Мы с Глорией протиснулись к Педро и Лилиан. Педро хромал, одна нога у него не сгибалась. О нем рассказывали, что во время корриды в Мехико-Сити бык поднял его на рога. Брюнетка Лилиан безуспешно пыталась попасть в кино, когда услышала о танцевальном марафоне.
- Поздравляем, - сказал я.
- Это доказывает, что в нас хоть кто-то верит, - ответил Педро.
- Если не "Метро-Голдвин-Майер", так хоть гараж, - вздохнула Лилиан. - Только никак не могу привыкнуть к мысли, что у меня появится белье благодаря каким-то гаражам.
- Кто тебе наговорил о белье? - спросила Глория. - Никакого белья тут не дают. Получишь свитер с рекламой гаражей на спине, вот и все.
- И белье тоже, - настаивала Лилиан.
- Эй, Лилиан, - закричал Ролло, - леди из "Пасификгаража" хочет поговорить с тобой.
- Кто?.. - переспросила Лилиан.
- Ваш спонсор, миссис Коэн.
- О Господи, - вздохнула Лилиан. - Похоже, Педро, нижнее белье получишь ты.
Мы с Глорией переместились к помосту распорядителя. В это время дня там было просто чудесно. Сквозь двойное окно над барной стойкой в "Пальмовой роще" в зал проникали солнечные лучи, образуя на полу большой треугольник. Это продолжалось всего минут десять, но все эти десять минут мы с Глорией кружились в солнечном треугольнике (нужно было все время двигаться, чтобы не дисквалифицировали), и лучи будто пронзали меня насквозь. Впервые в жизни я оценил солнце. "Когда этот кошмар закончится, - говорил я себе, - я определенно проведу остаток жизни на солнце. Просто дождаться не могу, когда поеду на съемки какого-нибудь фильма в Сахару".
Ясно, что ничего подобного никогда уже не будет. Я наблюдал, как солнечный треугольник на паркете становился меньше и меньше, а потом начал взбираться вверх по моим ногам. Он полз по моему телу все выше и выше, словно живой. Когда он добрался до подбородка, я привстал на цыпочки, чтобы удержать голову в лучах солнечного света как можно дольше. Глаза я не закрывал. Смотрел на солнце. Оно меня вовсе не слепило. И тут оно исчезло.
Я оглянулся - где Глория. Она стояла у помоста, вертела бедрами и разговаривала с Рокки, сидевшим перед ней на корточках. Рокки тоже покачивался под музыку. (Весь персонал - доктор, медсестры, арбитры, распорядитель и даже продавцы лимонада получили приказ - разговаривая с кем-то из участников, непрерывно двигаться. И начальство строго следило за его соблюдением.)
- Ты ужасно смешно выглядел, когда стоял там на цыпочках, - сказала Глория. - Ну прямо как в балете.
- Потренируйся, и я объявлю твой сольный номер, - хмыкнул Рокки.
- Точно, - поддакнула Глория. - Ну, как сегодня на солнышке?
- Нечего им над тобой издеваться, - буркнул Мак Астон из пары номер пять, оказавшийся в этот момент недалеко от нас.
- Рокки! - раздался чей-то голос. Это был Сокс Дональд.
Рокки слез с помоста и пошел к нему.
- Нехорошо смеяться надо мной, - сказал я Глории. - Я вот над тобой никогда не смеюсь.
- Тебе и не нужно, - отмахнулась она, - надо мной есть кому посмеяться. Надо мной издевается сам Господь Бог… Знаешь, чего хочет Сокс Дональд от Рокки?
- Нет. Что ему нужно? - спросил я.
- Знаешь пару номер шесть - Фредди и ту девицу, как ее, Мэнски? Ее мать хочет подать в суд на Фредди и на Сокса. Девица, оказывается, убежала из дому.
- Не понимаю, при чем здесь это, - заметил я.
- Она засадит его в тюрьму, - пояснила Глория. - Дочке-то только пятнадцать. Господи, да сколько их мотается тут вокруг на свободе и без надзора, казалось бы, такой парень должен соображать, что делает.
- Почему ты упрекаешь Фредди? Может, это не его вина.
