*
После я прикрыла нас обеих покрывалом, и мы поочередно стали пить шампанское из горла. Я тронула Зену:
- Признавайся, гладила себя в камере?
Она шлепнула меня:
- Да вы не лучше тех, что внизу! Я чуть не умерла! - Откинув одеяло, она заглянула себе в промежность. - Придумать, будто у меня там петушок! Вот дурь-то!
- Дурь? О Зена, это было бы здорово: увидеть тебя с петушком! Это было бы так… - Я села. - Зена, я хочу увидеть тебя в Дианином дилдо!
- В этой штуковине? Она вас учит всякому сраму! Да я умру со стыда, прежде чем такое на себя надену! - У нее затрепетали ресницы.
- Ага, покраснела! Думала об этом, признайся? Были, были такие мысли - не рассказывай, что не было!
- Ну вот еще, чтобы я!
Но Зена вспыхнула еще ярче, чем прежде, и прятала взгляд. Я схватила Зену за руку.
- Пошли. Ты меня раззадорила. Диана ничего не узнает.
- О!
Я заставила ее вылезти из постели, потом выглянула в коридор. Музыка и смех внизу звучали чуть глуше, но все же громко и неистово. Зена привалилась ко мне и обняла меня за талию; совершенно нагие, зажимая руками рты, чтобы не засмеяться, мы нетвердой походкой направились в будуар Дианы.
Было минутным делом открыть секретный ящик бюро, достать ключ от палисандрового сундука и откинуть крышку. Зена наблюдала, робко оглядываясь на дверь. Увидев дилдо, она опять зарделась, однако не сумела отвести от него взгляд. Я ощутила пьяный прилив сил и гордости.
- Вставай. - Я говорила почти как Диана. - Вставай и застегивай пряжки.
Когда она справилась с пряжками, я подвела ее к зеркалу. При виде своего красного, вспухшего лица с крупинками крови тут и там я поморщилась, однако следы побоев перестали занимать мое внимание, когда я взглянула на Зену: уставившись на свое отражение с торчащим дилдо, она обхватила его ладонью и глубоко вдохнула, чтобы ощутить движение кожаного основания. В конце концов я повернула ее к себе, положила руки ей на плечи и обхватила бедрами головку дилдо. Если бы моя щель имела язык, она могла бы выразить свой восторг вслух, а если бы язык имела Зенина щель, она бы сейчас облизывалась от удовольствия.
Зена вскрикнула. Доковыляв до постели, мы упали крест-накрест на атласное покрывало; моя голова свешивалась с кровати, кровь прилила к щеке, рана саднила, но дилдо был у меня внутри, Зена начала толкать и извиваться, и мне ничего не оставалось, как приподняться и поцеловать ее.
И тут, перекрывая стук кроватных столбиков и пульсацию крови у меня в ушах, отчетливо послышался посторонний шум. Я откинула голову и открыла глаза. Дверь комнаты была открыта, проем заполнен женскими лицами. В самой середине, бледное от ярости, виднелось лицо Дианы.
*
На мгновение я застыла; перед глазами возникло все, что должна была видеть Диана: открытый сундук, скрещение рук и ног на кровати, ходящий ходуном зад Зены в кожаных ремнях (глаза ее были плотно закрыты, и она продолжала пихать и пыхтеть под взглядом разъяренной госпожи). Наконец я схватила Зену за плечи и крепко сжала. Она открыла глаза, увидела то же, что и я, и испуганно взвизгнула. Инстинктивно попыталась встать, забыв о стержне, что сковывал ее потные бедра с моими. Неуклюжее барахтанье - нервный смех Зены, прозвучавший еще резче, чем визг.
Наконец Зена вывернулась (дилдо при этом громко чмокнул, чудовищно отчетливо и откровенно нарушив внезапно наступившую тишину) и освободилась. Она стояла у постели, и между ног у нее качался дилдо.
- А ведь у нее и вправду есть член! - произнесла одна из дам.
И Диана ответила:
- Это мой член. Эти потаскушки у меня его украли!
Говорила она хрипло - наверное, из-за вина, но может, и от потрясения. Я взглянула еще раз на открытый и разворошенный сундук, которым она так гордилась, и внутри у меня шевельнулся червячок злорадства.
