- Зря. Переработал два с половиной года. Каганов говорит, что полгода вполне достаточно, а уж он-то знает! Кстати, тебе известно, что его "Грошовая болтовня" получила вторую премию на фестивале в Баку?
- Неужели? Нет, не слышал.
- Я тебе удивляюсь. Вся страна говорит об этом. Ты не видел Каганова вчера в передаче "Утренняя булочка"? Он прекрасно выступил и в "Полднике", и в "Полуночной чашечке кофе". Я хочу скопировать его кубок и поставить здесь на полку. Кстати, вот тебе пример. У "Грошовой болтовни" практически не было сценария. Каганов предпочел дать волю актерам, и они повели за собой фильм.
- Хотя мой профессор в Нью-Йорке и предостерегал нас от излишней шлифовки сценария, чтобы он не "залоснился", мне все же всегда хочется довести работу до возможного совершенства, даже если речь идет, как вы справедливо заметили, всего лишь о сырье для фильма.
- Ответственность? Требовательность к себе? Я тебя хорошо понимаю. Сам такой.
- Может, это связано с тем, что я получил музыкальное образование. На скрипке нужно заниматься постоянно.
- Ты и на рояле играешь? Вчера я слышал замечательное исполнение. Кажется, что-то Бетховена. Ничто так не трогает душу, как классное исполнение. Так ты тоже перфекционист?
- Не знаю, возможно. Иногда это мешает, но, с другой стороны, если бы я не бился над сценарием, разве он произвел бы на вас такое впечатление?
- Потенциал, дружище! Прежде всего я проверяю, какой потенциал заложен в каждом деле. А в твоем сценарии про оперного певца есть потенциал для настоящего художественного шлягера. Интересно, что у тебя музыкальное образование. Я не знал.
- Я был скрипачом. Меламед, кстати, не оперный певец, хотя поговаривали о его участии в итальянской постановке "Сказок Гофмана".
- Чудный композитор Гофман.
- Немногие знают, что он был композитором.
- Кому надо - тот знает. Среди нас немало таких, кто слышал его "Сказки".
- Это не… - сорвалось у Итамара. Он чуть было не добавил "его", но вовремя остановился. - Да, сам Гофман писал совсем неплохую музыку.
- Почему ты раньше не сказал, что у тебя музыкальное образование? Послушай, ты не хочешь редактировать музыкальную энциклопедию "Рояль для юношества"?
- Я? Почему я?
- Ты же сказал, что у тебя музыкальное образование, не так ли?
- Ну да, я учился в Джульярде, но это не имеет никакого отношения к редактированию энциклопедий. К тому же я скрипач, а не пианист, хотя несколько лет играл и на рояле. В любом случае я не специалист в области теории.
- Специалист-хренист! Обязательно надо называться специалистом? Скрипка, рояль, какая разница? Ноты читать умеешь?
- Разумеется.
- Так чего же ты хочешь? По-моему, ты прекрасный специалист. Да еще учился в Джульярде! Этого мало, что ли? Я хорошо заплачу тебе. То есть не я, а Фонд Лимлиха для поощрения молодых деятелей искусства. Он финансирует эту энциклопедию, которую я согласился издать. Я полагаю, ты слышал о Фонде Лимлиха?
- Да. Случайно.
- Случайно? Это очень крупный фонд. Его основал старый аргентинский филантроп Мешулам Лимлих. Жаль, что он не владеет английским, да и на идише говорит с трудом. Нам нелегко понять друг друга, но мы стали закадычными друзьями. Понимаешь, мы оба болеем за израильскую культуру. Я даже помогал ему в выборе местных членов нашего комитета: порекомендовал доктора Ицика Авиталя, а также такого известного историка и критика, как Александр Эмек-Таль. Выдающиеся люди, а? Жаль только, что они ссорятся между собой… Придется найти замену Звулуни, писателю. Он вскоре уезжает за границу - получил назначение в Андорру на пост культурного атташе. Я тебе рассказывал, какая беседа у меня состоялась о нем с министром иностранных дел?
- Кажется, да.
- Вот я и думаю, не посадить ли на его место профессора Ярива Хофштеттера. Какого ты мнения о нем?
