- Да вот еще! - всполошилась Лали. - Я шлю посылки сенаторскому сынку, а папаша на юбилей не приглашает!
Потом вернулась к вопросу о женах, и месье Фредерик обязан был выслушать достоверный и красочный рассказ о пожаре в "Нормандских рядах", случившемся 21-го февраля 1903 года. Это повествование привело рассказчицу в превосходное расположение духа, так что она повторила рассказ трижды.
Месье Фредерика давняя история заинтересовала меньше, чем нынешние, но некий отблеск того пожара словно освещал его высокую фигуру, когда он в задумчивости возвращался ночью домой.
IX
Море было таким же бурным, как во время первой прогулки. Стояла зимняя погода, хотя (если верить астрономам) еще не закончилась осень. Осень познеосенняя, склеротическая, параличная, притом и слякотная.
Хелена высвободила свои руки из его рук, потом, подняв Глаза, снова вгляделась в этого мужчину, способного на столь серьезные чувства. А ведь он всего лишь - часть пейзажа, запечатлевшего чужбину и войну. Часть, однако же, столь существенная, что Хелена могла бы даже пожертвовать ему свою девственность. Конечно, он не более, как "френчи", но к любви-то относится всерьез... даже слишком...
Она вздрогнула.
Надо было срочно найти постороннюю тему.
- Капитан К. сказал, что комендатура собирается меня перевести. Там знают о наших прогулках.
- Пустяки, - отозвался Леамо, - я все улажу. Мы ведь пока не сделали ничего плохого.
- Пока?
- Шучу, - ответил Леамо.
Он сжал плечи мисс Уидс и поцеловал ее. Она удивилась, что этот "френчи" так скромен, что удовольствовался тем, что расплющил свои губы об ее.
Она приоткрыла рот.
Рука Леамо спустилась к пояснице. Хелена высвободилась. Он закрыл глаза и оперся о парапет, отделяющий набережную от пляжа. Уже тринадцать лет, как он не целовал женщину. Он весь дрожал. Хелене стало страшно. На земляном молу они попрощались.
Леамо остался совсем один, наедине с ночью. И все же наступит день, когда он отведет Хелену к себе (или в гостиницу) и переспит с ней. Переспит, переспит, переспит, переспит! Переспит с ней, Хеленой! Ноги сами привели его к лавчонке мадам Дютертр.
- Ну и негодяи! - воскликнула дама, только его завидев. - Кошку мою убили!
- Кто именно? - поинтересовался Леамо, все мусоля жвачку своих мыслей.
Вот Хелена раздевается. Он, конечно, целомудренно отвернется, ведь в постели-то она все равно будет голая.
- Вы еще спрашиваете? Соседи, конечно! Нашла ее с перебитым хребтом.
- Может быть не они, а собака, - предположил Леамо, продолжая витать в мечтах.
- А зачем они держат собак, отвечайте?! Чтобы моих кошек убивать, вот зачем! Люди неисправимы. Что они сделали с Христом? Распяли. С Сократом? Отравили. А Жанна д'Арк? Сожгли. А Жорес? Застрелили.
- Против последнего не возражаю, - буркнул Леамо.
Тут из задней комнаты вынырнул на свет Божий месье Фредерик, осиливший очередную порцию Лютера.
Несколько минут все трое хранили молчание, словно пережевывая каждую минуту, как ириску, которая все липла к зубам.
- Вы знакомы с месье Фредериком? - спросила мадам Дютертр. - Месье Фредерик, познакомьтесь с месье Леамо, одним из моих самых старых и верных покупателей.
- Счастлив познакомиться с офицером славной французской армии, - произнес месье Фредерик.
- Месье Фредерик - швейцарец, - уточнила мадам Дютертр.
- Угу, я тоже, - сообщил Леамо.
Месье Фредерик тем временем надевал пальто.
- Я тоже пойду, - закончил Леамо.
- И правильно, одобрила мадам Дютертр. - Пора уже закрывать.
