Чжу Дачан надел шлем, голова сразу стала огромной, как у робота.
– Братец Чжу, я все поняла. Я вас никогда не забуду. – Глаза Цянь Сяохун покраснели.
– Ты смышленая девочка, просто юная совсем, мне кажется, ты многого добьешься.
"Чего я добьюсь?" Сев на мотоцикл, Цянь Сяохун повторяла про себя слова Чжу Дачана. "Стану начальницей? Заработаю кучу денег? Прославлюсь?" Цянь Сяохун не могла понять и словно бы провалилась в туман. Глаза пытались рассмотреть пейзажи вдалеке, но она знала, что реальна лишь красивая униформа, которую выдают в отеле "Цяньшань".
3
От отеля до дома Ли Сыцзян Цянь Сяохун шла где-то минут пятнадцать. Совершив неспешную прогулку, она наконец добралась до места и от двери крикнула:
– Ли Сыцзян!
– Ой! Кто там? – раздался ответ Ли Сыцзян, когда дверь открылась. – Ой, Сяохун, ты чего пришла? – Личико-яблочко немного сморщилось, а маленькие глазки потухли.
– А что, нельзя уже и прийти? Ха-ха!
Цянь Сяохун со смехом вошла, увидела, что кругом висят трусы подруги, хотела было ее поддеть, но тут обнаружила, что Кунь прямо в одежде лежит на кровати, стерла с лица улыбку и поздоровалась. Кунь в ответ выдавил из себя улыбку:
– Присаживайся, хочешь арахиса? – Он показал на пластиковый пакет на стуле.
– Хорошо! Сыцзян, ты же сливы сушеные любишь! – подшутила Цянь Сяохун над подругой, но та оцепенела, а лицо Куня тоже приобрело какое-то странное выражение.
Цянь Сяохун заметила, что парень морщит нос, а Ли Сыцзян какая-то бледная – определенно что-то случилось.
– Сыцзян, я вас не потревожила? Просто зашла сказать, что больше не работаю на фабрике.
– Да? А куда устроилась?
– В отель "Цяньшань". Недалеко от вас.
– Отлично… Будет время, зайду тебя проведать, – пролепетала Ли Сыцзян голосом умирающей курицы.
– Ничего не случилось, Сыцзян? Почему ты такая грустная?
Ли Сыцзян скривила рот, она пыталась не заплакать, но слезы сами потекли. Кап-кап-кап!
– Кунь! Что случилось? Что с ней? – Цянь Сяохун повернулась к Куню, поскольку понимала, что состояние подруги наверняка как-то связано с ним.
Кунь долго шевелил губами, словно бы не знал, с чего начать, а потом со вздохом сказал:
– Она в интересном положении!
– Это что значит?
– Ли Сыцзян беременна!
– Сяохун, что мне делать… у-у-у… – наконец-то прорвался плач.
– Что делать? Выходить замуж и рожать! – громко сказала Цянь Сяохун.
– Но… у него… у него… есть уже жена и дети-и-и-и…
– Не плачь, Сыцзян! Кунь, ты правда женат? – усомнилась Цянь Сяохун.
Кунь кивнул.
– Тогда как ты мог ее обрюхатить? Совесть есть вообще?
– Я… не хотел ничего такого, а она сама настояла, чтобы я не надевал презерватив, типа у нее безопасные дни, и вот результат! – Кунь явно был обижен.
Цянь Сяохун остолбенела. Ведь она сама рассказала Ли Сыцзян про безопасные дни, растолковывала столько времени, а подруга насчитала на свою голову.
– Сыцзян, а ты как считала-то? Я же тебя предупреждала, что эти безопасные дни не на сто процентов безопасные!
Ли Сыцзян еще раз без запинки повторила всю теорию: неделя до и неделя после критических дней, а потом, всхлипывая, сказала:
– Не на сто процентов безопасные… Я вон залетела, так что на сто процентов опасные!
Цянь Сяохун в ответ на это философское замечание не знала, то ли смеяться, то ли плакать.
– Сыцзян, так в книжках написано, это наука! А я сама не знаю толком… Раз все так обернулось, Кунь, что делать-то будем?
