Вокруг было громко и становилось все громче. Очень много людей, бегают дети, и галька не успевает высыхать, от воды, принесенной на босых ногах. Инга никогда тут не загорала и не купалась, а сейчас сидит, караулит.
"Я просто смотрю" попыталась оправдаться перед собой. Но поняла сердито - вовсе не просто. Ну, уехала мини-блондинка к своему бизнесмену. А других вон полный пляж и полное море. И все красивые такие. Рядом с ней, на чудом расчищенном от тел клочке песка бегают, взвиваясь, прыгают за мячом, ударяют звонко и так же звонко смеются. Вдруг он захочет сюда, играть в волейбол, и что ей тогда - уползать ящерицей? Или подскочить и тоже махать руками, ловя мяч?
Из-за сложения Ингу вечно принимали за спортсменку, спрашивали, в какую секцию ходит, чем занимается. И она злилась. Быстрая, она была неловкой, часто что-то роняла, задевая локтем, а на коленках вечно цвели синяки - ушибалась, когда резко сворачивала на ходу. Хорошо под загаром не видны.
Петр встал. Кому-то рядом засмеялся. Инга вжала подбородок в колени, одновременно кося глазами вверх, так что лоб собрался морщинами. И подняла голову, сбивая бейсболку на затылок. Ну, все, досиделась. Идет к воде, а рядом снова такая - тонкая, худенькая, высокая. Ноги поднимает, как цапля, смеется, касаясь мужского локтя. И что делать Инге?
Провожая взглядом две черные на серебре воды фигуры, она разлепилась, наконец, вытирая ладонями мокрый живот и грудь. Дикая совсем жара. Все купаются, одна она сидит пнем. Партизанка…
Встала, подхватывая коврик, сунула его в полотняную сумку с мультяшным выгоревшим котом на боку. Туда же отправила шлепки, чтоб не тащить в руке. И уже не оглядываясь на черные головы, что потерялись среди множества таких же черных голов, пошла между лежащих к набережной.
И пусть, думала, кусая губы. Да и черт с ним, и пусть, ну его. Козел. И еще старый. Мать сказала - сорок. Наверное, и правда сорок. Может даже сорок пять, у него борода. Пусть плещется со своими русалками. Зато Инга знает такое место, где нет никого. И никогда не было, от начала веков. Она ему хотела подарить это место. Но если не надо, то и фиг с ним.
- Эй, Михайлова!
Возглас проскочил мимо ушей, кажется, повторился. Инга оглянулась, сказала с сердцем:
- Слушай, отстань. Понял? Плевала я на все, и на тебя тоже. Пойду и убьюсь.
- Дура, что ли? - Горчик пошел рядом, расталкивая горячих прохожих.
Она не смотрела на него, сузив глаза, только краем видела, как мерно движется коричневое колено и иногда мелькает острый локоть.
- Топиться будешь? - деловито спросил Горчик, шаркая сандалетами.
- Я? Дурак, что ли?
- Сама сказала. Убьюсь.
- А… Да я так. Серега, уйди, правда, не могу я сейчас, разговоры эти.
- Ага. Ответь только.
Она подвела глаза. Дернула плечом с качающейся сумкой.
- Точно не убьешься?
- Нет.
- Ладно. Понял. А куда идешь?
- Не скажу.
Он хмыкнул, поддал ногой легкий стульчик, отбежавший от столиков летнего ресторанчика.
- А как же правда?
- А я вру, что ли? Просто не скажу и все.
- Ну и…
Инга совсем собралась накричать на него, чтоб отстал со своими вопросами, но не успела. И он не успел договорить. Из-за столика вскочила одна из таких, тонкая, в леопардовом крошечном бикини, с черными волосами из-под нарядной кепки в стразиках.
- Сережа! А я ищу тебя, ищу! Ты ж обещал на скалы?
Схватила Горчика за руку и потащила куда-то, на ходу весело упрекая и маша кому-то рукой. Тот оглянулся, худой, с мокрыми светлыми волосами, зачесанными назад со лба, свободной рукой помахал Инге, будто извиняясь. И ушел, скрылся в горячей раздетой толпе.