Леамо очутился на холодной и темной улице рядом с месье Фредериком. Так вот он какой, месье Фредерик, тайный читатель Лютера: высокий, худощавый, светловолосый, с вкрадчивой улыбкой и довольно красивыми глазами. Конечно же, протестант и знает немецкий. При этом небогат - не может приобрести Лютера в личное пользование. Несмотря на отвращение к протестантизму и обиду на то, что месье Фредерик столь долго от него таился, прямо как крыса, Леамо уже приготовил вежливую фразу о нынешнем состоянии ртутного столбика.
Но тут заговорил месье Фредерик:
- Какая замечательная женщина мадам Дютертр. Какая умница! Какой вкус! Давно вы с ней знакомы, месье Ламо?
- Леамо, - поправил Леамо.
- Ах простите, месье Леамо.
- С 1913, если не ошибаюсь.
- Наверно была красавицей?
- Возможно.
- Ах, - вздохнул месье Фредерик, - что за женщина.
Леамо сел на своего конька:
- Итак, месье Фредерик, вы человек нейтральный. Что вы думаете о предложенном Германией перемирии?
Месье Фредерик, хорошо взвесив, ответил шепотом:
- Союзникам стоит согласиться. Больше, чем предлагает Германия, они все равно не получат.
Леамо, посмаковав ответ, довольно потер руки. Оказывается, есть о чем поболтать!
Х
В воскресенье Аннетта ждала его у калитки, вся расфуфыренная, кокеточка этакая. Леамо, увидев ее издали, шепнул: "ну разве не прелесть?" и на его ресницах блеснули две умиленных слезы, тут же высушенные студеным ветром.
- Здравствуй, Аннетта! - поздоровался Леамо. - Ты сегодня прелесть.
- Красивше, чем в другие разы?
- Да, - заверил Леамо, - в сто раз.
- А знаете почему?
- Не знаю, - признался Леамо.
- Потому что мы пойдем вдвоем, месье Леамо.
- А где Поло? Заболел?
- Да нет, он же скаут. Совсем на них помешался! Ну что, пошли?
И они пошли. Чтобы вести ее за ручку, девочка была уже велика, чтобы под руку, пока мала. Они просто шли рядом. Чуть не доходя до трамвайной остановки, она вдруг повисла на его руке и прижалась к нему:
- Месье Бернар!
- Что такое, малышка?
- Я не хочу в кино.
- А что же ты хочешь?
- Погулять в Монжонском лесу.
- Так ведь холодно.
- Мне нисколечки не будет холодно.
- Тогда нет возражений, - согласился Леамо. - Сядем на трамвай в другую сторону.
- Вот здорово! - обрадовалась девочка.
Они долго ждали трамвая, а потом вошли в лес. Под их ногами разлетались в пыль серые металлические листья. Было очень холодно.
- Не замерзла? - спросил Леамо.
- Ой, нет. Когда я с вами, мне тепло.
- И мне, - усмехнулся Леамо. - когда ты со мной, я не думаю ни о холоде, ни о войне.
- Вы несчастны, месье Бернар?
- Я? С чего ты взяла? Я не несчастлив. Но и не счастлив. Я не стремлюсь быть счастливым. Тебе этого еще не понять.
- Скажите, месье Бернар... а вы после встречались с той девкой, англичанкой из кино?
- Да... Конечно, очень часто. По службе.
- Она вам нравится?
- Дитя мое, - произнес Леамо, - давай вести разговоры, которые тебе по возрасту.
- По возрасту? Еще год с капелькой, и я замуж могу выходить. Мне Мадлена сказала.
- Вот через год и поговорим.
- А будь я на год старше, вы бы на мне женились, месье Бернар?
- Дитя мое, повторяю, давай поговорим о том, что тебе по возрасту.
- А я бы за вас тут же выскочила, - сообщила Аннетта.
Леамо промолчал.
- Любите другую, да? - спросила Аннетта. - Ту англичанку?
- Не знаю, это ли называется любить.
- А что называется?
- Ты сама-то как думаешь? - улыбнулся Леамо.
- Я вас все время вспоминаю, жду не дождусь воскресенья. Считаю, что вы красивый, даже очень.
- Тогда я ее люблю, - пробормотал Леамо.