- По закону - его, - возразила Глория. - И в этом всe дело. Только в этом.
Мы с Глорией отступили назад, туда, где стояли Сокс с Рокки, потому что я хотел услышать, о чем они говорят, но разговор шел слишком тихо. Говорил, собственно, только Сокс. Рокки слушал и кивал.
- И немедленно, - услышал я слова Сокса. Рокки кивнул в знак того, что понял, и вернулся на площадку. Проходя мимо нас, он заговорщицки подмигнул Глории. Подошел к Ролло Петерсу, отозвал его в сторону и несколько секунд что-то настойчиво втолковывал. Потом Ролло начал оглядываться вокруг, словно кого-то разыскивая, а Рокки вернулся на сцену.
- Нашим ребятам осталось всего несколько минут до заслуженного отдыха, - сообщил Рокки в микрофон. - А как только площадка освободится, дамы и господа, наши художники нарисуют на ней большую овальную дорожку для дерби. Сегодня вечером будет дерби, дамы и господа, не забывайте о дерби. Несомненно, это будет самое волнующее зрелище, которое вам доводилось видеть! А теперь, ребята, до отдыха нам остается еще две минуты, небольшой спринт. Покажите зрителям, какие вы свеженькие. А вы, дамы и господа, продемонстрируйте нашим отличным ребятам, что вы их любите. Давайте их поддержим.
Сделав радио погромче, Рокки начал притопывать и прихлопывать. Публика присоединилась к нему и начала нас подбадривать. Под эти хлопки мы немного оживились, но вовсе не из-за аплодисментов. Просто вот-вот должен был начаться перерыв, во время которого нас обещали накормить.
Глория подтолкнула меня, я поднял глаза и увидел, как Ролло Петерс шагает между Фредди и той девчонкой, Мэнски. Мне показалось, что Мэнски плачет, но прежде чем мы с Глорией к ним протолкались, взревела сирена и все помчались в раздевалки.
Фредди стоял у своей койки и запихивал в сумку запасную пару ботинок.
- Я уже слышал, - сказал я. - Мне очень жаль.
- Да ничего, - отмахнулся он. - Если уж разбираться, кто кого изнасиловал, так это как раз она… Мне ничего не будет, если я уберусь из города до того, как спохватятся копы. Еще повезло, что Сокса заранее предупредили.
- И куда ты? - спросил я.
- Пожалуй, куда-нибудь на юг. Мне всегда хотелось увидеть Мексику. Так что пока…
И он исчез раньше, чем об этом кто-то успел узнать. Проходя мимо служебного выхода, я мельком увидел, как над океаном заходит солнце. На миг это меня так ошеломило, что я просто окаменел. Не знаю, что удивило меня больше - что я впервые за три недели увидел солнце или что обнаружил эти двери. Я шел к ним и надеялся, что солнце не зайдет раньше, чем я окажусь у выхода. Так взволнован я был только раз в жизни, однажды под Рождество. Я был еще ребенком, но в том году уже достаточно взрослым, чтобы наконец понять, что, собственно, такое Рождество. И вот я вошел в большую комнату и увидел там сверкающую снизу доверху елку.
Я распахнул двери. На горизонте солнце погружалось в океан. Оно было таким красным, ослепительным и раскаленным, что я даже удивился, почему не видно пара. Однажды я видел, как над океаном поднимался пар. Это случилось на строительстве шоссе вдоль побережья, несколько человек что-то делали там с порохом. Вдруг раздался взрыв, и людей охватило пламя. Они мчались к морю и прыгали в него. И тогда я увидел тот пар.
Солнце освещало редкие облачка на небе, окрашивая их в багровые тона. Вдали, на горизонте, там, где солнце садилось в море, океан был совершенно спокоен, а это так непохоже на океан. Он был изумителен, изумителен, изумителен, изумителен, изумителен…
На набережной кое-где сидели люди, ловили рыбу и совсем не замечали заходящего солнца. "Странные люди! Да этот закат гораздо важнее всей вашей рыбы!" - подумал я.
Двери вырвались у меня из рук и захлопнулись с таким грохотом, словно выстрелили из пушки.
- Ты что, оглох? - заорал мне в ухо чей-то голос.
