Так прошло минут пять. Но вот раздался звонок и из кабинета вышел молодцеватый военный со шпалой в петлицах и с папкой бумаг в руке. Он взглянул на Бендера и вышел из приемной.
Секретарь-адъютант зашел в кабинет, и тут же вышел, говоря:
– Заходите, товарищ Бендер.
Остап решительно вошел в кабинет. Это было еще большее помещение с рядами стульев у стен, с ковровыми дорожками, и с большим письменным столом в виде буквы "Т", длинной ее часть к двери. За столом сидел севастопольский знакомый Бендера Яровой, с двумя шпалами в малиновых петлицах, что говорило о его комиссарском звании. Большой портрет Ленина на стене позади начальника Крымского ГПУ и большой зеленый сейф в углу, дополняли, то, что охватил своим взором Бендер.
– Здравствуйте, товарищ Яровой, судьба вновь сводит нас, – улыбнулся и как можно спокойно произнес Остап. Хотя на душе у него было не совсем радушно-приветливое настроение к гэпэушнику. Но его новая гениальная идея требовала этого визита.
– А-а, старый знакомый, в некотором роде, спаситель мой, – улыбнулся чекист и к удивлению Бендера вышел из-за стола и подал ему руку. – Здравствуйте, здравствуйте, Остап Ибрагимович. С чем пожаловали ко мне? Что-то хотите сообщить, или просьба какая? Присаживайтесь, – указал он на стул у стола, садясь напротив посетителя.
– Да вот… просьба у нас… Павел Антонович… – начал не совсем без колебаний Остап.
– Излагайте вашу просьбу, – потянулся Яровой к коробке папирос "Дюбек", чтобы закурить.
Теперь Бендер явственно увидел, что у него, как и у секретаря-адъютанта в петлицах помимо знаков, определяющих звание, были еще белые кружечки в виде мишени, с перекрещенными на них двумя винтовками.
– Курите, – протянул раскрытую коробку главный чекист Крыма Остапу.
– Благодарю, – взял папиросу Бендер и, прикурив, продолжил: – Павел Антонович, наша археология требует расходов для найма рабочих. А средств, как известно, нам отпускают совсем мало. Вот и крутись… – вздохнул Остап.
Начальник ГПУ при Крымском НКВД молчал и, глядя на посетителя, не перебивал и терпеливо ждал самой сути просьбы.
– Вот полюбуйтесь, дорогой Павел Антонович, какие мы желаем выпускать художественные открытки, не только эти, не только наших археологических раскопок, пейзажей, видов, архитектурных памятников, но, конечно, и грациозных строек наших пятилеток. Но мы – археологи, свято чтим советские законы, уважаемый Павел Антонович, – закончил великий родитель гениальной идеи.
– Так, так, значит, археология и открытки? – пыхнул папиросным дымом Яровой. – Ну, что ж, я не вижу здесь ничего предосудительного, товарищ Бендер. – Ничего такого, что могло бы вам помешать заняться этой побочной деятельностью. Так вы просите моей помощи, как я понимаю, Остап Ибрагимович?
– Да, уж… – замялся Бендер. – Помогите нам решить этот вопрос в Совнархозе, чтобы мы могли бы…
– Ну что ж, учитывая вашу помощь нашим органам… К тому же ваш вклад в мою безопасность, – ухмыльнулся Яровой, – я позвоню в соответствующий отдел Совнархоза, в отдел, который занимается издательскими делами.
– Ой, спасибо, ой, спасибо, глубокоуважаемый Павел Антонович, от всех наших археологов большая благодарность за помощь. Так можно надеяться? – встал Бендер.
– Да, идите в отдел Совнархоза и скажите от моего имени, они будут уже знать, оформят вам соответствующий документ.
Распрощался Бендер тепло с Яровым и вышел от него окрыленным. Когда отмечал пропуск в приемной, вновь увидел беленькие мишеньки с перекрещенными винтовками на петлицах секретаря-адъютанта и почему-то улыбнулся. Бросив прощальное "благодарю", Остап вышел из приемной и легко сбежал по лестнице. Вручил пропуск дежурному, а когда вышел облегченно задышал своей богатырской грудью. И провозгласил вслух:
– Открыточная идея тронулась, господа гэпэушники! – и ускоренным шагом, переходящим в бег, устремился к ожидающим его компаньонам.