Аннетта умчалась вперед. Леамо сначала удивился, потом попробовал ее догнать, но не с его ж колченогой конечностью. Но все-таки - бежит, значит заживет нога.
Аннетта обернулась, увидела, как он волочит свою поколоченную лапу, и сжалилась, остановилась.
- Аннетта, что это на тебя нашло?
- Вы меня не любите, - ответила Аннетта.
- Дитя мое, малышка, подруженька, - зачастил Леамо.
Он обнял девочку и крепко прижал.
- Ты представить не можешь, что ты для меня. Ты - светлячок в ночи. Ты чудо! Именно чудо!
- Неправда, вы все время думаете об этой англичанке.
- Одно другому не мешает, - ответил Леамо с лукавством взрослых, убеждающих детей, что Дед Мороз существует, и тут же припомнил. - Но, если ты за меня выйдешь, тебе уже не стать шпионкой, как в кино.
- Одно другому не мешает, - ответила Аннетта.
Тут они оба рассмеялись, весело, громко.
Вдруг появился какой-то парень в ядовито-серой одежде, толкавший перед собой тачку с хворостом.
- Фриц! - вскрикнула Аннетта.
Это действительно был в/п. Он встал по стойке смирно и отдал честь.
- Извиняюсь, - доложил он с положенными фонетическими искажениями. - Вот, девочку напугал. Но я вас не видел. Так что извиняюсь.
- Ничего, ничего, приятель, - успокоил его Леамо.
- Что?! - возмутилась Аннетта. - Фриц вам приятель?
Леамо сделал знак в/п, чтоб уходил, и тот беззвучно удалился со своей тачкой.
- А теперь куда пойдем? - застенчиво спросила Аннетта.
- Покатим свою тачку, - ответил Леамо.
- Вас огорчил этот фриц? - встревожилась Аннетта.
Леамо не ответил. Они молча вышли из леса. Он предложил перекусить в кабачке возле кладбища. Полакомились креветками, выпили сидра. Леамо рассказал девчушке про свой первый военный месяц. Потом он проводил ее домой.
Леамо поцеловал ее в обе щеки, девочка коснулась губами его рта.
XI
Амелия пошла открывать, но это оказался вовсе не месье Фредерик. Его ждали к ужину, но пришла Тереза. Леамо вежливо встал ей навстречу.
- Что происходит, Бернар? - начала допрос Тереза. - Не пришли в воскресенье. Мы вас до часа ждали. И ни слуху, ни духу. Я уже стала волноваться.
- А сенатор? - поинтересовался Бернар.
- Это не он меня послал. Он уверен, что вы обиделись. Не говорите ему, что я у вас была.
- Да не обиделся я, - заверил Бернар, - но вечно он лезет не в свое дело. Не для того я чуть не потерял ногу во славу Франции, чтобы старший брат приставал ко мне с этими несчастными детишками. Я не сержусь, но просто не хотел в прошлое воскресенье вас видеть. Вас обоих, если откровенно.
- Могли бы и предупредить.
- И предупреждать не хотелось.
- Вы и на меня обиделись?
- Ну ладно, оставим. Слушайте, Тереза, я ненароком вам ничего не наболтал?
- Рассказывали о какой-то Хелене.
- Ну и дурак же я!
- Жалеете, что открыли секрет. Вы что, уже ее разлюбили?
- Дорогая Тереза, я дурак, но не настолько, чтобы снова разоткровенничаться.
- Извините за любопытство.
- Так уж и быть. Но вот скажите, Тереза, какой должна быть любящая женщина?
- Ну и вопросик!
- А все-таки. Обязана ли она постоянно думать о любимом?
- Конечно.
- А считать его красавцем?
- Несомненно.
- Значит, выходя за сенатора, вы были уверены, что он красавец?
- Разумеется.
- На свете много, друг Гораций, что и не снилось.
- А вас я не нахожу ни красивым, ни умным.
- Короче говоря, терпеть не можете.
- Какой вы догадливый.
- Как же тогда объяснить ваше появление?
- Хотела сообщить, что Шарль приезжает на рождественскую побывку.
- Я знаю, он мне писал.
- Тогда ждем вас на Рождество?
- Буду непременно. Вот все ваши тревоги и свелись к приглашению на ужин.
