолжал работать на фрезерной пиле.
А в листвяжном брусе оказался крепкий сучок, который дядя Вася сослепу и с горя не заметил.
Фреза нашла на сук, кроша его с визгом. Дернулся брус, дернулась дяди Васина рука и из нее забил фонтан крови, потому что фрезой оторвало дяде Васе три пальца: большой палец, указательный палец и палец мизинец правой руки.
Дядя Вася, было, стал на колени и шарился в пыли, но фрезу остановили, дядю Васю подняли и отправили на леченье.
Лечился он полмая, июнь, июль, август, сентябрь и двадцать дней октября, после чего 21 октября он внезапно появился в столярной мастерской недостроенного еще цирка.
Его обступили дружной гурьбой, но он заплакал и опять встал на колени.
Некоторые думали, что травмированный окончательно лишился разума, но они и на этот раз глубоко ошибались. Передвигаясь и стоя на коленях, Фетисов сумел отыскать под фрезой в пыли и застарелых опилках два свои из трех оторванных пальцев: мизинец и большой.
Дядя Вася прижимал найденные пальцы к груди и казался самым счастливым человеком на земле. Пальцы были сушеные, серовато-черные. Они очень высохли, но все равно было видно, что это настоящие бывшие пальцы.
И молодежь, потрясенная этой драматической сценой встречи старого рабочего со своими пальцами, поклялась, что в случае нахождения ими указательного сушеного пальца правой руки дяди Васи, они немедленно передадут его владельцу.
Далее, полностью получив все деньги по больничным листкам за перенесенную им производственную травму в размере ста процентов заработной платы, дядя Вася по собственному желанию уволился из столярной мастерской строительства цирка. Ведь бедняга не мог уже с прежним тщанием выполнять поручаемую ему работу!
По увольнении он, кстати, неплохо устроился. Он устроился ночным сторожем в кафе, "Лель" близ колхозного рынка. Дежурит через день. День дежурит, а день не дежурит. Заступает в восемь часов вечера. Получает 60 рублей зарплаты, а вычетов никаких, ввиду минимально возможной суммы оклада.
После вечернего закрытия кафе и магазинов, начиная с одиннадцати часов, дядя Вася тайно торгует своей водкой, купленной днем в магазине, продавая ее по твердой цене 6 рублей бутылка.
Это приносит дяде Васе за вечер от 20 до 40 рублей чистого дохода. Бывает, что далеко заполночь не гаснет гостеприимный огонек дяди Васиного окна комнаты, где он ночует, сторожа.
Но и это не все. Дядя Вася человек трудовой, привыкший с детства к труду, поэтому он не может допустить, чтобы полтора суток между двумя ночными дежурствами пропадали у него в праздности, даром.
Дядя Вася научился лить леденцовых петушков на щепочках. Это оказалось очень просто. Плавится на плите сахар, в него добавляется пищевой краситель разных цветов: красного, синего или цвета индиго, потом все заливается в форму петушка, где уже имеется специальная оструганная щепочка соснового дерева.
Петушков дядя Вася льет днем и по ночам, когда есть время, а продает только днем, около колхозного рынка. Цена петушка - 15 копеек штука, иногда - 20.
Про бывшую жену дядя Вася и думать забыл, и не знает, и не помнит. И не хочет, чтобы кто-нибудь что-нибудь про нее ему сказал. Он с ней развелся за 90 рублей.
Пускай себе она живет с мамой и со своим черноусым начальником.
А может быть, она и умерла уже?
Это дядю Васю совершенно не интересует, потому что у него есть теперь новая подруга жизни. Славная такая бабенка, чуть старше его - 1927 года рождения.
Она ниже среднего роста. Чернобровая, полногрудая, с пушком над верхней губой, с миленькими ямочками и бородавкой правей правого глаза.
По специальности она ставит синие клейма на привезенном сельскими колхозниками на колхозный рынок свежем мясе.
С дядей Васей они познакомились не при исполнении служебных обязанностей, потому что дядя Вася не колхозник и у него нет мяса на продажу.
И не в процессе торговли дяди Васи леденцами встретил он ее, потому что его подруга равнодушна к леденцовым петухам. Она любит самого дядю Васю, а вовсе не его отлитых петухов.
