Однако звонок бывшего супруга заставил меня задуматься – я неделю валяюсь в кровати, брожу по городу и принимаю гостей, а ведь надо заняться делом. Сегодня поеду в свой лицей и поговорю с директором. Жаль только, что сейчас каникулы и детей в школе нет. Получится, что я сбежала не попрощавшись, что для меня ничего не значило их доверие ко мне. Плохо. Пожалуй, позвоню вечером Леночке Остроумовой и попрошу передать остальным ребятам мой прощальный привет… С этими вполне здравыми мыслями я залезла под душ. Душ, как это часто бывает в нашем доме, не замедлил окончательно испортить мне настроение. Когда я смывала с тела пахучий гель, резко упал напор холодной воды, и меня окатило едва ли не кипятком. Нет, сегодня явно не мой день. Впрочем, до школы я добралась без происшествий. Запах весны на улице и привычная сутолока в метро даже слегка взбодрили меня. Я перешла Фонтанку и оказалась перед входом в аккуратный маленький дворик. Знакомый охранник с улыбкой поприветствовал меня и на мой вопрос о директоре ответил, что мне повезло – сегодня Александр Викентьевич здесь, а вот завтра должен уехать в заграничную командировку, что означало – пару недель на Канарах. Впрочем, это их дело, меня это никоим образом не касается, и ворчать, как столетняя старуха, мне пока рановато.
Я с невольной дрожью вошла в кабинет директора. Ненавижу себя за эту дрожь. Увольняюсь, ни в чем ни от кого уже не завишу, но все равно испытываю некий страх перед начальством, а вернее сказать, трепет, свойственный, как утверждает русская классическая литература, "маленьким людям".
– Здравствуйте, Александр Викентьевич! Прошу прощения, я была тяжело больна, к слову, мой больничный длится и сейчас, и поэтому не смогла подвести итоги третьей четверти. Нонна Михайловна сказала, что мне необходимо обсудить с вами мое дальнейшее пребывание в лицее.
– Татьяна Александровна, проходите, проходите! Вы прекрасно выглядите, совсем непохоже, что болеете… – выдал дежурный комплимент Александр Викентьевич, не успев взглянуть на меня толком. – Я ждал вашего визита, – он с важным видом перебирал бумаги на столе. – Мы ведь с вами деловые люди. Вы должны понимать, что долгие пропуски занятий, да еще в ответственный момент конца четверти, до добра не доведут. Так что, милочка, не обижайтесь и, как только закончится ваш больничный, приходите за документами. Честно сказать, свято место пусто не бывает – я нашел на вашу должность новую англичанку, и искренне надеюсь, что у нее большое будущее.
Что ж, он вполне имел на это право. Надо сказать, ничего другого я и не ожидала. Хорошо хоть, обошлось без хамства: Александр Викентьевич был явно в хорошем настроении, наверно, и правда собирается на Канары.
Я поднялась на третий этаж в свой, теперь уже бывший, кабинет английского языка. Картинки с видами Петербурга, украшавшие при мне стены кабинета, были кем-то сняты и небрежно свалены в большую кучу в углу. За моим столом сидела изящная блондинка со стрижкой каре и внимательно изучала школьный журнал. Так вот она, новая учительница-англичанка!
Все-таки мне поразительно везет на худощавых блондинок – с ними мне изменял муж, их предпочитает школьный директор… Наверно, это мое наказание Божье. Знать бы только, за что?
– Здравствуйте, меня зовут Татьяна, я до недавнего времени преподавала английский в этом классе и сейчас хотела бы забрать свои вещи.
И здесь я чужая.
– Пожалуйста. Я – Люда, – Люда неожиданно приветливо улыбнулась. – Танечка, вы не могли бы рассказать мне о том, как тут работается? Просто я раньше никогда не работала в школе, и мне, честно сказать, немного страшновато, – Людмила доверчиво взглянула на меня, и я успокоилась: в конце концов, она не виновата, что меня уволили.