Это был один из тренеров.
- Ты чего открываешь двери? Они должны быть заперты. Хочешь, чтобы тебя дисквалифицировали?
- Я только смотрел, как заходит солнце, - сказал я.
- Ты с ума сошел?!. Тебе нужно поспать. Ты должен выспаться.
- Но я не хочу, - сказал я. - Я себя прекрасно чувствую. В жизни не чувствовал себя лучше.
- Все равно тебе необходимо отдохнуть, - настаивал он. - Осталось всего несколько минут. Ногам нужен отдых.
Он отвел меня к моей койке. Неожиданно я осознал, что в раздевалке не слишком здорово пахнет. Я вообще довольно чувствителен ко всяким там запахам и ароматам и потому очень удивился, как же я раньше не замечал этого: воздух здесь был застоявшимся, со всей очевидностью давал о себе знать тот факт, что в раздевалке одновременно находилось слишкоммного людей. Сбросив с ног туфли, я рухнул навзничь.
- Помассировать тебе ноги? - спросил тренер.
- Со мной нее в порядке, - улыбнулся я, - с ногами тоже.
Он проворчал что-то себе под нос и отошел. А я лежал и думал о заходящем солнце. Какого оно было цвета? Не красного, нет, совсем другого оттенка. Раз или два я уже почти вспомнил; так иногда вспоминаешь имя, которое когда-то знал, но забыл - в голову приходит, какой оно было длины, и какие в нем были буквы, и как оно звучало, но не само имя.
Лежа на кровати, я чувствовал, как волны вздымаются подо мной и разбиваются о сваи. Вздымаются - и обрушиваются вниз, вздымаются - и обрушиваются… Океан отступает и наступает, отступает и наступает снова…
Я был рад, когда заревела сирена, заставившая нас подняться и уйти обратно на площадку.
7
ОПРЕДЕЛЯЕТ ВАМ ВЫСШУЮ МЕРУ НАКАЗАНИЯ, ПРЕДУСМОТРЕННУЮ ЗАКОНОМ…
7
Все уже было готово, вокруг площадки провели жирную белую линию, образовавшую большой овал. Это была трасса для дерби.
- Фредди смотал удочки, - сообщил я Глории, когда мы шли к столу с бутербродами и кофе. (Это называлось легкой закуской. Основную еду нам подавали в десять вечера.)
- Та девица, Мэнски, тоже смылась, - кивнула Глория. - Пришли тут двое из социального обеспечения и увели ее. Ручаюсь, мамаша как следует раскрасит ей пышную задницу.
- Нехорошо так говорить, - сказал я, - но уход Фреддистал самым прекрасным моментом моей жизни.
- Что он тебе такого сделал?
- Да нет, я не в том смысле. Если бы он не ушел, я никогда не увидел бы заход солнца.
- Господи, - вздохнула Глория, с кислым видом взирая на бутерброд, - неужели на свете нет ничего, кроме ветчины?
- Тебе можем предложить бутерброд со змеиным ядом, - буркнул Мак Астон, стоявший в очереди за мной. Это он так шутил.
- Есть один с ростбифом, - сказала буфетчица. - Предпочитаете ростбиф?
Глория взяла бутерброд с ростбифом, но и с ветчиной оставила тоже.
- Мне до краев, - попросила она Ролло, который наливал кофе, - и побольше сливок.
- Она жрет, как в прорву кладет, - сказал Мак Астон.
- Мне черный, - обратился я к Ролло.
Глория отнесла еду к помосту распорядителя, где музыканты в это время настраивали инструменты. Увидев ее, Рокки Граво спрыгнул на площадку и заговорил с ней. Мне там места не было, и я не стал к ним подходить.
- Привет, - сказала мне какая-то девушка, на свитере которой я заметил цифру семь. У нее были черные волосы, черные глаза, и вообще она была хорошенькая. Имени девушки я не знал.
- Привет, - ответил я и огляделся, чтобы увидеть партнера своей собеседницы.
Тот в это время разговаривал с двумя женщинами, сидевшими в ложе в первом ряду.
- Ну, как у вас дела? - спросила "семерка". По ее речи можно было догадаться, что она девушка интеллигентная.
