Слон стал ежедневно посещать Библиотеку иностранной литературы и заказывать иностранные газеты и журналы, в которых говорилось об этом евро. Ему как "профессору" университета имени Патриса Лумумбы делали копии статей, а затем он мчался к старому знакомому переводчику Алику Роверману, который участвовал в деле "Новые иракские деньги". Перед обшарпанной дверью специалиста он цеплял на лацкан пиджака орден Двуречья, что всегда приводило переводчика в благоговейное смущение. Алик переводил для Слона не ради денег, а ради искусства, даже не рассчитывая на скромное место в истории. Для него быть участником процесса - наивысшее счастье, так как и у него были дети, которые, как он правильно считал, должны были гордиться отцом и передавать своим детям, что их дед, а далее прадед, был пусть маленьким, но строителем исторического процесса.
Переводчик переводил, а Слон делал умозаключения и строил прожекты.
Ни много ни мало, Слон решил стать отцом как бумажного, так и металлического евро.
Единственный вопрос, который он не мог решить, - как это сделать!
Слон редко занимался подделкой документов, точнее, всего один раз, когда вел переговоры с иракцами и выправил себе профессорское удостоверение университета Патриса Лумумбы.
Сейчас ситуация была крайней. Он долго мучился, прежде чем окончательно понял, что без подделки не обойтись. Слону необходимо было посетить несколько европейских стран, а для того нужен был заграничный паспорт, вопрос с которым можно было решить без нарушения закона. Но как без подделки получить европейские визы? Может быть, это и возможно, но на процесс могут уйти годы.
И опять в дело пошел чемоданчик Бориса Борисыча…
Работа оказалась до крайности простой, леворукой для высокого профессионала.
Слон несколько дней покрутился возле европейских посольств, заглянул в паспорта счастливых сограждан, зафиксировав навсегда в своей памяти визы, которые предстояло подделать.
Свой паспорт он украсил европейскими штампами за три дня…
Слон связался с Аликом Роверманом и предложил ему европейский тур. Паспорт и визы - проблемы Слона, от Алика лишь требуется фотография его носа и глаз.
- Серьезное дело? - почти шепотом спросил в телефонную трубку переводчик.
- Очень, - подтвердил Слон.
Через неделю у Слона были на руках два паспорта, в каждом из которых содержались по четыре европейских визы.
Слон поставил Кристину Егоровну в известность о том, что уезжает на прилично, и отбыл в сопровождении Алика Ровермана в Берлин, предполагаемую столицу будущего Евросоюза.
Пара поселилась в отеле "Интерконтиненталь", который определила как штаб-квартиру исторического проникновения.
- Вы знаете, Алик, что мы будем делать?
- Нет, - ответил переводчик. - Я целиком доверяю вам…
- Мы двигаемся в историю с большой буквы!
- Это превосходно!
- Но наша роль в истории может остаться незамеченной для других. Только мы сами будем знать, что сделали для мира.
- Я не тщеславен, - заверил работодателя Алик Роверман.
После этой странной беседы Алика вновь тошнило два часа.
Далее исследователи провели несколько недель в изучении европейского вопроса, находясь внутри него.
- Никогда не думал, что есть европейский вопрос, - острил переводчик. - Думал, что есть только еврейский вопрос!
- Так вы - еврей? - удивлялся Слон.
- А что такое? - пугался Алик.
- А я думал, что вы - еврей! - в ответ шутил Слон.
- Не надо меня пугать, - просил переводчик.
- Хорошо, не буду, - соглашался Слон. - В нашем деле еврей - вещь незаменимая! Простите, некорректно выразился! Персона!.. Там где деньги - всегда еврей, а где еврей - там деньги!
- Я - еврей! - возразил Алик Роверман. - Но где вы видите деньги?
- Они появятся, - заверил Слон и попросил Алика связаться с австрийским Центробанком, предпочтительно с его главой, дабы назначить встречу но важному делу.
- Они спросят, по какому? - предположил переводчик. - И кто мы такие?
