- У меня есть приказ министра с фамилиями тех, кого разрешено включать в состав экипажа. Вот и улетишь, - снова нашел он выход из положения. - И Варю отправим, высадив пьяного. Им находиться на борту запрещено.
- А нельзя без скандала? - скривился Артём. - Есть же броня.
- Ее уже продали, - вздохнул Чулков, но тут же его будто осенило. - А давай, мы и твою жену отправим в составе экипажа, - предложил он. - Рейсы ведь идут один за другим. Среди твоих сотрудников есть женщины?
- Женщин нет, но у одного из них фамилия Дорфман, - сразу его поняв, ответил Артём. - Однако ее не впишут в полетное задание без документов.
- А это я беру на себя. Недаром столько лет здесь работаю, - весело заявил однокашник. - Только предупреди Варю, что ей придется сидеть у стюардесс.
Так получилось, что Артёму с Варей пришлось лететь домой на разных самолетах. Сначала в состав экипажа записали "научную сотрудницу Дорфман", а следующим рейсом, на полтора часа позже, возвратился в Москву и он сам.
* * *
Тем летом произошло еще одно приятное для Артёма событие. Надежда, наконец-то, вышла замуж за своего архитектора Сергея. Они сделали выгодный обмен и свили уютное гнездышко на любимой ею улице Горького. Новый Арбат не был еще построен, и бывшая Тверская считалась тогда московским Бродвеем. Все столичные пижоны и стиляги, приглашая своих "чувих" на прогулку, так и говорили:
- Пойдем, прошвырнемся по Броду!
К счастью для Артёма, новый муж Нади не претендовал на роль воспитателя Анечки и, как ему показалось, мало ею интересовался. Он производил впечатление эгоцентричного чиновника, целиком поглощенного своими служебными делами и связанными с ними заботами. Было заметно, что жену свою любит и дорожит создаваемыми ею домашними удобствами.
Надежда до последнего времени через Лёлю прощупывала прочность брака Артёма и Вари и зная, как этим мучит бывшего мужа, под разными предлогами препятствовала его встречам с дочерью. Однако, выйдя замуж за Сергея, сменила гнев на милость. Она первой пошла на примирение, вызвав Артёма на переговоры, и он сразу понял, чем это вызвано.
- У нас сейчас денежные затруднения в связи с обменом квартиры и обновлением обстановки. К тому же, Анечка растет, и ей всего нужно больше, - сходу требовательно заявила она Артёму. - Ты должен согласиться, что неправильно заботы о ней взваливать на Сережу. Это твоя дочь!
- Спасибо, что ты об этом вспомнила, - с долей иронии ответил Артём. - Я никогда не отказывался от помощи своей дочери и, по-моему, ты исправно получаешь на нее алименты. Они больше твоей зарплаты.
- Не спорю, но все же этого недостаточно. Анечка учится в английской спецшколе, и ей нельзя быть хуже других детей. Ты должен, - Надежда говорила с прежним апломбом, - больше уделять ей внимания и иногда поощрять за успехи ценными подарками.
- Положим, я ничего не должен, так как отдаю вам четвертую часть своего немалого заработка, - решительно отверг ее претензии Артём. - А если хочешь получать сверх этого, дай хотя бы возможность чаще видеться с Анечкой.
- Раньше этого делать было нельзя, чтобы ее не травмировать. Сам знаешь, как она страдала из-за того, что ты не хочешь жить с нами вместе, - не моргнув глазом, соврала Надежда. - Но теперь, когда все у нас изменилось, никаких препятствий для ваших встреч нет, - и милостиво добавила. - Если захочет, можете забирать ее хоть на каникулы.
"Скорее всего, она вам, голубкам, немного мешает", - подумал Артём, но вслух, не скрывая радости, сказал:
- Разреши мне, хотя бы, когда будет возможно, брать дочку на выходные. Вот мы с ней и разберемся, чего ей не хватает для счастья.