Мне вспомнилась также другая комната, та, которую я старалась забыть и вроде бы в этом преуспела, - комната, где я молча стояла в дверях, а моя любимая дрожала и краснела рядом со своим любовником. При виде Дианы, оказавшейся на моем месте, я невольно улыбнулась.
Похоже, эта улыбка стала последней каплей.
- Мария, - проговорила она (с нею была Мария, а также Дикки и Эвелин: наверное, они явились в спальню всей компанией, чтобы вернуть на место похабную книжонку), - Мария, позови миссис Хупер. Я хочу, чтобы сюда принесли вещи Нэнси: она уходит. А также платье для Блейк. Они обе отправляются назад, в канаву, где я их подобрала. - Произнесено это было холодным тоном, но когда Диана шагнула ко мне, в ее голосе прорезались злые ноты. - Шлюха! Тварь! Поблядушка, сучка, подзаборная девка!
Этими же словами она уже тысячу раз выражала похоть или страсть, теперь же, произнесенные из ненависти, они, как ни странно, почти меня не задевали.
Зену, однако, начало колотить. Дилдо закачался, и Диана, заметив это, взревела:
- А ну снимай!
Зена закопалась в ремнях, дрожащие пальцы не могли совладать с пряжками, и я пришла ей на помощь. Пока мы трудились, Диана честила Зену и недоумком, и уличной девкой, и онанисткой. Дамы в дверях глазели и посмеивались. Одна (как будто Эвелин) кивком указала на сундук:
- Отходи ее ремнем, Диана!
Диана криво усмехнулась.
- Ремнем ей достанется в исправительном заведении, когда она туда вернется.
Зена рухнула на колени и зарыдала. Диана, фыркнув, убрала ногу, чтобы слезы не намочили сандалию. Тут вмешалась Дикки (галстук у нее был ослаблен, поблекшая сирень на лацкане сплющена):
- А нельзя ли еще посмотреть, как они трахаются? Диана, скажи, пусть доставят нам удовольствие!
Но Диана мотнула головой; обращенный на меня взгляд был холодным и неживым, как потушенный фонарь.
- Больше они в моем доме трахаться не будут. Пусть трахаются на улице, как собаки.
Другая дама, вдрызг пьяная, заметила, что, по крайней мере, будет интересно понаблюдать за нами из окна. Но я не спускала глаз с Дианы; впервые за этот ужасный вечер мне в душу закрался страх.
Вернулась Мария с миссис Хупер. У миссис Хупер блестели глаза. С ней был мой старый непромокаемый мешок, который я принесла от миссис Милн и закинула в дальний угол чулана, и порыжевшее черное платье с парой ботинок на толстом каблуке. Под взглядами дам Диана кинула платье и ботинки Зене, потом с брезгливой гримасой сунула руку в мешок, извлекла оттуда смятое платье и пару туфель и кинула мне. Платье было из тех, что я носила в прошлой жизни и числила нарядным. На ощупь оно оказалось холодным и чуть липким, на швах собралась пыль.
Зена тут же натянула на себя жуткое черное платье и ботинки. Я, держа свое одеяние в руках, глядела на Диану и нервно сглатывала.
- Я это не ношу.
- Теперь наденешь, - бросила та, - если не хочешь, чтобы тебя выкинули на Фелисити-Плейс в чем мать родила.
- Выкинь ее в чем мать родила, Диана! - раздался голос у нее за спиной.
Это была леди из Лланголлена, минус цилиндр.
- Я это не надену, - повторила я.
Диана кивнула:
- Отлично, тогда я тебя заставлю.
Не дав мне опомниться и защитить себя, она подошла, вырвала у меня из рук платье и окутала мне голову юбками. Я стала выворачиваться и лягаться, Диана толкнула меня на кровать, прижала одной рукой, а второй продолжала натягивать на меня платье. Я сопротивлялась еще отчаянней, скоро платье лопнуло по шву.
Диана крикнула:
- Да помогите же! Мария! Миссис Хупер! И ты, девчонка. - Она обращалась к Зене. - Тебе что, захотелось обратно в твою треклятую кутузку?
