* * *
Первое, что замечают Ясины глаза, когда, ступая короткими шажками и держась за живот, она выходит из приемного отделения, - далекая луна, барражирующая в лазурном небе. Яркое солнце наделяет оставшуюся на березках желтую листву блеском червонного золота. Луна потеряла свою материальность. Она состоит из дымчатой прозрачности разбросанных по небу облачков. Кажется, сейчас дунет ветер, луна потеряет свою форму и ее остатки унесет за горизонт, вместе с Озером Радости, до которого Янина так и не догребла.
Девушка садится в троллейбус и едет домой, и каждая ямка, в которую попадают колеса "двойки", вонзает в ее живот семейку отточенных кинжальчиков. Янка замечает, как сильно изменило ее происшествие на Луне. Еще совсем недавно ее было двое. И это проявлялось во внутреннем диалоге; в ощущениях тела, которое стало зеркалом, где уже угадывалась новая жизнь; в том, какие формы принимали глаголы будущего времени, стоило задуматься о завтра.
Сейчас ее стало - ноль. Под сердцем, на месте озорной рыбки - пустота высохшего аквариума. В русском языке нет окончаний, передающих не множественное, не единственное, а нулевое число. И ни в одном языке мира нет. А потому Ясина текущая грамматика непередаваема. Девушке кажется, что она потеряла вещественность, как барражирующая в лазурном небе луна. Сейчас дунет ветер, Яся потеряет свою форму, и ее остатки унесет за горизонт. И никто этого не заметит.
Дома Сашка включает ей неслышную музыку и произносит неслышные шутки, после чего неслышно смеется сама. Сашка ложится рядом с ней с ноутбуком и показывает ей легкие фильмы с Биллом Мюрреем. В этих фильмах люди много улыбаются. В этих фильмах нет детей. В этих фильмах нет смерти. Сашка гладит ее по волосам и вытирает ей слезы. Сашка помогает собрать рюкзак: майки, белье на семь дней, свитер, запасные джинсы - на тот случай, если первые будут постираны, теплые ботинки. Исполнительный лист и остатки денег спрятаны в паспорт. Крохотный фонарик Янка дарит Сашке - случая, когда судьба будет вести ее в поисках ночлега по темной улице незнакомого города в чужой стране, в ближайшие годы не представится.
Сашка вызывается проводить ее до вокзала, удивляя Ясю своей убежденностью в том, что Яся вещественна. И достойна того, чтобы с ней возиться. Они бредут через город, обнявшись. Они проходят вдоль реки, прощаясь со сновидчески-величественным неоготическим дворцом по ту сторону зеленого моста - дворцом, который в любой другой стране бывшего Союза стал бы туристической достопримечательностью, а в Вильнюсе меркнет на фоне шедевров Пьетро Пьетри. Они останавливаются выпить кофе в угловом кафе напротив "Новотеля" и смотрят на прохожих, таких нарядных, и таких декоративных. Они бредут по Вильняус - мимо нового дворца Радзивиллов, старого дворца Радзивиллов, с совершенными пропорциями аркады которого заходят попрощаться отдельно. Они обнимаются на прощание, после чего Яся оставляет за окнами очередного автобуса международного следования очередного человека, с которым успела сблизиться.
* * *
К поясу пограничницы подвешен крохотный ноутбук со сканером, к бедру - пистолет, к груди - бейдж, где вместо имени указан номер. 5627 скармливает Янкин паспорт сканеру, ее лицо бесстрастно, ее движения лаконичны, как настоящая поэзия. Ни одного лишнего смысла. Забранные в хвост волосы черны словно оружейная сталь, волосок к волоску. Она - совершенный винтик системы, о резьбу которого можно порезаться. Наша героиня осознает, что 5627 - того же возраста, что и она сама, но их жизненные маршруты прошли по настолько разным ухабам, что теперь они могут встретиться исключительно в роли хищника и жертвы. Овчарки и убегающего. Компьютер пищит два раза, 5627 достает рацию. Не меняя выражения лица, она сообщает:
- Пять шесть два семь. У меня "ошибка регистрации считывания" на терминале.
- Номер ошибки? - спрашивает сквозь помехи мужской голос.
- Два ноль четыре. Фамилия стала красной и мигает. Нажимаю "о’кей", ничего не происходит.
- А что в комментариях?
- "Отсутствует в списках на выезд".
Мужской голос молчит с минуту, а потом распоряжается быстрой скороговоркой:
- Так, пассажира - на досмотр с вещами. Проследи, чтобы не оставил ничего на сиденьях. Особенно журналы или книги.
5627 позволяет себе легкое удивление - правая бровь приподнимается ровно на миллиметр, после чего возвращается обратно.