- Скажите, что представляете Президента России Бориса Ельцина.
- Ой! - перепугался Алик. - Мы что, действительно его представляем?
- И не только его, - совсем затуманил тему Слон. - Скажите, что в подтверждение они получат факс.
- Слушаюсь, - по-военному четко ответил Алик.
Изваять символику России для Слона было плевым делом. В официальной бумаге он написал, что является полномочным представителем президента России Бориса Ельцина и от его имени имеет право вести переговоры, касаемые вхождения России в единую Европу.
Бумага была написана на русском языке, за подписью президента Ельцина.
После создания документа он был тотчас отослан по факсу.
Принимающая сторона отдала бумагу на перевод, который был осуществлен незамедлительно. Единственное, что удивило местного переводчика, это наличие орфографических ошибок в тексте. Но он списал это на глобальные перемены в России. Наверное, у них и в языке глобальные перемены.
Через неделю в Центральном банке Австрии состоялись переговоры на высшем уровне.
По этому случаю Слон вновь надел костюм в арбузную полоску с орденом Двуречья на лацкане.
Алик Роверман был одет в свитер домашней вязки, которым дорожил, так как в нем содержалось тепло его семьи.
Председатель Центробанка Михаэль Рознер отчаянно боялся, что русские будут просить кредит. Но этому своему подозрению главный банкир страны хотел было потревожить президента, но побоялся, так как тема переговоров была заявлена совершенно другая.
"Успею позвонить, если что, - решил Михаэль Рознер. - Однако странные эти русские… Интересно, что у этого здоровяка за цацка на пиджаке?"
Слон, будто бы услышав вопрос банкира, попросил своего переводчика донести ответ.
- Это - высшая награда Ирака, - сообщил Алик. - Орден Двуречья.
Главный банкир Австрии, услышав про высшую награду Ирака, совсем закис. Как он не любил эти тайные переговоры! Но он собрался и с улыбкой поинтересовался:
- Ну что ж, начнем?
- Начнем, - согласился Слон, отхлебнув из небольшой кофейной чашки изрядно.
- Мы знаем, - начал потихоньку Слон. - Мы знаем, что Европа в скором времени начнет объединяться…
- Это не секрет для всего мира, - согласился Михаэль Рознер.
- Я скажу прямо, без обиняков, Россия рассматривает вопрос о своем вхождении в единую Европу.
Алик Роверман не знал слова "обиняков", переводить нужно было синхронно, потому вместо "обиняков" он произнес слово "угроз".
Здесь председатель Центробанка реально испугался. Благородное лицо его побледнело, седина поблекла, а губы обескровились. Он ругал себя последними словами за то, что не связался с президентом. Руководитель всех австрийских денег судорожно думал, что делать.
- А почему вы ко мне с этим вопросом? - поинтересовался банкир. - Я не политик! Я ничего в политике не смыслю!
- Как это не смыслите? - изобразил на лице крайнее удивление Слон. - В России председатель Центробанка - важная политическая фигура!
- В Австрии - нет!
- То есть вы не хотите рассматривать вопрос о вхождении России в состав Европы?
- У меня нет на то полномочий! - вскричал банкир.
- А у меня есть полномочия! Россия огромная страна! Пусть мы и проиграли холодную войну, но у нас огромный ядерный потенциал, который может укрепить европейские границы!
Услышав про ядерное оружие, банкир захотел немедленно уйти в отставку. Он было схватился за сердце, дабы инсценировать сердечную боль, но тут русский задал вопрос:
- Представляете, сколько времени у вас уйдет на то, чтобы создать зону евро, изобрести новые деньги, а затем запустить их в оборот?
Это была его тема, тема главного банкира Австрии. Рука перестала тянуться к сердцу, и Михаэль Рознер приготовился слушать дальше. Так ломается завязавший картежник, которому показывают новенькую колоду карт.
- Я вас слушаю…
Знаете, за что у меня орден Двуречья? - задал интересный вопрос Слон.