К вечеру технический директор, уже держал в руках бумагу, от Крымского Совнархоза, разрешающую ему получить патент на издание художественных открыток достопримечательностей Крымской АССР. А еще через день великий предприниматель подписывал договор на аренду одной из симферопольских типографий.
Деятельность его как предпринимателя, а теперь уже и великого печатника распространилась не только в Крыму, но и в Харькове, Киеве, Днепропетровске и в том же, породнившемся ему и его компаньонам, Мариуполе. Все аренды нужных типографий, разрешений на печатание не только художественных открыток, но и открыток идейных изображающих стройки первой пятилетки. На них изображался величественный Днепрогэс, ряд металлургических комбинатов, фабрик, заводов и судоверфей с недостроенными еще кораблями. Были открытки, отражающие коньячно-винное производство в Крыму, а также парфюмерное производство из эфирномасличных культур лаванды, роз, шалфея. И, конечно, изображали знаменитые дворцы и музеи, скульптуры и другие архитектурные памятники Крыма. И открытки знаменитых киноактеров, киноактрис и кинокадров из популярных кинофильмов.
Открытки издавались миллионными тиражами и распространялись по киоскам торгующими газетами, журналами и другой периодической печатью. Снабжались ими и книжные магазины. И деньги от продажи за минусом налогов текли и текли ручейками на счета в трех банков великих печатников Остапа Бендера. Трех банков? Да, трех? Во избежание непредвиденных обстоятельств в каждом банке из трех счета были открыты на имя самого предводителя компании Остапа Бендера, Шуры Балаганова и Адами Козлевича.
Принимая такое решение, Остап заявил:
– НЭП доживает свое время. И кто знает, как советы поступят с деньгами вкладчиков, верные мои сотоварищи-печатники.
Жили концессионеры не в одном городе, а попеременно в Крыму, Харькове, Мариуполе и в Киеве, где они собирались открыть все же свою контору ДОЛАРХ, получив предварительно обещанную индульгенцию начальника Киевского ОГПУ Шаврова.
Все шло хорошо и вдруг… Во время пребывания Остапа Бендера в Киеве, ему вручают повестку вызывающую его в ОГПУ. Повестку вручил ему все тот же дворник-сторож конторы Остапа Македон со словами:
– Она долго дожидается вас, хозяин.
Это сильно взволновало компаньонов. Но Остап, чтобы успокоить своих друзей, заставил себя улыбнуться и весело заявит:
– Не надо дергаться в догадках, детушки, не иначе гэпэушники хотят все же предложить мне службу у них или дать индульгенцию на работу нашего ДОЛАРХА. Помните, в Ялте он обещал разобраться, почему это мол, милиция интересуется нашей конторой.
– Нет, Остап Ибрагимович, неспроста этот вызов я понимаю, – встал и тут же сел, Козлевич, что говорило о его взволнованности.
– И я так думаю, командор, – заходил по комнате Балаганов.
– Не надо рисовать черноту, камрады. Если это что-то не угодно властям, то меня пригласили бы не этой бумажкой, тряхнул повесткой Бендер, – а пришли и… – недоговорил Остап.
– Они могут и без этого, командор – махнул рукой Балаганов.
– Могут, Остап Ибрагимович, а так, пригласили и точка, – произнес Адам.
– Хватит догадками заниматься, поехали, Адам, – пошел из комнаты Бендер.
Глава ІІІ
Первое задание ОГПУ Остапу Бендеру
Посещение Киевского ОГПУ проходило так же, как и Крымского, когда Остап добывал разрешения на открытие открыточного дела. Охрана, проверка документов после предъявление повестки, указание куда идти и вот теперь ожидание в приемной начальника Шаврова.
В то время, как Остап ожидал приема, не без заметного волнения, начальник ОГПУ Шавров, потрясая пучком телетайпной ленты, повышенным голосом говорил своему заместителю Бодину:
– Уже доложили в Москву, что арестовать эмиссара нам не удалось. Не выявились его связи с белогвардейским подпольем. Такой промах нам не простят, Петр Иванович.