На этом и порешили. Надежда на лето отправила дочь в пионерский лагерь, и Артём с Варей чаще, чем она, ее там навещали. А когда дети оттуда вернулись, и пошли грибы, они стали брать Анечку с собой в лес, и вскоре она тоже пристрастилась к "тихой охоте". За эти поездки девочка, кстати, больше похожая лицом на Варю, чем на родную мать (так казалось Артёму), очень с ней сдружилась. Она ничуть не дичилась, хорошо слушалась, и Варя привязалась к ней всем сердцем.
Артём радовался, глядя на то, как хорошо они ладят, и ему казалось, что теперь-то между ним и дочерью установится крепкая связь. Когда он заезжал за Анечкой и привозил ее обратно, Сергей никогда не разыгрывал из себя папашу и держался вполне лояльно. Муж Нади не стремился установить с Артёмом приятельские отношения, но чувствовалось, что он доволен тем, что падчерица проводит много времени у своего отца.
Артём тоже был доволен характером сложившихся у них отношений и очень надеялся, что они сохранятся и впредь, так как по всему было видно, что Надежда и Сергей живут дружно и у них полное взаимопонимание. Ему даже показалось, что она искренне любит этого ничем не выдающегося человека и отказалась от честолюбивых планов войти в элиту столичного общества.
Но он снова ошибся.
* * *
Несмотря на то, что перед глазами Вики был пример прочного брака ее матери с Семеном Бандурским, семейная жизнь племянницы явно не заладилась. И второй брак с Гришей, несмотря на прежнюю любовь и рождение ребенка, распался так же быстро, как и первый. На этот раз винить Вику было не в чем, ибо муженек вел разгульную жизнь и часто пропадал по ночам, пристрастившись к карточной игре. В конце концов она этого не выдержала и указала ему на дверь.
Переживания Лёли можно было себе представить. Мало того, что ее дочь уже дважды потерпела неудачу в браке, но без отца остался маленький Дима, поскольку надеяться на то, что легкомысленный папаша исполнит свой долг по отношению к сыну, не приходилось. Трагедия дочери и новое замужество Надежды повлияли на непреклонную натуру сестры, и она, наконец-то, признала его жену.
- Ты знаешь, братец, после всего, что произошло, до меня наконец дошло, почему ты так ценишь Варю, - призналась она Артёму, пригласив его, чтобы поделиться своими горестями. - Она, конечно, простовата, но зато добрый и порядочный человек. Такие сейчас редко встречаются.
- Я рад, что ты это поняла, - удовлетворенно ответил он, но счел нужным добавить: - А когда узнаешь получше, то убедишься, что Варенька еще и очень одарена от природы.
- Неужели? - удивилась Лёля. - Какие же у нее таланты? Я знаю только, что она хорошо учится.
- Положим, это тоже немало. Она окончила училище с красным дипломом и в институте у нее лишь несколько четверок, - не без гордости сообщил Артём. - Но еще Варя рисует и даже сочиняет стихи. И у нее хороший вкус.
- Ну ты совсем захвалил жену, - рассмеялась Лёля. - Забыл только упомянуть, что она прекрасно готовит. Это достоинство для жизни важнее других.
- И то верно, - весело согласился Артём. - Если будешь часто у нас бывать, сможешь лично в этом убедиться.
Вскоре страдания его сестры неожиданно закончились. Вика преподнесла матери новый сюрприз, на этот раз приятный. Она в третий раз стремительно вышла замуж и, притом, очень удачно. Ее новый муж, Валентин Николаев, был молодым, но уже широко известным критиком, занимавшим высокий пост в Союзе писателей. Валентин тоже прошел через развод, и от первого брака у него был ребенок. Однако, был так влюблен в Вику, что решил усыновить и Диму.
Разумеется, Лёля тоже была за это, и смогла уговорить дочь, ставя в пример безупречное отношение к ней Бандурского. Опасались, что Гриша будет чинить препятствия "из принципа", но, против ожидания, гуляка не возражал. Вскоре Дима, как и его мама, стал Николаевым, но несмотря на это, остался точной копией своего отца. Природа - не фамилия, ее не переделаешь.