- Я с ним не знаком. Хофштеттер не появлялся на заседаниях академии.
- Да, прямо беда с ним. Он очень занят.
- Эта работа …
- Работа легкая. Ты сможешь и снимать фильм, и редактировать энциклопедию. На это ты будешь жить. Не забудь: чем больше мы сэкономим на зарплатах, тем больше денег останется для других вещей.
- По правде говоря, это не для меня.
- Упустишь такую возможность - поработать с Омером Томером.
- Омер Томер? У него музыкальное образование?
- Вечно ты находишь отговорки, - заметил Каманский с некоторой издевкой. - Музыкальное образование? Главное, что он умеет редактировать. Томер составил и отредактировал все, что выпустил в свет музей "Макор", все без исключения. У него десятилетний опыт. И разве не ясно, что он большой эрудит в вопросах эстетики?
Прочтя сомнение на лице Итамара, Каманский встал и подошел к книжному шкафу. Сняв с одной из полок большую стопку книг, он стал их перебирать, читая вслух названия: "Зеркало завтрашнего дня - взгляд на современность: картина, гумно, автострада", "Местные художницы и израильский мужчина", "Менахем Мурам: визуальное искусство сцены", "Первый день съемок "Незрелого винограда" М.Каганова: зрелость плода", "Норанит: носы против задов".
Каманский победно посмотрел на Итамара:
- Иэто еще не все. Ну, видишь? Один из сборников привлек особое внимание Каманского.
- Смотри, что я здесь нашел. Ты ведь спрашивал о музыкальном образовании Омера Томера, не так ли? Итамар кивнул головой. Каманский показал книгу:
- Читай, пожалуйста.
Итамар подался вперед, чтобы прочесть заголовок: "Волк, пастушья флейта и палестинская овца: сюрреализм против действительности".
- И после этого ты считаешь, что Омер Томер не может редактировать музыкальную энциклопедию?
Не в обычаях финансового магната было давить каблуком уже поверженного противника. Поэтому он не счел нужным распространяться далее о талантах Омера Томера. Каманский положил сборник на стол и сказал только:
- В любом случае, если ты изменишь свое мнение в ближайшую неделю, дай мне знать. Он может быть главным редактором, а ты, скажем, ответственным. Не тяни. Сроки поджимают.
- Не думаю, что у меня будет время на это, если я начну работать над фильмом, - продолжал сопротивляться Итамар.
- Будет у тебя время. Сколько дней могут продолжаться съемки? Не забывай, что мы не голливудская студия с ее огромным бюджетом. Кто-нибудь поможет тебе. Например, Узи Бар-Нер, режиссер. Я вижу, ты чем-то озабочен. Не волнуйся, его имя не появится в титрах.
- Вряд ли мне нужна такая помощь.
- А я думаю, она не помешает. Пойми, это твой первый фильм. С Менахемом Мурамом мы договорились об этом еще до голосования. Я не сомневался, что ты согласишься на такое прекрасное предложение. Ну, к этому мы еще вернемся. Надо обсудить более важные вещи. Знаешь, Итамар, мне просто не терпится начать съемки. Я уже думаю, как подобрать актеров, где взять напрокат аппаратуру, где найти лабораторию подешевле… Кстати, первым делом нужно найти место для натурных съемок. Между прочим, в этом деле Узи Бар-Нер дока … А что с камерой? Тебе никогда не приходило в голову снимать на шестнадцать миллиметров вместо тридцати пяти? Ты, конечно, знаешь, что разница в стоимости огромная.
- Шестнадцать миллиметров? - поразился Итамар. - Мы ведь говорим о фильме для широкой публики. А не о каком-то студенческом проекте.
- Безусловно.
- Если так, то все равно придется перевести его на нормальный формат, чтобы показывать в кинотеатрах.
- Правильно.
- Так в чем же смысл?