– Да, дело дошло до руководства… – вздохнул Бодин.
– Вместо того, чтобы проследить за ним, нащупать его связи, наши храбрецы открыли стрельбу по нем.
– Стреляли не прицельно, но так получилось, Семен Гаврилович, – оправдывался заместитель.
– Получилось, получилось, – раздраженно повторил Шавров, – И что теперь? Ждать нового эмиссара? Когда? Кто он? Этот промах стал известен не только нашему руководству, но, наверное, и самому Менжинскому. Да, теперь вот что… – раскрыл папку, лежащую перед ним на столе. – С каких это пор наш отдел ГПУ должен заниматься квартирными кражами?
– Дело в том, Семен Гаврилович, похищен молочник Фаберже.
– Что это еще за Фаберже?
– Это знаменитый царский ювелир. Его изделия оцениваются в миллионы. А этот молочник с двумя чашечками на международном аукционе "Солсбери" в Лондоне потянет очень большую сумму фунтов.
– Ах, вот почему перебросили это дело нам. Благодарю, просветил. Так какие следы похищения? Зацепки?
– Пока ничего. Ждали вашего возвращения из отпуска, чтобы получить разрешение, а может, и арест владельца.
– Откуда этот молочник у него, что говорит?
– Выменял на сало у беженца из Москвы. В папке там записаны его показания об ограблении его квартиры, Семен Гаврилович…
– Читаю… не густо, никакой ясности… – пробежал текст начальник.
– Вот и я об этом.
– Кому поручили следствие?
– Доменко, до нас он в милиции уголовным ведал.
– Хорошо. Занимайтесь вплотную этим Фаберже, Петр Иванович, – нажал кнопку звонка Шавров.
– Да занимаюсь, Семен Гаврилович, – встал Бодин и, выходя из кабинета, посторонился, пропуская входящую секретаршу.
– Кто там в приемной? – Шавров ей.
– По повестке… Бендер какой-то, Семен Гаврилович.
Ага, явился, ну-ну… пусть зайдет.
Остап, сдерживая волнение произнес:
– Здравствуйте, Семен Гаврилович.
Шавров кивнул и указал рукой на стул у стола.
– Ваша археологическая, а теперь открыточная деятельность, – заговорил Шавров, – не обходится без нашего внимания, гражданин Бендер.
– Так все законно, без нарушений… – выдавил улыбку Бендер.
– Помолчите лучше, гражданин Бендер, – повысил голос Шавров. – Открытки "Ленин в гробу" ваш выпуск?
– Да… мой…да, я…мы…
– Молчать! – громко прервал его Шавров. – Ленин жив, Ленин вечно будет жить! Такой народный лозунг. А вы… в гробу.
– Так я…
– Молчать! – вскричал Шавров. – Мало того, так какой-то вражеский юморист написал в газете под вашей открыткой: "Ленин в гробу", готовится выпуск таких открыток всех вождей, а?! Это уже не уголовщина, а антисоветчина, контрреволюционная пропаганда! – громко возмущался Шавров.
– Но это не я, не усмотрел…
– Молчать! – вскричал Шавров. И дальше, много ваших открыток прославляют царизм. Дворцы в Ливадии, в Массандре, в Алупке и другие. А экскурсоводы, ссылаясь на вашу открытку, весело повествуют в автобусах туристам: "Посмотрите налево. Вы видите скальную голову царицы Екатерины второй. Это гора Джемерджи. Существует легенда: какой-то купец поднимался ежедневно на эту гору и вытесывал в этой скале черты профиля головы великодержавной императрицы. Утверждать это нельзя, но такая легенда бытует. Могу сообщить вам, товарищи, что красочные открытки этой скальной величественной скульптуры вы можете приобрести в киосках солнечной Ялты и в других городах Крыма" – бросил бумагу, по которой читал гэпэушник, в папку.
– Это напечатано в туристическом приложении к газете. И тут пропаганда ушедшего царизма. Как это понимать, гражданин Бендер?
– Не додумал, уважаемый Семен Гаврилович, не принял это всерьез, прошу простить мою политическую ошибку, умоляю… простите.