- Нет, - признался банкир.
- Я - отец иракских денег.
Это было серьезно.
У австрийцев имелись образцы иракской валюты. Эксперты и технологи долго бились над тем, как в банкноты вклеена металлическая полоса и что за сплавы применяются в металлических деньгах.
Главный банкир Австрии встал и протянул Слону аристократическую руку.
- Вы - гений! - определил он и долго с сердечным трепетом жал пальцы гостю из России. Хотя гении не имеют гражданства, они парят над миром, не ведая границ.
Алик Роверман от ощущения пафосности момента чуть было не стошнил прямо здесь, но сдержался, лишь слеза выкатилась на свободу.
- Я хотел бы принять участие в создании евро!
- Конечно-конечно! - безрассудно согласился главный банкир Австрии, любивший деньги не за их покупательную способность, а за самые тиражируемые произведения искусства, которые у тебя всегда в портмоне.
- Как здоровье президента Ельцина? - вдруг спросил банкир.
- Пьет, - ответил Слон. - Но здоров и мыслит глобально. Сказал, что если европейцы нам откажут, то мы создадим Азиатский союз. Ирак нам очень подходит!
Банкир подумал: "При чем здесь Азия?" и опять испугался.
- Вам надо не со мною на эту тему говорить, - промямлил господин Рознер.
- С кем же?
- С президентом… Или на крайний случай с министром иностранных дел!
- Тогда давайте устраивать встречу на высшем уровне по этому вопросу!
- Не моя компетенция! - отказался банкир. - Я лишь могу посодействовать… Вернее, попосредничать!..
- Попосредничайте! - разрешил Слон. - Могу я пока ознакомиться с вашими наработками насчет евро?
- Конечно! - обрадовался смене темы банкир. - Мы покажем вам эскизы и другие наметки технологий!
- Сегодня?
- Если можно, завтра. Мы подготовимся.
- Тогда в десять ноль-ноль, - диктовал Слон.
- В десять, - подтвердил Рознер.
- Кто меня будет сопровождать?
Слон поднялся из-за переговорного стола. Следом за ним поднялся и банкир.
- Разумеется, я, - слегка поклонился Михаэль Рознер. - Если, конечно, не возражаете!..
Австрийский банкир потом долгие годы размышлял над тем, как этому русскому удалось заставить его, потомственного работника с деньгами, открыть чужаку секреты фамильного бизнеса. Практически предать родину… Но так как Евросоюза как юрлица на тот момент еще не существовала, то и факта продажи родины не могло быть, сделал заключение Рознер. Тем более что за секреты русский не собирался платить…
В подвалах главного австрийского казначейства Слон впервые увидел настоящее профессиональное оборудование для производства денег. Маленький чеканный двор. Экспериментальный…
Михаэль Рознер был горд своим детищем и, как истинный искусствовед, делился с коллегой новыми технологиями.
- Это, - с аристократизмом в жесте указал ладонью. - Это - цветной ксерокс!
Банкир с удовольствием наблюдал за реакцией русского гения, который и про черно-белый аппарат только слышал.
- Ага, - кивнул русский, сглотнул так, что кадык, как поплавок, утаскиваемый огромной рыбой, нырнул к самым легким.
- У вас есть купюра? - поинтересовался Михаэль.
Слон выудил из кармана арбузного пиджака десятидолларовую купюру.
- Даниэл! - крикнул австриец. - Даниэ-эл!
На призыв без промедления явился молодой человек лет восемнадцати-двадцати, в рабочей одежде, с вымазанным машинным маслом лицом.
- Мой племянник - Даниэл Штефнер! - пред ставил молодого человека Рознер. - Сын сестры. Подвизается у меня здесь для изучения ремесла… Итак, Даниэл… Нужно сделать копию!.. - и передал племяннику купюру.