"Что она тут, черт возьми, забыла?" - снова и снова задавал я себе вопрос.
- Пока все идет хорошо. Только мне бы хотелось, чтобы марафон уже кончился. И чтобы я выиграл.
- И что бы вы сделали с деньгами, если бы выиграли? - спросила она и рассмеялась.
- Снял бы фильм, - сказал я.
- За тысячу долларов большого фильма не снимешь, вам не кажется? - произнесла она и откусила бутерброд.
- А я о большом фильме и не думаю, - объяснил я. - Это будет совсем короткий фильм, из двух-трех частей.
- Вы меня заинтересовали, - призналась она. - Я за вами наблюдаю уже четырнадцать дней.
- Серьезно? - удивился я.
- Да, каждый день я вижу, как вы стоите вон там, на солнце, а на вашем лице одно за другим меняются тысячи разных выражений. Мне казалось, что вы слишком растерянны.
- Ну, тут вы ошибаетесь, - возразил я. - С чего мне быть растерянным?
- Я слышала, вы рассказывали своей партнерше, как сегодня смотрели на заход солнца, - ответила она и рассмеялась снова.
- Это еще ничего не доказывает… - начал я.
- Послушайте… - произнесла она и быстро оглянулась. Нахмурившись, взглянула на часы. - У нас еще четыре минуты. Хотите сделать для меня кое-что?
- Ну… почему бы нет? - ответил я.
Она поманила меня, и я следом за ней зашел за помост, около метра высотой, обтянутый тяжелой, плотной тканью, которая ниспадала до самого паркета. Мы стояли одни в небольшой нише за помостом. Если бы не шум в зале, подтверждающий обратное, мы вполне могли бы сойти за единственных людей на земле. Оба мы были возбуждены.
- Пошли, - сказала она. Опустилась на паркет, приподняла драпировку и залезла под помост.
Сердце у меня забилось сильнее, и я почувствовал, как кровь приливает к лицу. И снова я ощутил, как подо мной вздымается и бьется о сваи океан.
- Идем же, - произнесла она, схватив меня за локоть.
Наконец-то я понял, в чем дело. В жизни не случается ничего нового. С человеком может произойти нечто, о чем он думает, будто раньше с ним подобного не бывало, нечто, казалось бы, совершенно новое, но это ошибка. Достаточно увидеть, услышать или почувствовать это новое, и сразу же становится ясно, что все это однажды уже случалось с ним. Когда "семерка" схватила меня за локоть, пытаясь затащить под помост, я вспомнил, как однажды другая девушка хотела того же. Было мне тогда лет тринадцать или четырнадцать, девушке примерно столько же. Звали ее Мэйбл, и жила она в соседнем доме. После школы мы вместе играли под большой верандой у них во дворе, представляя себе, что подполье веранды - убежище, а мы - грабитель и заложница. Позднее мы играли в папу и маму и представляли себе, что это наш дом. Но в тот день, о котором идет речь, я стоял у веранды и вообще не думал ни о Мэйбл, ни о чем таком и вдруг почувствовал, как кто-то тянет меня за локоть. Я глянул вниз и увидел Мэйбл.
- Пошли, - сказала она.
Под сценой было темно хоть глаз коли, и когда я стоял на четвереньках, пытаясь хоть немного сориентироваться, "семерка" обхватила меня за шею.
- Ну скорее, скорее… - прошептала она.
- Что тут происходит? - раздался мужской голос. Он был так близко, что я ощутил на волосах его дыхание. - Кто там?
Теперь я узнал этот голос. Это был Рокки Граво. У меня заныло под ложечкой. "Семерка" отпустила меня и выскочила наружу. Молча, боясь, что Рокки узнает меня по голосу, я тоже быстро проскользнул под драпировкой. "Семерка" уже удалялась, оглянувшись на меня через плечо. Лицо ее было белым как мел. Ни она, ни я не сказали друг другу ни слова.
Мы выбрались на площадку и старались выглядеть как можно невиннее. Буфетчица собирала в корзину пустые стаканчики из-под кофе. И тут я заметил, что руки и весь костюм у меня в пыли. До начала следующего тура оставалось еще несколько секунд, и я помчался в раздевалку привести себя хоть немного в порядок. После этого мне стало значительно лучше.