Тут же по мне начали шарить, как мне показалось, десятки рук: дергали платье, щипали меня, хватали за брыкающиеся ноги. Я не могла дождаться, пока они отстанут. Под слоями шерсти было жарко и душно.
Мне досталось по распухшей голове, и там запульсировала боль. Вспоминаю отчетливо, как чей-то большой палец скользнул по внутренней части моего бедра и проник в пах. Может, это был палец Марии. А может, миссис Хупер, экономки.
Тяжело дышащую, одетую в платье, меня оставили лежать на постели. На ногах у меня были зашнурованные туфли.
- Вставай! - скомандовала Диана и, схватив меня за плечо, вытолкала за дверь спальни, потом будуара, в темный коридор.
Дамы последовали за мной. Миссис Хупер и Мария держали с двух сторон Зену. Когда я приостановилась, Диана пихнула меня так, что я чуть не упала.
Тут только у меня полились слезы.
- Диана, ты же не всерьез?
Но она ответила холодным взглядом. Тычками и щипками она меня подгоняла. Мы спустились по лестнице - с этого спирального хоровода запыхавшихся, причудливо наряженных женщин можно было бы писать шествие грешников в ад. Прошли через гостиную, где возлежали на подушках несколько оставшихся дам; они удивленно спросили, что это мы делаем. Одна из нашей группы объяснила, что Диана застала в своей собственной постели своего кавалера и горничную и теперь выкидывает их на улицу - зрелище, на которое стоит посмотреть.
Чем медленней мы шли, тем больше напирала сзади толпа, тем громче звучали смех и непристойные выкрики. На нижнем этаже стало холодно; когда Диана открыла кухонную дверь в сад на задах, порыв ветра ожег мои заплаканные глаза. "Нет, нет, не может быть!" - повторила я. На холоде я быстро трезвела.
Перед глазами возникли моя комната, чулан, туалетный столик, постельное белье; портсигар, запонки, прогулочная трость с серебряным набалдашником; льняной костюм цвета слоновой кости, туфли из такой мягкой и красивой кожи, что однажды я лизнула их языком. Часы с ремешком, чтобы носить на запястье.
Диана меня подталкивала, я обернулась и схватила ее за руку.
- Не выгоняй меня, Диана! Оставь! Я буду хорошей! Оставь меня, я стану тебе угождать!
Под мои уговоры она вела меня все дальше, пока мы не уперлись в высокие деревянные ворота рядом с каретным сараем в дальнем конце сада. Диана раскрыла дверцу в воротах - снаружи была непроглядная темень. Взяв Зену из рук миссис Хупер, она обхватила ее за шею.
- Если ты, ничтожная тварь, еще раз покажешься на Фелисити-Плейс, если я еще раз услышу о твоем жалком существовании - так и знай, отправишься обратно в тюрьму и будешь гнить там до конца дней, я уж об этом позабочусь, как обещала. Понятно?
Зена кивнула. Тычок - и Зену поглотила тьма. Диана повернулась ко мне.
- То же относится и к тебе, шлюха подзаборная.
Она толкнула меня в дверцу, но я уцепилась за ворота.
- Пожалуйста, Диана! Позволь мне только собрать вещи!
Я перевела взгляд на стоявших за ее спиной Дикки и Марию, но в их глазах не мелькнуло ни искры сострадания, лишь винный туман и охотничий задор. Я обвела взглядом всех этих томных дам в воздушных, колеблемых ветром одеждах.
- Бога ради, помогите! - крикнула я. - Помните, как вы на меня глазели и пускали слюни? Как твердили, какая я красивая и как вы завидуете Диане? Любая из вас может сейчас меня получить! Любая! Только не дайте ей выгнать меня на темную улицу, без гроша в кармане! Будьте вы все прокляты, суки, если вы ей это позволите!
Выкрикивая это, я плакала и утирала нос рукавом своего затрапезного платья. Щеку мою раздуло раза в два, волосы были примяты; дамам наконец наскучило на меня смотреть, и, увидев, как они отводят глаза, я поняла, что пропала. Мои ладони соскользнули с ворот, Диана меня толкнула, я вывалилась в переулок. Непромокаемый мешок полетел следом и шлепнулся у моих ног на булыжную мостовую.