Она подвинула мне стул.
– Конечно, Люда. Давайте, я расскажу вам про ваших будущих учеников. Леночка Остроумова – девочка неглупая…
Show must go on
Новую жизнь я начала с того, что купила газету "Из рук в руки". Для начала я решила заняться переводами и сразу же нашла несколько объявлений. Отлично, где наша не пропадала! Для начала мне удалось договориться о трех "халтурах", ну а потом пошло-поехало! Скучать в ближайшее время вряд ли придется.
Следующий месяц я в буквальном смысле слова не отрывалась от компьютера: брала любую работу, в том числе и самую для меня сложную – технический перевод. Наверное, так много времени я не проводила за работой никогда в жизни. Отвлекалась только на многочисленные звонки агентов, предлагавших различные варианты обмена. Даже ела за компьютером.
В неожиданно образовавшийся как-то просвет в работе, в выдавшийся свободный день я неожиданно для самой себя оказалась в салоне.
Купить новую вещь или сделать стрижку, не говоря уж о маникюре, для меня – проблема. Я стесняюсь смотреть на себя в зеркало, если примеряю новую вещь. Мне кажется, что на мне плохо сидит абсолютно все, и еще я испытываю неловкость перед суетящимися продавщицами. Я понимаю, что просто работа у них такая, но внимание посторонних людей меня пугает и нервирует.
Со стрижкой еще хуже. Когда я бросаю взгляд на себя в зеркало в то время, как парикмахер обрабатывает мои мокрые волосы, то понимаю, что все мои комплексы не напрасны – нет, это лицо не назовешь даже хоть сколько-нибудь симпатичным. А Павел на каждую мою новую прическу реагировал одинаково – насмешками и скептическими замечаниями. Он считал, что желание постоянно менять что-то в своем облике свойственно только неуверенным в себе людям, к тому же такие перемены бессмысленны, так как нельзя с помощью новой стрижки избавиться от сидящих в подсознании комплексов. В общем, довольно жестокая философия, видимо, свойственная многим мужчинам. Особенно, как я теперь понимаю, когда они не любят человека, с которым живут, а только притворяются.
Мои многочисленные комплексы, которые мешают мне свободно себя чувствовать в шумных компаниях и на которых так успешно играл Павел, вызваны вовсе не тем, что меня, например, обижали в детстве, и не тем, что мою личность подавляли более сильные родители. Напротив, и с мамой, и с бабушкой, и с дедушкой мы были всегда очень близки, такие дружные семьи встречаются нечасто, поэтому после смерти родных мне очень одиноко. Просто большинство людей, рожденных под знаком Рака, не чувствуют себя уверенно и комфортно, потому что видят в себе множество недостатков.
Меня, например, с подросткового возраста смущали слишком, как мне казалось, высокая грудь и общая склонность к полноте. Я прекрасно понимаю, что, собственно, это даже не недостаток, а данность, которая многим мужчинам может показаться очень привлекательной, но ничего не могу с собой поделать.
Когда была жива мама, она не уставала объяснять, как хороша моя нежная кожа и густые каштановые волосы, а по-детски круглые серые глаза и большой улыбчивый рот несут в себе неповторимое обаяние детства, которое со– хранится на всю жизнь. Помню, как я билась в очередной истерике:
– Ненавижу этот уродливый рот! Лягушка жирная! – Я рыдала навзрыд у мамы на плече. Тогда как раз меня "разлюбил" – пошел в кино с противной Светкой из параллельного класса – мой первый мальчик, что многократно усилило мои комплексы.
– Танюша, да куча девушек за твой рот не пожалели бы двадцать лет жизни! Ты вообще– то на себя в зеркало смотришь? Поверь уж мне, если сама не понимаешь, твой рот ужасно сексапилен. Из-за него у тебя мордочка – как у маленькой. А вместе с твоей высокой грудью – вообще класс! Мужчины от этого просто в восторге.
– А Андрюшка меня не любит!