- Вот и отлично, - прошептала она, прибавляя шагу. На сердце стало еще паршивее. Весь мир, показалось ей, состоит из прекрасных болтушек в бикини, тонких, высоких и длинноногих. Идут сомкнутыми рядами, надвигаясь на Ингу, а она стоит одна-одинешенька, толстая корова с квадратным лицом. В дешевом купальнике, ухваченном по случаю в спортмагазине, сто лет назад.
За скалой было почти безлюдно. Небольшая бухта острилась сброшенными в воду камнями и обломками скал, пляжа не было и потому только несколько рыбаков торчали на камнях ближнего к цивильной бухте края.
По верхней тропинке Инга обошла каменные россыпи. Углубилась в небольшую рощицу можжевельника, и вышла еще дальше. Тут вниз вела еле заметная тропа, и кончалась у бока скалы, выкатившей в море острые края. Вроде бы тупик. Не сойти в воду, чтоб выкупаться. Но Инга знала, если взобраться на скалу, то с другой стороны, переходя с уступа на уступ, можно спуститься к самой воде. С площадочки размером с табуретку.
Так и сделала. Передохнув, оставила на площадке сумку. И, осторожно нащупывая ступнями подводные валуны, затянутые скользкой травой, повалилась в свежую воду, застонав от удовольствия. Наплававшись, вылезла обратно. Расправив коврик, села, глядя, как сверкает бесчисленными солнцами плавная штилевая рябь.
Это был не весь секрет. Мало ли среди каменных осыпей и нагромождений тайных тропиночек к свежей воде. Нет. У Инги был еще один, настоящий. И о нем не знал никто. Кроме нее самой. Надо обсохнуть и заново согреться, решила она. И если одна, так одна. Сумку спрячу. И поплыву. Пока не пришел вечерний бриз, гоня волну.
- Прекрасный вид, - сказал за спиной знакомый голос.
Инга медленно повернулась, изгибая плечи и вывертывая шею, чтоб снизу увидеть - стоит на макушке скалы, черный отсюда, но - он. Его широкие плечи, его такая знакомая фигура. И голос - его.
Время замедлилось и одновременно ускорилось, зашоркало боками, стираясь о встречный ход, будто два поезда идут рядом по параллельным рельсам, которые неумолимо сдвигаются и скоро станут одним, но перед тем сотрут себя до пустоты.
Она еще не успела привыкнуть к мысли, что, вот он, пришел, заговорил, крался следом, держал ее глазами за спину (черт, смотрел, как я тут корячусь, перелезая), а он уже маячил совсем близко, неловко сгибаясь на острых камнях, дышал тяжело (я его слышу, это он дышит тут, совсем рядом) и смеялся, взмахивая рукой…
- Какой у тебя тут насест. Только одно место в партере?
- Что? (дура, дура непонятливая, да ответь же что-нибудь умное…)
- Позволишь, я тут рядом присяду? - спустил ногу и осторожно к ней вторую, коснулся ее плеча, балансируя на краешке площадки.
Инга подвинулась, сжимаясь. Кивнула, не имея сил ответить.
(сбоку глядит, а профиль, у меня…)
Но и повернуться не смогла. Его лицо было совсем рядом. И локоть касался ее колена, когда уселся, наконец, и выдохнул.
- Уф. Думал, сорвусь в воду, пока спускался. Ты не против, что я тут?
- Я?
Она горячо покраснела. И в панике думала, ну вот, теперь - помидор помидором.
- Тебя ведь Инна зовут?
- Я просто так, - хрипло ответила она, - я не подглядывала. Правда. Тут рядом все. Я мимо… случайно…
- Что? - на этот раз удивился он. Уточнил, укладывая подбородок на колено, - ты приносила Тоне рыбу, помнишь?
Инга замолчала, мучаясь новым стыдом. Он не знал. Не понял, что она за ним ходила, как привязанная. И говорит сейчас только о том, что они соседи. Ей захотелось срочно вернуться на минуту назад, убить свои дурацкие слова и вместо них сказать другие. Ну что же ты, медленная улитка, ну, про вид прекрасный или еще…
- Инга. Зовут.
- О! Чудесное имя. А меня Петр. Ты, наверное, это знаешь.
Она снова кивнула. От него нестерпимо хорошо пахло. Морской водой, просоленной кожей, намокшими и высушенными солнцем чистыми волосами. Господи, какой он прекрасный.