Тереза ушла.
- Высокие сапожки, - произнес Леамо вслух, - это шик. Жаль только, что на них уходит много кожи, которая необходима армии.
Раздался новый звонок. На этот раз явился именно месье Фредерик.
- Хе-хе, - произнес последний тем деланно игривым тоном, что на берегах Эльбы считается чисто французским. - Хе-хе, от вас тут вышла красоточка.
- Моя невестка. Не желаете рюмочку портвейна?
- Охотно. Гм, вы женаты, месье Леамо?
- Вдовец.
- Ужин готов! - проорала Амелия.
- Отменный супец, не правда ли? - спросил Леамо и поинтересовался: - А как готовят ваш знаменитый сыр с вином?
Месье Фредерик сообщил ему рецепт.
На камине, между двумя безвкусными статуэтками, лежал убор из флердоранжа.
Тут витала не тень, а присутствовало нечто более плотное. Загустевший в памяти Леамо отпечаток прошлого, сгусток воспоминаний.
После того, как умерла жена, Леамо ни разу не допустил за стол никого из живых. Более тридцати лет за него не сел ни единый собутыльник. Леамо в полном одиночестве занимался пережевыванием пищи и проглатыванием оной.
Столовая была в мещанском стиле. От него так и несло демократическим душком, но стиль мало заботил Леамо. А на камине возлежал венок его невесты, в последствии ставшей супругой. Месье Фредерик сейчас сидел на месте той, что уже наверняка теперь была бы матерью его детей. Внезапно на него накатил приступ отвращения к месье Фредерику.
После супа подали жаркое. После жаркого Леамо отмяк - жаркое он любил. Теперь ему захотелось поболтать с месье Фредериком, он радовался, что наконец нашел человека, с которым можно говорить откровенно.
- Как вам речь президента Вильсона? Что он во все лезет? Цели воюющих сторон известны: Франция стремится оттяпать Эльзас и Лотарингию, а Германия - захапать весь мир. Надо признаться, что в последней присутствует некоторое величие. Каково ваше мнение, месье Фредерик?
- Мне видится некоторое преувеличение.
- Отнюдь нет, - воскликнул Леамо, - просто полное ко всему отвращение. Что, никогда такого от француза не слышали? Разумеется, все между нами.
- Несомненно, - кивнул месье Фредерик.
- Видите ли, месье Фредерик, что я терпеть не могу, так это французскую демократию. Всех этих радикалов, социалистов - тьфу, тьфу на них! На франкмасонов, евреев, профсоюзы, сознательных рабочих - тьфу, тьфу! Блевать от них тянет!
- Так вы монархист, месье Леамо?
- Монархист? Чушь какая! Кто такие Бурбоны? Они евреи. Вы на их носы посмотрите. Франции, месье Фредерик, необходим твердый порядок. Разумеется, все между нами.
- Несомненно, - кивнул месье Фредерик.
- Еще рюмочку кальвадоса, месье Фредерик?
- Благодарю покорно, мне хватит.
- Слабак.
- Что вы? - удивился месье Фредерик.
- Я сказал, что решительно не могу продолжить. В наши дни инакомыслие опасно. Где гарантия, что вы не проболтаетесь?
Месье Фредерик на миг задумался, затем произнес:
- Но, месье Леамо, вы ведь говорите то, что считаете нужным. Не хочу, чтобы у вас осталось впечатление, что я вызываю вас на откровенность.
- Откровенность. Да, откровенность.
Леамо погрузился в мечты. Хелена.
Хелена. Хелена.
Хелена.
Следующее свидание в понедельник.
Овладеет ли он ею? Овладеть! Что за слово! Овладеть, овладеть, овладеть. Овладеть женщиной, Хеленой.
Месье Фредерик сообразил, что придал его мыслям иное направление и спохватился:
- А впрочем, почему бы не выпить рюмку вашего чудесного кальвадоса?
- Правда отменный? - обрадовался Леамо. - Фрицы такой не пьют, да и французы тоже. Он из Нормандии, Вообще, что такое Франция? Страна франков. А кто такие франки? Германцы. Кстати, мы, гаврцы, происходим от викингов. Знаете, в будущем году мы отмечаем 400 лет со дня основания Гавра.