– Во здорово! Любил же, правда? А потом кого-то другого полюбил, подумаешь, проблема. С мужчинами такое бывает, это вовсе не значит, что ты хуже его новой пассии. И с девушками тоже бывает. Подумай, а если бы ты полюбила другого? Это что выходит, что твой Андрюшка – урод, что ли? – Убийственная логика, но тогда она меня убедила.
Так что я прекрасно знаю свои достоинства, но, к моему сожалению, только знаю, но не ощущаю. И любое скептическое замечание по поводу моей внешности, а тем более насмешка или ругань тут же делают меня в собственных глазах чуть ли не уродиной.
Но в тот день – утром я отдала очередной перевод и тут же получила гонорар – ноги сами принесли меня в салон красоты.
Из довольно длинных волос, закрывавших лопатки, мастер, молоденькая девочка с редкими волосиками, почему-то выкрашенными в ядовито-желтый цвет, соорудила нечто необыкновенное. Я-то сначала робко намекала, что хотела бы обойтись без экстрима:
– Знаете, сделайте мне обычное каре, закругленное, с челочкой…
– С вашими чертами лица – никаких каре. Нужны резкие ломаные линии. Вы себя не узнаете! Часто бывает – придет человек, просит подстричь так, как он сто лет уже стрижется. Я зеркало отверну – и вперед! Еще никто не жаловался! Я же не просто ножницами орудую – имидж леплю! Даже на курсы парикмахерского дизайна и психологии ходила полгода.
Я испугалась, а вдруг девушка "слепит" нечто такое, что потом и на улицу не выйдешь, но отступать было поздно – не сбегать же прямо из кресла! Девчонка подстригла меня оригинально: короткий закругленный затылок (а я и не подозревала, что у меня длинная шея), слева – длинная неровная прядь, справа – аккуратная, маленькая и слегка заостренная. Челка спускается на лоб рваными прядями. Как ни странно, мне это удивительно шло, я чуть ли не впервые в жизни почувствовала себя если и не красивой, то стильной.
В отделе одежды Московского универмага я примерила приталенную блузу из жесткого льна. И решила, что не все потеряно – высокая грудь при тонкой талии не так плохо смотрится, хотя над талией еще нужно было бы поработать. Может быть, начать делать зарядку? Например, с понедельника… И еще обязательно нужно много ходить пешком, как там в моей любимой "Алисе в стране чудес": "За два кило пути я на два метра похудел…"
К блузе добавилась длинная, почти до пят, юбка спортивного кроя и ботинки на огромной платформе. За ботинки мне пришлось заплатить кругленькую сумму – остаток гонорара, но я не жалела. Это был настоящий Stephane Kelian! Модные и, что самое главное, безумно удобные боты очень подходили к юбке. А деньги – это всего лишь замызганные бумажки с водяными знаками, сэкономлю на еде, вот и вопрос с талией решится сам собой…
Здравствуй, гражданка!
Не зря говорят, что предавший один раз предаст и второй. Я осмотрела квартиру, которую подобрал мне мой драгоценный супруг вместо родительской сталинки, и этого вполне хватило для того, чтобы депрессия вернулась с удвоенной силой.
Однокомнатная клетушка на последнем этаже пятиэтажной хрущевки. Причем на Гражданке, а я почти никогда и не бывала на севере нашего города. Совсем чужой, непривычный район, хорошо хоть, от метро недалеко (Павел особенно напирал на это достоинство моего будущего жилья). И квартирка такая маленькая, что совершенно непонятно, как я размещу там всю мебель. Видимо, что-то придется вывезти на дачу, на которую, слава богу, никто не претендует.