А нашли они друг друга в ресторане "Енисей", в воскресенье, когда дядя Вася, слушая джаз, скромно кутил на свои, заработанные изуродованными руками, деньги.
Она сидела одна за столиком. Дядя Вася застенчиво подошел к ней и предложил выпить бокал шампанского вина. Потом они танцевали.
Глупая Манька! Глупая бывшая дяди Васина супруга! Да она была бы счастлива за дядей Васей, как за заморским принцем! Ей только нужно было понять дяди Васину открытую душу, и он бы носил ее на руках. А так он ее совсем забыл и носит на руках свою новую знакомую.
Вот что произошло однажды с дядей Васей Фетисовым. Вот какова стала его жизнь. Он переехал жить к подруге в ее деревянный дом около кирпичного завода. Новый дом его - полная чаша. У него есть все. У него много чего есть. У него есть телевизор с экраном 60 на 80. Подруга его - цветок. У него есть все.
Но примечательно, что найденные в пыли под фрезой пальцы дядя Вася ценит выше всех имеющихся у него богатств.
Дядя Вася держит пальцы в специальной запертой шкатулке и любуется ими по большим праздникам. Слегка омрачает его безмятежное существование лишь безвозвратная потеря указательного пальца.
Он очень просит ребят найти палец и даже обещает дать за это солидное вознаграждение.
Он часто приходит в свою бывшую столярную мастерскую строящегося цирка и просит, клянчит, заглядывает под верстаки, в углы.
Молодые столяры, в свою очередь, и рады бы помочь своему бывшему старшему товарищу, потому что он по-прежнему вызывает в их сердцах сильное уважение, но к величайшему огорчению всех, палец куда-то пропал, и совершенно нет никакой возможности его найти.
Конечно, вполне может быть, что палец вымели когда-нибудь, не обратив внимания, еще до того дня, как дядя Вася, прийдя с лечения и встав на колени, нашел два свои сушеные пальца из пяти бывших. Очевидно, что так оно и есть. Но некоторые говорят, что этого не может быть, потому что пыль в мастерской никогда не убирается. Они врут или нет? Не знаю. Вполне вероятно, что и они правы. Все всегда правы. И вообще, если говорить честно, что-то тут не то. Что-то тут не то в этой вроде бы простой на первый взгляд истории. Что-то тут не то.
Единственное желание
Вечером в понедельник я, как обычно, сидел дома и смотрел в окно. Там шел дождь, и спешили на вечерние занятия студенты. Дождь размывал слежавшийся серый снег, какие-то почти черные льдинки. Дождь также сек голые прутья нераспустившихся деревьев и серую каменную стену напротив. Мерзкий дождь! Там шел дождь и капала вода, какой-то студент поскользнулся в лужу и, сохраняя равновесие, случайно ударил проходящую бабу чертежным тубусом по голове. Я открыл форточку.
Баба немедленно покрыла учащегося матом.
- Ну, извините, - сказал он.
- Хрена ли мне с твоего "извините". Из него шубы не сошьешь, а по морде ты мне уже заехал, - рассудительно заметила баба.
- Это верно, - согласился студент.
За этой сценой жизни наблюдали, кроме меня, еще и на улице.
Мать с сыном. Жадность к зрелищам горела в их глазах. Сын был мальчик младшего школьного возраста и, должно быть, обожрался халвой - такое у него было подсолнечно-мучное личико. Мамаша же давно уже, по-видимому, нигде не работала, а лишь ездила на хороших машинах, называя шофера по имени "Вася" или "Толик".
Они подошли поближе, и сын открыл рот, но студент крикнул:
- Чего раззявились, раззявы!?
- Ити вашу мать, - добавила баба.
Возмутившаяся почтенная владелица обожравшегося ребенка тоже открыла рот и тоже стала ругаться. После того, как они все окончательно переругались, раздался стук в дверь, и зашла вся в каплях дождя Марья Александровна, мой большой друг.
Марья Александровна родилась в 1932 году и когда-нибудь умрет. В 1947 году Марья Александровна закончила школу-семилетку и поступила работать учеником продавца в продовольственный магазин. В 1950 году Марья Александровна вышла замуж за одного инспектора, бросила работу и родила ребенка, чуть-чуть располнев.