А закрепил Артём их с Варей добрые узы с семейством сестры, сделав Вике шикарный свадебный подарок - большую фарфоровую собаку из знаменитой пары, которую можно увидеть только в каталоге Мейсена. Второй собакой обладала Лёля. Эти шедевры искусства были музейной редкостью. Их Анна Михеевна приобрела во Львове, и они являлись предметом ее гордости. И вот знаменитая пара объединилась вновь, но уже в семье Николаевых, так как свою собаку Лёля еще раньше подарила дочери.
- Ну, братец, не ожидала от тебя такой щедрости, - обрадовалась сестра, когда Артём вручил Вике это подлинное сокровище. - Я знала, что ты не жмот, но чтобы... - она аж задохнулась от восторга. - Ты хоть интересовался, сколько она стоит? У антикваров приценивался?
- А зачем? Я и без того знаю, что это - шедевр, и никогда бы ее не продал, - честно ответил Артём. - Но это - пара, и собаки должны стоять вместе, как у нас в доме на Покровке. Пусть они будут у Викочки.
Спустя месяц у сестры Артёма произошло еще одно радостное событие. Семен Бандурский получил новую шикарную квартиру, да не где-нибудь, а в самом престижном в то время районе, который прозвали "тихим центром", так как он располагался в уютных улочках и переулках между Садовым кольцом и Пушкинским бульваром. До этого престижными считались "сталинские" дома по Кутузовскому проспекту и высотные здания, но они находились в шумных местах и в них жило слишком много народу.
В "тихом центре" для столичной элиты строились небольшие, как правило, одноподъездные дома с ограниченным количеством жильцов. Снаружи их вид был самым обычным, но внутренние помещения и квартиры отличались комфортом и роскошной отделкой. Кроме того, имелось много подсобок и в подъездах дежурили вахтеры, не пропускавшие в дом посторонних.
Как только в "тихом центре" сносили старую развалюху, на ее месте сразу, как по мановению волшебной палочки, вырастал такой элитарный дом, который заселялся очередной партией власть имущих, и других видных представителей, так называемой "номенклатуры". Лишь очень редко квартиры в этих домах доставались крупным ученым и известным артистам, обласканным властью.
- Квартира шик-модерн, спору нет. Я тебя от души поздравляю, - в восторге от увиденного сказал Артём, который помогал Лёле в переезде. - Но и на Кутузовском у тебя ведь была не хуже. Особенно после того, как ты ее переоборудовала, затратив уйму сил и денег. Тебе их вернули новые жильцы?
- Как бы не так. Вернут они! - с досадой ответила Лёля. - Эти хамы меня даже не поблагодарили. Настолько завидуют тем, кому посчастливилось получить квартиры в этих домах. А я на новую отделку и сантехнику истратила все наши сбережения!
- Может, не стоило тогда переезжать? У тебя та квартира была не меньше этой и выглядела не хуже, - пожал плечами Артём. - Должно быть, тебе обидно, что этим нахалам досталось то, что ты там сделала, на халяву?
- Разумеется, мне обидно, но переехать стоило, - убежденно ответила Лёля. - Не говоря уже о том, что на Кутузовском шумное движение, и в подъезде вечно мочились подонки. И потом, эта квартира - все-таки лучше. Ты видел, какие глубокие стенные шкафы? А в подвале для всех жильцов оборудованы кладовки. Правда, это удобно?
Артём согласно кивнул, и она с важным видом продолжала:
- А над нами будет жить замминистра. Так ему дали, по сути, две квартиры.
- То есть, как? - поразился Артём. - Разве это возможно?
- Для себя все можно. Дом построен их ведомством, - с усмешкой ответила Лёля. - Квартира как бы одна, но из общей прихожей отдельный вход в комнату для гостей, при которой имеется кухонка и свой санузел. Не хило придумано!