Я подняла голову, чтобы еще раз взглянуть на Дианин дом. Окна гостиной розовато светились, дамы уже шагали по траве, направляясь туда. Вот миссис Хупер, вот Дикки пристраивает в своем водянистом глазу монокль, вот Мария, вот Диана. Из ее прически выбилось несколько темных прядей, и ими играл ветер, нахлестывая ее по щекам. Экономка что-то ей сказала, она засмеялась. Потом закрыла дверь и повернула в замке ключ. Огни и смех Фелисити-Плейс были потеряны для меня навсегда.
Часть третья
Глава 15
Зная, как низко я успела пасть, вы могли бы предположить, что с меня сталось бы колотить в закрытую дверцу или взобраться на ворота и оттуда воззвать к моей прежней покровительнице. Нельзя сказать, что такие мысли не приходили мне в голову, пока я стояла и шмыгала носом в темном пустом переулке. Но я заглянула в глаза Дианы и не увидела в них ни искры снисхождения, страсти или похоти. Хуже того, ее приятельницы смотрели на меня точно так же. Могла ли я ним обратиться, могла ли рассчитывать, что явлюсь перед ними, как прежде, красивой и гордой?
От этой мысли слезы у меня полились еще обильней; наверное, я бы до утра просидела, рыдая, перед оградой. Но рядом что-то шевельнулось, и я увидела Зену: руки ее были скрещены на груди, лицо бледно, как полотно. Поглощенная собственным горем, я о ней совершенно забыла.
- Зена! - воскликнула я. - Вот так история! Что же нам делать?
- Что нам делать? - Ее тон, слова сильно отличались от прежних. - Что нам делать? Я знаю, что делать мне. Оставить вас здесь и надеяться, что эта женщина за вами вернется и возьмет обратно, чтобы вовсю над вами изгаляться. Это вам как раз поделом!
- Думаешь, она за мной вернется?
- Куда там, а уж за мной точно не вернется. Видите, куда нас завели ваши шелковые речи! На темную улицу, в январский холод, без шляпы, даже без пары панталон, без носового платка! В тюрьме и то лучше. Из-за вас я потеряла место, потеряла себя. Потеряла свои семь фунтов жалованья, которые берегла для колоний! Какая же я была дура, что позволила себя целовать! А вы-то какая были дура - это ж надо придумать, что хозяйка ничего не узнает! Так бы и дала вам по лицу!
- Ну так и дай! - всхлипнула я. - Поставь мне фингал под другой глаз - я это заслужила!
Но Зена только тряхнула головой, крепче обхватила себя руками и отвернулась.
Я утерла нос рукавом и постаралась немного успокоиться. Когда я, все еще одетая Антиноем, вывалилась за порог гостиной, только-только пробило полночь; с тех пор, по моим прикидкам, минуло лишь полчаса - и это пугало, ведь предстояло еще долго мерзнуть в ожидании рассвета. Я спросила самым смиренным тоном:
- Что мне делать, Зена? Что мне делать?
Она оглянулась.
- Наверное, вернуться к своим. У вас ведь есть родня? Друзья?
- Теперь никого…
Я снова принялась утирать слезы; Зена обернулась и закусила губу.
- Если у вас никого нет, тогда мы на равных: у меня тоже нет ни души, родня от меня отказались после истории с Агнес и полицией. - Взглянув на мой мешок, она толкнула его носком ботинка. - Не завалялось ли у вас где-нибудь монетки? Что там в мешке?
- Вся моя одежда. Мужское платье, с которым я явилась к Диане.
- Оно хорошее?
- Так я думала. - Я подняла голову. - Ты хочешь сказать, мы его наденем и сойдем за джентльменов?..
Наклонившись, Зена заглянула в мешок.
- Я хочу сказать, мы его продадим.
- Продадим? - Продать мою гвардейскую униформу и оксфордские штаны? - Не знаю…
Зена подышала себе на пальцы.