И в этой квартирке мне ютиться еще долгие годы! Впрочем, Павел прав, утверждая, что мне, одинокой женщине, больше и не надо. Будущность синего чулка для меня предопределена – буду работать, работать и работать, а для того, чтобы сидеть за компьютером, роскошные апартаменты не нужны. Любовь и семья, как показал опыт, не для таких как я, так что нечего горевать почем зря, надо принимать жизнь, как она есть. Себе-то бывший муж, как я поняла из обмолвок риэлтера, подыскал неплохую "двушку" в Озерках. Ну что ж, ему-то светят не переводы с утра до ночи, а общество стройных блондинок, которых надо приводить в жилье попристойней…
Все время, пока длился размен квартиры, я напряженно работала. Это спасало. Только работа помогала мне не думать о предательстве мужа, о будущем неприглядном жилище, о трудностях переезда. И вот уже дело сделано, документы оформлены, вещи почти полностью упакованы… Я яростно стучала по клавиатуре, корпя над очередным опусом, одновременно думая о том, что совсем немного времtни мне остается провести в родной любимой квартире. Мои невеселые мысли прервал телефонный звонок:
– Танька! Здорово, старуха! Как ты там живешь-можешь? Все о’кей? А я и не сомневалась. У меня, подруга, к тебе базар. Мы с Виталиком, ну, моим новым, ну то есть начальником, решили собрать тусню за город. У Виталика обалденная дачка! Ты приколешься, честно. Вы с Павлухой вместе подгребайте! Записывай…
– Том, извини, мы с Павлом разводимся, – холодно сказала я.
– Чего? Ты что, охренела? А фигли я не в курсе?
Не надо раздражаться из-за пустяков.
– Извини, что так получилось, Том, и спасибо за приглашение, но сейчас я немного…
– Ну, вообще-то, сестра, я не понимаю, что значит: так получилось? А что, собственно, происходит?
– Том, потом договорим, я перезвоню, ладно? Мне в дверь звонят. Пока.
Нехорошо, конечно, врать, но иного выхода у меня просто-напросто не имелось.
Тамара – действительно моя сестрица, правда, троюродная. Видимся мы не очень часто, и слава богу! После каждой встречи с Тамарой я еще долго прихожу в себя – очень уж много от нее шума, но даже не это главное. Гораздо хуже, что Томка – злобная сплетница. С ней мне общаться тяжело, да и противно. В детстве наши родители любили оставлять нас друг у друга, считая, что "сестренки должны общаться"… Это был кошмар. Стыдно признаться, но Томка меня била, причем абсолютно безнаказанно – я никогда не осмеливалась пожаловаться, а дать сдачи мне и в голову не приходило.
Уже через день вещи из сталинки на Типанова в хрущевку на Гражданке перевозила бригада грузчиков, которую нанял Павел. Так он торопился выселить меня с моей наследственной площади. Однако он так боялся переплатить, что прислал на разбитом "жигуленке" трех вдрабадан пьяных мужиков, которым я бы не доверила и табуретки, но которые громко доказывали свою квалификацию вполне профессиональным матом. Посему мне пришлось вызвать еще одну бригаду (правда, уже за свой счет), которая сделала все быстро и аккуратно. И вот я в последний раз прошлась по родной квартире, вдохнула ее запах, провела рукой по осиротевшим без мебели стенам. Вот здесь всегда висела фотография моего прадеда, он был военным летчиком, а теперь на обоях остался лишь невыгоревший прямоугольник обоев. Тут стоял письменный стол, купленный мне, когда я пошла в школу, с наклейками – на каждом выдвижном ящике по желтому веселому утенку. А в этом углу, напротив окна, с незапамятных времен стояла моя кровать. Окно выходит на восток и по утрам, если погода благоприятствовала, меня будили первые солнечные лучи. После нашей с Павлом свадьбы моя полуторная кровать была заменена широченной, мой бывший муж называл ее "сексодромом".
Опустела большая комната, где мама и бабушка так любили принимать гостей. Без привычной обстановки, без тяжелых портьер, с оголившимися обоями она выглядела, как немолодая дама, внезапно представшая перед публикой без косметики, постаревшей и жалкой.