- И ты считаешь это правильным, что чиновнику министерства, пусть даже крупной шишке, дают две квартиры, да еще в таком роскошном доме, когда, - Артём аж задохнулся от возмущения, - я уверен, большинство его подчиненных теснится в коммуналках? Нельзя транжирить средства на такую роскошь, когда не решена жилищная проблема!
- Ну вот, братец, выходит и ты нам завидуешь, - хмыкнула Лёля. - Как партийцу тебе известно, что уравниловки быть не может. Сравнил свою ответственность и заместителя министра!
Этим сестра лишь подлила масла в огонь.
- А причем здесь ответственность? - вскипел Артём. - За свою ответственность он большую зарплату получает, а вот как работает и какую пользу приносит - еще неизвестно! Может, его завтра снимут с этой должности, так за что ему такая квартира? - он сделал паузу, чтобы успокоиться, и примирительно сказал: - Конечно, я завидую тебе, сестрица, но белой завистью. Так бы всем жить! И осуждаю не тебя и Сеню, так как отказаться от такой квартиры может только идиот. Меня возмущают казнокрады и липовые коммунисты, которые тратят на эти излишества огромные средства, вместо того, чтобы строить больше жилья, и выполнить то, что обещала людям партия.
- Ты неисправимый идеалист, Тёмка, - вздохнула Лёля. - Боюсь, что у тебя никогда не будет такой квартиры.
- Зато совесть будет чиста, - возразил Артём и, чтобы сменить острую тему, предложил: - Давай-ка, я лучше помогу повесить книжные полки. Где у тебя дрель?
* * *
Иванов, как и говорил, после Нового года перешел на работу в учебный институт и уже в начале весны защитил докторскую диссертацию в Киеве. Хотя очередь сократилась, у Ковача, насколько было известно, это дело не двигалось. Сознавая, что пока начальник не станет доктором наук, даже думать нечего о защите собственной диссертации, Артём ничего для этого не предпринимал. Но неожиданно у него появились шансы "остепениться" в ученом совете, который произвел его в кандидаты наук.
Предложение поступило от профессора Грознова, заведующего кафедрой организации производства, при которой Наумов был аспирантом.
- Это правда, Артём, что у тебя собака - породистый фокстерьер? - без предисловий спросил профессор, позвонив ему вечером домой. - Мне об этом сказал Малахов. Вроде бы, даже особенная, от чемпионов.
- Да, у нашей Чапы очень хорошая родословная, - ответил Артём. - А что вас интересует?
- Сынишка пристал, только фоксика ему подавай, - объяснил Грознов. - А ваша Чапа уже щенилась?
- Нет еще. Не давали жениха, пока не получит медаль, - улыбнулся Артём. - Для этого мы специально возили Чапу на выставку в Тулу.
- Ну и как, получили?
- Золотую, за первое место, - с гордостью ответил Артём. - Признали лучшей. Судьи сказали, что она - типичный представитель породы.
- Так у нее будут щенки? - нетерпеливо перебил профессор. - Когда?
- А от нас это не зависит. У них, в обществе кинологов, - объяснил Артём, - есть план воспроизводства элитарного потомства. Нам сообщат, когда будет свадьба. Это, - засмеялся он, - вязкой называется.
Грознов хохотнул за компанию и неожиданно предложил:
- Не мог бы ты, Артём, подскочить ко мне и немного просветить мое семейство? Мы еще никогда не держали собаки. А жена говорит, что если уж заводить, то породистую.
- Я могу и по телефону сказать все, что знаю, - попробовал уклониться от ненужной встречи Артём. - Да и зря хотите взять фоксика. Это злые охотничьи собачки и с ними много хлопот.
- Сын хочет только фоксика, - отрезал Грозное и многозначительно добавил: - Но мы поговорим не только о собаках. Ты ведь, как я слышал, уже подготовил докторскую. Почему бы тебе и не защитить ее у нас?