Вскоре муж покинул Марью Александровну, а ребенок умер, отчего Марья Александровна снова вернулась в магазин. А было это уже в 1955 году. После этого Марья Александровна еще несколько раз выходила замуж, но работу уже не бросала. Работу она меняла. Она последовательно была продавцом, приемщицей порожней посуды, посудомойкой, официанткой, зав. производством столовой, официанткой в кафе, зав. производством в кафе, метрдотелем ресторана и, наконец, утвердилась в роли заведующей столовой одного важного учреждения, где мы с ней и познакомились, когда я что-то ел такое вкусненькое, из приготовленного Марьи Александровны подчиненными и сотрудниками.
Да-а. Если бы Марья Александровна была писателем, то можно было бы позавидовать ее такой богатой трудовой биографии. Хотя, впрочем, и так можно было позавидовать, потому что к концу своей, имеющейся на сегодняшний день биографии, Марья Александровна пришла с полным ртом золотых зубов и квартирой, которая являлась ни чем иным, как полной чашей. И с полным знанием обо всех имеющихся на Земле вещах и предметах вдобавок.
И если вы думаете, что я шучу насчет полной чаши предметов у Марьи Александровны на квартире, то вы очень ошибатесь. Я не шучу и не смеюсь. Я вообще никогда не смеюсь и не шучу. Я очень серьезный человек.
Так вот. Я был у Марьи Александровны дома и могу описать вам, что у ней есть, чтобы вы знали, что такое Марья Александровна.
Как к ней заходишь, так у ней перед дверью коврик, похожий на платяную щетку гигантских размеров. Вернее, не одна щетка гигантских размеров. Это - неправильно. Будто бы штук сорок взяли платяных щеток. Соединили вместе и положили образовавшийся гигантский прямоугольник вверх волосом под дверь Марьи Александровны, чтоб приходящий мог аккуратно протирать ноги.
И действительно, если приходящий имел на подошвах хоть чуть уличной грязи, коврик Марьи Александровны сдирал грязь всю, иногда даже оставляя на подошвах гостя глубокие царапины.
Так что, оказавшись у Марьи Александровны, гость уж был чист ногами, но все равно. Его заставляли снимать ботинки, потому что выдавали очень мягкие, легкие и приятные комнатные тапки.
Тут же в прихожей имелась длинющая, на всю прихожую ковровая дорожка. А у стены - специально заказанный в мастерской индивидуальной мебели узенький мягкий диванчик, чтобы гости не утомлялись, снимая и одевая комнатную и уличную обувь, чтоб у них не было прилива крови к голове.
Ковровая дорожка и дверь со стеклом вели во внутренности квартиры Марьи Александровны, состоявшей из одной комнаты.
Да. Комната у Марьи Александровны была одна, но зато что это была за комната!
Выходящая на какую-то постоянно солнечную сторону, залитая светом от потолка и до пола, с люстрой, позванивающей подвесками при малейшем прикосновении токов воздуха.
Черное пианино у стены, обнажавшее по желанию гостей свою снежно-угольную пасть.
Стол на черт знает сколько персон, покрытый ослепительной пенно-белой скатерьтью с синей каймой, пущенной по низу.
Стулья, мягкие стулья, цвет обивки которых я не берусь назвать. Вишневые, что ли.
Платяной шкаф за 168 рублей. Трюмо. Журнальный столик, пуф, еще один пуф, подставки для цветов, полотна Шишкина на стенах.
И наконец - кровать!
О! Она деревянная!
О! Она трех, четырех и более спальная!
О! Она такая кровать! Она высокая! Она мягкая!
О! Она такая кровать, какую всякому иметь охота, кто такой не имеет!
Были, конечно, в квартире и туалет, и ванная, и кухня. Но описывать их имеющееся великолепие нет у меня таланта, нету и силы. Да и не нужно ведь. Потому что и так ясно, какая может быть у Марьи Александровны кухня при такой квартире. Ясно, что полная изобилия, а то как же иначе.
Тут у некоторых может возникнуть вопрос: "А откуда у Марьи Александровны взялось все подобное вышеописанное? Неужели же действительно продавцы и зав. столовой воруют?"