- Проходим с вещами на выход, - говорит она Янке и становится на шаг позади нее в узком автобусном проходе, всем телом показывая, что будет ее конвоировать, а не просто сопровождать.
Конвоируемая закидывает рюкзак за спину и идет к выходу. Дорогие соотечественники подчеркнуто не смотрят в ее сторону, боясь испачкаться ее проблемами, боясь испытать неуместное сочувствие, боясь, что она попросит у них о помощи, и тогда придется краснеть и отдуваться, объясняя, что нет, родителям или друзьям они звонить и сообщать о ее задержании не станут - мало ли, чем это закончится для них самих.
Здание пропускного пункта отмечено неплохим ремонтом и острым запахом мочи из туалета, дверь в который приоткрыта. 5627 заводит ее в крохотный кабинетик с табличкой "Комната индивидуального досмотра". В кабинетике - прикрученный ножками к полу стол и двое зависших над ним мужчин в форме Погранкомитета. Мужчины не двигаются, как будто тоже прикручены к полу. Через секунду в зальчик заходит похожий на Владимира Путина неприметный человек в гражданском в сопровождении веселого дяди в синем кителе таможенника. Таможенник держит в согнутой руке фуражку так, будто она бумеранг и он собирается ее запустить от локтя в воздух.
- Так, значит, девушка вы моя дорогая, - обращается таможенник к Янке скороговоркой. - Рюкзак расстегиваем и выкладываем содержимое, начинаем с боковых карманов. Достав все вещи, карманы выворачиваем подкладкой наружу. Ну и давайте сразу: что везете? Литературу? Периодику? Носители информации? Крупные суммы в валюте? Вы курьер? Волонтер?
Янка заторможенно качает головой. Она не знала, что ее появление на границе вызовет такой ажиотаж. Человек в гражданском берет ее паспорт, всматривается попеременно в фото и в лицо девушки, а затем спрашивает на хорошем белорусском языке, интонируя, как диктор радио "Культура":
- Из какой вы партии? Я вас что-то не узнаю.
- Я политикой не интересуюсь! - возражает Янка.
- Вот хоть бы раз все честно сказали! - веселится таможенник, крутя в руках фуражку. - Эх, кто б меня взял к этим озабоченным! По заграницам ездят, гранты пилят! А нам тут сиди среди буслов!
- Да я не состою в партиях! - повышает голос Янина. - Вы сдурели все, что ли?
- Ну как не состоите? - наседает на нее Путин, немедленно вслед за Янкой переходя на русский. - А как в список два ноль четыре попали? А что ж въезжаете, когда у нас выборы на носу?
- Какие выборы? - удивляется Янка. И добавляет: - Какие выборы? В стране двадцать лет одно и то же! Какие выборы? Вы о чем?
- Секунду! - поднимает палец человек в гражданском. И предъявляет собравшимся страницу "Визы и другие отметки" Янкиного паспорта. Там - одна выездная печать. - Орлы, ей этот документ выдан в шестнадцать лет! Какой она курьер? Кто вообще кипишить начал?
Один из склонившихся над столом пограничников обиженно подает голос:
- Так а что? Там была ошибка два ноль четыре! Сами же инструктировали!
Янка достает из кармана джинсов сложенную в четыре раза страницу. Час назад страница лежала в паспорте вместе с документами, но за подачу паспорта с посторонними предметами внутри на границе Беларуси взимают штраф. Девушка протягивает эту страницу мужчине в гражданском, так как ее чутье подсказывает, что именно он тут главный. Путин разворачивает бумажку, просматривает, показывает таможеннику и прикрикивает:
- Идиоты! Запугали ребенка! Она исполняшка! Причем, - он с облегчением хмыкает, - по уклонению от распределения! Зарабатывала на штраф за рубежом! Выехала из Беларуси до наложения! Вот и все!
Происходит гоголевская немая сцена. У мужчин в форме погранвойск появляются выражения на лицах. У таможенника выражение исчезает. Он снимает с локтя фуражку. Под ней оказывается видеокамера. Выясняется, что он вел запись происходящего через отверстие в кокарде.
- У нас процедура такая, - объясняет он в никуда, крякает и торопится уйти. Дверной проем занят пограничниками, и он смешно переминается с ноги на ногу, дожидаясь, пока они вытеснятся из комнаты.
Человек в гражданском прикладывает к Ясиному паспорту печать, вписывает туда что-то от руки, ставит размашистую подпись, а затем командует в рацию:
- Автобус на Минск территорию не покинул? Давай разворачивай его! Сюда подгоняй! Понятно, что не положено! Пусть по встречке прет!