- Я собирался уходить. Мне это пляж уже поперек горла, там вечно толпа. Увидел тебя, с этим твоим мушкетером, думал, вот хорошо, как раз спрошу, куда тут можно еще прогуляться. Думал, ты же наверняка тут все знаешь. Но вы разговаривали, и я просто пошел следом…
Он развел руки, коснувшись ее колена ладонью, засмеялся немного смущенно. Мол, ну вот, повел себя, как мальчишка.
- А я и хотела. Хотела вам показать, только боялась, думала, вдруг не нужно.
- Мне? - не удивился, принимая, как должное, кивнул, - да, спасибо, тут прекрасно. Жаль, этюдник я сюда не дотащу. Ну, насмотрюсь и зимой обязательно напишу это вот - кусок скалы, солнце, девочку на краю вод. Смуглую девочку с темными волосами. Будет очень хорошо.
- Нет.
- Нет? - теперь удивление в голосе было настоящим, - как нет, ты не хочешь? А все обычно просят.
- Я не это хотела. Есть еще.
Она, наконец, решилась и повернула к нему лицо. Захотелось зажмуриться, так близко он сидел, так рядом были губы и красивый нос, глаза, серые и веселые под спутанными темными волосами. Но раз взялась…
- Если вы не забоитесь, я вам покажу еще. Только туда надо плыть. Я сумку тут спрячу. И ваш пакет. Но только если хотите. Плыть надо сейчас, потому что потом может подняться ветер, и мы не сумеем попасть внутрь. Ну… если хотите, конечно.
Нашарив рукой сложенный пакет с кошельком и ключами, он подал ей, внимательно глядя в суровое лицо.
- И не боюсь, и хочу, и конечно. Командуй, Инга. Приказывай.
Отваливая камень, прикрывающий неглубокую дыру, она запихала туда вещи, снова закрыла тайник. Неловко поглядев, как он шутовски топчется, вытягивая руки по швам, в ожидании приказаний, спустилась вниз, к воде. И отплывая на пару метров, сказала:
- Все. Вы вдоль стены сможете сто метров, или побольше проплыть? Там до дна не достать.
И крикнула, увидев, как приготовился прыгать:
- Нет! Не смей!
- Что?
Был бы Горчик, подумала быстро, уже б орала ему - дурак, что ли? Но Горчик не стал бы…
- Нельзя тут, под водой кругом скалы. Осторожнее надо.
- Понял.
Блестя мышцами, сполз ниже и, так же как она, медленно погрузился в зеленую воду, толкнулся ногами, отплывая на глубину.
Инга успокоенно кивнула. Дальше поплыли рядом, вдоль каменного обрыва, что высоко над водой щетинился кривыми сосенками и можжевельниками. И становился все выше и неприступнее.
6
Голоса и другие звуки остались за спиной, уплыли вместе с мелкими рядами волночек, и улетели вверх, за край высокой каменной стены, стали маленькими и неясными. А на их место пришел плеск воды о мокрые каменные стенки, выглаженные понизу вечным прибоем. И шум ветра в неглубоких расщелинах.
Петр плыл рядом, посматривал с интересом на озабоченное лицо Инги, ее мерно движущиеся плечи, а руки под тонким слоем воды казались изломанными, будто без суставов, вывернутыми не в тех местах. Светлели, вода вместе с теплом забирала их цвет. Но пока что была не холодна, ласково остужала нагретую кожу, и Петр с удовольствием пошевеливал ногами, не торопясь, держался рядом.
- Ты, наверное, круглый год тут плаваешь, русалка русалкой…
Но она глянула сбоку, мокрыми пальцами убрала с щеки черную прядь, а та тут же вернулась на место, и ответила неохотно, стесняясь:
- Не нужно говорить.
Он быстро поднял лицо. Скалы, казалось, нависали, склоняясь на фоне выбеленного зноем неба.
- Что, неужели обвал?
- Что? Не-ет. Силы берегите.
И он послушно замолчал, недоумевая, а к чему их беречь, сто метров проплыть - это же семечки. Телу в летней воде было радостно. Хорошо.
Медленно плывя, они придвинулись ближе к стене, она еще вознеслась, забирая в высокую даль низенькую щетинку зелени, казалось, не сосны там наверху, а короткая травка. И солнце, такое яркое, каленое, вдруг потускнело, трогая зелень белым краем. От скальной стены на воду падала глубокая тень. И когда двое пересекли ее границу, мир ощутимо изменился.