- А-а, я знал, что ты так отреагируешь. Не понимаешь, к чему я клоню? Идея возникла у Ури Миликена, моего советника по вопросам искусства. Кстати, маленький тебе, Итамар, совет: человеку стоит платить только за его мозги. И какие же мозги у Миликена! Какие идеи! Я говорю сейчас не только о цене пленки и печати в лаборатории. Путь к залам длинен, Итамар, очень длинен; если ты снял удачный фильм на узкой пленке, то все говорят: это оригинальная вещь, картина начинающего режиссера, это настоящее искусство. А что говорят о новом тридцатипятимиллиметровом фильме?
Итамар пожал плечами.
- Я скажу тебе. Говорят: ну, еще один коммерческий фильм. Еще одна попытка копировать Голливуд. Этого мы хотим? Разве у нас есть шансы конкурировать с ними? Но картина, снятая на шестнадцать миллиметров, совсем иное. Никто, кроме нас, не будет знать, что "Lieder" снят почти с нормальным бюджетом. Ты сможешь послать такую картину на малые фестивали, на первые показы - и если получишь приз…
- Я до сих пор не понимаю…
- Жаль, что здесь нет Миликена. Он бы тебе все прекрасно объяснил, но что делать, если он в эти самые минуты выступает перед комиссией кнессета по образованию. Мы пытаемся внедрить нашу компьютерную программу "Дигитопейнтер" во все школы Израиля. Потрясающая программа. Представь себе, она включает в себя все самое передовое в израильском искусстве. К тому же она интерактивна. Ребенок сам учится рисовать, тренируясь, он может копировать всех великих. Ведь в последнее время выяснилось, что каждый из нас - художник в потенциале! Иногда трудно поверить, чего мы достигли в науке… Словом, Миликен предложил организовать премьеру твоего фильма в музее "Уитли" в Нью-Йорке или в Музее современного искусства. Что это даст? Шанс на рецензию в "Нью-Йорк тайме". Гарантии, конечно, нет, но нельзя быть пессимистом. Возможности безграничны. Сделаем видео. Разошлем копии во все крупные телекомпании. Ты знаешь, что Эй-би-ди во Франкфурте платит… минутку, мне кажется, это не Эй-би-ди.
Каманский порылся в кармане пиджака, вытащил оттуда несколько разноцветных бумажек и быстро просмотрел их.
- Я был прав, не Эй-би-ди, а Эй-ар-ди. Есть и Ви-ди-ар в Кельне и другие тоже. Эти иногда платят до восьмидесяти тысяч марок за полнометражный художественный фильм. А немецкая марка - очень сильная валюта, хотя, конечно, не известно, удержится ли она на этом уровне, пока выйдет фильм. А почему бы им и не взять "Lieder"? Фильм о певце, который поет по-немецки.
- Меламед еврей и родился в Израиле.
- Кто сказал, что эти гои должны заранее знать все детали? Между прочим, можно продать картину и американским станциям учебного телевидения. Уловил принцип? Мы можем отлично заработать еще до того, как фильм выйдет в широкий прокат! Но все это при условии, что мы сделаем высокохудожественную вещь. Пойми, шестнадцать миллиметров - это кристально чистое искусство. Я люблю красоту, Итамар, и оригинальность, будь то кинофильм или отель. Может быть, поэтому меня воротит от идеи создания сети отелей, ну просто воротит. Да, именно шестнадцать миллиметров! - снова подчеркнул Каманский.
- Вы не заинтересованы в том, чтобы показать фильм в Израиле? Для широкого зрителя?
- Пустые хлопоты. С нашей-то публикой? Ничего мы здесь не заработаем. Кто у нас ходит на израильские фильмы?
- А за границей?
- Вот здесь-то собака и зарыта. Для успеха у зарубежного зрителя нужно, чтобы тебя открыли. Шаг за шагом, Итамар! Сначала уйти в подполье. Это очень важно. Такой шаг позволит критикам обнаружить тебя, вытащить на свет Божий. Понял? Ты будешь для критиков их новым открытием. Поверь мне: только шестнадцать миллиметров! Я и сам поначалу с трудом это понял.
Теперь Каманский повернулся к шкафу, чтобы поставить на место сборники музея "Макор". Говорить он не перестал:
- Если показы по телевидению принесут прибыль, мы сможем пообещать проценты всем, кому задолжаем: актерам, декораторам, гримерам, звукооператору…
- Проценты? От чего? - спросил Итамар. Каманский повернулся к нему лицом.