- Выбор за вами, мисс: либо продать платье, либо встать под фонарем на Эджвер-роуд и предлагать себя джентльменам…
*
Мы продали мои наряды. Продали старьевщику, державшему палатку на рынке у Килборн-роуд. Когда Зена его нашла, он уже паковал мешки: торговля на рынке продолжалась за полночь, но к нашему прибытию тачки по большей части опустели, на улице скопились горы мусора, торговцы тушили бензиновые лампы и опорожняли ведра в канавы. Едва мы приблизились, старьевщик заявил:
- Вы опоздали, я уже свернул торговлю. - Но когда Зена вытащила из мешка одежду, он наклонился и засопел. - Солдатские тряпки не стоило бы и на прилавок выкладывать. - Старьевщик накинул себе на руку и расправил мундир. - Но я его возьму ради саржи, из него можно выкроить нарядный жилет. Пиджак и брюки недурны, туфли тоже. Плачу гинею за все про все.
- Гинею? - Я вскинула брови.
- Больше вам сегодня никто не даст. - Старьевщик снова засопел. - Добро-то небось только-только уведенное.
- Никакое оно не уведенное, - вмешалась Зена. - Но пусть будет гинея; пусть будет фунт, но только приложите к нему то-се из дамского туалета и пару шляпок.
Панталоны и чулки, которые он нам продал, порыжели от старости, шляпки были жуткие, к тому же мы так и не получили корсетов. Но Зена как будто осталась довольна сделкой. Положив в карман деньги, она отвела меня к палатке, где продавали печеный картофель, и мы взяли по картофелине и чашку чаю на двоих. Картошка отдавала глиной. Чай был не чай, а подкрашенная вода. Но в палатке горела жаровня, и мы отогрелись.
Как я уже сказала, Зена после нашего изгнания сделалась другим человеком. Она не тряслась (на сей раз тряслась я), держалась уверенно и покровительственно и знала как будто все ходы и выходы. Прежде я тоже чувствовала себя на улице как дома, но теперь норовила уцепиться за Зенину руку. Все, что я могла, - это тащиться за ней по пятам и ныть: "А что мы теперь будем делать, Зена?", или: "Ох, Зена, ну и холодина!", или даже: "А как ты думаешь, что они сейчас делают там, на Фелисити-Плейс? Подумать только: она в самом деле выкинула меня за порог!"
- Мисс, - проговорила наконец Зена, - не примите за обиду, но если вы не заткнетесь, мне придется смазать вас по физиономии!
- Прости, Зена, - извинилась я.
Под конец она разговорилась с какой-то девицей легкого поведения и узнала от нее про расположенные неподалеку меблированные комнаты, куда вроде бы пускали постояльцев всю ночь. Это оказалось жуткое место: одна общая комната для женщин и одна для мужчин, и все там беспрерывно кашляли. Нам с Зеной досталась на двоих одна кровать; Зена легла одетой, чтобы было теплее, но я не хотела ходить в мятом, поэтому сняла платье и положила под матрас, чтобы оно расправилось за ночь.
Мы лежали вытянувшиеся и застывшие, на одной и той же кусачей подушечке, но Зена повернулась ко мне спиной и крепко зажмурила глаза. Кашель не смолкал, щека болела, на душе скребли кошки, и я никак не могла уснуть. Зена задрожала, и я положила ладонь ей на плечо. Она не оттолкнула мою руку, я придвинулась чуть ближе и прошептала:
- Ох, Зена, как вспомню все это, так сон бежит прочь.
- Еще бы.
Я содрогнулась.
- Ты на меня злишься, Зена? (Она молчала.) - Если злишься, я тебя понимаю. Но знала бы ты, как я раскаиваюсь!
Тут женщина на соседней кровати вскрикнула (наверное, была пьяна), мы дернулись и наши лица оказались совсем рядом. Веки Зены были плотно сомкнуты, но я знала, что она слушает. Я вспомнила, что несколько часов назад мы тоже лежали рядом, но было это совсем по-другому. При нынешних несчастных обстоятельствах страсти во мне потухли, но, считая необходимым сказать то, о чем мы обе промолчали, я шепнула:
- Принесла же нелегкая Диану! Нам было так хорошо, - правда? - пока она не вмешалась…
Зена открыла глаза.
- Да-да, - отозвалась она печально. - Это всегда бывает хорошо, перед тем как попадешься.
Она поглядела на меня и вздохнула.