Молодой человек удивленно принял банкноту и засунул ее в специальное отверстие. Затем юноша нажал на какую-то кнопку, замигали лампочки, внутри аппарата вспыхнуло молнией, запахло озоном, что-то крякнуло, а затем наружу вылез обыкновенный лист бумаги, на котором была отображена точная копия Слоновой десятки.
Переводчик Роверман чуть было не вытошнил на этот ксерокс, но его сухощавую руку возле предплечья сдавили могучие пальцы Слона. Алик лишь чихнул.
Мало сказать, что Слон был потрясен, он сам еле удержался на ногах от чуда невиданного. В голове пронеслись тысячи мыслей, главная из которых была, что теперь граверы не нужны, копируй сколько нужно! А как же я!!! Ремесло!!! Он взял лист с копией в руку и тотчас расслабился. Его полуслепые глаза сквозь очки разглядели все несовершенство, всю кондовость копии… Он с облегчением выдохнул.
- Сейчас техника развивается стремительно, - радовался произведенному эффекту Михаэль Рознер. - Скоро человека заменит машина!
- На наш век хватит, - подвел итог Слон. - Мои руки лучше любой машины!
- Это так, - подтвердил банкир и повернул голову к молодому человеку. - Даниэл, этот господин изобрел иракские деньги!
В глазах юноши появился неподдельный интерес. Он утер рукавом лицо и спросил:
- Правда?
- Видите награду на пиджаке, - позволил себе самостоятельность Алик Роверман. - Это орден Двуречья, высшая награда Ирака!
- Мой племянник тоже пытается изобретать деньги, - сообщил банкир. - Он даже немного преуспел в этом деле. Даниэл, покажи!
Юноша с некоторым презрением поглядел на дядю, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился куда-то быстро, в другое помещение.
Это была маленькая комнатка, в которой над рабочим столом горела мощная лампа, освещая эскизы и образцы готовой продукции. Слон восхищенно смотрел на стол.
- Потрясающе! - не удержался он от хвалы.
Юноша скромно потупил взор.
- Какие инструменты! - восторгался Слон. - Потрясающе!.. Где я могу купить такие же?
Юноша, уразумев, что похвала не относится к его наработкам, тотчас стал врагом этому наглому русскому.
- Зачем купить? - расщедрился банкир. - Мы вам подарим!.. А как вам работа племянника?
- У него есть будущее, - признал Слон. - Нужно много работать! Очень! Я работал по двадцать два часа! Есть будущее!
Глаза у молодого Даниэла Штефнера из вражеских превратились почти в союзничьи.
Михаэль Рознер мечтательно поднял взор к потолку и произнес:
- Может быть, когда-нибудь этот молодой человек станет главным чеканщиком будущей европейской валюты. Во всяком случае, я приложу к этому необходимые усилия.
Теперь Слон знал, с кем надо дружить и на кого влиять.
- Как насчет вхождения России в Евросоюз? - неожиданно поинтересовался он.
- Вы опять, мой друг, - тотчас сник банкир.
- Да ну вас с вашим Евросоюзом. У России своя дорога! Не Европа, не Азия!.. Всех на… - Слон выругался, а Алик перевел как "всех на Колыму!". - Но работать я с вами ради искусства стану! Не за деньги, а за искусство!
Ситуация разрядилась.
Делегация вышла на поверхность, где на прощание Слону вручили кейс лайковой кожи, в котором содержался самый лучший на свете инструмент для производства гравюр.
- Данке шон! - поблагодарил Слон главного банкира Австрии. - Ждите через месяц! - предупредил и отбыл вместе с Аликом Роверманом в направлении Берлина…
"Не ищи, что потерял"! - вспомнил слова Вано Тбилисского Кран.
Не складывалось у них с Надькой. То ли у него внутри память осталась горькая о Пловце, то ли сама Надька маялась тем, что рассекала целый год вместе с Пловцом, может, еще какие причины были у обоих, но не складывалось.
И опять Кран навестил свой домик в деревне, где невзначай попал на похороны алкоголика Петрова.
Пожил мужик в удовольствие, подумал городской.