"Парень, ты висел на волоске, - сказал я себе. - Больше ничего подобного!"
Вернулся я на площадку, когда раздалась сирена и заиграл оркестр. Впрочем, не слишком хорошо, хотя и лучше, чем радио, по крайней мере без помех, комментариев и уговоров купить то или это. За время участия в марафоне я наелся радио на всю оставшуюся жизнь.
Сейчас в доме через улицу тоже включено радио. Стоя в зале суда, я совершенно отчетливо слышу: "Вам нужны деньги?.. У вас проблемы?.."
- Где ты был? - спросила Глория, обнимая меня.
- Не важно, - отмахнулся я. - Что если мы немного потанцуем?
- Не возражаю, - ответила она. Мы протанцевали по периметру площадки, когда она остановилась. - Это уже больше напоминает работу.
Подняв руку, которой я держал ее за плечо, я заметил, что пальцы у меня в пыли.
"Ну что за черт? - подумал я. - Ведь я только что мыл руки".
- Повернись, - сказал я Глории.
- В чем дело? - спросила она.
- Повернись, - повторил я.
Она не решалась, кусала губы, и тогда я зашел ей за спину. На Глории была белая шерстяная юбка и тонкий белый свитерок, тоже шерстяной. Во всю спину красовалось большое пятно пыли, и я знал, откуда эта пыль.
- В чем дело? - снова спросила она.
- Стой и не вертись. - Я стал очищать ее свитер и юбку, пока не стряхнул с них всю пыль.
Глория какое-то время молчала. Потом сказала:
- Это я вляпалась где-то в раздевалке, когда возилась с Лилиан.
"Зря ты принимаешь меня за болвана", - подумал я. А вслух произнес:
- Скорее всего.
Расхаживая взад-вперед по площадке, мы налетели на Ролло Петерса.
- Что это за девица? - поинтересовался я, показав на "семерку".
- Это партнерша Ги Дюка. Зовут ее Розмари Лофтус. А ты что, глаз на нее положил? - задала мне в свою очередь вопрос Глория.
- Я только спросил, кто она такая. Она мне совершенно безразлична.
- Твое счастье, - не унималась Глория. - Ну, скажи ему, Ролло.
- Нет, это без меня. - Ролло покачал головой. - Я о ней ничего не знаю.
- А что с ней такое? - спросил я Глорию, когда Ролло отошел к Джеймсу и Руби Бэйтс.
- Ты что, маленький? - удивилась она. - Вчера на свет появился? - Она рассмеялась и покачала головой. - Ну ты даешь!
- Ладно-ладно, выбрось это из головы, - буркнул я.
- Ну так вот, чтобы ты знал, эта стерва - самая отчаянная шлюха к западу от Миссисипи, - пояснила она. - Шлюха с высшим образованием, всем шлюхам шлюха. Даже девки не решаются идти в сортир, когда она рядом…
- Эй! Здравствуй, Глория! - воскликнула миссис Лейден. Сидела она на своем обычном месте в первом ряду, в ложе, на противоположном от помоста распорядителя конце зала. Мы с Глорией приблизились к барьеру. - Как дела у пары, за которую я болею?
- Отлично, - ответил я. - А как у вас, миссис Лейден?
- Тоже прекрасно. Нынче вечером я хочу остаться здесь надолго. Видите? - Она указала на плед и корзинку с едой, стоявшую на соседнем стуле. - Буду сидеть здесь и подбадривать вас.
- Нам это пригодится, - кивнула Глория.
- Почему вы не займете ложу чуть подальше от "Пальмовой рощи"? - спросил я. - Попозже, когда все захотят выпить, в баре будет ужасно шумно.
- Это мне не мешает, - улыбнулась она. - Я сижу тут в основном ради дерби. Хочу видеть, как вы будете проходить повороты. Не хотите взглянуть? - Она достала из-под пледа вечернюю газету.
- Спасибо, - сказал я, - хотелось бы знать, что происходит на свете. Хотя бы какая там погода? Надеюсь, мир не слишком переменился?
- Вы надо мной смеетесь.