- Проценты от будущих прибылей, - раздраженно сказал он. Как видно, он уже начал терять терпение. - Скажи, чему тебя там учили в твоей киношколе? У тебя есть другой способ поставить фильм с маленьким бюджетом?
- Но ведь есть субсидия академии.
Садясь в кресло, Каманский нетерпеливо потер руки:
- Арасходы? Не забывай, сотрудники "Каманский лимитед" тоже должны что-то заработать. Если раньше мы говорили о пятидесяти тысячах долларов из трехсот, то в свете новых возможностей, открывшихся перед нами, швее не обязаны оставаться на том же уровне. Фильм, который получит премии на фестивалях и пойдет по телевидению, будет приносить прибыль, и мы без всяких проблем сможем выделить еще пятьдесят тысяч долларов. Это ни в коей мере не ударит по качеству фильма! В общей сложности сто тысяч. Скажем, десятая часть от этого - твоя.
Итамар никак не мог постигнуть смысла финансовых комбинаций Каманского.
- Пятнадцать процентов? - предложил Каманский.
- Вы говорите о бюджете всего в двести тысяч долларов? - сообразил Итамар.
- Разве это плохо для шестнадцатимиллиметрового фильма? Ты знаешь кого-нибудь, кто получил больше?
- А как насчет переводов? Если мы планируем заграничные показы, то придется все переводить. Это не просто.
- Ты что, сам не можешь перевести на английский? Это сэкономит расходы.
- Я уже давно перевел все ивритские диалоги на английский. Сценарий, по существу, написан на двух языках. Но кто переведет тексты на немецкий? Я могу проверить перевод, но не более того. Придется найти хорошего переводчика на немецкий.
- Ты и немецкий знаешь? Прекрасно. Откуда? От родителей?
- Нет-нет. Когда я взялся за сценарий о Меламеде, то записался на годичный курс немецкого, чтобы понимать слова песен. С тех пор я стараюсь усовершенствоваться в языке, но пока еще не приблизился к уровню, необходимому…
- Ты неисправим, Итамар, просто неисправим! В любом случае хорошенько подумай об идее шестнадцатимиллиметрового фильма. После успеха с "Lieder", как мы надеемся, "Возвращение Моцарта" уже не будет фильмом новичка, и мы сможем снять его на обычной пленке без всяких проблем.
Итамар остолбенел, услышав из уст Каманского о "Возвращении Моцарта". Откуда он знает? Понимая, что сейчас не время выяснять это, Итамар сдержался, но решил как следует допросить Риту при первой же встрече.
XVI
- Не расстраивайся, мой милый, - пыталась Рита утешить Итамара. Они сидели бок о бок. Она ладонями сжимала его руку.
- Я не понимаю, как такое вообще возможно. Меламед был инициатором, собственно говоря, создателем этого фестиваля, а его имени даже не упомянули.
- Наверное, каждый выступавший надеялся на другого, и вышло так, что никто о нем не вспомнил.
- Но ведь Берлецкий не поленился назвать имена всех основателей, одного за другим. Ты слышала, как он пространно говорил о Максу?
- Да, об этом французском теноре.
- Ты знаешь, в чем заключалось его участие? Меламед пригласил его на первый фестиваль. Он спел, мне кажется, два-три романса. Это все. Сегодня, как выясняется, он превратился в отца-основателя! До меня это не доходит.
- Какая разница? Да и сколько народу там было? Сорок человек, пятьдесят? Так или иначе, по-моему, это последний фестиваль.
Принесли еду. Рита выбрала ресторан отеля "Цедеф" в Герцлии, чтобы поужинать после посещения фестиваля классического пения, проходившего в кибуце Ашморет. Они сидели напротив сплошной стеклянной стены и могли видеть, как по набережной прогуливались люди. Итамар вдруг набрался смелости:
- Кому ты рассказала об идее фильма "Возвращение Моцарта"?
- Ну кому я могла рассказать? - ответила Рита вопросом на вопрос и положила себе спаржи.