Я вдруг самой себе показалась именно такой же – жалкой, постаревшей и ну совершенно никому не нужной. Взяли меня, обвели вокруг пальца, попользовались да и выбросили за ненадобностью.
Ставшая вдруг огромной кухня окончательно повергла меня в тоску. Когда-то здесь висела уютная лампа с зеленым абажуром и стоял небольшой диванчик, на котором я так любила проводить долгие зимние вечера, попивая чай с вареньем и читая что-нибудь из английских классиков. Я зашмыгала носом, с большим трудом подавила подкатывающийся к горлу ком и поспешила выйти на лестницу. Прошлого уже не вернуть, а о будущей жизни я буду думать завтра, сегодня же я просто прослежу, чтобы мои вещи не потерялись и не испортились в дороге. О своей невеселой бесперспективной будущей жизни на новом месте, как Скарлетт О’Хара, любимая мамина героиня, подумаю завтра. Утро вечера мудренее…
С Павлом мы развелись, я переехала, дача наполнилась лишней, не поместившейся в хрущевке мебелью. Теперь пора было заняться хоть каким-то обустройством квартиры. Павел почему-то "забыл" предупредить меня, что в туалете протекает сливной бочок, а в ванной нет холодной воды. Правда, все остальное – комната и кухня – нуждалось лишь в легком косметическом ремонте. Однако все эти изменения требовали немалых денежных затрат, поэтому работа вновь вышла у меня на первое место.
Я сажусь за компьютер. За окном ликует весна, яркое солнце полдня светит мне в окно и делает экран монитора почти невидимым. Не хочется задергивать плотные шторы – я так соскучилась по солнечному свету за долгую зиму, но делать нечего – работа есть работа. Я вставила в компьютер музыкальный диск – под музыку скучный перевод со сложной экономической терминологией пойдет веселее. Я поставила Окуджаву, но сразу напала на песенку "Шарманка-шарлатанка" со строчками "Работа есть работа…" Похоже, кто-то невидимый наблюдает за мной и хочет посмеяться. Или заставить задуматься? Неужели мне осталась только одна работа? "Расплата за ошибки…" Неужели вся моя жизнь должна стать расплатой за ошибки? А я, чтобы не били под ребра, должна запереться в тесной комнатушке под самой крышей пятиэтажной хрущевки и прирасти к компьютеру?
С такими невеселыми мыслями перевод, естественно, застопорился. Да еще и сосед за стенкой занялся ремонтом, напоминая о неустроенности моего собственного жилища. Стенки в хрущевке тонкие, и звуки электродрели в соседней квартире действовали на меня парализующе – я чувствовала себя так, как будто оказалась в кресле зубного врача, когда он включает свою бормашину. А какой уж тут перевод! И солнце светило прямо в экран, точно говорило, что сидеть дома в такую погоду – смертный грех. Тесно мне в этой маленькой комнатке, устала я от компьютера и этой экономической абракадабры, которую вот уже сколько времени перевожу!
Комната моя подобна клетке.
Солнце руку сунуло в оконце.
Чтоб мираж увидеть очень редкий,
Сигарету я зажег от солнца.
Я хочу курить. Я не хочу работать.
Вот стихи Аполлинера мне очень даже подходят, не то что "Работа есть работа". Да и сигареты кончились. Я выключила компьютер, надела удобные новые ботинки и вышла на улицу.
Побродив по Гражданке (надо же когда-нибудь начать изучать незнакомый район), я довольно быстро утомилась однообразием весеннего новостроечного пейзажа и вдруг решила сходить к кому-нибудь в гости. К слову, Гражданка мне понравилась. Конечно, красивым этот район не назовешь. Но нельзя быть слишком требовательной – на Гражданке много парков, одна Сосновка чего стоит. В студенческие годы мы с Катей столько километров здесь накрутили! Катя! Катя Свияжская!
Катерина – первая, с кем я познакомилась в университете. Она подошла ко мне в перерыве между лекциями:
– Эй, ты с какой группы? Я – Катя, прошу любить и жаловать.