Девушка возвращается на место с чувством, что победила систему, хотя единственная ее заслуга состоит в том, что она никого не пыталась победить, оказавшись беспартийной и аполитичной. Дорогие соотечественники смотрят на нее с интересом, пытаясь угадать, что ее вернуло в мир людей. На Янку снова можно поднимать глаза. За контакт с ней не вызовут сдавать отпечатки пальцев. Если бы Кастусь Калиновский побывал внутри этой ситуации в 1863 году, он совершенно точно не стал бы организовывать свое польское восстание и умирать за свободу.
Девушка открывает паспорт, на четвертой странице - штамп "Выезд во все страны мира запрещен сроком на…". И вписанное от руки: "2 года". Рядом - дата и подпись, похожая скорей на подпись художника, актера или писателя, но никак не особиста при погранслужбе. Иногда тюрьма может иметь форму слегка смазанной квадратной печати красного цвета.
* * *
За то время, пока Янки не было в стране, на поле у Гродненской трассы успел выпрыгнуть город. Многоэтажки, только что вылезшие из-под земли, где покоились в виде семян грибницы, еще мультипликационно покачиваются на вершинках. Между ними проложены игрушечные дорожки, по которым ездят 3D-машинки и гуляют 3D-пешеходы. Тысячи одинаковых окошек напоминают иллюминаторы космического корабля. Когда-нибудь Каменная горка покажет свою истинную сущность, стартовав к звездам - вместе с дорожками, по которым ездят 3D-машинки, вместе с высотками, которые окажутся фрагментами одной огромной станции.
Янка страдает от ощущения, что автобус привез ее в другой город. Или в тот же город через пятьдесят лет. Дорога до вокзала уставлена коробами бизнес-центров, скверы успели обернуться паркингами, на половине законченных или только еще расковырянных строек - логотипы компаний ее отца. Привокзальная площадь обросла зеркальными бизнес-центрами инопланетной формы. Сталинские башни, обрамляющие улицу Кирова, выглядят взятыми в заложники. Не изменились лишь маршрутки. Они по-прежнему похожи на мчащиеся через город пустые пулеметные ящики.
Лаура встречает Янку теплее, чем папа. Лаура говорит десять слов:
- Как я рада, что вы вернулись! Я сейчас вам перестелю!
Папа встречать ее не выходит. Когда дочь отправляется на его поиски, чтобы рассказать о приезде, она натыкается на него в коридоре. Отец спешит, его голова чем-то занята, так что он как будто узнает ее с некоторым усилием. То есть сначала он пробегает мимо, потом останавливается, разворачивается и выдает с блуждающим взглядом четыре слова. Одно восклицание, одно утверждение и один вопрос, с плавным нарастанием общей обидности:
- О! Ты здесь. Накаталась?
Сказав это, он ныряет в темную комнату у изгиба коридора. Раньше тут был чулан, где хранились привезенные из Италии мраморные статуи наяд и фавнов, которые собирались установить в саду, но потом концепция сада изменилась. Яся заходит за ним в надежде поговорить, но ее тотчас же прижимает к стене усиленным концертными сабвуферами перемиксованным треком "Bucci Bag" исполнителя Andrea Doria ft Fatboy Slim. Команда звуко- и светотехников монтирует стробоскоп. В бывшем чулане темно. Судя по репликам рабочих и хозяина, стробоскоп никак не хочет синхронизироваться, и это интересует папу куда больше, чем Ясино существование. Невидимые руки снова и снова запускают стартовый проигрыш "Bucci Bag", зал наполняется гулом гигантского бубна, долбящего в фундамент дома, подвешенная под потолком рампа переходит с ближнего на дальний свет, но делает это не так, как хочется папе. Потому что тот хлопает в ладоши и кричит: "Стоп! Стоп! Стоп! А что красное не загорелось? Красное мне включи!" Дочка взвешивает, стоит ли подойти к нему и прокричать на ухо, стараясь заглушить бубен: "Папа! Я чуть не умерла в Вильнюсе!" Но потом понимает: папу лучше не беспокоить. У него не загорается красное.
Тетя Таня встречает Янку сорока словами, ни одно из которых не касается факта приезда падчерицы:
- А мы тут клубешник решили устроить прямо дома. А то Сергей Юрьича один журналист в "Блондинках и брюнетках" узнал, сфотографировал. И чуть смертоубийство не стряслось, камера вдребезги, журналист в больнице, а Сергей Юрьичу левой рукой вилку держать - знаешь как сложно?
Оказавшись в своем флигеле, Янка понимает, что ей пока рано распаковывать рюкзак. На съемных квартирах она чувствовала себя более дома, чем дома.
* * *
Папа называет ее "эта", "она" и "девочка".
* * *
Восемьдесят процентов вакансий на сайте "Vacancy.by" сформированы предприятиями, контролируемыми ее отцом. Сайт "Vacancy.by" находится на балансе компании "Доходные программы", входящей в структуру холдинга "ИнфоПарк", принадлежащего ее отцу.