Кунь наморщил приплюснутый нос и повращал глазами, а потом сказал:
– Ничего не попишешь, придется идти на аборт!
4
Три девушки спали каждая на своей кровати, кроме того, у окна стоял общий письменный стол. Кровати расставили так, что получился прямоугольник, внутри которого оставалось свободное место, над кроватями висела москитная сетка, а между ними – непрозрачная занавеска, отгораживавшая спальное место. Хуан Син повесила рядом со своей кроватью фигурку Микки-Мауса, белого плюшевого зайчика и другие мягкие игрушки, ей нравилось коллекционировать эту ерунду. Помогая Цянь Сяохун заправить постель, она посоветовала ей тоже купить занавеску. Хун Син была очень высокой и стройной, когда она жестикулировала, то все ее тело подергивалось, а сосуды, заметные на белом прозрачном личике, создавали ощущение, что нежная кожа порвется от одного прикосновения. Цянь Сяохун смотрела, смотрела, а потом не выдержала:
– А-Син, почему у тебя такая кожа красивая? Ты разве не из Гуандуна?
А-Цин в ответ еле заметно усмехнулась:
– Что же, только вам, хунанькам, позволено быть красивыми?
Цянь Сяохун поняла, что А-Син легкий в общении человек, и непринужденно сказала:
– Я не в том смысле. Но красивые девушки из Гуандуна вообще не похожи на жителей Гуандуна!
Может, А-Син просто привыкла, что все вокруг нахваливают ее внешний вид, так что особо не отреагировала.
– А-Син, а сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– Ясно. А мне восемнадцать. А У Ин столько лет? Она здесь не живет?
– У Ин двадцать пять, у нее уже ребенку три года. Ее муж работает начальником цеха на заводе, и они всей семьей снимают квартиру в другом месте. А соседку, – А-Син ткнула пальцем в третью кровать, – зовут Чжан Вэймэй, она из Чаочжоу, завтра ты с ней вместе работаешь в утреннюю смену.
Цянь Сяохун увидела, что на москитной сетке висит плакат с изображением Лесли Чуна, который занимает буквально треть пространства.
– А во сколько начало работы?
– В восемь. Столовая на первом этаже. Вставать в десять минут восьмого, пока позавтракаешь, уже и на работу пора. Кстати, примерь-ка форму, я думаю, тебе нужен маленький размер.
Цянь Сяохун надела униформу: темно-синяя юбка, жилетка в тон, белоснежная рубашка, на шее шарфик завязан бабочкой, а ко всему этому еще и туфли на высоком каблуке.
– Очень красиво! Сама глянь!
Цянь Сяохун встала перед зеркалом:
– Ой, туфли не подошли, придется купить другую пару!
– Цянь Сяохун, я тебе расскажу историю про пижаму. Один человек как-то раз купил красивую пижаму, вернулся домой, примерил, и ему показалось, что домашние тапочки не сочетаются с пижамой. Тогда он купил новые тапочки, через два дня он заметил, что ковер в комнате слишком старый, поменял и ковер. На фоне нового ковра квартира выглядела ветхой, поэтому он принял решение приобрести новую квартиру. Видишь, сколько хлопот из-за пижамы?
Цянь Сяохун рассмеялась:
– А жену он тоже поменял? Я лично только туфли поменяю, слишком старые, не соответствуют остальной одежде.
Она крутилась перед зеркалом так и сяк, впервые видя такое отражение.
– А-Син, я красивая?
А-Син весело глянула на нее:
– Сяохун, ты хочешь от меня услышать, какая ты красивая? Но ты же сама отлично знаешь, красивая ты или нет.
– Я ростом не вышла, хорошо быть высокой, как ты?
– Наполеон тоже был маленького роста, а как он красиво сражался!
– На поле? Кто? – не поняла Цянь Сяохун.
– Наполеон. Это имя такое. Потом тебе про него расскажу. Хочу передачу послушать. – А-Син включила радиоприемник.