"Ну вот, опять отвлекается" - подумал месье Фредерик.
- Не знал, - ответил он, - Но давайте вернемся к разговору. Ваши теории слишком парадоксальны. Вы не смеетесь надо мной?
- Да Бог с вами! Чистая правда! Поклянитесь, что меня не заложите.
- Можете на меня положиться.
- Клянетесь?
- Клянусь.
- Ага! Так вот, месье Фредерик, спасет Францию от гибели только германский протекторат.
- Ага.
Последняя мысль показалась месье Фредерику весьма интересной.
XII
Бернар пришел к брату, когда все уже были в сборе. Первым, кого он узрел, был Адольф. "Тьфу ты!" - подумал Леамо. Затем - Лали, с мишурными побрякушками и могучим задом. Потом - Тереза со скрещенными ногами (фу-ты, ну-ты!) затянутыми в шнурованную кожу. Наконец - ликующего сенатора. И только напоследок - Шарля. Он всегда любил племянника и был рад его видеть.
Он потряс племянника за плечи, совершив же сей ритуал, уселся в кресло с рюмочкой и затих.
Он слышал, как швейцарский кузен пытается заставить Шарля похвастаться подвигами. Как сенатор того же требует. Но это бурчание вовсе не мешало его раздумьям. В центре его сознания сейчас располагалось ухо. Маленькое, нежное, юное ушко. Цветок благоухающей прозрачной плоти! Хелена!
Хелена. Хелена.
Хелена.
Они гуляют по горной вершине. Сегодня рождество. Хелена объявила себя агностичкой. Месса - это очень красиво и способствует национальному единению, но в существовании Христа Хелена сомневается. Ее отец - алкоголик, воинствующий атеист. Они целуются. Язык Хелены - словно теплая мясистая зверушка, да еще влажная, как только что из ванны.
Он говорит ей: "Я люблю вас. Давайте пойдем ко мне". Нет, она не хочет идти к нему, он поторопился. Теперь и она говорит: "Я люблю вас". Это прекрасно, но неужели он так с ней и не переспит. Он смотрит на Хелену - какая она красивая! - и тут обнаруживает, что у нее есть ухо. Маленькое и прозрачное.
Хелена.
Все встали, чтобы перейти из гостиной в столовую. Бернар удержал брата за рукав:
- Все-таки пригласил швейцарца?
Сенатор ответил извиняющимся тоном:
- Пришлось.
Все принялись лопать. Адольф несколько удивлялся недостатком у Шарля воинского энтузиазма.
- Они хорошие солдаты, - робко заметил Шарль.
- Трусы они, - провозгласил сенатор. - Ты считаешь, что люди, сжигающие соборы и отрубающие руки детям, могут быть не трусами?
- Но все-таки они хорошие солдаты. С военной точки зрения, - промямлил Шарль.
Бернара данная беседа начинала забавлять. Он вмешался:
- Если фрицы трусы, кто ж тогда французы, которые не могут их разбить?
Все знали, что Бернар любит рискованные, даже скандальные высказывания, но тут он превзошел себя. Лиловое негодование забилось в адольфовых венах.
- Дядя прав, - довольно уверенно произнес Шарль. Военная медаль давала ему право так говорить, но лица гостей расквасились от негодования.
- Вас можно извинить, - снисходительно заключил Бернар, - только воевавший способен уважать противника.
Развивать тему он не стал. Гости же наконец отвлеклись от войны и политики, к радости Шарля. А если ее отошлют в Англию? Тогда - конец. Две ракушки присосались к килю, стоит волне оторвать одну, та утонет.
Хрупкая раковина ее уха трепетала в глубине его памяти.
Хелена. Хелена.
Хелена. Он будет все равно ее любить. А может быть, разлюбит. Но их встреча в мирное время - абсурд. Он презрительно усмехнулся.
К Бернару подходит Тереза. Он вежливо встает, придвигает ей стул, предлагает сесть.
- Вы не забыли мой совет? - спросила Тереза.
- А вы его давали?
- Насчет тех детишек.