Кто-то из деревенских сказал пару слов о том, что недоглядели, какие-то бабы всплакнули, видать, у Петрова "было" с ними, а в заключение надгробных речей выяснилось, что умершему от цирроза печени было всего двадцать восемь лет.
Почему-то Крана эти похороны сильно задели за живое, видимо, организм предчувствовал что-то в своем будущем. Кран два дня провел в тягостной печали, затем открыл схрон, достал из него все оставшиеся доллары и отбыл в Москву. Более он никогда в деревне не бывал.
Кран купил у эмигрирующих в Израиль евреев трехкомнатную квартиру возле метро "Аэропорт", в писательском доме. От соседей узнал, что район кличут "дворянским гнездом" и "гетто". Дворянским за то, что в округе построено много жилищных кооперативов для деятелей всех видов искусств, а "гетто" за серьезное количество проживающих в районе лиц еврейской национальности.
- Вас не пугает, что мы евреи? - как-то спросила соседка Фаня Абрамовна, женщина очень пожилая, но крепкая, как скорлупа грецкого ореха. Она во время войны выжила в немецком концлагере.
- Меня не пугает, - ответил Кран.
- А вдруг погром, и вас с нами заодно? Кстати, вы похожи на еврея!
- Значит, судьба…
- У вашей жены грустный вид, - определила Фаня Абрамовна. - Но девочка - прекрасная! Такие ясные глаза!..
Кран с Надькой жили, почти не разговаривая.
Странно, но они с прежней страстью совокуплялись, но более не шептали слов любви, не случалось нежности в их прикосновениях. Они отворачивались друг от друга и засыпали чужими, как только удовлетворялась плоть.
Лишь по утрам их объединяла маленькая Светка, не ведающая, что трещина между папкой и мамкой аж до центра вселенной. Она засыпала между ними, заполняя эту трещину запросто, но лишь на время утреннего сна, недолгой неги…
Надька сидела дома со Светкой, а Кран принялся воплощать мечты детства.
Маклеры подобрали ему помещение под большой офис, в котором он сделал евроремонт, наполнив помещение дорогой вычурной мебелью.
В течение месяца Кран собрал лучшую рекламную команду в Москве, перекупая таланты вдвое, втрое от их стоимости, чем разогрел рынок до нездорового ажиотажа.
Как-то Надька приехала к нему в офис, но, увидев патлатых, увешанных бижутерией мужиков, которые укладывали свои ноги на столы и ноль внимания на нее, девок, похожих на проститутку из фильма "Pretty woman", стены, увешанные чем-то омерзительным, почти порнографическим, кинула Крану короткое "мудак" и больше никогда не интересовалась мужниным бизнесом.
Он ее то бил отчаянно, так что ребра ломал, то пытался нежностью или подарками дорогими - все мимо. Когда он окончательно понял, что и их жизни "мимо", с грустью успокоился, позволив Надьке жить по одной ей понятной надобности. Расходиться не хотел, Светку любил, да и чужая Надька была родной…
Все время Кран проводил в своем агентстве, которое вскоре получило нескольких "Каннских львов" за лучшую рекламу. Пошел клиент, дорогой, богатый, раскручивающий пирамиды, как государственные, так и частные. Бабки потекли рекой, и не какой-то там Переплюйкой, а полноводным Нилом.
А потом Кран стал покупать телевизионное время. Выигрывал аукционы, давая вдвое против других, рискуя отчаянно, но всегда выигрывал вчетверо, насыщая золотое телевизионное время бриллиантовой рекламой.
За Краном таскалась целая армия прихлебателей, улыбчивых и подобострастных, которых он не гнал от себя, а наоборот, зазывал, улыбаясь и приговаривая:
- Бабок лом!
Проигрывал сотни тысяч в казино, пил "Луи Тринадцатый" как подорванный, оставаясь к утру за рулеточным столом в одиночестве. Кричал:
- Все играют на меня! По-крупному! В цифру!!!