Женский голос таким тоном, будто вещание происходило из кровати во время занятий любовью, заказал поставить для бывшего парня песню "Время, проведенное вместе". Ведущий ответил, мол, простите, под рукой нет песен Энди Лау, есть только песня Джеки Чун Хок-Яу "Расставание под дождем". А-Син рассмеялась:
– Этой тетке еще повезло, смысл у песен почти один и тот же, а то поставили бы ей "Я люблю Тяньаньмэнь", вот повезло бы!
– Это какое-то новое развлечение? А как песни заказывать? – поинтересовалась Цянь Сяохун, снимая форму.
– Надо позвонить на радиостанцию. У них есть телефон горячей линии. Мы месяц дозванивались, и только разок получилось. Очень забавно!
Цянь Сяохун показалось, что А-Син говорит как образованная.
5
Несмотря на имя, внешность Чжан Вэймэй наводила тоску. Скулы ее слегка выдавались, а когда девушка смеялась, то они торчали еще сильнее, глаза были небольшими и бегающими, как две крысы. Следы от ныне покойных прыщей так и засохли на лице, при взгляде на них появлялся порыв отковырять все эти корочки, однако новые и новые прыщи появлялись безостановочно, из-за чего окружающие испытывали замешательство. Роста Чжан Вэймэй была немаленького, фигура отчасти компенсировала остальные несовершенства, однако тазовая кость слишком широкая, мяса наросло много, и во время движения ягодицы подпрыгивали, отчего со спины возникало ощущение, что идет пожилая женщина. Однако Чжан Вэймэй носила простую девичью прическу – длинные волосы на прямой пробор, и весь ее облик отражал жестокий конфликт "внутренних противоречий", что не мешало девушке иметь высокое самомнение. Цянь Сяохун утром поздоровалась с Чжан Вэймэй, та в ответ натянуто улыбнулась и особо не вступала в разговоры, она поставила за стойкой маленькой зеркальце, прислонив его к стенке, и в свободное время посматривала в него, то подкрашивала губы, то терла глаза, и все это с серьезным видом. С левой стороны от холла располагался ресторан европейской кухни, на втором этаже – китайский ресторан, с третьего по девятый этаж – номера. Чжан Вэймэй, похоже, проработала здесь уже достаточно долгое время и хорошо знала всех посетителей, а Цянь Сяохун оставалось лишь улыбаться, и к концу дня лицо аж одеревенело.
– Ешь швободные номера? – спросил смуглый полноватый мужчина.
– Простите, не могли бы вы говорить на путунхуа?
Гость говорил по-кантонски, и Цянь Сяохун не поняла.
– Етить! Ты шама-то откуда? Я так говорю уже што лет! А ты меня взялашь переучить! – Голос у него был грубым.
Посетитель уставился на Цянь Сяохун помутневшими глазками, отчего она испытала замешательство. Тут Чжан Вэймэй перестала смотреться в зеркало, улыбнулась так, что скулы взлетели вверх, и сказала:
– Господин, простите, она новенькая! Сколько нужно комнат?
– Одну! Зачем мне нешколько?!
– Господин, зарегистрируйтесь, пожалуйста!
– Вот тебе документы, шама заполни за меня!
Чжан Вэймэй взяла у него удостоверение личности и вместе с регистрационной формой передала Цянь Сяохун.
– Скажите, на сколько дней вам нужен номер? – спросила Цянь Сяохун.
– На хрен мне тут жить нешколько дней! Я не ш тобой говорю! – Он повернулся к Чжан Вэймэй: – На чаш.
Чжан Вэймэй ответила:
– На час та же стоимость, что за полдня, пожалуйста, внесите залог в двести юаней.
Мужик вытащил туго набитый бумажник, швырнул две бумажки, взял карточку от номера и ушел. Цянь Сяохун увидела, как мужик шаркает ногами, кошелек в заднем кармане делал задницу круглой и упругой, а за этой круглой задницей в лифт тихонько вошла девушка, словно собака, нюхающая ему зад.
– А-мэй, почему они ботинки носят, как туфли без задников? Я сколько раз уже видала! – не выдержала Цянь Сяохун, и ей плевать было, есть ли у Чжан Вэймэй сейчас время отвечать.