Тут жило смутное эхо, плеск и шумы воды усилились, пересекаясь и скрещиваясь. Не так, как на ласковом просторном пляже, когда вода бежит послушно, волны блюдут очередь, закрываешь глаза, а за пределами зрения продолжается неустанная ритмическая работа: накатило, шлепнуло, отступило.
Петр закрыл глаза и сразу открыл их. В уши кинулись шепоты, вскрики, их следы и тени, перекрываемые новыми шепотными словами воды. Улыбнулся Инге мокрым ртом. Хотел поделиться открытием, но промолчал, решил, расскажу после. Она озабоченно поглядывала за него, в сторону солнечного света, и он тоже на ходу оглянулся.
- Ого…
Посреди неба надувала сама себя белая туча с серыми впадинами, не так, чтоб огромная, но тяжелая с виду, вытягивалась столбом с плоской, сдвинутой набок макушкой.
- Вот, - сказала Инга, и он отвлекся, рассматривая теперь уже совсем близкую, только руку протяни, каменную поверхность в гладких, шлифованных водой наплывах.
- Что вот? - удивился, поводя руками в прохладной свежей воде.
- Не надо близко, может стукнуть, - она протянула из воды руку, останавливая его в паре метров от стенки. Мокрая голова ее опускалась и подымалась, а он, находясь совсем недалеко, опускался и подымался тоже, как на качелях - она вверх, он вниз.
- Надо нырнуть. Нырнете?
Петр смерил взглядом огромную стену. Не стал оборачиваться, чтоб посмотреть, далеко ли уплыли от скалы. Но плечам стало щекотно. Прогоняя мурашки, пожал плечами.
- Конечно. Давай.
Инга еще раз глянула на тучу, и, вдохнув неглубоко, свернулась комком, разворачиваясь почти у его ног, мелькнули внизу белые пятки над черным пятнышком купальника. Петр тоже вдохнул. С легким раздражением огляделся, запоминая. Стена, будто из твердого серого неба, белая над ее краем и синяя выше - пустота, в ней туча, торчит бракованным грибом взрыва. Слепящее серебро плоской воды до самого горизонта.
И вдруг испугавшись, что промедлит и придется болтаться на воде, ожидая, когда девочка вынырнет, а то еще плыть обратно одному, тоже сложился, стараясь не толкать себя в сторону стены. И под водой открыл глаза. От неожиданности булькнул, увидев прямо перед собой темную кривую дыру, а в ней болтающуюся ногу, похожую на коричневую водоросль.
В два гребка вошел в черное пространство, развернулся, поднимая голову, и почти ослеп - над ним, совсем рядом блестела изнанка зеркальной глади, ртутная, живая. Пробивая ее макушкой, с шумом выдохнул и заоглядывался, цепляясь руками за острые стенки подводного колодца.
- Ни-чего себе! - голос усилился и гулко улетел вверх, ударяясь о неровности стен, - себе-себе-себе…
Колодец светил верхним крошечным, как пятачок, светом, и выбраться на края не было возможности, их просто не было. Держась пальцами за маленькие уступы, и пошевеливая в воде ногами, чтоб оставаться на месте, Петр шепотом спросил:
- Значит, у него в боку дыра, под водой? И мы в нее пронырнули?
- Да.
"Да-да-да" подхватило эхо. Перебирая руками, Петр осматривался. Неровная стена сворачивала, там, за ней вода журчала, куда-то вливаясь и выливаясь снова. И за уступом стена снова возвращалась к ним, висящим над глубиной.
- Если отдохнули, давайте дальше?
- Дальше?
Инга покусала губы, раздумывая. Туча не нравилась ей, но она невелика, а день еще не повернул на вечер, может, солнце выжарит ее, превратит в горсть мелких облачков, и они растают. Вряд ли они вместе поплывут сюда снова. У него такое лицо. Кажется, испугался. Или нет? Ведь не скажет. Но второй раз может просто не захотеть.
- Дальше, - решилась и отпустила каменный краешек, - сюда.