– Простить? В лучшем случае, вы заработали себе годы на Беломорканале или на Магадане, а не прощение…
– Да я искуплю свою вину, свой промах, уважаемый Семен Гаврилович.
– Не так просто это сделать, гражданин Бендер, – уже мягче произнес Шавров. – Ваша открыточная деятельность прекращается, точка. Я подумаю, что поручить вам, чтобы реабилитировать, чтобы доказать вашу преданность Советской власти.
– Да я… поверьте…всегда…
– Молчать! – грохнул кулаком по столу Шавров. – Факты! – взял и бросил в папку. – Какие могут быть оправдания, а?!
– Я всегда чту уголовный кодекс, поспешил вставить Остап.
– Чтите?! А тут явная контрреволюция!
Зазвонил телефон, Шавров взял трубку.
– Да. – слушал он какое-то время, потом, – вещи ясно. А одежду, одежду просмотрели? Зашивки, как у того предыдущего? Просмотрите еще раз, вспорите подкладку. Все, – бросил он трубку на рычаги.
Некоторое время Шавров смотрел на Бендера, сидящего с опущенной головой, переложил злополучную папку для открыточного предпринимателя с одного места на столе на другое и сказал:
– Учитывая вашу севастопольскую услугу нам… отвели покушение на Ярового, помогли разоблачить врага, замешавшего в наши ряды, я не взял вас под стражу, чтобы предать суду…
– Да я, Семен Гаврилович, да я…
– Молчать! – вскричал снова Шавров. – Для вас я не Семен Гаврилович, а начальник Киевского ОГПУ, гражданин Бендер. И вы должны ответить за свою антисоветскую деятельность.
– Извините… простите, гражданин начальник, – пролепетал Остап.
– Как я говорил при встрече с вами в Крыму, что найдем вам поручение. Будете исполнять, чтобы искупить свою безграмотную деятельность, ведущую прямо в антисоветскую, что строго наказывается.
– Готов, готов, что поручите, выполню, выполню, гражданин начальник, – быстро заговорил Бендер, почувствовав облегчение от слов гэпэушника: "поручение", "искупите свою безграмотность".
– Значит так, гражданин Бендер, открыточную деятельность сокращаете. Никакой политики, антисоветчины. Только пейзажи, стройки пятилетки, киноартисты, ясно? Понятно?
– Как не понять, как не понять, уважаемый Семен Гаврилович! – вскочив Остап, назвав все же гэпэушника по имени и отчеству, забыв грозное замечание Шаврова. – Я готов, готов делать так, как вы говорите, – тараторил Остап, почувствовав прощение за свою антисоветчину.
– Ну, а теперь вот что, товарищ Бендер…
Впервые Шавров назвал обвиняемого "товарищ Бендер", отчего в сердце Остапа значительно потеплело.
– Даете объявление во всех газетах и не только в Киевских, что после продолжительной археологической экспедиции клуб… как он называется?
– ДОЛАРХ, – выпалил Бендер, – Аббревиатура от слов: "Добровольное Общество любителей археологии", – пояснил Остап.
– Что клуб "Доларх" возобновляет свою работу и приглашает всех желающих стать членами клуба. За сообщение о предполагаемых местах, представляющих археологический интерес, выплачивается вознаграждение. Ясно?
– Ясно, ясно, товарищ начальник, сегодня же дам такое объявление, – быстро заверил Остап грозного начальника Киевского ОГПУ.
Шавров взял трубку зазвонившего телефона.
– Да, – слушал он некоторое время, затем сказал: – Доставьте это все ко мне. Интересно… – опустил он трубку на рычаги.
– Добавьте, – произнес Шавров и, помолчав, повторил:
– Добавьте в объявлении, что вознаграждение выплачивается также за ювелирные изделия, найденные археологами-любителями.
– Ясно, ясно, Семен Гаврилович, так и объявлю, сегодня же.
– Сегодня я вас отпускаю, сделайте отметку в вашем пропуске и идите.
С бурей благодарностей и даже с поклоном, Остап, пятясь, вышел из кабинета грозного начальника Киевского ОГПУ.
Первым свою радость выразил громким возгласом Козлевич, увидев подходящего к автомобилю Бендера. Чуть запоздало ему вторил и Балаганов почти криком:
– Командор!