- Позавчера я встретился с Каманским. Он упомянул "Возвращение Моцарта". Прямо так и сказал.
- Правда? Он заинтересован быть продюсером фильма?
- Он говорил об этом как о чем-то решенном, как о картине, которую мы будем снимать после "Lieder".
- Потрясающе! - Взволнованная Рита подняла свой бокал. Увидев, что Итамар не следует ее примеру, спросила: - Ты хочешь, чтобы я пила одна? - и терпеливо подождала, пока Итамар тоже поднимет бокал. - За "Возвращение Моцарта"! - провозгласила Рита, и они чокнулись.
- Не знаю, напишу ли я такой сценарий. - Итамар поставил свой бокал, не отпив из него. - Это просто идея, однажды пришедшая мне в голову. Возможно, мой второй фильм будет вовсе не о Моцарте. Не исключено, что я сделаю "Возвращение Бетховена" со сценой, где вернувшийся к нам маэстро ерзает в кресле, обнаружив, что ему приписали какую-то возлюбленную, о которой он не имел понятия. Или же сниму ленту на совершенно другую тему. Об академии, например. Об Израиле. "Итамар в стране чудес". Или "Странные времена". Что скажешь?
Рита засмеялась:
- Прямо так?
- Именно.
- Как будто кто-то позволит тебе здесь снять такой фильм.
- Это просто идея.
- А я думаю, что "Возвращение Моцарта" - замечательная идея.
- Никому, кроме тебя, я не рассказывал об этом.
- Ты уверен?
- Стопроцентно.
- Постарайся вспомнить. Может быть, Нурит?
- Вот уж последний человек, которому я бы стал рассказывать.
- Почему? Она говорила с тобой о своем фильме. Вполне естественно, что и ты упомянул об идее своей следующей картины. Кстати, мне уже успели настучать. Мол, между вами что-то есть.
- Ничего между нами нет. Она вообще не мой тип. Кроме того, на мой вкус, слишком тощая. И почему кто-то должен доносить тебе именно обо мне?
- Ты уверен, что она тебе не нравится? А как насчет других женщин?
- Что за странные мысли? Никого, кроме тебя, у меня нет.
- Даже если есть - не страшно. Только скажи мне. У меня, конечно, нет никого другого. Связь между нами так сильна, что я даже на минуту не смогла бы думать ни о ком, кроме тебя. Я полностью тебе верна. Но если тебе вдруг приглянется кто-нибудь, например, моложе меня…
- Но мне это не нужно! - беспомощно сказал Итамар.
В этот момент официант принес им кока-колу. Когда он ушел, Итамар вернулся к прежней теме:
- Так ты никому не рассказывала о "Возвращении Моцарта"?
Рита положила вилку на тарелку.
- Ты что, полагаешь, будто я болтаю о твоих идеях по всем углам? - обиделась она.
- А как насчет твоего кинофакультета? Там ты вполне могла бы рассказать…
- Ни одному человеку на факультете я ничего не говорила. И вообще, я была очень занята своим проектом: "Женщина как сексуальный объект в израильском кино". А ты даже не знал, что я закончила писать эту работу, верно? Разумеется, не знал. Ты никогда не спрашиваешь меня о том, чем я занимаюсь, о моих делах на курсе. Никогда!
- Я действительно виноват, но у меня сейчас столько забот, что я просто забыл.
- Иногда ты бываешь страшным эгоистом! В отличие от меня: я - то как раз интересуюсь всем, что ты делаешь.
- Я очень ценю это, Рита, и на самом деле интересуюсь всем, что связано с тобой. Правда, чем ты сейчас занята? Расскажи, что делается на факультете.
- Немного поздно вспомнил, а? Но если ты действительно хочешь знать, то у меня был страшный кризис. Но зачем тебе знать? Если бы тебе это было не безразлично, ты давно бы уже понял, что со мной происходит.
- Я не имел понятия… - Итамар попытался защищаться. - Что случилось?
- Вот именно, ты не имеешь понятия! В этом-то вся проблема. К твоему сведению, я решила прекратить учебу. Из-за тебя.
- Из-за меня?