Девочка гуляет по центру. Девочка читает частные объявления. Листики на столбах - медиа, гарантированно не аффилированное с большими корпорациями. Большинство объявлений приглашают не на работу, а на семинар по поиску работы, - затея, от которой веет таким "Гербалайфом", что хочется вернуться на сайт "Vacancy.by". А что еще ожидать от объявлений на столбах? Попадается настойчивое предложение войти в бизнес по распространению ультразвуковой безводной стиральной машины "Малютка", но Яся знает: у нее с "Малюткой" не сложится.
Наконец она находит подходящий для себя вариант: "Работа в магазине. Мелкая розница. Не подземный переход. Все условия. Карьерный рост". Она встречается с подателем объявления в кафе "Темпо" на улице Коласа. Похожий на сильно располневшего Фиделя Кастро мужчина лакончино представляется: "Каравайчук". Ни имени, ни отчества. Он одет в толстую кожаную куртку и гавайскую рубашку с коротким рукавом, несмотря на холода. Мужчина заказывает себе графин водки и стакан сока. Мужчина снабжен золотой цепкой. Для некоторых людей девяностые не кончатся никогда.
- Зарплата триста пятьдесят. Работа с одиннадцати до восьми. На точке через день. - Он замахивает рюмку водки и отпивает ровно четверть стакана сока. Это значит в графине - двести граммов. Потом крякает, массирует себе растительность на лице и продолжает: - К торговле: порошок, паста, шампуни. Ни весов, ни ящиков - все упаковано и хорошо пахнет. Сахар, а не работа. Сам бы пошел. Но у меня таких точек пять. Весь день между ними кузнечиком ношусь. Кручусь. Время такое.
Новый Ясин офис - крохотный уступ в подъезде дома на станции "Автозаводская". Уступ застеклен, к нему подведена лестница.
- Здесь раньше проходной подъезд был, - откровенничает Каравайчук, когда в первый рабочий день заходит принять выручку. - Думаю, такой шанс для бизнеса! Надо один выход закрывать и точку ставить. А для этого разрешение жильцов нужно. На дворе - девяносто второй! Три квартиры, четыре этажа. Готовь листать косарь. Каждый попросит по сотке - и все, финал. Ну, я решил на шару сунуться. Занес им по кило бананов! В каждую хату! Думал, не проканает! Думал, по сотке выкатит каждый! Но проканало! Подписали! Во народ был! Журнал "Огонек", а не народ! Я эти бананы за первый день отбил! За день!
Весь бизнес Каравайчука строится на понимании, усвоенном на эпизоде с бананами. Утром он проезжает по рынкам и оптом скупает товар, который с шестидесятипроцентной наценкой реализует Яся в розницу. Принцип "на шару" работает, так как до ближайшего гипермаркета далеко. Выйди Каравайчук на заметные прибыли, его шарашка была бы прожарена в духовом шкафу и сервирована в кисло-сладком соусе с белой спаржей для респектабельных людей, вроде Ясиного отца. Но доходы у Каравайчука ниже ячейки просева сита, отжимающего бизнес в городе. В хорошие районы Каравайчук не суется, так что ему позволено собирать крошки, крошки от которых перепадают Ясе.
Рассчитываясь за первый месяц, работодатель протягивает ей двести долларов.
- Ты же в курс дела входила! Вымолот не в полную силу был! На испытательном сроке! - пытается он оправдаться.
Его лоб взмокает предчувствием легких денег. Но в Ясе включается московский опыт и московские коммуникационные схемы:
- Со мной так не пойдет, дядя! Зажмешь расчет, я в Минтруда на горячую линию позвоню, что у тебя при торговле средствами гигиены санитарные условия не соблюдаются, продавцу по нужде приходится в подземку бегать! Точку обратят в доход государства, и плакали твои бананы.
Каравайчук всхрюкивает и достает из кошелька еще сто пятьдесят долларов - они были подготовлены к расчету, просто он надеялся, что проканает без них.
Нашей героине кажется, что нормальные варианты в ее жизни кончились. И теперь утомленное ее неуемностью мироздание будет подсовывать бюджетного Каравайчука, в той или иной форме. Она боится, что, откажись она от этой работы, следующим местом ее трудовой деятельности станет торговля алычой на Комаровском рынке.
* * *
Вещи, которых для нее не существует: самолет и само ощущение взлета и посадки (внутреннюю авиацию, идея которой не вступает в конфликт со штампом в паспорте у девочки, отменили); желтый песок у кромки прибоя, соленая пена, чайки; кипарисы; ледники на вершинах гор.
* * *
"В настоящее время связь с данным номером отсутствует". Он где-то там, среди ледников на вершинах гор.