Прохладная вода заструилась по его боку и ногам, когда проплыла мимо, исчезая за уступом. Петр двинулся за ней, задирая голову и стараясь покрепче запомнить - изрезанные временем высокие стены, пятно яркого света вверху, темную поверхность воды и свои руки в ней.
Уступ оказался широкой расщелиной, уползающей в толщу скалы. Вверх расщелина сужалась, криво стекаясь в черный зигзаг на коричневом камне. А Инга ждала его, стоя на черном фоне, выше уровня воды, прямо в середине трещины, держалась за стенки руками.
Петр подплыл, с удивлением схватился рукой за мокрую, намертво вбитую краями в камень, дощечку, и девочка подвинула ступню. Под водой белела еще одна вбитая в камни ступенька.
- Я пойду, и вы идите за мной. Голову не ушибите только.
Повернулась, мелькнула пяткой перед его лицом и, поднимая ногу, ступила на следующую деревянную ступеньку. Мужчина выбрался, потопал недоверчиво. Мокрое дерево равнодушно приняло удары, края вросли в камень, видимо, очень давно. Следующая ступень, вколоченная в пространство, висела перед ним на уровне коленей. Ставя на нее ногу, он изогнулся, чтоб не треснуться головой о нависающий козырек.
Так, изгибаясь то в одну, то в другую сторону, приседая и снова поднимаясь, они уходили в скалу все глубже, и вокруг не было ничего, кроме почти неразличимых стен и шепотного плеска воды внизу.
Пять ступеней вверх, еще три дощечки прямо, и после снова вниз, а колени уже дрожали, и он виновато усмехнулся, пробираясь следом за еле видимой спиной, и правда, болтал, а силы понадобились. В основном из-за постоянного напряжения, чтоб оберечь голову и локти от внезапных острых выступов.
Вперед посветлело.
- Вот, - сказал девичий серьезный голос, и Петр встал на последней ступеньке, чуть выше поднятого к нему лица. Спрыгнул, держа протянутую к нему руку. И не отпуская ее ладони, затоптался в восхищении.
- Вот это да-а-а…
Небольшая, размером с комнату пещера с высоким куполом потолка, разорванным сверху, скрипела и звенела крупным песком под их медленными шагами. Далекое отверстие в куполе лило солнечный свет, он ложился горячим пятном, чуть сдвинутым от центра, и песок в пятне горел мелкими драгоценными искрами. А в тени нежно светился, будто его настрогали из серебра. Кое-где у стен лежали черные и серые валуны. В стенах змеились тонкие трещины, и оттуда посвистывал тонкий злой сквознячок.
Петр отпустил руку Инги, и пошел вдоль стен, наклоняя голову, чтоб лучше слышать поющие шаги. Задирал лицо, разглядывая стены. Засмеялся, выходя в солнечный свет. Вернулся обратно, смеясь и покачивая головой.
- Просто восточные сказки. Вот спасибо, красавица, вот это подарок!
- Вам правда, нравится?
Ее лицо менялось на глазах, как меняется небо, с солнцем и облаками. Уходила мрачная тень из темных глаз, и пухлые губы, складываясь в нежную улыбку, стали совсем детскими. Он кивнул, подходя совсем близко, бережно обнял ее одной рукой, а другой тронул смуглый подбородок, приподымая счастливое лицо, наклонился, чтоб лица соединились.
- Очень. Очень и очень…
Говорил шепотом, чтоб не спугнуть. И с холодком, таким знакомым холодком первого прикосновения к новому, еще им ни разу не потроганному, мягко привлекал ее к себе, плечом к груди, одновременно чуть поворачивая, чтоб не плечо, а грудь, так ненадежно спрятанная тонкой тканью купального лифчика, вот за ним соски, даже на вид твердые, сейчас все и случится, все будет, она уже…
- Н-не надо.
Она вдруг затвердела вся, подаваясь назад, медленно вывертываясь из его рук, а глаза прикрыты тяжелыми веками, и рот пересох, раскрыт, и он ведь видит, пылает вся. И вдруг…
- Нет. Не надо. Пожалуйста.
С тайной досадой опустил руки, повесил их вдоль бедер, застыл, показывая - не собирается ничего. Помолчал, а она все стояла рядом, но отдельно, тоже каменно свесив руки со сжатыми кулаками. И не открывала глаз.
Недоумевая, мягко спросил:
- Ты уверена? Ведь хочешь.