– Богачи! – односложно ответила Чжан Вэймэй. Не отрывая взгляда от зеркала, она терпеливо боролась с одним упрямым прыщом. Возможно, у нее сейчас была овуляция, поскольку прыщи буквально напирали друг на дружку.
– Надевать ботинки как шлепанцы – какое отношение это имеет к богатству? Они так подвергают себя наказаниям? Мне кажется, если пятки сотрешь, то потом очень больно! – хихикнула Цянь Сяохун.
– Нравится ему, тебе-то что за дело? – Чжан Вэймэй категорически не соглашалась на ничью с прыщом, она надавила посильнее, а в голосе ее появилась решительность. Цянь Сяохун послышались в ее словах какие-то странные нотки, словно бы в мире не было никаких других вещей, заслуживающих внимания, кроме ее прыщей.
Прямые волосы Чжан Вэймэй закрывали половину лица, Цянь Сяохун в зеркало видела, как Чжан Вэймэй указательными пальцами выдавила из прыща капельку гноя, которая брызнула прямо на зеркало, а потом на коже появилась капля темно-красной крови. Чжан Вэймэй издала протяжный вздох, словно гора упала с плеч, промокнула кровь салфеткой, а потом повернулась, улыбнулась, выпятив скулы и искоса глядя на Цянь Сяохун, словно в победе над прыщом была и ее великая заслуга. При виде такой теплой улыбки Цянь Сяохун опешила, оставалось лишь выпятить грудь в ответ на редкую улыбку.
– У тебя такая чистая кожа, а я вот мучаюсь от гормональных проблем. – Чжан Вэймэй нашла объективную причину своим запущенным прыщам.
Цянь Сяохун показалось, что Чжан Вэймэй вкладывает в свои слова какой-то скрытый подтекст, типа если бы не гормональные проблемы, то никаких прыщей не было бы, а тогда кожа была бы гладкой, и сама Чжан Вэймэй стала бы писаной красавицей.
– Ты их пальцами не ковыряй! Выйдешь замуж – и все пройдет, правда! – Цянь Сяохун говорила серьезно, как врач.
Чжан Вэймэй тут же издала какой-то сдавленный смешок, словно кто-то снаружи потянул за провод, вытянул смешок из горла, и, выкатившись наружу, смешок стал размером со снежок, а потом изо рта Чжан Вэймэй изверглись три вполне нормальных "ха". Лицо ее сморщилось, теперь она напоминала тетушку, которая смеясь ударяла тебя по ляжке.
– Ошибаешься! Я с мужиками сплю уже много лет, а прыщей на лице только больше становится.
– Правда? Значит, все сложнее! – У самой Цянь Сяохун не было опыта борьбы с прыщами, поэтому она немного сомневалась. – Насколько я знаю, есть один способ: надо взять противозачаточные таблетки "Таньцинь-1", смочить водой и нанести кашицу на больное место, через неделю все прыщи подсохнут и исчезнут.
Чжан Вэймэй испуганно выпрямилась, явно навострив уши, чтобы узнать, как избавиться от прыщей, которые так сильно отравляли ей жизнь. Она быстро схватила ручку и переспросила:
– Что? Что? Повтори еще раз, я запишу.
Цянь Сяохун еще раз повторила название лекарства.
– "Таньцинь-1" звучит как название искусственного спутника. – Чжан Вэймэй скрипела ручкой по бумаге, а глазки, напоминавшие крыс, быстро бегали.
Затем Чжан Вэймэй вкратце рассказала о себе и прониклась к Цянь Сяохун дружескими чувствами. Прошло совсем немного времени, достаточного разве чтобы справить большую нужду, как тот шаркающий мужик спустился сдать номер. Его пыл явно поугас, видно было, что он получил удовольствие, и даже, сдавая номер, попытался, запинаясь, пошутить с Цянь Сяохун на путунхуа. Его спутница выглядела так, словно всего лишь заходила в дамскую комнату, она как ни в чем ни бывало пересекла фойе, вышла на улицу, повернула направо и испарилась. Когда мужик резко повернулся, Цянь Сяохун уставилась на его задницу, которая стала куда более плоской.