– Все обошлось, камрады-единомышленники, обошлось, – вскочил в машину недавно обвиняемый как антисоветчик, чуть ли не контрреволюционер, как классифицировал его деятельность Шавров. – Поехали по редакциям газет, – распорядился Бендер. – Рассказывать буду потом, сейчас не до этого. Даем объявления!
Через день-два после выхода в свет объявлений об открытии клуба "Доларх" появились предложения о нахождении мест, представляющих археологический интерес.
Предложений было много, как и тогда, когда компаньоны дали объявления о покупки старых альбомов.
Предложения были разные. А один старик указал место, где находилась дворовая уборная. Другой посетитель указал место на кладбище. Третий – дом, разрушенный в гражданскую войну. Еще один посетитель, вступив в члены клуба, заплатив при этом денежный членский взнос, утверждал, что место для археологических изысканий не иначе как под бывшей Десятинной церковью, построенной княгиней Ольгой.
Обо всем этом Бендер докладывал в Киевское ОГПУ. Так потребовал заместитель Шаврова Бодин.
Но ювелирных изделий, найденных археологами любителями, как говорилось в объявлении, никто не предлагал.
Глава IV
Следователь Доменко о молочнике Фаберже
Остап и его единомышленники не могли понять, зачем это гэпэушникам понадобились эти ювелирные изделия. Это для Бандеры прояснилось, когда в его контору пришел Доменко. Это был рослый шатен лет тридцати, в гражданской одежде. Его худощавое лицо с внимательными карими глазами смотрели на председателя конторы "Доларх" внимательно, испытывающе.
– Для ясности, товарищ Бендер, лейтенант отдела знакомого уже вам, комиссара Шаврова, – представился он.
– Очень приятно, товарищ…
– Иван Доменко, Остап Ибрагимович, – подсказал гэпэушник.
– Очень приятно, очень… рад знакомству, – выдавил улыбку Бендер. – Знакомьтесь, Шура, – обернулся он к сидящему Балаганову, с озадаченным, а скорее испуганным лицом. – Наш эксперт по антиквариату.
– Очень приятно… – пролепетал эксперт по антиквариату, пригладив свои рыже-кудрявые волосы. – Балаганов.
– Будем знакомы, товарищ Балаганов, – кивнул ему Доменко.
– Ага… – встал и опустился на стул у своего стола Балаганов.
– А вы присядьте, товарищ Доменко, – указал Бендер на стулья у своего стола. – Что скажете, что вас интересует? Товарищам Шаврову и Бодину я докладываю…
– Да, друзья археологи, все это так. Но меня интересует возможные ювелирные находки, предложения связанные тем или иным образом с ювелирными ценностями. Что можете сказать мне об этом, может какие-нибудь предложения поступали, или косвенно как-то вокруг этого. Что можете сказать?
– А что сказать, товарищ Доменко. Если было бы что, так доложили тут же в отдел.
– Да, а то все такое… – вставил эксперт.
– А ювелирщину надо смотреть не иначе как в Торгсине. Туда понесут если что, а не в наш клуб.
– Туда не понесут, если краденное, побоятся.
– Ах, вот оно что? Значит, речь идет о краденному. И что? Бриллиантово-золотые ювелирные? – вопросительно посмотрел на Доменко Бендер.
– Вот это да! – громко прошептал Балаганов.
– Да, и бриллиантовые и золотые это конечно… Но есть такие ювелирные изделия, ценность которых определяется не только этим, а своей ювелирной знаменитостью, можно сказать уже, исторической.
– Значит все же археологической, средневековой или еще многовековой до нашей эры?
– И такие… Но в данном случае речь идет о ювелирных изделиях уже нашего времени, – закурил следователь ОГПУ.
– Нашего? – начал закуривать и Бендер. – Вот это интересно, товарищ.
– Значит раскопки… не раскопки? – спросил Балаганов.
– Не раскопки, товарищи, а дважды краденные.
– Краденные, да еще и дважды? – удивился Остап. – Что же по пословице: "Вор у вора дубинку украл?"
– Выходит, – вдруг рассмеялся Доменко.