Это меняло дело. Артём даже немного растерялся. "И правда, почему я не брал в расчет эту возможность? Нацелился лишь на Киев, - мелькнуло в голове. - Но это не стоит обсуждать по телефону", - про себя решил он. А вслух вежливо произнес:
- Вас устроит, если я завтра заеду на кафедру часам к трем? Помнится, в два у вас заканчивается последняя лекция.
Вот так и получилось, что совершенно неожиданно у Артёма Наумова появилась реальная возможность защитить свою докторскую в обход очереди, негласно установленной в Киеве. Но, при обсуждении этого вопроса с Гроз-новым выяснилось, что по специальности "Организация производства" их ученый совет может присваивать только степень доктора экономических наук.
- Но почему? Ведь я же стал у вас кандидатом технических наук? И бывший мой оппонент Тихомиров в вашем совете получил степень доктора технических наук по этой специальности, - недоумевал Артём.
- В нашем ученом совете для этого недостает докторов технических наук, - объяснил Грознов. - Поэтому ВАК разрешил ему присуждать только кандидатские степени. А с твоим Тихомировым был особый случай. Его можно не считать.
- Все же интересно, как ему это удалось? - полюбопытствовал Артём.
- По ходатайству нашей ректорши Коровиной, ВАК разрешил для приема его защиты ввести в совет нескольких докторов технических наук. У твоего "крота" оказался какой-то подход к нашей Евдохе, - он с усмешкой подмигнул Артёму. - По блату, сам знаешь, у нас все возможно. Напрасно ты зациклился на технике! Сейчас быть доктором экономических наук даже более престижно. И защититься тебе у нас будет не так сложно. Совет по составу все тот же, и с ректоршей Евдокией я хорошо лажу.
- Но у меня - явно технический уклон. И научная школа - подготовленные мной кандидаты - тоже по технике, - усомнился Артём. - Если даже защищусь в вашем совете, то меня вряд ли утвердит ВАК, - и, подумав, все же решил отказаться: - Нет уж, переквалифицировать диссертацию мне не с руки. Вот если бы и для меня, как для Тихомирова, сделали исключение, - он с надеждой посмотрел на Грознова. - Может быть, попытаться попросить об этом Коровину?
- Ничего не выйдет, - махнул рукой профессор. - Наша Евдоха для тебя и пальцем не пошевелит, да и мне откажет. Не стоит унижаться. Ей не просто это устроить, и нужен мощный стимул.
- Ну, тогда и пытаться нечего, - сдался Артём, примирившись, что этот вариант отпадает. - Но, все равно, - улыбнулся он, - щеночка от Чапы вы обязательно получите, что бы о нас плохо ни подумали. Когда-то взятки "борзыми щенками" были в ходу.
- Спасибо, - растроганно произнес профессор, видно уже не рассчитывавший на благоприятный исход своей просьбы: - Знаешь, что мы сделаем? - задумчиво протянул он. - Попробуем найти подход к Евдохе через доцента моей кафедры Зинаиду. Ты ведь ее знаешь.
- А она как может помочь? - удивился Артём. - Зина ей родственница?
- Нет, она ей вроде наперсницы. Представляешь? Это несмотря на разницу в возрасте, - в глазах Грознова мелькнул веселый огонек, и он понизил голос: - Если бы не знали о слабости ректорши к молодым мужикам, подумали бы, что они лесбиянки, - он сделал паузу и задумчиво произнес: - Попрошу-ка я Зинаиду помочь. Она сама пишет докторскую и немало от меня зависит. Попытка не пытка.
"Вряд ли у Зины что-то получится, - уходя от Гроз-нова, с сомнением думал Артём. - Не станет Коровина пробивать в ВАКе мою защиту лишь для того, чтобы удружить приятельнице. Тут нужны козыри посильнее. Вот Бандурскому она бы не отказала! Но ни Лёлю, ни Семена просить я не буду, - твердо решил он. - Они все равно ничего не сделают".
И все же задуманная Грозновым "операция" зародила в нем робкую надежду на возможную удачу. Ведь чем черт не шутит, когда Бог спит!